| Пегобородый разинул зубастый рот, захохотал. Мужик, пресекся, — шмыгнул. — Ладно… Теперь — лошадей давай под царский обоз. Да еще сухари с нас тянут… Нет, дорогие мои… В деревнях посчитайте, — сколько жилых-то дворов осталось? Остальные где? Ищите… Ныне наготове бежать мало не все. Мужик — дурак, покуда сыт. А уж если вы так, из-под задницы последнее тянуть… (Взялся за бородку, поклонился.) — Мужик лапти переобул и па-ашел куда ему надо. — На север. На озера… В пустыни!.. — Иконописец придвинулся к нему, вжегся темными глазами. Мужик отстранил: «Помолчи!..» Посадский, оглянувшись, навалился грудью на стол: — Ребята, — зашептал, — действительно, многие пугаются, уходят за Бело-озеро, на Вол-озеро, на Матка-озеро; на Выг-озеро… Там тихо… (Дрогнув вспухшими щеками.) Только те, кто уйдет, — те и живы будут… У иконописца черные зрачки разлились во весь глаз, — стал оборачиваться то к одному собеседнику, то к другому… — Он верно говорит… Мы в Палехе к великому посту шестьсот икон написали. По прежним годам это — мало. Нынче ни одной в Москву не продали. Вой стоит в Палехе-та. Отчего? Письмо наше светлое, титл Исуса с двомя «иже». Рука, благословляющая со щепотью. И крест пишем — крыж — четырехконечный. Все по православному чину. Понятно? Те, кто у нас иконы берут, — гостинодворцы Корзинкин, Дьячков, Викулин, — говорят нам «Так писать бросьте. Доски эти надо сжечь, они прелестные: на них, говорят, лапа…» — «Как лапа?» (Иконописец всхлипнул коротко. Посадский, низко склонясь над столом, застучал зубами.) «А так, говорят, след его лапы… Птичий след на земле видели, — четыре черты?.. И у вас на иконах тот же…» — «Где?» — «А крыж… Понятно? Вы, говорят, этот товар в Москву не возите. Теперь вся Москва поняла, откуда смрадом тянет…» Мужик мигал веками, не разобрать, верил ли, нет ли… Пегобородый, усмехаясь, грыз чеснок. Посадский кивал, поддакивал… и вдруг, оглянувшись, вытянул губы, зашептал: — А табак? В каких книгах читано — человеку глотать дым? У кого дым-то из пасти? Чаво? За сорок за восемь тысяч рублев все города и Сибирь вся отданы на откуп англичанину Кармартенову — продавать табак. И указ, чтобы эту адскую траву-никоциану курили… Чьих рук это дело? А чай, а кофей? А картовь, — тьфу, будь она проклята! Похоть антихристова, — картовь! Все это зелье — из-за моря, и торгуют им у нас лютеране и католики… Чай кто пьет — отчается… Кто кофей пьет — у того на душе ков… Да — тфу! — сдохну лучше, чем в лавку себе возьму такое… |
| Чего, чего они ни видали в своих долгих странствованиях! Они посетили множество домов, всюду принося счастье; останавливались у кроватей больных – и дух облегчал их страдания, те же, которые были в чужих странах, чувствовали себя, благодаря ему, как на родине. В людей борьбы дух вселял надежды, бедные чувствовали себя в его присутствии богатыми. В богадельне, госпитале, тюрьме, в притонах нищеты, – везде, где только человек не закрывал дверей перед духом, он рассыпал свои благословения и поучал Скруджа. Если только все это совершилось в одну ночь, то ночь эта была очень длинна, – казалось, что она вместила в себя много рождественских ночей. Странно было то, что в то время, как Скрудж оставался таким, каким был, дух, видимо, старел. Заметив в нем эту перемену, Скрудж, однако, ничего не сказал о ней до того момента, как они вышли из дома, где была детская вечеринка. Тут, оставшись наедине с духом под открытым небом, он вдруг заметил, что волосы духа стали седыми. – Разве жизнь духов так коротка? – спросил Скрудж. – Моя жизнь кончится сегодня ночью. – Так для тебя эта ночь последняя! – воскликнул Скрудж. – Да, конец мой нынче в полночь. Час мой близок. Слушай. В этот момент