| «Пухов глядел на встречные лощины, слушал звон поездного состава и воображал убитых — красных и белых, которые сейчас перерабатываются почвой в удобрительную тучность. Он находил необходимым научное воскрешение мертвых, чтобы ничто напрасно не пропало и осуществилась кровная справедливость. Когда умерла его жена — преждевременно, от голода, запущенных болезней и в безвестности, — Пухова сразу прожгла эта мрачная неправда и противозаконность события. Он тогда же почуял — куда и на какой конец света идут все революции и всякое людское беспокойство. Но знакомые коммунисты, прослушав мудрость Пухова, злостно улыбались и говорили: — У тебя дюже масштаб велик, Пухов; наше дело мельче, но серьезней. — Я вас не виню, — отвечал Пухов, — в шагу человека один аршин, больше не шагнешь; но если шагать долго подряд, можно далеко зайти, — я так понимаю; а, конечно, когда шагаешь, то думаешь об одном шаге, а не о версте, иначе бы шаг не получился. — Ну, вот видишь, ты сам понимаешь, что надо соблюдать конкретность цели, — разъяснили коммунисты, и Пухов думал, что они ничего ребята, хотя напрасно бога травят, — не потому, что Пухов был богомольцем, а потому, что в религию люди сердце помещать привыкли, а в революции такого места не нашли. — А ты люби свой класс, — советовали коммунисты. — К этому привыкнуть еще надо, — рассуждал Пухов, — а народу в пустоте трудно будет: он вам дров наворочает от своего неуместного сердца». Здесь очень много дорогих для Платонова мотивов, в том числе обнажающих расхождение автора с официальной идеологией революции. Более того, можно увидеть очень важную, сокровенную мысль об общности русской судьбы, не важно, белой или красной — все легли в одну землю, всех ждет одна участь быть переработанными почвой в «удобрительную тучность», все герою д о роги потому, что умерли, и все подлежат научному воскрешению. Для человека, который не так давно призывал сжечь, уничтожить, истребить контрреволюцию, белую гадину, это даже не милосердие и не прощение чьей-либо исторической вины или признание иной правды, но глубинное понимание трагедии расколотого русского народа дорогого стоит. В этой точке Платонов вольно или невольно сближался и с Булгаковым, у которого в «Белой гвардии» в сонном видении Алексея Турбина белые и красные вместе попадают в рай, и с Шолоховым с его знаменитыми строками-эпитафией из «Тихого Дона», написанными на одной из бесчисленных русских могил братоубийственной войны: |
| О. Леонид нисколько не заботился о том, что о нем скажут люди, и как им покажутся его действия. Поэтому неудивительно, что некоторые, не имевшие понятия о духовной жизни, нередко соблазнялись на старца. Одни соблазнялись тем, что схимник, который по мирским понятиям должен бы проводить время исключительно в молитвенных трудах и затворе, был постоянно окружен толпой народной. Соблазнявшиеся не понимали, что о. Леонид оставил свое безмолвие, движимый духовной любовью к страждущим и немощным братиям, по слову Спасителя: больше сея любви никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя ( Иоан. 15:13 ). Эти люди не понимали, что, по словам св. Лестничника, хотя «по истине велик подвиг благодушно и мужественно терпеть зной, и тишину, и томление безмолвия, но несравненно больший подвиг – не бояться молв, и среди шума их сохранять небоязненное и неподвижное сердце, пребывая внешне с людьми, внутренно же с Богом». Иные соблазнялись простой и шутливой речью и обращением старца; а другие тучностью его телосложения, тогда как эта тучность происходила от болезни, и старец в последние годы своей жизни, по болезненности своей, почти не мог приискать пищи по своему желудку, и всегда принимал ее в самом умеренном количестве. Оптинский иеромонах П. рассказывал, что, когда он в первый раз приехал в Оптину пустынь, и пришел к о. Леониду, то, увидав его тучность, соблазнился, и остановившись у дверей его келлии, подумал: «что ж это за схимник?». Заметив его, прозорливый старец