| Слава: Узы страстей расторгнув,/вы прилепились любовью к благам истинным,/и в славу cbepx-мiphyю во Христе облеклись,/от своих трудов обретя упокоение,/воздержания скорбями достигнув горней жизни;/потому достойно радуетесь вместе с вышними Силами,/[весело с песнями Богу предстоя.]/Богоносные отцы наши,/согрешений отпущение испросите/празднующим с любовию святую память вашу. И ныне, Богородичен. Подобен: В тимении углебох грехов, и несть постояния во мне,/люте потопи мя буря прегрешений моих,/но яко рождшая Слово, единаго Человеколюбца,/на мя раба Твоего призри, молюся,/избави греха и страстей душетленных,/и всякаго озлобления местника, Владычице, да пою радуяся:/моли Христа Бога, прегрешений оставление даровати ми,/Тя бо имею надежду раб Твой. И ныне, Богородичен: Я был ввергнут в тину грехов/и нет опоры во мне,/страшно потопил меня шквал согрешений моих;/но как родившая Слово – единого Человеколюбца,/на меня, раба Твоего, воззри, молю,/избавь от греха и страстей душегубительных, Владычица,/и всякого оскорбления злодеем,/чтобы мне воспевать радостно:/“Ходатайствуй пред Христом Богом/согрешений отпущение мне даровать,/ибо я Тебя надеждою имею,/[недостойный] раб Твой!” Песнь 4: Ирмос: Из горы приосененныя Слове: Песнь 4 Ирмос: От горы тенистой: Светильник мироявленный божественный Иларион,/гора разумная великий Иустин:/с нимиже Иеракс да почтится и Ивистион, изряднославнии, со Иосифом. Светильник, мipy явленный – божественный Иларион,/гора познания – великий Иустин;/с ними Иеракс да почитается и Ивистион,/отличенные славой, со Иосифом. И Иеремий облиста житием: явися же и крепость велия Исхирион./С нимиже светит Карион, Коприй, Кастор, Кассиан, вкупе предобрии. И Иеремия просиял жизнью;/явился же и Исхирион великой силой./С ними светит Карион, Коприй и Кастор,/и Кассиан, из обоих прекраснейший. Дивлюся Каллистовым благословесием, хвалю Лаврентиева добродеяния,/благотворение же Логгиново восхваляю, почитаю Лотовы добродетели. Дивлюсь приятным Каллиста речам,/хвалю Лаврентия благодеяния,/добрые же поступки Лонгина разглашаю,/почитаю Лота доблести. |
| Здесь он праздновал святки 1096 года, но не как хозяин, а как гость, только едва ли кто считал его „дорогим гостем“. Для пропитания такого множества людей, ратники Креста прибегали ко всякому насилию и даже прямо к грабежу. Довольно и этих двух-трех „штрихов“ исторических, чтобы при свете их иметь удовольствие взглянуть на Касторию из-за 300 лет, и попытаться отыскать в остатках настоящего, богатое событиями прошедшее. Видно, что город был не из дюжинных. Будучи же таким, он должен иметь и свою Церковную историю. К сожалению, ее окружает непроглядный мрак. Знаем одно, – что доколе существовала Архиепископия Первой Юстинианы, Касторийская кафедра входила в округ ее, как подчиненная митрополия, занимая в ряду других первое место. Архиерей Касторийский именовался тогда „первопрестольным“ ( πρωτθρονος), подобно тому, как Кесарийский в Каппадокии и Кесарийский же в Палестине были первопрестольниками Патриархатов Константинопольского и Иерусалимского. Был ли город епископальным до образования при Юстиниане Архиепископии Юстинианской 91 , или при Василии II Архиепископии Болгарской, не откуда узнать. Равным образом и списка митрополитов Касторийских первопрестольных напрасно стали бы мы искать где-нибудь. Его нужно еще составлять по архивам давно упраздненной Архиепископии и на основании каких-нибудь случайных заметок местных церквей и, по преимуществу, монастырей. Мне не удастся даже получить список владык Касторийских за последний период их подчиненности Константинопольскому престолу, потому что не ловко мне завесть речь об этом там, откуда единственно можно ожидать подробных и верных сведений. Надежнее сделать это в самом Константинополе. С 1768 года, по новому положению, митрополия Касторийская