часы пробили три четверти двенадцатого. – Прости за нескромный вопрос, – сказал Скрудж, внимательно присматриваясь к одежде духа. – Я вижу под твоей одеждой что-то странное, тебе несвойственное. Нога это или лапа? – Как будто лапа, – печально ответил дух. Из складок его одежды вышло двое детей, несчастных, забитых, страшных, безобразных и жалких. Возле ног духа они стали на колени, цепляясь за полы его плаща. – О, человек! – воскликнул дух. – Взгляни сюда! То были мальчик и девочка. Желтые, худые, оборванные, они, точно волчата, смотрели исподлобья, но взгляд их был несмелый, покорный. Казалось бы, прелесть и свежесть молодости должна была светиться в их чертах. Но дряхлая, морщинистая рука времени уже обезобразила их. Там, где должны были царить ангелы, таились и грозно глядели дьяволы. Никакая низость, никакая извращенность, как бы велики они ни были, не могли создать в мире подобного уродства. |
| Детский сад был расположен в сосновом бору, поэтому играть на свежем воздухе, да еще и на лесной полянке было поистине счастьем. Мироша им наслаждался. Детвора знала, что на таких полянках иногда можно найти землянику. Можно найти, если долго искать. Мироша этим и был занят. Он искал землянику. Вот, кажется, и знакомый кустик! Еще вчера здесь была одна вкусная ягодка. – А, вот, увидел! Еще одна! Эх, только не дотянуться никак! Еще! Еще! Мироша стал на коленки и протягивал ручку к заветной ягодке так далеко, как только мог, но ничего не удавалось. Как вдруг – раз! Лапа! И ягодка упала на Мирошину ладошку. Мироша замер. – Лапа, ты чья? – чуть слышно произнес малыш, застыв с земляничкой на ладошке. – Моя. Это я, Бася! – ответил голос, и маленький ежик появился из-за куста. – А я Миёша! – прошептал мальчик, в три года еще правильно не выговаривая собственное имя. – Пасибо, Бася! – поблагодарил он ежика, усевшись на траву. – Нам Оля Геннадиевна сказала, что вы колетесь и вас не трогать! – начал беседу малыш. – Ага! – согласился Бася.– Моя мама тоже говорит, что вас, человеков, нельзя трогать. Потому что вы обидеть можете! Одни тебе пузико пощекочут и отпустят, а другие – колючки выдергивать будут! И мучить сильно-пресильно! А, вообще-то, мы не все колючие – злые! – Я тебя не буду мучить! – пообещал Мироша. – Хочешь, поделюсь? – и он протянул ягодку ежику. – Тебе половинка и мне половинка? – Не, – улыбнулся Бася, – ешь ты! Я уже объелся! Спасибо! Скоро мама будет домой звать. Мироша с наслаждением запустил земляничку в рот. – Человечек, я пошел! – сказал Бася и махнул лапкой на прощанье. – До свидания, Бася! – ответил Мироша. – А ты завтра придешь сюда? Я тебе печеньку принесу. У нас на полдник вкусное печенье дают. Земляничное! Тебе понравится! – А ты про меня никому не скажешь? – задумчиво произнес ежик, неожиданно появившись из-за высокой травы. – Никому-никому! – пообещал Мироша. – Ладно, тогда приду еще! Листочки на кусте зашуршали, и только Басины лапки мелькнули в траве. |
| В то время как Ленгдон начал осторожно подниматься из ущелья, Тэр был занят по горло. Он поймал того гофера, которого откапывал, и слопал одним духом этого толстого, почтенного вида патриарха. А теперь с увлечением заканчивал свою трапезу случайно попавшейся толстой белой гусеницей и несколькими кислыми муравьями. Он вылавливал их под камнями. В поисках этого лакомства Тэр орудовал правой лапой, переворачивая ею огромные глыбы. Девяносто девять медведей из ста, а то и все сто девяносто девять из двухсот — левши. Тэр же все делал правой лапой! Это давало ему большое преимущество в драках, так легче было ловить рыбу, да и раздирать мясо тоже было сподручней. Дело в том, что правая передняя лапа у гризли намного длиннее