| Граница же Человека, определяемая как энергийное Третье, промежуточное для этой диады, есть совокупность таких проявлений Человека, в которых совершается его претворение в Инобытие – онтологическое трансцендирование, означающее актуальное изменение, преодоление, трансформацию именно онтологических характеристик Человека, то есть, прежде всего, фундаментальных предикатов конечности и смертности. Так, в Православии назначение Человека определяется как обожение, энергийное соединение с Богом, достигаемое на вершине пути духовного восхождения; и мы можем сказать, что с позиций антропологии Границы, Православие утверждает в качестве Антропологической Границы онтологическое трансцендирование, тематизируя его в формах аскетической практики и богословия обожения). Данный ареал Границы принципиально отличен от ареала, определяемого Бессознательным («топики Бессознательного»). За Бессознательным не утверждается статуса Инобытия, и граница Человека, конституируемая им, проходит в том же онтологическом горизонте, что и эмпирическое человеческое существование. Обычно этот горизонт называют горизонтом наличного бытия или же сферой сущего; и, следуя хайдеггеровскому различению категорий сущего и бытия как, соответственно, онтических и онтологических категорий, мы будем называть топику Бессознательного онтической Антропологической Границей. Граница же, конституируемая Инобытием, есть, очевидно, онтологическая Антропологическая Граница. Как мы ниже увидим, каноническая диада онтологическое – онтическое должна быть дополнена: существует – и притом, очень важен для современного опыта – такой вид реальности, который нельзя отождествить ни с бытием, ни с сущим; это – виртуальная реальность, представляющая собой недовоплощенное, не полностью актуализовавшееся сущее. Существует и обширный класс человеческих проявлений, в которых осуществляются выходы в виртуальную реальность; по отношению к горизонту человеческого существования, они представляют собой предельные проявления – и поэтому виртуальная реальность также порождает определенный ареал Границы, или же топику виртуальности. |
| Еще одно тяжелое поражение потерпел министр внутренних дел в ноябре 1913 года в вопросе о московском городском голове. На эту должность московские гласные предлагали людей оппозиционно-либерального образа мысли. Маклаков раз за разом не утверждал кандидатуры московского самоуправления, взамен предложив им от имени МВД известного правого государственного деятеля будущего премьер-министра Бориса Владимировича Штюрмера. Кандидатура «реакционера» Штюрмера была отвергнута с гневом и возмущением. Московских думцев поддержали министры, в том числе глава правительства. Маклакова вынудили снять кандидатуру Штюрмера. После этого его позиции в правительстве сильно пошатнулись, он признавался, что «ежечасно» встречал у своих коллег неприятие его курса. Оскорбленный Маклаков, объясняя мотивы своих действий, писал в частном письме: «Моя мечта поскорее и покрепче починить, что можно в нашей внутренней жизни, для того, чтобы для Наследника подготовить другую обстановку, чем та, в которой мы, благодаря предателям России, живем теперь - эта мечта разбита на Московском деле». Он давал такую оценку главе правительства В.Н.Коковцову: «...он не понимает души Государя и во всяком случае любит ее меньше, чем интересы жидовских банкиров и свою личную популярность». В конце января 1914 года В.Н.Коковцов был отправлен в отставку. Вместо него Император Николай II назначил главой правительства старого бюрократа Ивана Логгиновича Горемыкина, которому на тот момент было без малого 75 лет. Он был человеком традиционных правых убеждений, однако при этом враждебно относился к министру внутренних дел Н.АМаклакову, поэтому Николаю Алексеевичу и при новом премьер-министре нельзя было рассчитывать на поддержку Совета министров. Тем не менее, Маклаков продолжал пытаться «чинить внутреннюю жизнь» Государства Российского. 