занимает чуть не последнее, а именно 73-е, место в ряду других кафедр 92 . Зато, архиерей ее титулуется „Экзархом всей Старой Болгарии“ – намеренно, конечно, в окончательное уничтожение Охридской кафедры, за предстоятелем которой не осталось никакого прибавочного титула, могущего напомнить ее минувшее величие. В Oriens Christianus (t. II. Pag. 315) из периода независимой Архиепископии Болгарской приводятся три имени митрополитов Касторийских: Иоасаф, подписавшийся в 1564 г. под актом низложения соименного ему Патриарха Вселенского 93 , и назвавший себя „первопрестольным всей Болгарии“; Иеровей из XVI века, вошедший в общение с Римской Церковью , по свидетельству Льва Алляция; Дионисий, по фамилии Мандука, известный своей ученостью, принадлежавший XVII веку. Мы можем прибавить к ним, бывшего во время Пуквиля, Неофита, и теперешнего Никифора 94 . |
| Елисейские поля (иначе “Элизий”) – блаженная страна (или острова), куда боги переносят после смерти избранных героев. Ерехтей – мифический древний царь Афин, потомок Земли. Закинф – остров в Ионийском море близ берегов Элиды, южнее Итаки. Зам – остров в Ионийском море, вероятно, Кефалления. Зевс (Зевес, Дий) – сын Крона и Реи, свергнувший своего отца и захвативший власть над миром. Зевс – царь богов и людей, бог неба, грома и молнии, верховный блюститель справедливости, покровитель молящих и странников. В Трое особенно почитается Зевс Идейский, пребывающий на горе Иде и оттуда управляющий миром, “обладающий с Иды”, как часто называют его в “Илиаде”. Зелия – владение Пандара, город у подножия Иды. Зефир – западный ветер. Иардан (Ярдан) – 1) река в Элиде, в Пелопоннесе; 2) река на Крите. Ид – сын Афарет, двоюродный брат и сподвижник Кастора и Полидевка, вступивший с Аполлоном в бой за Марписсу ( см. ). Поссорившись с братьями, Ид вступит с ними в борьбу и убил Кастора, но во время боя с Полидевком был испепелен молнией Зевса. Ида – высокая лесистая горная цепь в Малой Азии над Геллеспонтом, у подножья которой расположена Троя. Идей – вестник Приама. Идоменей – сын Девкалиона, царь критского города Кноса, предводитель критян в Троянской войне. Икарий – брат Тиндара, изгнанный из Спарты и обосновавшийся в Акарнании; отец Пенелопы. Икарийский понт – часть Средиземного моря у острова Самоса, названная так в честь Икара, сына Дедала, погибшего в этом месте во время бегства с Крита. Иксион – царь лапифов в Фессалии, земной отец Пирифоя, рожденного женой Иксиона от Зевса. Ил – сын Троса, отец Лаомедона, дед Приама, царь Трои, в честь которого она носит второе название: Илион. Илифии – богини родовых мук, вызывающие роды. Иней – царь города Калидона, отец Тидея и Мелеагра, дед Диомеда. Ино – см. Левкотея. Иолкос – приморский город в Фессалии, откуда вышли в плавание аргонавты. Ипподамия – другая форма имени Гипподамия ( см. ). Ипсипила – царица Лемноса; при ней лемносские женщины перебили за измену всех своих мужей. Когда на Лемнос прибыли аргонавты, они вступили во временный брак с лемниянками. От Ясона ( см. ) Ипсипила родила сына Эвнея. |
| Кассандра – дочь Приама, прорицательница, получившая дар пророчества от Аполлона. Однако когда она отвергла его любовь, Аполлон сделал так, что люди перестали верить пророчествам Кассандры, хотя они и были всегда правдивы. Пленница Агамемнона, погибшая вместе с ним от рук Клитемнестры и Эгиста. Кастор и Полидевк – сыновья Леды, братья Елены. Полидевк был сыном Зевса и обладал бессмертием; Кастор – сын Тиндарея – был смертен. Братья были всегда неразлучны, вместе участвовали в походе аргонавтов, вместе совершали подвиги. Когда Кастор пал в схватке с Идом ( см. ), Полидевк добился у богов разрешения поделиться с ним бессмертием. С тех пор братья проводят один день на Олимпе, другой – в Аиде; им воздаются божеские почести. Кебрион – сын Приама. Кеней – один