встал, и ударяя руками по своему животу, громко через весь, окружавший его, народ сказал: «что, Копцев? Видно славны бубны за горами, а близко подъедешь, – как лукошко. Смотри-ка, брат, какое у меня пузенько». На приезжего напал страх. Он с о. Леонидом был знаком только по переписке, а лично не видался с ним до сего времени, и приехав в Оптину, не заходя ни к кому, прямо пошел к старцу: как же старец, никогда не видавший его, называет его по фамилии? Как он мог узнать его тайный помысл? С невольным трепетом П. пал к ногам о. Леонида, который тут же при всех обличил, как он на дороге поссорился с ямщиком. |
| Мы видели, как свойствен природе человека и как благотворен и спасителен для души его пост; показали теперь и то, как искажает природу человека и как погибельно для души его невоздержание в пище и питии – объядение и пьянство; возлюби же, христианин, пост и бегай неумеренности! Сие завещает и святитель Христов Митрофан: «Воздержно яждь, мало пий». О здоровье и его значении в жизни христианина Воздержание в пище и питии, как мы видели, приносит великую и многообразную пользу душе человека. Знал и имел в виду сию пользу святитель и угодник Божий Митрофан, когда в своем завещании давал нам заповедь о воздержании. Но он обратил особенное внимание наше на последствия умеренного употребления пищи и пития для нашего тела, указал на здравие телесное, как на плод воздержания: «Воздержно яждь, мало пий здрав будеши», – пишет он. Может представиться с первого взгляда, что пост и воздержание могут содействовать не здоровью, а истощению тела. Так действительно и думают иные, прикрывая сей ложной мыслью свою леность к посту и страсть к невоздержанию. Но так думать – значит действительно не знать силы поста и заблуждаться, или мудрствовать паче, нежели подобает мудрствовати. Святитель Митрофан изрек непреложную истину: плодом воздержания в пище и питии для нашего тела служит здоровье; напротив, объядение и пьянство бывают источником многих болезней. Правда, святой пророк Давид сказал о себе: «колена моя изнемогоста от поста» ( Пс.108:24 ), – и тем показал, как будто, что пост ослабляет и изнуряет тело. Но должно помнить, каким постом постился пророк: его пост соединен был с сильною тугою (тяжестью) душевною, с глубокой скорбью сердца, как сам он указал на сие в другом месте: «зане пепел яко хлеб ядях и питие мое с плачем растворях» ( Пс.101:10 ). Мы же имеем в виду не чрезвычайные подвиги поста, а постоянную воздержность и умеренность в употреблении пищи и пития. Притом не должно забывать, что иное дело – слабость и иное – болезнь, иное – крепость и избыток сил, и иное – здоровье. Пост, ослабляя силы тела, не изнуряет здоровья, иногда, напротив, самым ослаблением содействует обновлению его; под здоровьем же должно разуметь не обилие сил, причиняющее иногда тяжесть телу, тем более не тучность тела, которую нельзя и назвать признаком здоровья, а свежесть и бодрость сил телесных, сообщающие особенную легкость человеку, равновесие сил телесных между собою и неуклонное подчинение их духу. Вот какое состояние сил должно быть названо здоровьем. И если необузданность сил телесных и тучность бывают следствием чрезмерного употребления пищи и пития, то здоровьем, в собственном и истинном его значении, действительно обладает тот, кто соблюдает умеренность в употреблении пищи и пития. |
| Отсюда понятно почему, в в. з. Писаниях под образом виноградника нередко изображается Израиль, – народ, который был избран из всех народов мира Иеговою, и был Им храним, как зеница ока (Второз. 