16 мая 1914 года он внес в Совет министров проект об обществах и союзах. Этот законопроект своим духом напоминает принятый в современной России закон о контроле за некоммерческими организациями, финансируемыми из-за границы («закон об иностранных агентах»). Маклаковский законопроект вводил исключительно разрешительный порядок регистрации для религиозных обществ и обществ руководимых из-за границы, ужесточал надзор за студенческими организациями, запрещал иностранным подданным участвовать в политических организациях и управление политическими организациями из-за границы. В делопроизводстве обществ обязательным был русский язык. Губернатор имел право приостановить деятельность общества. Законопроект расширял определение профсоюза, теперь их можно было создавать не только с профессиональными, но и с культурно-просветительскими целями (государство искало способы влиять на рабочих). Профсоюзы не имели права объединяться в союзы и управляться из-за границы. На железных дорогах и казенных заводах создание профсоюзов имело исключительно разрешительный характер. Увы, и этот проект утонул в бюрократических согласованиях, а с началом войны был отложен. |
| Первая область, именуемая Онтологической топикой, соответствует опыту духовных практик. Составляющие ее предельные антропологические проявления достигаются в мистико-аскетическом опыте, в стратегиях, где реализуется устремленность человека к иному горизонту бытия, к Богу. Другая из главных областей, именуемая Онтической топикой, связана с бессознательным: составляющие ее проявления отвечают тем формам опыта, в которых действуют энергии бессознательного. Сюда принадлежат процессы, которые описывает психоанализ; и, соответственно, при изучении Онтической топики синергийная антропология оказывается в теснейшем соприкосновении с психоаналитической философией — прежде всего, с теориями и концепциями Делеза и Лакана. Рабочее сотрудничество с этими теориями не является, однако, полным согласием, поскольку психоаналитическая философия весьма склонна к собственной абсолютизации: к такой позиции, согласно которой все предельные антропологические проявления исчерпываются лишь теми, что индуцируются из бессознательного, — т. е., в нашей терминологии, Антропологическая Граница исчерпывается Онтической топикой. В рамках синергийной антропологии мы находим, что такая позиция попросту не выдерживает проверки опытом: на Антропологической Границе реально присутствуют и другие области. Процессы в Онтологической топике включают в себя такие явления и обнаруживают такие закономерности, которые заведомо не могут быть отнесены к области бессознательного. Помимо Онтологической топики, существует также и еще одна область, третья и последняя из главных областей Антропологической Границы, в которую входят антропологические проявления, отличные от феноменов бессознательного. Это — Виртуальная топика, объединяющая виртуальные антропологические практики. Знание полной структуры Антропологической Границы, достигаемое с описанием топик этой границы (а также взаимных перекрытий этих топик, которые мы называем «гибридными топиками»), — антропологическая информация принципиального значения. Мы получаем немедленную возможность оценивать природу современных антропологических процессов, давая их «антропологическую локализацию», т. е. соотнесение с нашими топиками Границы. Ряд таких приложений нашего подхода уже разработан в настоящее время. В дальнейшей же перспективе, на этом пути существует и возможность построения цельной антропологической модели. Дискуссия |
| Закрыть itemscope itemtype="" > Протодиакон Андрей Кураев: " Определить объективные границы дозволенного в современном искусстве довольно сложно " 24.06.2010 533 " После того как Юрий Самодуров и Андрей Ерофеев организовали свою выставку «Запретное искусство 2006» , они могли еще ссылаться на то, что не знали, как она будет воспринята обществом. Но когда Марат Гельман снова наступает на те же грабли и снова выставляет те же экспонаты, зная, что гарантированно этим причинит боль другим людям, – это уже не политический вызов, это просто плевок. Все эти люди любят считать себя толерантными – что ж, пусть докажут это на деле и не оскорбляют других людей, не причиняют им боль. Разве не в этом суть толерантности? Это странно довольно – плюнуть человеку в лицо, а потом сказать: ты обиделся, значит, ты не толерантен " , - говорится в комментарии протодиакона Андрея Кураева, опубликованном на сайте Slon.Ru. Как отметил отец Андрей, " определить объективные границы дозволенного в современном искусстве довольно сложно, у меня наготове таких критериев сейчас нет " . " И конечно, нельзя сказать, что