из воинов-лапифов. Керы – духи смерти, крылатые женские существа, реющие в воздухе и в момент смерти человека похищающие его душу. Кетейцы – племя в Малой Азии. Кефалления – группа островов, в которую входят Итака, Зам, Закинф, Дулихий. Кефисское озеро – озеро в Беотии. Кидоны – критское племя, жившее на северо-западе острова. Киконы – фракийское племя. Килла – неизвестный нам остров или город неподалеку от Трои. Киллена – гора в Аркадии, где родился Гермес; поэтому Киллений (килленский) – постоянное определение этого бога. Киммерияне (киммерийцы) – мифическое племя, живущее далеко на севере, в стране, вечно покрытой мраком. Кинирас – древнейший мифический царь Кипра, учредивший на этом острове культ Афродиты. Кипр – остров на востоке Средиземного моря, где в городе Пафосе находился самый знаменитый храм Афродиты. Киприда – прозвище Афродиты, которая, по преданию, выйдя из морской пены, впервые ступила на землю на Кипре. Киссей – отец Феано. Кифера – остров близ берегов Пелопоннеса, известный храмом Афродиты, прозванным, по названию острова, Киферрей. Клеопатра – дочь Ида и Марписсы, жена Мелеагра. Климена – 1) мать царя лапифов Пирифоя, попавшая в рабство к Елене и уплывшая с нею в Трою; 2) мать царя Филаки Ификла. Клит – 1) сын Приама; 2) возница Полидамаса; 3) сын Мангия; в него влюбилась Эос, похитила его и даровала ему бессмертие. |
| Где же и вспомнить, как не в Кастории, про того „грека из Костура“, которому оказался нужным сборник отеческих слов и бесед на славянском языке, с коим мы встретились в Трескавце? А вспомнивши, можно ли удержаться от следующего рассуждения: Разве этот любознательный Григорий, сын Маноила, не мог читать в подлиннике на своем родном языке писаний отеческих? Сомнительным, потому, мне представляется, чтобы он был настоящий грек, т. е. Эллин, а скорее то был Сербин или Болгарин, помазанный эллинизмом, или, и того проще, „игравший в грека“. Происходило же это в 1466 году, почти ровно за 400 лет до настоящего дня. По придуманной современною схоластикою системе, значит, это был грек болгарогласный ( Βουλγαρφωνος) 95 . По убеждению „Патриотов”, этим сказано все, – решено, подписано и припечатано. Остается сдать в архив! Все эти, измышленные бессилием или лукавством болгарогласники, на мой взгляд, менее заслуживают укора в предательстве, которым честят их зилоты, чем придумывающие их софисты афинейские. Где-же та чарующая, неодолимо-влекущая, пресловутая сила эллинизма, если люди, при первом случае отрекаются от него и усвояют себе язык „варваров“? „Плетение Афинейское“ выдает тут само себя. Не естественнее ли обратный ход заключения? Забитому болгарину выход в греки часто есть единственное средство стать человеком, и славянин – грекофон есть самое заурядное явление в Турции. Пример охридского даскала показывает, что ему свойствен даже фанатизм Эллинский. Грека же, фанатизованного славянством, мне по истине еще не удалось видеть на Востоке. Несмотря на все вышесказанное, вчерашняя вечерняя прогулка наша по городу несла нам со всех сторон заверение, что Кастория стоит на Греческой земле, где есть сравнительно немного и болгар, и влахов, и даже албанцев, но большинство остается за племенем Иона или Явана по Библии . Заверение это поколебал было один, приставший к нам, эллиногласник, стоявший на том, что не 1/4, как я предполагал, а 2/3 всего населения Касторийского округа суть чистые болгаре, и что в самой Кастории найдется с полтораста семейств той же народности. Но так-как очевидно это был „предатель“, маскирующий себя эллинскою речью и отрицающий всякую идею болгароголосия, то слова его можно было объяснить через-чуром „родолюбия“. Главный его аргумент – Славянские наименования сел и деревень округа, не имеет полной доказательности. В именитом Пелопоннисе есть тоже немало селений со славянскими именами, но славянина не оказывается ни одного. Как бы то ни было, но в Костуре, вопреки тенденциозно ославяненному имени его, и помимо статистических цифр его народонаселения, на нас, в первый раз после Солуня, пахнуло Грецией до того, что исторический эпизод места под рубрикой: „Марко, краль Касторийский“, кажется чем-то вроде нашего „седла на корове“. |