32, 10). Так как под виноградником у пророка разумеется Израиль, то те частные черты, которые упомянуты далее, при описании виноградника, должны быть объясняемы не в буквальном только смысле, но и в переносном: именно в них следует искать указаний на те или другие обстоятельства и события в истории Израиля, в которых обнаружились – или любовь Иеговы к своему избраннику, или гнев против него. «Был виноградник на вершине утучненной горы“. В славянском переводе, согласно с переводом LXX, это место читается; «виноград быст в розе, на месте тучне“. Перевод этот ближе к букве подлинника и точнее передает его смысл. Словам «на вершине горы“ «в розе“ в подлинном тексте соответствует слово «керен и . »Керен и значит собственно «рог»; отсюда славянск. «в розе» (LXX –ν κρατι); правда, в переносном смысле, «керен» употребляется и для обозначения горы, но не всякой, а такой, которая высоко, на подобие рога, поднимается над долиною, или соседними горами, и со всех сторон доступна влиянию солпечных лучей, что особенно благоприятно для виноградных насаждений. Название «рог» (евр. «керен», арабск. «карн») и в настоящее время употребляется для обозначения некоторых гор Палестины; так напр. одна из гор иудиных, возвышающихся над Иорданскою равниною называется Карн (рог) Сартабе. Вершина Карн Сартабе, крутая и скалистая, действительно, подобно исполинскому рогу, высоко поднимается над соседними возвышенностями. Словом: «утучненной, на месте тучне» в еврейском соответствует выражение «бен-шамен», что буквально значитъ «сын тучности». Подобный оборот речи свойствен всем семитическим языкам и часто употребляется в еврейском; в этом последнем обычны такие напр. выражения: «сын беззакония», «сыны огня» (по отношению к искрам). Этот оборот речи дает обыкновенно понять, что названное в нем свойство, составляет неотъемлемую принадлежность лица или предмета, есть свойство не случайное, но присущее природе этого предмета или лица; поэтому выражение «сын тучности» в приложении к горному отрогу указывает, что отрог этот есть место от природы тучное; отсюда славянское на месте тучне более точно, нежели русское утучненной, дающее повод думать, что тучность горы, о которой идет речь в рассматриваемом стихе, есть результат мер искуственных, результат утучнения ее человеком. |
| Перемены погоды там не велики и не сильны: [она стоит почти] одинаково и мало изменяется. Поэтому-то [и обитатели страны] так похожи видом друг на друга: они всегда употребляют одну и ту же пищу, [носят] одну и ту же одежду летом и зимой, дышат сырым и густым воздухом, пьют снеговую и ледяную воду и не знают усталости: невозможно ведь закалять [в труде] ни тело, ни душу там, где [климатические] перемены не бывают значительны. Вследствие этих причин скифы отличаются толстым, мясистым, нечленистым, сырым и немускулистым телом; живот у них в нижней части отличается чрезвычайным изобилием влаги: ведь и невозможно, чтобы он был сух в стране, отличающейся такими природными свойствами и состоянием атмосферы. Благодаря тучности и отсутствию растительности на теле [обитатели] похожи друг на друга, мужчины на мужчин и женщины на женщин. Вследствие одинаковости температуры в разные времена года, при сгущении семенной жидкости не происходит никакой порчи и изменений, за исключением какого-нибудь насильственного случая или болезни. 27. Я представлю важное доказательство изобилия влаги [в их телах]: у большинства скифов, [именно] у всех кочевников, можно встретить прижигание плеч, рук, запястий, груди, бедер и лядвий; [они делают это] исключительно вследствие природного изобилия влаги [в теле] и его мягкости, так как [иначе] от сырости тела и слабости не могут ни натягивать луков, ни давать плечом толчок [при метании] дротика; а при прижигании излишек влаги высыхает в членах, и вследствие этого тело делается крепче, изобильнее питательными соками и членистее. Делаются же они сырыми и слабыми, во-первых, от того, что [в детстве] не пеленаются, подобно египтянам; [скифы] не имеют этого обычая из-за верховой езды, чтобы хорошо сидеть [на лошадях]; во-вторых, от сидячей жизни: [дети] мужского пола, пока не могут еще держаться на лошади, большую часть времени сидят в кибитках и мало ходят пешком вследствие [постоянных] перекочевок; женский же пол отличается удивительно сырою и слабою комплекцией. |
