| Сведения «Чина церковного...» позволяют считать, что в 30-х гг. XVI в. демество и пение с верхом нашли применение и закрепились в церковнопевч. практике. Немногочисленность указаний свидетельствует о начальном этапе развития этих явлений, время зарождения к-рых, по-видимому, можно отнести ко 2-й пол. XV в. Анализ записей в певч. рукописях выявляет, что термины «демество» , «верх» в совокупности с терминами «низ» , «пут» ( путь ) в незначительном количестве появляются в кон. XV - нач. XVI в. Наиболее ранним памятником, в котором имеются все вышеперечисленные термины, является рукопись кон. XV - нач. XVI в. ИРЛИ. Причуд. 91 (см.: Фролов. С. 102). В это время перечисленные термины в одних случаях помещаются непосредственно перед началом текста песнопения, в др.- выносятся на поля рукописи. Термины могут сопровождать как нотированные, так и ненотированные тексты, могут использоваться в рукописях поодиночке и в различных комбинациях. В одиночном употреблении встречаются преимущественно «демество» и «пут», реже - «верх» и «низ», что связано с их смысловой неравнозначностью. Термины «демество» и «пут» служат обозначением новых для Др. Руси певч. стилей - демественного и путевого распевов, известных в ранний период в одноголосной, а в более позднее время в многоголосной формах записи. В начальный период бытования в первую очередь необходимо было записать основной голос многоголосия, таковым могли быть путь или демество. Термины «верх» и «низ» не означали певч. стилей - так называются специфические партии многоголосия, подчиненные пути или деместву; в рукописях эти термины могли появиться только при наличии многоголосия в той или иной форме записи. В рукописях 1-й пол. XVI в. помимо одиночного можно встретить и совместное употребление терминов «демество - верх», «демество - пут». Наиболее часто такие сочетания терминов используются в псалме «На реце вавилонстеи» ( Фролов. С. 105). Анализ записей псалма с пометами «демество» и «верх» показывает, что это были первые опыты фиксации демественного многоголосия, когда верх еще не приобрел статуса самостоятельного голоса и использовался в заключительной части песнопения в качестве верхнего подголоска (см.: Пожидаева Г. А. Демественное пение в рукописной традиции кон. XV-XIX в.: Канд. дис. Л., 1982). Вероятно, именно такой вид пения описан в «Чине церковном...» 30-х гг. XVI в. |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| Сама рукопись так называемого Служебника Киприана (ГИМ. Син. 601) представляет собой не автограф, а один из ранних русских списков с него (Щепкина М. В. и др. Описание пергаменных рукописей. С. 198–199; Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 471). Подробнее о списках Кормчих XIII–XV вв. и их редакционной принадлежности см.: Щапов. Византийское и южнославянское правовое наследие. С. 255–275. 12-й индикт соответствует 1404, а не 1408 г., данная датировка и принята в настоящее время. Следует отметить одну формальную особенность жалованных грамот, выданных вплоть до XVII в. в Литовской и Галицкой Руси, и неизвестную в Руси Московской (в широком смысле слова). В Литве и Галиции грамоты зачастую хранились не как отдельные документы в монастырском архиве, или казне, а вписывались на чистых листах напрестольных Евангелий. С одной стороны, это обеспечивало сохранность документов, а с другой — освящало сам акт пожалования. В случае возникновения судебного иска или необходимости подтверждения такие Евангелия предъявлялись в суде на правах документов. Обычай освящения акта пожалования местоположением записи имеет, возможно, весьма древние корни: достаточно вспомнить запись XII в. о покупке кнг. Всеволожей Бояновой земли, сделанную на столпе в приделе св. апостолов Софийского собора в Киеве (Высоцкий С. А. Надпись о Бояновой земле в Софии Киевской//История СССР. 1964. 1. С. 112–117). Современный шифр — РНБ. К.-Б. 6/1083. Цитируемые записи (вторая приведена частично) на л. 78 об. и 218 принадлежат писцу рукописи, известному книгописцу XV в. кирилло-белозерскому иноку Евфросину (о нем см.: Лурье Я. С. Литературная и культурно-просветительная деятельность Ефросина в конце XV в.//ТОДРЛ. 1961. Т. 17. С. 130–168; описание сборника см.: Каган и др. Описание сборников. С. 144–172). «Идейными соображениями или литературными вкусами» объясняет отсутствие Слов митр. Григория Цамблака в Измарагде новейший исследователь, также не рискующий относить протограф списков Измарагда XV–XVI вв. к более раннему времени (Пудалов. |