| Все медикаменты для нашего госпиталя в Иерусалиме получались в течение слишком 20 лет от известной французской фирмы «Pharmacie centrale de France» через Марсель, с полной аккуратностью и всегдашней добросовестностью и прекрасного качества. Г. Касторский рекомендовал «возможное сбережение и разумную экономию» при их выписке, чтобы путем приобретения на месте таких веществ, как сало, миндальное масло и т. п., сократить расходы по этой статье. В отношении хирургических инструментов, дорого стоящих, найдено было не только их обилие, но и излишняя роскошь. «Едва ли найдутся, – говорит г. Касторский, – во всех хорошо содержимых лечебных заведениях Петербурга такие инструменты, как аппарат для переливания крови, аппарат для промывания желудка и т. п. Тоже самое можно сказать о громадном количестве различных щипцов для выдергиванья зубов, выставленных в числе необходимых инструментов в проекте сметы на 1866 г. Подобные инструменты, конечно, приносят пользу, но составляют уже роскошь госпиталя». Такой прекрасный отзыв о состоянии нашего госпиталя тем более любопытен, что Палестинская Комиссия, по словам Б. П. Мансурова, всегда стремилась к сокращению расходов даже и по этой статье, так что в 1880 г. на снабжение аптеки медикаментами, по смете, назначено было не более 200 р. в год. Со стороны Б. П. Мансурова, впрочем, неоднократно делались доклады в Комиссию, что в «госпитальном деле невозможно на первый план ставить экономию в издержках». Капитальным недостатком нашего госпиталя в Иерусалиме и доктором Касторским и «лицами, не принадлежащими к сословию врачей», в 1885 году была признана «коридорная система» его плана. «Поступающие больные, по словам г. Касторского, неминуемо должны были помещаться в одном и том же этаже (третьем) здания, в палатах, отделенных одна от другой перегородками и по средине этажа, общим коридором в 2 ½ (вернее 3 сажени внизу и несколько более 3 сажень вверху) сажени ширины. Приняв во внимание, что самый больший контингент по роду поступающих больных поклонников составляют пораженные малярией, чахоткой или заразные разного рода тифами, и что другие больные, не с заразными болезнями, должны помещаться в том же этаже при выше означенных условиях, не трудно усмотреть, что подобное распределение больных противоречит всем правилам больничной гигиены». |
| Для создания однородной по всасыванию и прилипанию красок поверхности наклеенный холст покрывают грунтовочными составами. Холст служит хорошим материалом для монументальной живописи. Его используют натянутым на подрамники и оклеивают им стены, предназначенные для росписи. Оклейка стен холстом производится самым простым способом: клейстер, заваренный из пшеничной муки, намазывают большой щетинной кистью на холст и стену, и затем ткань наклеивают на стену. Причем холст очень тщательно разглаживают, чтобы не получилось никаких складок. Дальше холст грунтуют, как для живописи. Трехслойный грунт Грунт состоит из подготовки желатином и трех слоев разных составов. Подготовка состоит из проваренного в 20 л. воды 1 кг желатина. Еще теплый раствор щетинной кистью наносят на холст. После проклейки его хорошо просушивают и покрывают первым слоем грунта, который состоит из 1 кг желатина и 20 л воды. Желатин хорошо размачивают в воде, потом кипятят. При кипячении надо сделать, чтобы он не пригорел. В горячую смесь вливают 1 кг сырого льняного масла, 100 г меда, 100 г касторового масла и 1 кг цинковых или свинцовых масляных белил. Все эти