| 445 ...прислалъ ecu к намъ гонца своего Венцлава Лопатинского з грамотою... гонца нашего Ондря к намъ отпустилъ ecu... – 1 июня 1579 г. Баторий, полностью подготовившись к военным действиям, «выбил из своей земли кабы злодеев» русских послов Головина и других, а 26 июня отправил к Грозному своего посла Лопатинского и русского гонца Михалкова. «Лист», посланный с Лопатинским, представлял собою «разметную грамоту» – объявление войны. Баторий ставил в вину царю главным образом его военные действия в Ливонии в 1577–1578 гг. Грозный первоначально задержал Лопатинского, но уже в декабре 1579 г. гонец был отпущен, однако при отправке ему было указано, что «которые люди с такими грамотами ездять, и таких везде казнят; да мы, как есть государь христианский, твоей убогой крови не хотим». 446 ...и с нашими израдцами, с Курбскимъ и з Заболоцкимъ и с Тетеринымъ... – Участие этих «изратцев» (изменников) в походе на Полоцк подтверждается и в ответе Батория на комментируемое послание. 447 И нашу вотчину городъ Полоцко израдою взялъ ecu. – Осада Полоцка длилась с середины августа до середины сентября 1579 г. Перед началом осады король послал защитникам Полоцка грамоту, в которой оправдывал свое наступление против царя и обещал «освободить христианский народ от кровопролития и неволи». Несмотря на эти обещания, Полоцк оборонялся очень энергично и был сдан лишь после пожара в крепости. 448 ...новымъ умышленьемъ зжегъ и люди побилъ и мертвымъ поругался... как бы волховнымъ обычаемъ. – «Новое умышление» заключалось в том, что крепость была подожжена раскаленными ядрами. О происшедшем при взятии Сокола надругательстве над трупами рассказывает Гейденштейн: «...многие из убитых отличались тучностью; немецкие маркитантки, взрезывая такие тела, вынимали жир для известных лекарств от ран, и между прочим это было сделано также у Шеина» (Гейденштейн Р. Записки о Московской войне. СПб., 1889, с. 79). 449 ...«перед маистатомъ» ихъ не ставятъ. – В «разметном листе», посланном с гонцом Лопатинским, Баторий жаловался царю, что русские послы не сказали ему ни слова, «кгды перед маестат наш были возвани», т. е. «когда были приглашены к нашему величеству». Недовольство Грозного этим выражением Баторий объяснил в своем ответе на него тем, что Грозный не понял смысла слова «маестат». В ходе дальнейших дипломатических переговоров Грозный отверг это обидное для него обвинение в невежестве: «...и мы то ведаем: маистат – государство, а на маистате – государь на государстве, и государь государства болши: приведут к государю, что то к его лицу, а приведут к маистату, ино то к повеленью к государскому приведут, а не к самому государю, ино то уж ниже, да и хуже». Выражение «привести к величеству» действительно звучало на тогдашнем дипломатическом языке более унизительно для послов, чем «привести к государю». |
| Таким образом, как дисциплина йоги постулировалась верховным идеалом браманизма, так, в свою очередь, сама йога постулирует строй жизни, ее подготовляющей, как свое необходимое условие. Прежде чем сделаться «йогином» (учеником Йоги), индусу необходимо было пройти путь отшельничества 1580 , неразрывно связанная с подвигами аскетизма. В нем, – хотя опять-таки главным образом в форме отрицательной, – находила себе выражение и применение вся та энергия воли, которая у —261— «йогина», вследствие исключительно созерцательного направления его жизни, переходила в состояние, так сказать, «скрытое». Упанишады регламентируют эту стадию нравственного «делания» (здесь этот термин имеет уже некоторый смысл, – не так как в состояния «йоги») самым точным образом. По достижении известного возраста (обыкновенно пятидесяти лет), человек, ищущий совершенства, должен уйти из дома своего и от семьи своей, – в лес, в пустыню, или вообще «уединиться», сделавшись странником, нищим и т.д. Он расстается с семьей и домом, как с жизнью: «последняя» жертва, передача во владение семьи всего, что связывало его с нею и что должно напоминать ей о нем (жертвенного шнура, локона волос и т.