| 105. Пылкий монах впадает в искушения; монах же кроткий [всегда] укрощает гнев [свой]. 106. Уповающий на силу свою - падет, а уповающий на Господа - спасется. 107. Несчастен тот монах, который презирает ближнего как грешника; монах же, ценящий ближнего паче [себя], будет возвеличен [Господом]. 108. Кроткий монах будет возвеличен [Господом] и восхвален [Им] пред взором сильных [мира сего]. 109. Еще до искушения вооружи себя, монаше, для духовной брани, чтобы, когда это искушение наступит, явить себя испытанным [воином]. 110. Не стяжай богатства и не утучняй плоть свою, монаше, ибо тесный и узкий путь (Мф. 7:14) не приемлет ни того ни другого. 111. Став учеником [апостола] Павла, говори вместе с ним: «все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа» (Флп. 3:8). 112. Наслаждение, разгоряченное опьянением, становится огнем, палящим во внутренностях монаха. 113. Христос - Источник неиссякаемый; черпающий из Него гасит [в себе] зловонное пламя [грехов]. 114. Обладание богатством и тучность плоти, отягощенной опьянением, не допускает [человека] к вратам небесным. Поэтому не доверяйся им, монаше, чтобы мог ты сказать [Богу]: «прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим» (Мф. 6:12). 115. Монах нерадивый погибнет, пораженный [лукавыми] помыслами, подобно тому как гибнет семя злака, заглушенное тернием (Мк. 4:7). 116. Слова лукавые не должны исходить из уст монаха, ибо виноградная лоза не плодоносит тернии. 117. Из уст его должны исходить слова, сладчайшие для ближнего, ибо мед не имеет горечи. 118. Монах не должен быть ленивым на праведные дела, ибо пчела трудится неустанно. 119. Слезы [покаяния] очищают [душу] от греха, как воды Иордана. Ибо Христос сказал: «Блаженны плачущие, ибо воссмеетесь» (Лк. 6:21). 120. Монах приводится в смятение бурей помыслов; незыблемо же укрепляет он себя евангельскими глаголами. 121. Защищай, монаше, ближнего, насколько это возможно для тебя, от греха и не упрекай его. Ибо Бог не отвергает обращающихся [к Нему]. |
| Как умолчу об этом? Как и оплачу, сколько должно? Вино было у нас причиною погибели сих душ, — вино, по дару Божию данное целомудренным к облегчению в немощи, но соделавшееся для невоздержанных оружием невоздержания. Пьянство, — этот добровольно накликаемый бес, чрез сластолюбие вторгающийся в душу, пьянство — матерь порока, противление добродетели, делает мужественного робким, не знает правды, отнимает благоразумие. Как вода враждебна огню, так неумеренность в вине угашает рассудок… Нелегко изобразить и словом, сколько зол происходит от пьянства. Вредность заразы действует на людей не во мгновение времени, но по мере того, как воздух постепенно вносит в тело происшедшую в нем порчу; но вред от вина вторгается вдруг. Ибо таким образом погубив душу свою, и как бы испестривши себя всякою нечистотою, упивающиеся расстроивают и самое телесное сложение. Они не только чахнут и тают от излишества удовольствий, которые разжигают к похотливости, но и при самой тучности тело у них наполнено влаг и мокрот, и лишено жизненной силы. Глаза у них синие, поверхность тела бледная, дыхание трудное, язык не твердый, произношение не явственное, ноги слабые, как у детей, отделение излишеств производится само собою, вытекая как из мертвого. Они жалки среди своих наслаждений, и еще более жалки, нежели обуреваемые среди моря, когда волны догоняя одна другую и заливая их собою, не дают им выбиться из волнения. Так и у этих людей погрязают души, затопляемые вином. Поэтому, как корабли, застигнутые бурею, когда начинают заливаться водою, по необходимости облегчают, сбрасывая с них груз: так и для упившихся необходимо облегчение от обременяющего их. Но изрыгая и изблевывая, едва освобождаются от бремени, и в той мере более жалки несчастных пловцов, что пловцы слагают вину