вещества должны быть жидкими и горячими. Их надо хорошо размешать, чтобы все составные части соединились в одну общую массу. Второй слой грунта состоит из 1 кг желатина, 25 л воды, 100 г меда, 100 г касторового масла, 2 л льняного масла и 2 кг белил. Все вместе смешивают и кипятят, после чего холст вторично прокрашивают и просушивают. Третий, последний, слой грунта составляется из 1 кг желатина, 30 л воды, 3 л льняного сырого масла и 3 кг белил. Процесс грунтовки тот же что при грунтовке первым и вторым слоем. После наложения последнего слоя и его просушки грунт на холсте слегка прочищают ровным бруском пемзы. Такой грунт испытан, он прочен и вполне пригоден для живописи яичными и масляными красками. Состав для огрунтовки холста (г): казеиновый клей 4% – 1000; сухие цинковые белила – 1000; вода – 0,5 л. Способ приготовления. Казеиновый клей готовят, подогревая на водяной бане 960 г воды и 40 г сухого казеина с прибавлением 7 г буры. В растворенный клей вводят белила и состав тщательно перетирают курантом на мраморной доске или в фарфоровой ступке, после чего разбавляю водой. |
| Да и как не пожалеть солдягу, едущего на передовую! Может, это последние в его жизни денёчки… И чего сейчас только хотел Гайдуков от коменданта — чтобы тот отпустил его побыстрей. Да ещё бы выведать как-нибудь маршрут: для пассажирок — где их ссаживать, и для себя — на каком теперь участке воевать? мимо дому не придётся ли кому проехать? — Та-ак, — говорил лейтенант, поглядывая в попутные. — Вы не вместе ехали? Вас недавно сцепили? — Да вот станций несколько. Очками уперевшись в бумагу, лейтенант вытаращил губы. — И почему вас сюда завезли? — спросил он старого Чкалова. — Вы в Пензе — были? — Были, — отозвался хрипло Дыгин. — Так какого же черта вас крутанули через Ряжск? Это удивляться надо, вот головотяпы! — Теперь вместе поедем? — спросил Гайдуков. (Идя сюда, он узнал от Дыгина его направление и хотел смекнуть своё.) — До Грязей вместе. — А потом? — Военная тайна, — приятно окая, покрутил головой Зотов и сквозь очки снизу вверх прищурился на рослого сержанта. — А всё ж таки? Через Касторную, нет?... — подговаривался Гайдуков, наклоняясь к лейтенанту. — Там видно будет, — хотел строго ответить Зотов, но губы его чуть улыбнулись, и Гайдуков отсюда понял, что через Касторную. — Прямо вечерком и уедем? — Да. Вас держать нельзя. — Я — ехать не могу, — проскрипел Дыгин веско, недружелюбно. — Вы — лично? Больны? — Весь конвой не смогат. — То есть… как? Я не понимаю вас. Почему вы не можете? — Потому что мы — не собаки!! — прорвалось у Дыгина, и шары его глаз прокатились яростно под веками. — Что за разговоры, — нахмурился Зотов и выпрямился. — А ну-ка поосторожней, младший сержант! — ещё сильнее окал он. Тут он доглядел, что и зелёненький-то треугольник младшего сержанта был ввинчен только в одну петлицу шинели Дыгина, а вторая пуста была, осталась треугольная вмятина и дырочка посередине. Распущенные уши его будёновского шлема, как лопухи, свисали на грудь. Дыгин зло смотрел исподлобья: — Потому что мы… — простуженным голосом хрипел он, — одиннадцатый день… голодные… — Как?? — откинулся лейтенант, и очки его сорвались с одного уха, он подхватил дужку, надел. — Как это может быть? |
| В то утро мы сидели напротив трех удивительных колонн храма Кастора, напротив «трех принцесс», как их называла бабушка. Она так любила эти колонны, что я часто не решалась даже упоминать о них, боясь выразиться недостаточно изящно и почтительно. Это было нежное предвесеннее утро. Вокруг высились огромные, торжественно-безмолвные белые руины, замерев под лаской молодого света. И была в них какая-то неземная свобода и отрешенность, в этих огромных, тяжелых глыбах, какая-то восхитительная отчужденность и самопогруженность, словно некий образ абсолютной недосягаемости для всех битв и