левой. Она настолько длиннее, что если бы гризли вдруг лишился своего шестого чувства — чувства ориентации, то ходил бы, как привязанный, по кругу. Продолжая свои поиски, Тэр двигался в сторону ущелья. Огромная голова была низко опущена. На близком расстоянии его зрение по своей остроте могло поспорить с микроскопом. А обоняние было настолько тонким, что ему ничего не стоило поймать красного горного муравья даже с закрытыми глазами. Тэр выбирал гладкие, плоские камни. Его огромная правая лапа с длинными когтями действовала столь же совершенно, как и рука человека. Приподнимет ею камень, потянет раза два носом, лизнет горячим плоским языком — и пошел к следующему. Он относился к своему делу чрезвычайно серьезно, как слон, ищущий земляные орехи в стоге сена, и не видел в своих действиях ничего смешного. Ведь не для смеха же, на самом деле, выдумывала все это сама природа. Уж она-то знала, что делала! Временем своим Тэр располагал более или менее свободно и за лето, действуя по своей системе, добывал добрую сотню тысяч кислых муравьев, сладких гусениц и разных сочных насекомых, не говоря уж о целых полчищах гоферов и маленьких горных кроликов. Вся эта мелюзга помогала ему нагулять впрок необходимые запасы жира, за счет которых он жил во время долгой зимней спячки. Вот поэтому-то природа и превратила его зеленовато-карие глазки в пару микроскопов, безошибочных на расстоянии нескольких футов и почти бесполезных на расстоянии в тысячу ярдов. |
| Чэллонер протянул руку. Неева не шелохнулся. Всего несколько секунд назад он зарычал бы и оскалил бы зубы. Но теперь он сохранял полную неподвижность. Такого странного зверя ему еще никогда не приходилось видеть. Вчера этот двуногий не причинил ему никакого вреда — только посадил в сумку. И теперь он тоже, по-видимому, не замышлял ничего дурного. Более того: в звуках, которые он испускал, не было ничего враждебного или неприятного. Неева покосился на Мики. Щенок протиснул морду между колен Чэллонера и глядел на медвежонка с глубоким недоумением, словно спрашивая: «Ну, чего ты сидишь под корнем? Почему не вылезешь помочь с завтраком?» Рука Чэллонера придвинулась ближе, и Неева совсем вжался в дальнюю стенку ямы. И тут произошло чудо. Лапа двуногого зверя коснулась его головы, и от этого по всему его телу пробежала непонятная, томительная дрожь. Однако лапа не причинила ему никакой боли. Если бы он не затиснулся в тесный угол, он постарался бы укусить ее и исцарапать. Но теперь он просто не имел возможности пошевелиться. Чэллонер медленно сдвигал пальцы на загривок Неевы, где кожа лежала свободными складками. Мики, догадываясь, что сейчас должно произойти что-то необычайное, внимательно следил за всеми действиями хозяина. И вот пальцы Чэллонера сомкнулись, быстрым движением он извлек Нееву на свет божий и продолжал держать в воздухе на вытянутой руке. Неева вскидывал лапами, извивался и так вопил, что Мики из дружеского сочувствия принялся выть, и вдвоем они подняли совсем уж оглушительный шум. Через полминуты Чэллонер снова посадил Нееву в сумку, но на этот раз он оставил его голову снаружи, крепко стянув тесемки и для верности обмотав шею медвежонка сыромятным ремнем. Таким образом, три четверти Неевы находились в плену и только голова осталась на свободе. Одним словом, он был живой иллюстрацией к пословице, что медвежонка в мешке не утаишь. Оставив Нееву возмущенно кататься по земле, Чэллонер занялся приготовлением завтрака. Однако Мики, против обыкновения, не следил за ним голодными глазами: щенок нашел зрелище, показавшееся ему более интересным, чем даже увлекательная процедура стряпни. Мики крутился возле Неевы, смотрел, как он бьется в мешке, слушал его вопли и, полный сочувствия, тщетно пытался как-то помочь ему. В конце концов Неева затих, а Мики сел возле него и посмотрел на хозяина если и не с прямым осуждением, то, во всяком случае, с горьким недоумением. |