на ветры и море, на внешние бедствия, а упившиеся произвольно навлекают на себя бурю опьянения. Жалок одержимый бесом, а упившийся, хотя терпит тоже, не достоин сожаления, потому что борется с произвольно накликанным бесом. Упившиеся составляют и пьянственные врачевства, не для того ухищряясь, чтобы не потерпеть какого зла от вина, но для того, чтоб непрестанно быть в упоении. Для них короток день; и ночи, даже зимней, им мало на питье. Нет и конца сему злу. Вино само себя ведет к большему; оно не удовлетворяет потребности, но делает неизбежной потребность другого питья, воспламеняя упившихся и непрестанно возбуждая к большей жажде. |
| Реки и исходища водная положил вместо полей или мест, водою напаяемых, коим благовременная влага плодотворный сок подает. Слово: сланость – есть преносное; ибо нет ничего безплоднее соли, по оному изречению Христову: аще соль обуяет, чим осолится ( Мк. 9:50 )? Для того древние когда хотели опустошить некое место, то обыкновенно посыпали оное солью. Пророк, приспособляяся к сему древнему обыкновению, прилично сказал: положил есть землю плодоносную в сланость. Пс.106:35 . Положил есть пустыню во езера водная и землю безводную во исходища водная. Пс.106:36 . И насели тамо алчущыя, и составиша грады обительны: Пс.106:37 . и насеяша села, и насадиша винограды, и сотвориша плод житен. Пс.106:38 . И благослови я, и умножишася зело: и скоты их не умали. Сия перемена, противополагаемая предыдущей, еще лучше изображает чудную Божию силу. Ибо ежели бы поля потеряли нечто от прежняго плодоносия своего, то мирские люди сказали бы, как и древле обыкновенно говорили, что земля, от частых плодоношений, истощив силы свои, ныне подобно жене, отродившей детей, покоится. Но откуду местам сухим и безводным новая тучность? Не от того ли, что Бог являет здесь светлое благости Своея свидетельство? Сего ради не без причины Пророк глаголет: положил есть пустыню во езера водная, то есть, сделал так, что и в самых необитаемых местах, где не было прежде ни одной бедной хижины, возникают самые многолюднейшие грады. Таковую перемену не меньше приятно видеть в природе земли, коль и в течении солнца и звезд. Следующия за сим слова: насели тамо алчущия – имеют двоякий разум: ибо или прямо алчущия люди находят там, чем могут утолить долговременный голод свой; или что Бог от щедрот Своих подает пищу всем бедным и странствующим людям, коих недостаток понуждает иногда искать себе новаго убежища, что наипаче случается с теми алчущими, коим или мир отказывает в нужной пище, или и самое отечество долженствовавшее быть матерью, изгоняет в пустыню, куда они охотно идут и там спокойнее наслаждаются Божиим благословением. |
| Кроме лица, изменился как будто нрав Елеазара, но и это никого не удивило и не обратило на себя должного внимания. До смерти своей Елеазар был постоянно весел и беззаботен, любил смех и безобидную шутку. За эту приятную и ровную веселость, лишенную злобы и мрака, так и возлюбил его Учитель. Теперь же он был серьезен и молчалив; сам не шутил и на чужую шутку не отвечал смехом; и те слова, которые он изредка произносил, были самые простые, обыкновенные и необходимые слова, столь же лишенные содержания и глубины, как те звуки, которыми животное выражает боль и удовольствие, жажду и голод. Такие слова всю жизнь может говорить человек, и никто никогда не узнает, чем болела и радовалась его глубокая душа. Так с лицом трупа, над которым три дня властвовала во мраке смерть, – в пышных брачных одеждах, сверкающих желтым золотом и кровавым пурпуром, тяжелый и молчаливый, уже до ужаса другой и особенный, но еще не признанный никем, – сидел он за столом пиршества среди друзей и близких. Широкими волнами, то нежными, то бурливо-звонкими, ходило вокруг него ликование; и теплые взгляды любви тянулись к его