религиозную символику использовать нельзя: тогда надо было бы отказаться от половины художественных произведений. Здесь важна скорее мотивация, намерения. Мы видим, что некоторые инсталляции и картины участвовали в самодуровской выставке и они же были представлены на выставке «Диалог» в Татьянинской церкви . Даже одно и то же произведение звучит по-разному в зависимости от контекста. Дальше оно зависит от того, как сам автор понимает месседж, который он закладывает в свое произведение. И если Ерофеев говорит, что его задача была, скорее, исследовательской, то о повторной выставке этого уже не скажешь. «Исследование» уже прошло, зачем снова выставлять эти экспонаты? Из-за моральной поддержки? Странная это поддержка. Если я хочу, например, выразить моральную поддержку мусульманину, я не обязан это делать в форме «все жиды сволочи» " , - считает протодиакон. " Я как православный человек воспринял экспонаты выставки «Запретное искусство» довольно болезненно, но все же не думаю, что уголовный срок – это самая адекватная форма наказания. Я бы предложил суду вынести решение о запрете Самодурову и Ерофееву, а теперь уже, видимо, и Марату Гельману, проводить какие-бы то ни было выставки. Точно так же, как педофилам, например, запрещают приближаться к школам и детским садам " , - заметил отец Андрей Кураев. |
| Пришло такое время, когда то, что раньше само собой разумелось, теперь приходится проговаривать вслух. Например, далеко не очевидно стало многим, зачем жениться или зачем не жениться. Иерей Даниил Сысоев коротко и просто формулирует основные цели брака в своей работе «Жениться или не жениться?», причём в опоре на Священное Предание, чего не делают многие современные спикеры, не иначе как паразитирующие на теме, вгоняя в истому молодую аудиторию и выдавая им истину малыми порциями, разбавляя её своими далеко не беспорочными идеями. Итак, иерей Даниил Сысоев говорит: «Вообще Писание описывает несколько целей брака: это и совместное участие в молитвах, и участие в деторождении, и взаимопомощь. Как говорит Писание, если один человек упал, то другой его поднимет, и двум легче. Это и наслаждение друг другом, о котором говорит царь Соломон». Таким образом, перечисляя вехи брака, отец Даниил не отрицает, что телесная сторона может иметь одно из решающих значений. Это даёт облегчение всем тем, кто в нынешнем информационном шуме не нашёл внятного ответа, каково соотношение брака и эроса в православной традиции. Отец Даниил показывает, что есть хорошие цели брака, а именно избегание блуда через законную близость супругов, а есть совершенные, связанные с духовной жизнью. Никакого нового богословия об интимной сфере не должно измышлять. Нужно подновлять красные границы, стёртые в эпоху нынешнего необузданного разврата, причём подновлять границы надо именно на тех местах, где они исконно стояли. Почерпнуть кое-что лучшее можно в общностях и народностях, сохранивших традиционный уклад, которые бережно сохраняют женскую часть дома, куда мужчины не заходят. Мужу следует соблюдать её границы, как это ни странно звучит. Соблюдение границ служит гарантом и профилактикой перегибов (сюда же можно отнести известную концепцию раздельного обучения). Если жена готовит пищу на кухне, значит не надо её втягивать там в известное дело, не надо мешать ей делать своё дело (хотя заигрывать, пожалуй, можно, как то делал праотец Исаак со своей супругой, когда фараон их заметил, о чём сказано в книге Бытия). То же самое и процесс омовения — это только процесс омовения водой, той стихией, которую Христос Бог назначил для осуществления Крещения людей. Потому близости ну никак не должно случиться при мытье супругов, хотя любовь между ними являть через Исааково заигрывание кажется весьма возможным. Однако, если ни на кухне, ни в ванной муж не мешает жене, то так получится лучше и удобнее для воздержания, чтобы оно легче работало, когда придут дни поста (как побочное — чтобы человеку лучше ценить то, что есть, когда оно дозволяется). Чувствуете разницу благодати в таком подходе по сравнению со светскими «законами о домашнем насилии» , навеянными маргинальными антисемейными идеологиями? |