превращений, а там, где выписанные прозрачным серебром очертания их касались небесной лазури, они были объяты каким-то потрясающе нежным сиянием. И будто бы нерукотворные и неподвластные закону бренности человеческого бытия, три колонны храма Кастора, словно крещенные в очистительной купели вечной красоты света и собственного совершенства, возвышались над прахом своих неисчислимых судеб, блаженные избранницы на берегу голубого океана вечности, высоко над пространством и временем! Так приблизительно говорила об этих трех колоннах бабушка. Потом она спросила, нет ли и у нас тоже ощущения, будто все эти благородные линии нарушаются вовсе не временем и не распадом, а всего лишь движением света, что это как бы «дивные намеки на некое незыблемое величие». Я отчетливо помню: она произнесла именно эти слова. Взгляд ее при этом был ясен и весел, как и всегда, когда она приходила к этим развалинам. Я только что нарвала для нее на склонах Палатинского холма букетик первых фиалок, и, говоря, она блаженно вдыхала их сладкий аромат. Энцио же нашел этот робкий дикий запах здесь, среди останков императорских дворцов, «еще более потрясающим, чем дух кипарисов». Я уже заметила, что над его упрямым юношеским челом вновь нависло белокурое облако. – Да-да, величие… – мрачно произнес он. – Величие даже в самом жалком обломке!.. Бабушка внимательно и немного озабоченно посмотрела на него сбоку. – Право же, Энцио, – сказала она затем ласково-утешительно. – Ну что с вами опять происходит? Вы, верно, чувствуете приближение сирокко? – Ах, – ответил Энцио, – здесь, в Риме, все точно сговорилось против меня! Сирокко тоже, в конце концов, означает лишь, что даже воздух делается тяжелым и больным, попадая в эту местность. Мне трудно представить себе, что есть люди, которые могут здесь спокойно спать. |
| 504 Конец 1083 г.; см. Ал., VI, 5, стр. 181. 505 Таким образом, Боэмунд из Кастории через Ваинитию прибывает в Янину. Ф. Шаландон (Chalandon, Essai..., рр. 85—86) считает, что Ваинития — это область к северу от залива Арта. По мнению ученого, Боэмунд выбрал такой окольный путь к Янине, для того чтобы заключить союз с влахами. М. Ласкарис (его работа известна нам по ссылке Mathieu, Guillaume de Pouille..., р. 328) обратил внимание на ошибку Ф. Шаландона и указал, что Ваинития — это прибрежная область между Химарой и р. Гликис. 506 Под акрополем в данном случае Анна, по-видимому, подразумевает какое-нибудь укрепление, примыкавшее к городской стене. 507 Ф. Шаландон (Chalandon, Essai..., р. 86) и В. Златарский («История...», II, стр. 175) относят эти события к маю 1082 г., Дюканж (Ducange, In Alex..., р. 517), П. Безобразов («Боэмунд Тарентский», стр. 64), Дж. Баклер (Buckler, Anna Comnena/..., р. 411) — к маю 1083 г. Датировка 1083 г. противоречит дальнейшим хронологическим указаниям Анны. По ее словам, Алексей вернулся в Константинополь 1 декабря 1083 г. (VI, 8, стр. 188). До этого времени происходят такие события: два сражения с Боэмундом, закончившиеся поражением византийского императора (V, 4, стр. 162 и сл.; видимо, лето-осень 1082 г.), осада Боэмундом Лариссы, длившаяся 6 месяцев и закончившаяся весной или летом 1083 г. (V, 5, стр. 165 и сл.; см. прим. 529), осада и взятие Кастории (VI, l, стр.176—177; лето или осень 1083 г.). Если мы предположим, что Алексей выступил из столицы в мае 1083 г., то для перечисленных выше событий просто не остается времени. 508 Пельтастов. F: δια αποστλων, С: δια πολλοστν. Принимаем поправку Дистервега (Reifferscheid, Annae Comnenae..., р. XIV) — δια πελταστων. Б. Лейб принимает чтение С. 509 Раньше Анна утверждала, что Алексей хотел спасти жизнь для дальнейшей борьбы с кельтами, здесь же она говорит о готовности Алексея умереть. К таким противоречиям писательницу нередко приводит стремление по всякому случаю воздать хвалу отцу. |
|
|