| Третий вид М. (происходящий от визант. параллаги ) представляет собой, так же как и в византийской традиции, включение в мелос песнопения формульных оборотов др. гласа. Письменным свидетельством его существования в древний период являются указания на смену гласа, проставляемые в певческих рукописях наряду со знаками нотации. Один из ранних примеров известен по Благовещенскому Кондакарю (РНБ. Q. п. I. 32, кон. XII в.): в записи 7-й евангельской стихиры (глас 7) проставлено обозначение 2-го гласа (Л. 125 об.), в записи 11-й евангельской стихиры (глас 8) - обозначение 1-го гласа (Л. 128 об.). В противоположность служащим той же цели мартириям средневизант. нотации модуляционные обозначения в древнейшей знаменной нотации не содержали схематично зафиксированной интонационной формулы-настройки и ограничивались лишь цифрой, показывающей номер гласа. Впосл., в период развитого классического знаменного распева, в певч. репертуаре и рукописной традиции закрепился особый тип песнопений- многогласников , преемственно связанный с древними модуляционными явлениями. Поскольку понятие «глас» как в византийской, так и в древнерус. традиции совмещает в себе ладовый (система финалисов и опорных тонов) и мелодически-формульный (система попевок) аспекты (впервые это было отмечено в работе: Лозовая. 1987. С. 134), указание на смену гласа внутри песнопения влечет за собой появление мелодических оборотов из формульного комплекса нового гласа. В этой связи возможно, что остатком когда-то в древности развитой системы М.-параллаги является наличие в попевочной системе знаменного распева формул, не имеющих прикрепления к одному гласу (или к 2 родственным в паре «автентический - плагальный»), таких как «мережа», «подъем» и др. В отличие от «странных голосов» 2-й (тетрахордный) и 3-й (формульный) вид М. не были описаны в музыкально-теоретических трудах позднего периода. Лит.: Цалай-Якименко О. Киïвська homaцiя як релятивна система: (За рукописами XVI-XVII ст.)//Украïнське музикознавство. К., 1974. |
| А. по традиции считаются нек-рые разновидности документов регистрационно-учетного вида, напр. сотные или выписи из писцовых книг XV-XVII вв. Они составлялись на владения того или иного земельного собственника в одном уезде. Сотные содержат ценную информацию о составе земель и населения монастырских и митрополичьих вотчин эпохи Русского централизованного гос-ва. Под «А. гражданского состояния» подразумевается фиксация рождения, бракосочетания и смерти, к-рая в XVIII - нач. XX в. осуществлялась в метрических книгах, ведшихся приходскими священниками, а после Октябрьской революции 1917 г. - в книгах «Записи актов гражданского состояния». Сами по себе эти записи, будучи в составе книги, не могут рассматриваться как отдельные А. Весьма условно можно отнести к разряду частно-публичных А. документы просительного вида: челобитья, прошения, жалобы. Все письма вообще принадлежат к эпистолярному виду. Вместе с тем служебные письма в одних случаях тяготеют к эпистолярно-распорядительному, в др.- к эпистолярно-отчетному виду. В имп. Риме и в раннесредневек. монархиях Запада законы и договоры часто облекались в форму посланий. Поэтому целый ряд документов эпистолярного вида следует квалифицировать как А. В XVI-XIX вв. в церковных учреждениях (при митрополите, с 1589 при Патриархе, в крупных мон-рях) создавались копийные книги А., куда переписывались в том или ином порядке тексты грамот, хранившихся в церковно-монастырских архивах. В 1-й трети XVI в. была сформирована Митрополичья копийная книга, в 1534 г.