д.), затем трогательное прощание и выход из дому, в сопровождении сына, с которым, впрочем, отец скоро разойдется и пойдет, как и сын, не оглядываясь на новое место… Теперь для него все другое: одежда (коричнево-красного цвета, иногда заменяемая лишь одним «поясом стыдливости»), палка (иногда складная из трех отдельных тростей), пара сандалий, чашка для питья – вот и все! Ничего своего! Пищей отселе для него должно служить исключительно подаяние и, при том, в крайне ограниченном количестве, чтобы не развилась тучность. Друзей и близких у него теперь нет. В селении, чтобы не пристраститься к кому-нибудь, он может пробыть только одну ночь, в большом городе – пять (за исключением периода дождей, – четыре месяца в году). Его главное занятие – повторение наизусть «араньяк», которые отселе заменяют для него жертву, и добровольные подвиги умерщвления плоти, quantum satis. |
| Да и относительно самих волос можно спросить, возвращено ли тогда будет им все то, что теперь срезается при стрижке? Если будет возвращено, то не вызовет ли в каждом отвращение такое безобразие? То же самое, очевидно, нужно сказать и о ногтях; и им должно быть возвращено все то весьма многое, что срезается теперь при уходе за телом. Где же в таком случае будет красота, которой должно быть, конечно, больше в состоянии будущего бессмертия, чем сколько может быть ее в состоянии настоящей тленности? А если не будет возвращено, значит — пропадет, как же, говорят, и волос с головы не пропадет? Подобные же рассуждения ведутся и относительно сухощавости и тучности. Если все тогда будут равны, то, конечно, не будут одни сухощавы, а другие тучны. Значит, одним будет нечто прибавлено, а у других нечто убавлено. А отсюда все мы должны будем получить тогда то, чего у нас не было, но одним придется приобрести то, чего они не имели, а другим потерять то, что имели. Толкуют всячески и о разного рода повреждениях и о разрушении мертвых тел, о случаях, когда иное из тел превращается в прах, а другое испаряется в воздухе газами; одни тела пожираются зверьми, другие -огнем; некоторые же люди погибают в воде при кораблекрушении или иным каким-нибудь образом, так что гниение разрешает тела их во влагу; все такие тела, полагают они, не могут быть соединены и восстановлены в плоть. Перебирают, какие бывают или рождаются уродства и увечья, причем с отвращением и насмешкой упоминают и о чудовищных порождениях, и допытываются, в каком виде воскреснет безобразие каждого? Если бы мы сказали, что в человеческом теле ничего подобного тогда не будет, у них готово опровержение на наш ответ в указании на язвы, с которыми, как мы проповедуем, воскрес Господь Христос. Но из всех этих вопросов самый трудный предлагается ими о том, в чью плоть возвратится то мясо, которым питается человек, пожирающий под влиянием голода человеческое же тело. Ведь мясо это превратилось в плоть того, кто, благодаря подобной пище, остался жив и ею восполнил те потери (в организме), о которых свидетельствовала его исхудалость. Итак, возвратится ли то тело тому человеку, плотью которого оно было раньше, или же, наоборот, останется в том, плотью которого оно стало позже; вот вопрос, разрешения которого допытываются они, осмеивая нашу веру в воскресение; причем, или, подобно Платону, обещают человеческой душе попеременно чередующиеся состояния истинного злополучия и ложного блаженства, или же, вслед за Порфирием, останавливаются на мысли, что человеческая душа после долгих странствий через различные тела некогда закончит свои злополучия навсегда; не так, впрочем, что будет иметь бессмертное тело, а так, что освободится от всякого тела. |