| Легко увидеть, что, когда мы полностью описали топику Антропологической Границы, - данным описанием доставляется некоторая конструктивная дефиниция человека: ибо о-пределением, де-финицией философского предмета служит - по определению! - именно его граница. Итак, человек - взятый, напомним, в измерении энергии - есть ансамбль стратегий Антропологической Границы. Отправляясь от данной дефиниции, можно, очевидно, развить определенную цельную антропологическую модель. Она изначально междисциплинарна и полидискурсна: каждый из трех ареалов Антропологической Границы задает собственное поле дискурсов и дисциплин. Таково завершение пути, по которому нас вела непрерывная логика развития антропологического подхода к исихазму. Возникающая антропологическая модель в высшей степени современна: предельный опыт находится сегодня в центре не только новейшей философии, но, все больше и больше, - самой жизни. И эта удивляющая актуальность древней практики для новейшей ситуации человека вновь подтверждает давно ведомое: подлинное событие Богообщения, " момент Истины " , обладает абсолютною современностью любому моменту человеческой истории. 4. Практика себя. Интервью для журнала " Искусство кино " Татьяна Иенсен. Сергей Сергеевич, как известно, в последние годы вы занимаетесь изучением исихазма - особой аскетической практики восточного христианства. Что означает практика исихазма? Сергей Хоружий. Исихастская традиция имеет своим ядром определенную молитвенную практику, школу молитвы. Молитвенное делание совершается здесь в форме непрестанного творения Иисусовой молитвы: " Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного " . Подобное делание также называется умной молитвой, именно так - с ударением на втором слоге. Умный - это, как мы понимаем, наделенный умом, а умной - это не наделенный умом, а производимый умом, где сам ум выступает как некий совершающий инструмент. Эта молитвенная практика включает в себя не только произнесение молитвы как таковое, но и достаточно сложно построенный аппарат молитвенного опыта, включающий в себя, прежде всего, хранение молитвы. Во время молитвы ум должен функционировать в совершенно определенном режиме, который не держится сам собой. Это известно каждому молящемуся. Не только с Иисусовой молитвой, но и с любой молитвенной практикой теснейше сопряжен такой фактор сознания, как концентрация внимания. Молитва должна сопрягаться с определенной дисциплиной внимания. Задача внимания - как бы обвести молитвенное действие защитной стеной, создать особое молитвенное пространство и охранять его от вторжений, от внешних помех. И когда молитва ограждена надлежащим аппаратом внимания, с человеком делаются возможны очень специальные явления, которые духовная литература описывает в терминах восхождения. |
| Современный пограничный знак Характерной особенностью эшелонированных двумя или тремя линиями оборонительных сооружений городских крепостей, встречающихся у греков и римлян, является наличие цитадели - внутригородской центральной постройки, служащей последним убежищем для гарнизона и всех жителей города. У греков цитадель была известна под названием акрополь , у римлян - капитолий . У славян роль городской цитадели выполнял кром , кремль. Вспомним легенду об основании Древнего Рима, а именно Roma quadrata древнего города на Палатине, который обозначался как священное место . Границы города очерчивали бороздой, проведенной вокруг него запряженными в плуг белыми быком и коровой. Это была священная территория, и понятием выражения этого места было слово templum - храм, включавший в себя как небесный templum, так земной и подземный, служащие как бы проекцией небесного, границы которого определялись с помощью жезла жрецом-авгуром. Считалось, что в этом месте являлись знамения «богов», и узнавалась их воля в государственном значении. Но сакральная граница не существует сама по себе: она неотрывна от того пространства, в котором человек живет, творит, мыслит, любит и ненавидит, рождается, живет и умирает. Она очерчивает его среду обитания, придает ей вид , делая невидимое и сакраментальное - материальным и зримым. Развитие информационных технологий в конце XX столетия открыло перед человеком новое качество восприятий и переживаний - мip виртуальной реальности, по силе восприятия иногда даже более чувственный, чем окружающий мip. Человек психологически пересекает виртуальную границу и входит в это техногенно созданное