| Маленька собачка (маленький, пузатенький) весь дом бережет (замок) . Узелок Кузьма, развязать нельзя! имечко хорошо – Алексеем зовут (замок) . Тычу, потычу, ночью не вижу; дай-ка днем попытать (замок) . Днем висит, болтается, к ночи в норку собирается (болт у окна) . Сам дубовый, пояс вязовый, нос липовый (бочка, обручи, гвоздь) . Новая посудина вся в дырах (корзина) . Узловат Кузьма, развязать нельзя (цепь) . Два ушка, два рожка, посередине прорость (крестьян. рукомойник) . Курочка с хохлом, да кажинному поклон (рукомойник) . Висит килка на одной жилке (рукомойник) . Встану я рано, пойду к барану, пустой голове (рукомойник) . Сидит сова на примете, нельзя ее напоити (рукомойник) . Висит (Весится), болтается, всяк за него хватается (полотенце) . Маленький шарик под лавкой шарит (веник) . Старый (Маленький) Афанасий лычком подпоясан (веник) . Маленький Ерофейка подпоясан коротенько (веник) . Скручен, связан, по избе скачет (веник) . Маленький, удаленький, по полу елозит, заду не занозит (веник) . По полу скок и по лавкам скок; сядет в уголок, не ворохнется (веник) . Кургуз, короток, обежал весь городок и прижался в уголок (веник, голик) . Днем куражится, ребрится, а к ночи в уголок ложится (веник) . По полу гудок, по подлавочью гудок – тот же гудок сел в уголок (веник) . Скок-поскок, по полу гудок, по подлавочью гудок: наиграется гудок, да и сядет в уголок (веник) . Туда Митя, сюда Митя, и под лавку ушел (веник) . Мал, да удал: всех людей перебил и царю не спустил (веник банный и платяной) . Маленький пузанчик по городу ходил, всех ребят перебил (веник банный) . Вечор меня зеленушка уползал, уерзал и спать уклал (то же) . По сараю (По повети) хожу, ерыкалу ищу; ерыкаться хочу (веника ищу париться) . Медвежья лапа в избе (помело) . Медвежья лапа жар загребает (помело) . Вышла туторья из подполья, зачала золото загребать (помело) . Под полом, под середой, сидит баба с бородой (помело) . Старая старуха без ног, без рук, на стену лезет (пыль) . Рога в хлеву, а хвост в руках (ухват) . |
| …Дима позвонил на другой день. – Привет, Кошачья Лапа! – Привет, Дим. – Ну, как дела? Чем занимаешься? – Над курсовой сижу, – мучительно соображая, ответила Веста. Она была напряжена и удивлена. Дима же говорил как ни в чем не бывало. – Был бы рад помочь. – Спасибо. По твоей части – расчеты, диаграммы и таблицы. – Нет проблем. Они стали болтать о дипломе, потом о футбольном матче, потом о любимых книгах, потом просто о чем попало… и напряжение Весты прошло. Словно не было этой встречи с Димой. Словно у него обычное лицо. На прощанье Дима неожиданно спросил: – Напугал я тебя вчера? – Забудь… И прости меня, Дим, – поколебавшись, выдавила Веста. – Да ничего, вполне тебя понимаю. Я два года назад попал в аварию. Веста слушала, чувствуя, как в ушах горячо стучит кровь. – Дима… Дим, ты правда, ты… очень хороший. Таких, как ты… очень мало. Я знаю, это звучит банально… но у тебя такая душа красивая. Дима молчал. Веста робко его позвала. – Спасибо тебе, Вест. Я знаю, ты говоришь искренне. Вообще-то я уже не комплексую насчет внешности. Жив, не инвалид, работаю – и не жалуюсь. Глаз вот оперировать будут. Ну, чего притихла, Весталка? Загрузилась? – Нет. Просто… Дим, если я могу тебе помочь… Ну хоть чем-то… ты мне обязательно скажи. – Спасибо. Ты мне уже этими словами помогла. Они поговорили еще, решили, что снова созвонятся насчет диплома и попрощались словами, взятыми из одной форумной ассоциативной игры. – Пуха и перьев, Кошачья Лапа! (что означало: удачи тебе). – Спринтер, ищи ветра (отдыхай, до свидания!). 