- Копийная книга Троице-Сергиева мон-ря, в 80-х гг. XVI в. в Троицком мон-ре возникла целая серия копийных книг. В XVII в. кроме Троицкого копийные книги имели Кириллов Белозерский, Симонов, Соловецкий и ряд др. мон-рей. Кроме того, по инициативе правительства в различных мон-рях в XVI-XIX вв. составлялись описные, или «отписные», книги монастырской казны. Сюда вносились и упоминания о грамотах, находившихся в мон-ре. В соответствии с канонами западноевроп. дипломатики в формуляре А. различают начальный протокол (или просто протокол), основную часть (текст или контекст) и конечный протокол (эсхатокол). В А. встречаются изобразительные элементы - символическая инвокация (крест, хризмон), художественные заставки и инициалы, колофоны, иногда миниатюры (миниатюра имеется, напр., в жалованной грамоте вел. кн. Олега Рязанского рязанскому Ольгову мон-рю, ок. 1371). К основной структуре формуляра примыкают дополнительные компоненты: удостоверительные знаки (подписи, печати), позднейшие подтверждения, пометы, связанные с происхождением и дальнейшим юридическим функционированием документа, архивные пометки. Приемы изучения А. разнообразны. Их письмо исследуется методами палеографии, печати - методами сфрагистики, формуляр - методами дипломатики, к-рая является комплексной наукой об А. (см. также статьи: Византийские акты , Европейские акты). |
| Начиная с XII-XIII вв. в связи с новым литературным подъемом и развитием книжного дела большое распространение находят также памятные записи, среди которых определенную группу составляют жития, изложенные по различным поводам в виде памятных записей. Таковы жития Григора Нарекаци (автор Нерсес Ламбронаци. XII в.), Нерсеса Ламбронаци (автор Самвел Скевраци, XII в.), Мхитара Саснеци (автор Мкртич, XIV в.), Мкртича Нагаша (автор Аствацатур, XV в.) и др. За исключением Нерсеса Ламбронаци, оставившего житие-памятную запись Григора Нарекаци, все вышеупомянутые авторы являлись современниками и близко знали своих героев. А некоторые памятные записи написаны при их жизни. Этим обстоятельством обусловлена художественная специфика и историко-познавательная ценность настоящих памятников. Особое значение они имеют как исторические источники, содержащие важный фактический материал для изучения культурной и социально-политической жизни страны. В житиях-памятных записях замечается сплетение композиции, свойственной памятным записям, с житийной. Такой же характер носит и манера ведения рассказа – житийное повествование нередко переходит в протокольно документальный рассказ писца («Житие Мкртича Нагаша»), Их примечательной особенностью является то, что здесь автор – персонаж повествования. Участие его в качестве действующего лица часто низводит житие до обыкновенной биографии, в которой порой некоторые события из жизни героя описаны со всеми подробностями. Поэтому в житиях-памятных записях чаще всего встречаются элементы описания быта, а иногда и весьма полная его картина. Нерсес Ламбронаци, житие которого представлено в настоящем сборнике, – один из блестящих представителей армянской литературы XII века. Младший современник, ученик и идейный единомышленник Нерсеса Шнорали, он оставил огромное многожанровое литературное наследие (более пятидесяти сочинений). Это панегирики и речи, стихи и духовные песни, экзегетические сочинения и переводы, послания и др. В них перед нами предстает широко образованный человек, блестящий полемист, мыслитель и богослов, крупный политический и общественный деятель. Будучи предводителем Скеврского монастыря (в Киликии), он превратил его в один из крупных культурных очагов средневековой Армении, который дал целый ряд выдающихся литераторов, ученых, художников-миниатюристов и пр. Имена таких вардапетов названного монастыря, как Григор Скевраци, Константин и Григор Мличеци, Аристакес и Георг Скевраци, прочно вошли в историю армянской культуры. |