пространство, мысленно переносится в мнимый мip, который на самом деле не существует. Реализации подобного феномена способствовала научно-техническая революция и вызванная ею всеобщая десакрализация сознания человека посредством методичной пропаганды и внедрения идеологии так называемого «нового мышления». Именно оно, это «новое» мышление привнесло в жизнь и соответствующую терминологию: повсеместно мы слышим об особых «пространствах» - информационном, экономическом, рыночном, этнокультурном - и тому подобных. При этом постепенно забывается, что земное Отечество - это, прежде всего, пространство духовное, насыщенное глубоким религиозным и историософским смыслом, и все другие абстрактные «пространства» современности, соотносимые с его необъятными просторами, заключены в границы священного пространства , того пространства, которое в не столь отдаленном прошлом, в зависимости от конкретного государственного субъекта и менталитета проживающего в нем народа, называли Космосом, Эйкуменой, Вселенной, всем Mipoм, Священной Империей, Поднебесной, Святым Градом, Святой Русью... |
| Преображение на горе Фаворе – евангельское священное событие, в котором исихазм видит связь, соединение специфически аскетического пути с общецерковным, общехристианским. Описав таким образом аскетическую практику, мы уже подошли и к обобщающему разговору о ее антропологическом значении. Мы описали эту практику как некую стратегию, которая выводит человека из границ эмпирического способа существования, из границ наличного бытия. Точнее сказать, выводит его к границе, за которой кончается собственно человеческое существование. В философии общий способ определения предмета заключается в том, чтобы очертить его границу. Соответственно, философски оправдано, чтобы способ человеческого существования получал определение от своей границы, которую мы назовем антропологической границей. Духовная практика исихазма выводит, таким образом, к антропологической границе. Но это не единственный путь. Есть и другие способы достичь этой границы. И первый уровень обобщения состоит в том, чтобы посмотреть на исихазм как на одну из известных человечеству духовных практик. Все эти практики могут характеризоваться какими-то общими чертами, позволяющими определить их как стратегии, ведущие к антропологической границе. Если мы возьмем, например, тибетский буддизм, то вновь увидим некоторую методически выстроенную практику, которая тоже работает с человеческими энергиями, тоже переустраивает энергийный образ и мир человека и тоже устремлена в этом переустройстве к пределам, к границе человеческого существа. Но в то же время, различия между христианством и буддизмом радикальны. Финальная духовная цель в буддизме диаметрально противоположна христианской – но при этом данная цель тоже относится к области антропологической границы. И мы заключаем, что существует некий комплекс явлений, которые могут быть очень различны между собой, но при этом все принадлежат антропологической границе. Отсюда далее возникает вопрос: а какова вся в целом область таких явлений? Ответ дал бы возможность полностью описать отношения человека со своей границей. Это – следующий уровень обобщения. Духовные практики ведут к антропологической границе. Но только ли они? И тут мы замечаем, что наряду с духовными практиками человек может оказаться на границе и в целом ряде других ситуаций, в результате целого ряда других стратегий. Вообще в современной философии одна из самых модных и разрабатываемых тем – это именно тема о предельном опыте, о предельных ситуациях. Но эти предельные ситуации, как правило, отнюдь не те же, что достигаются в опыте аскезы. Обычно речь идет совсем о другом. Скажем, некоторые предельные практики проектировал и отчасти осуществлял Арто: в рамках театрального искусства он жаждал решить гораздо более общую задачу, антропологическую. Антропология «театра жестокости» также испытует пределы человека, его границу – но это не аскетическая антропология. |