5 Прошло целых два года. Коренные изменения произошли лишь у Полины: она вышла замуж. Что касается прочих форумчан, то у нас сложилась отличная веселая компания: я, Веста, Дима, Комманданта, Примус и Болотный Рогавка. Мы вместе катались на роликах, ходили в кинотеатр или в кафе. Постепенно сложились дружеские пары: Примус и Комманданта, Веста и Спринтер. Причем я заметила, что отношения последних были более личными – это читалось во взглядах и жестах. Вот, например, Веста едет по льду в позе «ласточки», поскальзывается, и Дима, внезапно появившийся рядом, вовремя подхватывает ее, и они вдвоем хохочут и смотрят друг на друга особенно, не отрываясь, этот говорящий взгляд не спутаешь ни с каким другим… |
| Бережное и внимательное отношение к тем, кого нынче принято деликатно называть «людьми с ограниченными возможностями», в современном обществе декларируется на самых разных уровнях. Для этой довольно многочисленной категории наших сограждан проводятся различные праздники и фестивали, СМИ охотно оповещают своих читателей об их спортивных и творческих достижениях. Но это – внешняя, парадная сторона медали. В повседневной будничной жизни такие люди по-прежнему сталкиваются с целым комплексом проблем, преодоление которых в одиночку отнимает много времени и сил, а иногда ложится на плечи неподъемным грузом. Их, например, почти нельзя встретить самостоятельно передвигающимися на улице, поскольку внешняя среда наших городов отнюдь к этому не располагает. Перспективы учебы, работы, создания семьи в случае «ограниченных возможностей» также весьма ограничены. Тем важнее личные примеры тех, кто, оказавшись в подобном положении, не опускает руки, находя жизненную опору в вере. Хоксен, Дмитрий Лапа у креста св. Эдмунда вместе с о. Андреем Филлипсом – Дмитрий, читатели портала « Православие.ru » знают вас как переводчика целого ряда статей об истории христианства в Англии и ее православных святых . Вы также являетесь автором самостоятельных публикаций об английском Православии. Гораздо менее известно, что вы – инвалид с детства по зрению и эти труды – свидетельство мужества и упорства, с которым вы преодолеваете свой недуг. Как у вас возник интерес к теме Православия в Англии? – Все началось с глубокой любви к Англии и Британским островам, зародившейся в детстве. Еще со школьной скамьи я очень интересовался историей, культурой, традициями, обычаями, литературой этой страны, был президентом Английского клуба в школе. Через учительницу английского языка Эру (в крещении – Ксению) Федоровну Дудко, замечательного педагога и человека, познакомился с одним удивительным англичанином по имени Брайан Феррис из города Вустер. Мы с ним стали большими друзьями, начали переписываться, и в 2002 году он пригласил меня в гости на две недели. |
| Приходя, каждый из братьев сказывался кто работником, пришедшим наняться, кто кузнецом, кто прохожим и, выпросясь на ночлег, разместились по холопским избам. Только старший из братьев, по прозванью Рюма-Выжлец, приехав на паре вороных жеребцов, выдал себя за богатого заморского купца, гостиной сотни молодца, со всякими заморскими товарами, и вместе с прикащиком – своим братом, по прозванью Утиная Лапа, поместился за хорошую плату у кравчего старика князя. По утру рано Рюма Выжлец послал Утиную Лапу в детинец княжий к домоправительнице Мамоновне, чтобы поклониться с подарком и попросить ее заложить слово князю Ивану и молодой его княгине о заморском госте с различными заморскими товарами. Приняв подарок, Мамоновна наговорила князю Ивану с три короба про заморского