| Всенощное бдение. Лист из Жировицкого Ирмологиона. 20-е гг. XVII в. (ИР НБУВ. Ф. 1. 3367. Л. 5) Всенощное бдение. Лист из Жировицкого Ирмологиона. 20-е гг. XVII в. (ИР НБУВ. Ф. 1. 3367. Л. 5) Песнопение «Достойно есть» помещено в 2 версиях, что является редкостью (в рядовых укр. и белорус. Ирмологионах есть или 1 песнопение, или ни одного в случае принятого устного исполнения) и может быть связано с освящением мон-ря в честь Успения Пресв. Богородицы. Этот текст кроме «болгарского» напева озвучен также «вел[иким]» напевом того же стиля. Два редких образца песнопения «Да исполнятся уста наша» по типу мелодики, вероятно, также восходят к болгарскому напеву, хотя при составлении рукописи они не получили названия, а были озаглавлены значительно позже (почерк кон. XVIII в.) как «украинское» и «белорусское». Так был передан поздний взгляд на места бытования этих напевов, не отражавший их реального родства с болгаро-греч. (очень редко фиксируемыми) версиями. По редакции текстов и нотной записи песнопений Жировицкий Ирмологион опережает синхронные ему памятники: хомония выявлена уже в угасающей стадии, а киевская нотация представлена нарочитой «квадратной» формой (тогда как в др. Ирмологионах этого времени еще соседствуют раздельноречие и «облегченное» штриховидное письмо). В тексте этого памятника заметно стремление сократить ряд песнопений на письме: так, в 24 песнопениях на месте фитных распевов проставлено 33 знака фиты , что для югозападнорус. ирмологийных текстов XVII в. является средним числом. В ирмосах 2-го гласа (л. 82-92) фитные распевы взяты в квадратные скобки (этот же принцип позднее был использован в графике старопечатного Львовского Ирмологиона 1709 г. (см.: Зинченко. 2006. С. 142, 143)). Подход к исполнению фитных распевов в песнопениях мог быть разным: их исполняли либо по памяти, либо по др. записи этих же фит в тексте Ирмологиона, но не исключено, что при пении их могли опускать, сокращая общее время исполнения песнопения. В тексте Жировицкого Ирмологиона сохраняются и отдельные архаические элементы письма (цефаутный ключ на нижней линии, мутации). Все это, вероятно, является отражением тенденции к умеренному обновлению текстов и нотописи в униат. певч. практике того времени. |
| Европы,- фигурки хранительниц домашнего очага, вотивные модели жилищ, скота, повозок и др. На Востоке в древности и в классическую эпоху из обожженной глины изготавливали ритуальную посуду (вотивные сосуды в период Древнего царства в Египте; чаши с текстами заклинаний в эллинистическую эпоху), образы божеств (храмовые статуи и малые пластические фигурки). От К. неотделимо развитие ранней формы письма (клинопись): сохранились древнейшие записи мифов, ритуальных текстов, законов и т. п. на керамических поверхностях предметов ( Кьера Э. Они писали на глине. М., 1984). В погребальной практике К. использовалась для изготовления саркофагов, служила вместилищем костей (оссуарии) и пепла (урны). К. применяли в оформлении древнейших религ. и иных общественных зданий (символические декоративные элементы), а также как строительный материал (кирпич и др.). Вотивные и погребальные изделия из К. широко использовали в Др. Египте ( Малых. 2010), в Финикии (антропоморфные саркофаги), а также в классических цивилизациях Средиземноморья ( Бритова Н. Н. Греч. терракота. М., 1969). Среди древнейших примеров архитектурной декорации из К.- композиции из полихромных глазурованных плиток в Месопотамии (ворота Иштар в Вавилоне, 575 г. до Р. Х., ныне в Пергамон-музее, Берлин), бесчисленные архитектурные терракоты Др. Греции и Рима. Эта традиция позже развивалась в культурах Ближ. Востока и Центр. Азии. В Европе в эпоху средневековья и особенно Ренессанса в технике терракоты, а позднее и глазурованной К. (произведения мастеров семейства делла Роббиа) исполняли крупные скульптурные и рельефные иконные композиции ( Кукина Е. М. Золотой век глины: Скульптурные группы из раскрашенной терракоты в худож. культуре раннего итал. Возрождения. М., 2009). Масляные светильники. IV в. (музей Гейхаль Шломо, Иерусалим) Масляные светильники. IV в. (музей Гейхаль Шломо, Иерусалим) В христ. эпоху семантические ассоциации с огненной стихией не играют заметной роли; глина используется широко в основном как заменитель дорогих и трудных в обработке материалов, напр. |