| Как мы видели, опыт современности ставит под сомнение, если не прямо отрицает это наличие неизменного сущностного центра – и проблема человека не может более ставиться как проблема отыскания и изучения такого центра. Однако интуиция «центра человека» сразу же подсказывает и альтернативу себе. Если человека нельзя более характеризовать «центром» – его остается характеризовать «периферией», а точнее – границей. Такая характеристика уже не может отсутствовать и, кроме того, она заведомо является не менее определяющей, нежели «центр». По классической философской логике, общий способ определения предмета состоит в указании его Иного, того, что отлично от него и тем самым, конституирует его предел, границу; определить предмет равносильно тому, чтобы описать его границу. Соответственно, антропология может развиваться как описание «антропологической границы» – границы сферы всех проявлений и возможностей человека, границы горизонта человеческого существования. Подобная переориентация антропологии, от сущностного центра, который оказался фикцией, – к Границе Человека, – есть не просто возможность, допускаемая общей логикой; она настойчиво диктуется современным опытом». «Признавая несостоятельность старой эссенциалистской антропологии, строящей описание человека в терминах сущностей, принципов, составляющих субстанциальных элементов, мы не должны мыслить Границу Человека как сущностную концепцию или конструкцию. Начинать следует с начала, ab ovo, на чистом месте, вводя на каждом этапе лишь минимум заведомо необходимых понятий. По обычным представлениям, Граница есть нечто, сопоставляемое предмету и отделяющее его от всего окружающего, внешнего, «иного» этому предмету. Тем самым, в своей семантической структуре, Граница есть некое «Третье», по отношению к Предмету и его Иному, которое служит для этой диады промежуточным, посредствующим, разделяющим. Говоря об Антропологической Границе, следует обобщить эти представления. Прежде всего, нежелательно с самого начала характеризовать Человека, философские очертания и философский статус которого нам еще долго предстоит выяснять, старым метафизическим понятием предмета; речь о Человеке, развиваемая как речь о Предмете, рискует оказаться неоправданным сужением антропологического дискурса. |
| Опытные свидетельства, относящиеся к онтической Границе, преизобилуют. Явления, порождаемые бессознательным, – область психоанализа, который стал в ХХ в. самым популярным и доминирующим из всех дискурсов, сложивших современное представление о человеке. Давно выделены и детально изучены основные виды этих явлений – к ним причисляют комплексы, перверсии, неврозы, психозы, мании, фобии... Иногда для этих явлений используют и другой общий собирательный термин: их именуют «феноменами безумия», придавая последнему понятию – как это делал, скажем, Лакан – широкий и обобщенный смысл. У нас, однако, «человек психоанализа» не рассматривается как цельный образ Человека. Топика бессознательного – лишь часть Антропологической Границы, и феномены бессознательного (или безумия) вводятся в более широкий контекст антропологии Границы, что заставляет взглянуть на них под новым углом. Трактуя феномены бессознательного как феномены Границы Человека, мы должны, прежде всего, увидеть заложенный в них механизм «выхода на Границу» – механизм их возникновения и формирования. Как сразу же обнаруживается, этот механизм несет сильнейшую печать своего источника, бессознательного: именно «бессознательность» – его главная черта. Феномены бессознательного обладают многими специфическими отличиями, определенной характерной структурой (именно, это суть, большей частью, разнообразные циклические паттерны сознания и поведения), но, несмотря на это, они возникают незаметно, непреднамеренно, не по воле самого человека и без осознания сути происходящего его разумом. В топику бессознательного попадают бессознательно – и в этом феномены бессознательного диаметрально противоположны духовной практике, начало которой в высшей степени сознательно – им служит особый волевой и разумный акт, усилие и событие обращения. Эта же печать бессознательности, как правило, сохраняется и на всем течении процесса: хотя феномены безумия, как и духовные практики, холистичны, и разум и сознание участвуют в них, неся определенные функции, но это участие не становится ни управлением процессом, ни пониманием его существа. Поэтому, в отличие от духовных практик, эти феномены нельзя рассматривать как стратегии человека: это лишь «паттерны», «фигуры» («фигуры бессознательного» – термин К.Г.Юнга), «режимы» сознания, поведения и деятельности человека. |
|
|