лицу, еще сохранившему холод могилы; и горячая рука друга ласкала его синюю, тяжелую руку. И музыка играла. Призвали музыкантов, и они весело играли: тимпан и свирель, цитра и гусли. Точно пчелы гудели – точно цикады трещали – точно птицы пели над счастливым домом Марии и Марфы. II Кто-то неосторожный приподнял покрывало. Кто-то неосторожным одним дуновением брошенного слова разрушил светлые чары и в безобразной наготе открыл истину. Еще мысль не стала ясной в голове его, когда уста, улыбаясь, спросили: – Отчего ты не расскажешь нам, Елеазар, что было там? И все замолчали, пораженные вопросом. Как будто сейчас только догадались они, что три дня был мертв Елеазар, и с любопытством смотрели, ожидая ответа. Но Елеазар молчал. – Ты не хочешь нам рассказать, – удивился вопрошавший. – Разве так страшно там? И опять мысль его шла позади слова; если бы она шла впереди, не предложил бы он вопроса, от которого в то же мгновение нестерпимым страхом сжалось его собственное сердце. И всем стало беспокойно, и уже с тоскою ожидали они слов Елеазара, а он молчал холодно и строго, и глаза его были опущены долу. И тут снова, как бы впервые заметили и страшную синеву лица, и отвратительную тучность; на столе, словно позабытая Елеазаром, лежала сине-багровая рука его, – и все взоры неподвижно и безвольно прикова-лись к ней, точно от нее ждали желанного ответа. А музыканты еще играли; но вот и до них дошло молчание, и как вода заливает разбросанный уголь, так и оно погасило веселые звуки. Умолкла свирель; умолкли и звонкий тимпан, и журчащие гусли; и точно струна оборвалась, точно сама песнь умерла – дрожащим, оборванным звуком откликнулась цитра. И стало тихо. |
| Вернувшись в Париж в 1910 году, Воронов стал директором станции экспериментальной хирургии в Коллеж де Франс и занялся опытами и исследованиями в области омоложения. Сначала Воронов провел более 500 операций на овцах, козах, быках, прививая яички молодых животных к более старым – и те снова становились игривыми, здоровыми, способными к воспроизводству. 12 июня 1920 года состоялась первая долгожданная пересадка желез от обезьяны человеку. А через несколько лет Воронов провел уже 236 операций на пожилых людях. На операциях присутствовали врачи из Лондона, Нью-Йорка, Рима, Шанхая, Женевы… Доктор утверждал, что в 90% случаев эффект был потрясающий. Даже у людей от 70 до 85 лет, страдавших импотенцией, после операции по пересадке половое влечение было восстановлено в 74% случаев. Вот что Воронов пишет об одном своем пациенте, пожилом английском аристократе: «Больной покинул Париж через двенадцать дней после операции, и я увидел его только через восемь месяцев. Мой лаборант доктор Дидри и я были буквально поражены, когда увидели господина Е.Л., потерявшего половину своей тучности, веселого, с быстрыми движениями, с ясным взглядом, как будто смеющимся над нашим удивлением. Жир исчез, мускулы укрепились, и он производил впечатление человека с цветущим здоровьем. Он наклонил голову, и мы убедились, что он не преувеличивал, говоря, что его лысина покрылась густым белым пухом. Он приехал из Швейцарии, где поднимался в горы и занимался любимым англичанами спортом. Этот человек действительно помолодел на 15–20 лет. Физическое и душевное состояние, половая жизнь – всё совершенно изменилось благодаря действию прививки, превратившей дряхлого, жалкого и бессильного старика в сильного, пользующегося всеми своими способностями мужчину». Сравним это с визитером профессора Преображенского: «Вошедший очень почтительно и смущенно поклонился Филиппу Филипповичу… – Снимайте штаны, голубчик, – скомандовал Филипп Филиппович и поднялся. “Господи Иисусе, – подумал пес, – вот так фрукт!” На голове у фрукта росли совершенно зеленые волосы, а на затылке они отливали в ржавый табачный цвет. Морщины расползались на лице у фрукта, но цвет лица был розовый, как у младенца. Левая нога не сгибалась, ее приходилось волочить по ковру, зато правая прыгала, как у детского щелкуна. На борту великолепнейшего пиджака, как глаз, торчал драгоценный камень. |