| 1. Таким образом, теперь мы заключаем, что все природное души присутствует в ней самой в качестве ее сущностного и с ней растет, и преуспевает с того момента, как появляется она сама. Как говорит и наш Сенека: Присущи нам семена всех искусств и возрастов, и Бог-учитель незаметно производит дарования 299 , то есть, из семян врожденных и скрытых в младенчестве, к которым относится и интеллект. Ведь из них развиваются таланты. 2. Далее, и в семенах плодов имеется один образ каждого рода, развитие у них, однако, будет разным: одни растения поднимаются в полный рост, другие достигают еще лучшего результата, иные вырождаются: в зависимости от климата и состояния почвы, сообразно с уходом и заботой, в зависимости от времен года, в зависимости от обстоятельств и случайностей. Так и душа может быть однородной по семени, многообразной по росту. Здесь ведь и местность имеет значение. 3. Говорят, в Фивах рождаются вялые и глупые, в Афинах наиболее рассудительные и красноречивые, где в Колитте 300 мальчики меньше чем за месяц начинают говорить еще неразвившимся языком. Ведь и Платон утверждает в «Тимее», что Минерва, когда она возводила сей город, учла прежде всего то, что природа края обещает замечательные таланты. Поэтому и сам он в «Законах» Мегиллу и Клинию предписал заботиться о месте создания государства. Но Эмпедокл причину природного остроумия или тупоумия видит в качестве крови, совершенство и преуспеяние выводит из обучения и воспитания. Однако говорить о национальных особенностях стало уже обычным делом. Комедиографы насмехаются над боязливыми фригийцами; Саллюстий 301 порицает суетных мавров и диких далматийцев; лживых критян даже Апостол клеймит 302 . 4. Возможно, кое-что зависит и от телосложения, и от здоровья. Тучность препятствует рассудительности, худосочие благоприятствует, паралич истощает ум, чахотка сохраняет. Гораздо больше будут признаваться, помимо дородности и здоровья, те факторы, которые заостряют или притупляют ум. Заостряют науки, образование, искусства, практика, дела, профессии; притупляют незнание, праздность, бездействие, страсти, неопытность, безделье, пороки, а кроме этого некие начальствующие силы 303 . |
| Генель рассказывал Станиславскому следующее: «Это было в первой половине 1845 г. Около 11 часов утра я выхожу из главного почтамта, куда зашел для отправки писем, и становлюсь в нерешительности, куда мне идти, у самого угла почтамтской площади и Валь-штрассе. Говоря откровенно, меня тянуло в винный погребок, находившийся в ста шагах от меня, куда я изредка захаживал, чтобы позавтракать и выпить стаканчик хорошего рейнвейна. Но, с другой стороны, мне необходимо было зайти по делам в Академию художеств. Наконец «лукавый» победил, и я свернул в Валыптрассе по направлению к винному погребку. Не прошел я еще и 20 шагов, как вижу идущего мне навстречу необычно рослого господина с поразительно характерными чертами лица, большим прямым носом и громадными голубыми глазами, смотревшими как-то спокойно величественно на все окружающее. Пораженный появлением столь импозантной, мужественной фигуры, я стал рассматривать незнакомца, в котором сразу можно было узнать знатного чужестранца. Без всякого признака тучности, шедший господин был, тем не менее, атлетического сложения, легкая походка свидетельствовала о громадном запасе жизненных сил, хотя по лицу можно было незнакомцу дать лет под 50. Одет был господин с изысканной элегантностью, но без малейшего намека на франтовство. На нем был синий, открытый спереди короткий сюртук, темно-коричневый шелковый жилет с вышитыми на нем цветочками и серые брюки, на голове имел он цилиндр, что увеличивало высокий его рост. В правой руке держал незнакомец тоненькую тросточку с серебряным набалдашником, а левая, одетая в перчатку, сжимала снятую с правой руки. Поравнявшись с незнакомцем, я только тут убедился, как высок был он ростом: я, человек во всяком случае не маленький, доходил ему как раз до ушей. Проходя мимо меня, господин этот взглянул пристально мне в лицо, точно всматриваясь своими большими выразительными глазами в мои черты. Остановившись как-то невольно, я стал смотреть удалявшемуся незнакомцу вслед, мне казалось, что я это лицо где-то уже видел, но не мог припомнить, ведь тогда еще не было фотографий. |
|
|