купца и добилась того, чтобы допустить заморскаго купца с товарами в детинец княжий, куда пришла и сама княгиня Феодора посмотреть на заморские товары с целой толпой сенных девок Рюма-Выжлец, из приказчика приняв вид знахаря, едва узнал резвую и веселую княгиню. Больно уж похудела княгиня и имела удрученный и печальный вид; весь детинец княжий приписывал порче. Князь Иван обрадовался приезду заморскаго купца, так как думал, по совету Мамоновны, утешитъ свою княгиню покупкой ей заморских бархатов, самоцветных биссеров, жемчугов и вальящатных ряснь с монистами, а потому и дозволил ей покупать все, чего только она не пожелает. Заморский гость стал показывать свои товары княгине и Мамоновне. Последняя охала и дивилась, но сама княгиня мало любовалась товарами – ничто ей не было мило, да и не до нарядов ей самой было, когда перед ней постоянно находился постылый старик-муж. Рассматривая с Мамоновной бисера, княгиня случайно взглянула в сторону, где стоял приказчик заморского гостя, Утиная Лапа, окруженный сенными девками, с которыми он что-то разговаривал. Увидев его, княгиня спросила у Мамоновны: «Что там делается?» На что та ответила ей, что там знахарь как по книге все сказывает, о чем кто его не спросит, и даже так говорит о будущем житье-бытье, что в руку кладет, доброе и худое. |
| Дойдя до конца пляжа, медвежонок вскарабкался по зеленому откосу, — молодая травка нежила его подошвы, как бархат. Тут он принялся переворачивать небольшие камни в поисках муравьев. Потом он вспугнул земляную белку и двадцать секунд гнался за ней, почти не отставая. Несколько минут спустя прямо перед его носом вспрыгнул большой кролик, и он помчался за ним, но Вапуз в десять длинных прыжков добрался до зарослей и скрылся в них. Неева сморщил нос и визгливо зарычал. Никогда еще кровь Суминитика не бушевала в нем с такой силой. Ему не терпелось вцепиться во что-нибудь. Впервые в жизни ему хотелось подраться — все равно с кем. Он был похож на мальчишку, который получил в подарок на Новый год боксерские перчатки и не может найти себе противника. Неева присел на задние лапы и воинственно посмотрел по сторонам, все еще морща нос и вызывающе рыча. Он победил весь свет. Это он знал хорошо. Все живое в мире боялось его матери. Все живое в мире боялось его самого. И вот результат — юному храбрецу не с кем помериться силами, Было от чего прийти в бешенство! Мир оказался довольно пресной и скучноватой штукой. Неева повернул в другую сторону, вышел к большому камню и вдруг застыл на месте. Из-за дальнего конца камня торчала большая задняя лапа. Несколько секунд Неева созерцал эту могучую лапу, полный приятного предвкушения. Сейчас он так цапнет мать, что она уже больше не уснет до самой ночи! Он заставит ее окунуться в радость этого прекрасного дня или он будет не он! И Неева крадучись подобрался к лапе, выбрал удобную подушечку, не прикрытую шерстью, и погрузил в нее свои зубки до самых десен. Раздался рев, от которого содрогнулась земля. Следует упомянуть, что укушенная лапа принадлежала вовсе не Нузак, а была собственностью Макуза, старого свирепого медведя, всегда отличавшегося на редкость скверным характером. С возрастом он стал особенно зол и в отличие от Нузак утратил всякое добродушие и мягкость. Макуз вскочил на ноги, прежде чем Неева успел сообразить, какую он совершил ошибку. Старый медведь был не только угрюм и злобен — он к тому же особенно ненавидел медвежат. На своем веку он, случалось, и закусывал ими. Короче говоря, Макуз был «учаном» — так индейцы-охотники называют медведей-каннибалов, которые едят своих сородичей, и едва взгляд его налитых кровью глазок упал на Нееву, как он испустил новый рев. |
|
|