| Мало ли чем не наказывает человека Бог ? Прискорбно только то, что человек доходит иногда до такой степени бесчувственности, что никакие потери, никакие лишения, никакие скорби и болезни не приводят его в чувство. Часто бесчувственный человек говорит: «а, что будет, то будет«. Хотя ясно сам знает, что с ним худо будет. «А что будет»? А то будет, что если ты не перестанешь ходить в питейный дом, то пропьешь все свое состояние, потеряешь здоровье, доведешь свое семейство до нищеты, а сам где-либо под забором умрешь. Не говорю о том, что душа твоя навеки погибнет. «А, что будет, то будет«, говорит скряга; хотя знает, что сребролюбцы не наследуют царства небесного. 155 «А, что будет, то будет» – говорит сластолюбец, хотя видит, что уже не может ходить от тучности и со дня на день ожидает смертельного удара. Нет! человек не дорожит благополучием жизни дотоле, пока потеряет оное; а как потеряет, тогда уже дорожит. Не видит человек над собою черной тучи, пока она его не накроет, когда отвратить ее уже не возможно. Нет, надобно пораньше раскаиваться, надобно загодя предотвращать беду. Не великое горе, если Бог в этой жизни еще накажет человека: если человек потеряет здоровье, состояние, сокровище, детей, друзей – со смертью он все забудет. Вот горе, если ты потеряешь совесть, страх Божий – не очистишь души от грехов: не сокроешь тогда ты позора своего и в могиле. После смерти люди будут говорить: «он был обидчик, грабил людей, наживал неправдою, был неблагочестив, не знал ни Бога, ни людей. Жена с ним не жила, а мучилась; детей не довел до ума: чужим добром наживался, жил только для грехов? " Думаю, что при такой бесчестной славе и в могиле покоя не найдешь, и там не будут иметь мира кости твои. Нет! теперь оглядывайся, как живешь. Гордишься – о, унизит тебя Бог, доведет тебя когда-нибудь до великого бесславия и уничижения. Прибираешь к рукам чужое – поверь до нищеты Господь доведет тебя, да не до временной, а до вечной нищеты: ничего не найдешь для себя на том свете. Гордишься нарядами – утешаешь бе- |
| Как мы уже наблюдали на всех платоновских терминах, Платон всегда берет самое обыкновенное, самое обывательское, самое бытовое слово, употребляет его много раз именно в этом внефилософском и внеэстетическом смысле, затем в разных местах своих сочинений начинает наполнять его более серьезным и глубоким содержанием и часто кончает тем, что превращает его в самую настоящую философскую или эстетическую категорию. То же самое нужно сказать и о словах " величина " , " великость " , " большой " , " больший " , " наибольший " , " малый " , " меньший " , " наименьший " . Действительно, что может быть более обыкновенно, чем слова " большой " или " малый " ? Платон часто так и употребляет их в обыденном значении. Таковы тексты для слова " большой " (Phileb. 14d, 25c, Parm. 149e). Но уже и это обыденное слово иной раз употребляется с более значительным смыслом. Так, его нужно переводить именно как " значительный " в " Государстве " (VI 486а) или " Законах " (V 730d). То же самое нужно сказать и о существительном " величина " (megethos). О " величине " во внешнем и даже просто в физическом смысле слова текстов у Платона очень много. Говорится о величине в смысле " непрерывной величины " (Parm. 149e, 151d), о величине треугольников (Tim. 57d), о ширине рек (Phaed. 111d), о величине (в смысле тучности) коня (Apol. 30e), о величине (в смысле роста) человека (R.P. VI 488а, Soph. 251d, Legg. IV 715с), о величине государства (R.P. IV 423b), о величине предметов в перспективе (R.P. X 602с). Однако этот термин, пожалуй, еще чаще применяется Платоном и к предметам нефизическим, тем самым получая уже более глубокое значение. Говорится о степени запальчивости (Legg. IX 867d) и удовольствий (Phileb. 