| Тексты-коаны, как правило, короткие, часто они построены как сообщения о том, каким образом кто-либо достиг «озарения», и в этом смысле передаются как примеры успешно пройденного пути от заблуждения к просветлению. Чань и производные от нее традиции исходят из невозможности передавать учение Будды словами, излагать в виде к.-л. теоретических положений, и потому они ведут обучение с помощью примеров, зафиксированных в виде К. Напр.: «Учитель, по имени Цзюй-чжи, в ответ на любой вопрос, ничего не говоря, показывал палец. У него был мальчик-служка. Некий посетитель спросил у этого служки: «Что главное в учении наставника?» Мальчик показал палец. Тогда Цзюй-чжи отсек ему палец ножом. Мальчик с криком бросился бежать, наставник его окликнул - и, когда служка оглянулся, учитель показал ему палец. В этот миг мальчик достиг озарения» (сб. «Застава без ворот». Случай 3: Гутэй отсекает палец). К. чаще всего берутся из книг кит. буддийского канона, в т. ч. из сутр, где Будда дает наставления Кашьяпе (см. ст. Кашьяпия ) и др. ученикам, и из записей о том, как работали с учениками авторитетные кит. учителя Чань, такие как Ма-цзу Дао-и (707/9-788), Чжаочжоу Цуншэнь (778-897), Линьцзи Исюань (800-867) и др. Мн. К. восходят к чаньским «беседам» (кит. «юйлу»; япон. «гороку»), к «вопросам и ответам» (кит. «вэньда»; япон. «мондо») и являются отрывками диалогов учителей с учениками. К XIII в. были составлены сборники К.- «Записи лазурной скалы» (кит. «Бияньлу»; япон. «Хэкиганроку»), «Застава без ворот» (кит. «Умэньгуань»; япон. «Мумонкан»); существуют и др. собрания. В дочерних традициях «созерцания», таких как Дзэн, есть свои признанные К. В сборниках К. сопровождаются стихотворными и/или прозаическими текстами, выражающими отклики приверженцев «созерцания» разных времен на данный К. Кроме того, с К. могут упоминаться подходящие по смыслу цитаты из сутр и трактатов либо из сочинений небуддийских мыслителей; в совр. изданиях К. такие цитаты берутся также и из сочинений зап. философов, поэтов и др. Выбор того или иного текста в качестве К. зависит от ученика; учитель может использовать как К. любой текст, в т. ч. и нерелигиозный, или цитаты из к.-л. небуддийской книги и т. д. В широком понимании К. может считаться также рисунок, муз. произведение и проч. |
| или триптихов, изготовленные из слоновой кости, дерева, золота, серебра, меди, бронзы, латуни. На Западе такие складни нашли широкое применение в среде крестоносцев. В наст. время подобные складни, давно уже не называемые Д. (тем более что нередко они имеют конструкцию триптиха), широко используются для домашней молитвы как в правосл., так и в католич. среде. Прот. Владислав Цыпин, М. Н. Бутырский Литургические (поминальные) Д. С V в. слово «Д.» употреблялось в Церкви не только по отношению к изделиям определенного вида, но и для обозначения помещавшихся на них списков имен живых и усопших, предназначенных для поминовения церковного . Затем Д. стали называться поминальные списки независимо от их вида и использованного для их записи материала. В источниках встречаются разные их наименования - κκλησιαστικο δθυροι, εχα, κατλοϒοι, δλτοι, πτχα ( Taft. P. 7). В древней Церкви существовали Д. разных видов: 1) мартирологи - списки мучеников и др. святых; 2) крещальные, в к-рые вносились имена новокрещеных; 3) списки христиан, куда обыкновенно помещались имена местного епископа и иных архиереев, а также клириков и др. членов общины; 4) списки усопших христиан, содержавшие имена преставившихся местных епископов, а также епископов др., в особенности близлежащих, епархий, пресвитеров, диаконов и всех вообще клириков местной общины, скончавшихся правосл. государей, мирян, оставивших по себе добрую память; 5) епископские списки, куда вносились имена лишь епископов, отдельно живых и усопших. Такие Д. читались за Божественной литургией. Включение в Д. имени клирика или мирянина было знаком церковного признания его христ. добродетелей; исключение из Д. по причине приверженности к ереси, расколу, др. церковных преступлений или особо тяжких грехопадений становилось актом, подобным отлучению от Церкви (при действительном отлучении исключение из Д. производилось непременно). Исключение из Д. усопших могло быть совершено лишь на основании выявленных уже после смерти, а ранее неизвестных церковных преступлений. |
|
|