45c, Legg. V 733), о значительности обещаний (Euthyd. 274а) и " поразительной степени ясности наук " (Phileb. 57с), о " величии и доблести " государства (Tim. 24e) и " величии державы " (Critias 117а), о " величине персидского войска и флота " , наведших на греков " величайший страх " (Legg. III 698b), о " великом множестве законов " (IX 860b) или " размерах наказаний " (XI 934b), о " ничтожной продолжительности " земной жизни человека (R.P. X 608с) и " огромности " темы о бессмертии души (Phaed. 107а), о " значительности служения " жрецов (Politic. 290d). Везде в этих текстах понятие величины получает уже оценочное значение (так, говорится, например, о том, что величина может быть и хорошей и дурной, Gorg. 509с), и соответствующий термин приходится переводить каждый раз по-разному. |
| Однажды путешествуя, он близ реки увидел змию, которая, убоявшись его, бросилась в реку, но — утонула ли, или естественно нырнула — только более не увидел ее плывущую, и сие весьма его опечалило, и как губителя так себя поносил и укорял, и чрез многие года всегда себя за это обвинял, почему не обошел ее мимо, и спокойно ее не оставил на своем ее месте. Никогда не мог видеть бывшие повинным наказания, но даже скотов или овец или птиц убиваемых, или же равнодушно смотреть на заколение их, даже на рыбу трепещущуюся не мог равнодушно смотреть, и живую никак не мог ее чистить, потому и ловить её сам уклонялся, ибо пойманную брал в руки свои и, любуясь, смотрел на нее не потому чтобы хотел её есть, но за красоту и за доброту её приятного вида прославлял Создателя, что такою прекрасною её сотворил. Потом как бы от нее слова говорил: “Пусти меня, и я ещё поживу так свободно по твоей милости, как и ты; я только тем и повинна, что не имею рук вынуть себя из сети, уловившей меня, но так же чувствую боль и так же хочу жить, как и ты, и свободу люблю; пусти меня, пусти, если ты милостивый!” И так, побеждаясь милостью и состраданием, отпускал и удалялся, чтоб не видеть живых и трепещущихся». «Все зримое и слышимое восставляет благости Божией! Как всему созданному во всей твари даровал свойственное довольствие, успокоение и увеселение, ибо если б не было все сотворенное совершенно удовольствованно, то бы не было и успокоено и никогда бы не увеселились, но вместо сего видим: древеса и всякое произрастение от удовольствования и успокоения растут, зеленеют, цветут и даже от избытка довольства и плоды произрастают; также равно и звери, и скоты, и птицы, и всякое животное между свойственными себе любуются, утешаются и распложаются, и от удовольствия многого всякое оживотворенное по естеству своему как бы благодарение гласом своим гласит к Богу, сотворшему их, а от всего ясно видится благосердный Промысл Божий, проливающийся на всю тварь. Земля Божиею мудростью и Его благоволением таким существом удобрена, что всю тварь довольствует, сама родит древеса и травы, и сама влажностью и тучностью своею растит, украшает и цвести заставляет; зверям же и птицам и всем жизненным и одушевленным и всему роду человеческому издает всем приличествуя на потребу, и жилища, и пищу». |
| Однако сторонники наследственности правы в том, что своими глазами, волосами, ростом, строением тела я обязан родителям, да и всем остальным предкам. Но вот как быть с весом? Я был бы очень рад пристыдить за него своих предков, но, к сожалению, не имею на это права. Дважды в своей жизни я бывал очень худым. Во время Второй мировой войны я был пехотным офицером и несколько раз побывал за линией фронта, в тылу у немцев. Естественно, что немцы относились к этому не слишком–то гостеприимно. Короче, я стал худым. В Пенсильванском университете я питался не так, как мне хотелось бы. В те времена я тоже был худым. С другой стороны, в течение всей своей жизни я очень любил хорошо поесть, в результате чего воспитанные люди стали называть меня «дородным». Отсюда вряд ли можно сделать тот вывод, что вес моей бабушки, по мнению людей, оставался неизменным в те времена, когда я ел слишком много или слишком мало. Функция определяет структуру, — Хотя мне бы и хотелось возложить вину за свою тучность на дедушку Рикера или бабушку Маккарти, но это было бы несправедливо. Не так много людей в мире сейчас разделяют точку зрения, что наследственность и воспитание — не взаимоисключают, а взаимодополняют друг друга. Но я и сотрудники моего Института относятся именно к таким людям. Но тогда что можно сказать об остальных? Давайте быстренько совершим мысленное путешествие вокруг земного шара и посетим тех детей, которые умеют делать нечто необычное. Сам я неоднократно совершал такие путешествия в действительности. Присмотримся к тому, что стало причиной экстраординарных способностей этих детей — наследственность или окружающая среда. Для начала разберемся с наследственностью. Отправимся в Мельбурн конца 60–х годов. Мы находимся в большом закрытом плавательном бассейне и видим очаровательное зрелище: 25–30 розовых малышей, в возрасте от нескольких месяцев до одного года, и их красивые мамы, одетые в яркие бикини. Дети учатся плавать и делают это весьма успешно. Там был один двухлетний малыш, который настаивал на том, чтобы я бросил его туда, где глубоко. Он успешно выплывал и вновь требовал, чтобы я проделал то же самое. В итоге я устал бросать его раньше, чем он сам устал плавать. |
| Об этом нас поучают косвенно и плакаты на… антирелигиозные, а выходит – на практические темы. В 1918–1920 годах художники (из «Крокодила» или «Безбожника») рисовали монахов и «попов» для издевательства непомерно толстыми, с заплывшими жиром глазками, с лицами, которые «решетом не покроешь». А теперь, через 30 лет, когда жизнь переменилась и вышедшие из тюрем и лагерей стали тощими (кто, конечно, не на государственной стипендии живет), а с портретов в витринах на нас смотрят лица, достойные кисти Черемных, такие плакаты потеряли и свое значение, и распространение. Вполне понятно. Но и тот, кто ведет подвижнический образ жизни ради спасения, не всегда может избавиться от тучности. Пример тому – архимандрит Гавриил, жизнь которого я описываю. В этом случае, пока мы молоды, нужно соблюдать вышеуказанную диету, видоизменяя ее сообразно индивидуальности и личного телесного состояния подвизающегося. Если человек слабый, страдает диспепсией (расстройством желудка), бессонницей, сердцебиением – диету надо смягчить или даже временно оставить. И главное – чтобы человек принимал как можно меньше жидкостей. Не больше одного литра, для здорового монаха это будет отлично. Выходит, предписания современных европейских светил медицины требуют того же, чему учили своей жизнью наши древние отцы Антонии, Макарии, киево-печерские угодники 12 века, Сергий преподобный и прочие. Научный курс лечения тучности Завтрак: Рыбная котлетка (или куском); чашка чаю 125 г. без молока и сахару, пустая; сухари или поджаренный хлеб 30 г. (вообще хлеб). Обед: Суп (по Эбштейну; также Эртель: в начале лечения к обеду можно давать 100 г. супа); рыбная котлетка с гарниром (немного – 50 г зелени, но картофель и репу нельзя); компот 30 г. (2 столовые ложки) или немного плодов; можно печенье, но без сахара; хлеб 30 г. Чай (после обеда или вечером): Яблоки (фрукты) 60 г., сухари 15–30 г.; чашка чаю (или по Эртелю: 50 г. воды). Ужин: Котлетка (1 яйцо, копченой или свежей рыбы 30 г.); белый хлеб, изредка немножко можно; сыр; свежие плоды (по Эбштейну). |
|
|
