| Там же. С. 60. Там же. С. 63. Там же. С. 62. Иоанн (Маслов) , схиархимандрит. Симфония… С. 604. Горький М. О литературе. М., 1955. С. 159. Там же. С. 70. (Добротолюбие. Т.2. М., 1895. С. 614.) Горький М. Т.23. С. 343–344. Добротолюбие. Т.5. С. 615–616. Там же. Кн.1. С. 186. Ильин И.А . Т.6. Кн.1. С. 223. Литературное наследство. Т.84. Иван Бунин. Кн.2. М., 1973. С. 263. Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков. Петрозаводск, 1994. С. 347. Там же. С. 346. Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков. Вып.2. Петрозаводск, 1998. С. 512–513. Христианство и русская литература. Сб.2. СПб., 1996. С. 344. Там же. С. 348. Ильин И.А . Т.6. Кн.1. С. 237–238. Там же. С. 219. Там же. С. 220. Там же. С. 260–261. Литературное наследство. Т.84. Кн.1. М., 1973. С. 182–183. Линков В.Я. Мир и человек в творчестве Л.Толстого и И.Бунина. М., 1989. С. 116. Ильин И.А . Т.6. Кн.1. С. 215. Линков В.Я. Цит. соч. С. 122. Там же. С. 155. Там же. С. 101. Ильин И.А . Т.6. Кн.1. С. 269. Линков В.Я. Цит. соч. С. 105. Там же. С. 143. Там же. С. 141. Ильин И.А . Т.6. Кн.1. С. 232. Литературное наследство. Т.84. Кн.2. М., 1973. С. 264. Там же. Кн.1. С. 183. Там же. С. 183. Там же. С. 187–188. Ильин И.А . Т.6. Кн.1. С. 266–267. Линков В.Я. Цит. соч. С. 127. Литературное наследство. Т.84. Кн.2. С. 262. Там же. С. 258. Ильин И.А . Т.6. Кн.1. С. 252. Литературное наследство. Т.84. Кн.2. С. 271. Ильин И.А . Т.6. Кн.1. С. 263–265. Дневник писателя. Мифы. Март-апрель 1996. М., 1996. С. 8. Там же. С. 4. Литературное наследство. Т.84. Кн.2. С. 265. Линков В.Я. Цит. соч. С. 164. Литературное наследство. Т.84. Кн.2. С. 255. Шмелёв И.С . Мой Марс. М., 1990. С. 3–4. Наш журнал. 1911. С. 7. Пришвин М.М . Собр.соч. в 6ти тт. Т.4. М., 1957. С. 12. Ежемесячный журнал. 1915. С. 156. Рукописный отдел РГБ. Ф.9, карт.1, ед. хр.119. РГАЛИ. Ф.66, оп.1, ед. хр.10044 (1), лл.23–24. Русская литература. 1973. С. 133. Куприн А.И. Собр. соч. в 9ти тт. Т.4. М., 1964. С. 471. Шмелёв И.С . К светлой цели. М.-Пг., 1923. С. 15. |
| Некоторые из наших оголтелых пропагандистов попытались навесить на Ильина сочувствие власовскому движению. Ильин написал, опять же под псевдонимом, несколько статей о Власове и его РОА – в них никакого сочувствия Власову не просматривается, тем более что до осени 1944 года сам генерал содержался на вилле под Берлином и в большое дело его не пускали. У Ильина можно вычитать между строк определённое сочувствие к насильственно угнанным в плен русским, которых пытался рекрутировать в РОА Власов. Но для Ильина вопрос о фактическом значении власовского движения вообще не стоит, поскольку Рейх только к концу войны (конкретно: осенью 1944 г.) догадался объявить курс на строительство новой России как европейской державы. Понятное дело, Гитлер и Гиммлер делали это уже от безысходности. Если бы они догадались сделать это раньше, пишет Ильин под личиной швейцарского очеркиста, возможно, это изменило бы ход войны. Но для этого им пришлось бы отказаться от своих принципиальных установок. В «Наших задачах» Ильин сказал об этом предельно чётко: Гитлер пытался «бороться сразу и с коммунистами и с русским народом. Произошло это от сочетания невежества самомнения, психологии торопливого выскочки, расистского презрения к другим народам…». – Получается, что Ильин не только сам не был фашистом, но и сочувствующим фашизму назвать его трудно? – Ильин конца 20-х годов трактовал фашизм расширительно. И здесь можно было говорить о сочувствии. Но опыт реального фашизма и нацизма был настолько саморазоблачителен, что Ильин рекомендовал своим единомышленникам как можно дальше держаться от этой ущербной линии. Для меня во всей этой истории важнее другое. Ильин об этом прямо не говорит, но из его творчества в целом понятно, что сам разговор о «белой идее» и о фашизме как о его карикатурном выражении должен стоять в зависимости от того народа, той культуры, в которых он воплощается. Иван Ильин не просто не фашист, он – другого духа. Так же как и Россия другого духа. Во многих его работах подчеркивается, что Германия исторически стремится подчинить, расчленить и поработить Россию вне зависимости от доминировавшей на тот момент в самой Германии идеологии. Получается, что это хищничество – черта цивилизации, а не идеологии. |
| По окончании университета Ильин был удостоен диплома первой степени, а в сентябре 1906 г. на заседании юридического факультета по предложению кн. Е.Н.Трубецкого он был оставлен при университете для подготовки к профессорскому званию5. В этом же году Ильин женился на Наталии Николаевне Вокач, которая была духовно близка ему (она занималась философией, искусствоведением, историей) и разделяла с ним все невзгоды его жизни. В 1909 г. Ильин сдал экзамены на степень магистра государственного права и после пробных лекций был утвержден в звании приват-доцента по кафедре энциклопедии права и истории философии права Московского университета. С 1910 г. он стал членом Московского психологического общества; в «Вопросах философии и психологии» вышла ста первая научная работа «Понятия права и силы». В конце года вместе с женой Ильин уезжает в научную командировку и проводит в Германии, Италии и Франции два года. Он работает в университетах Гейдельберга, Фрейбурга, Геттингена, Парижа, выступает с докладами на семинарах Г.Риккерта, Г.Зиммеля, Д.Нельсона, Э,Гуссерля (в общении с которым Ильин постигал феноменологический метод); в Берлинском университете готовит диссертацию о философии Гегеля. Работая над Диссертацией, Ильин далеко выходил за рамки обычных требований к такого рода текстам. «Не хочется подходить к ней,— писал он,— как к академическому испытанию и отодвигать на второй план ее научно-творческий характер. Хочется, чтобы она была Leistung, а не смазанная магистерская компиляция. Мечтаю издать ее потом по-немецки; ибо знаю хорошо, что она так же, как и моя последняя работа о Фихте,— никому не будет нужна в России. А в Германии, может быть, кому-нибудь и сгодится. Главное стремление мое — обуздать в работе формально-методологический, все разлагающий и распыляющий в анализе подход, который мне легок и свойственен, и сделать то, что труднее и важнее: дать синтетически построяющее вскрытие»7. По возвращении в Москву Ильин продолжает работу в университете. Начинают выходить его философские работы: «Идея личности в учении Штирнера. «Опыт по истории индивидуализма» (1911), «Кризис идеи субъекта в наукоучении Фихте Старшего. Опыт систематического анализа» (1912), «Шлейермахер и его «Речи о религии» (1912), «О любезности. Социально-психологический опыт» (1912), «О возрождении геге-лианства» (1912), «Философия Фихте как религия совести» (1914), «Основное нравственное противоречие войны» (1914), «Духовный смысл войны» (1915), «Философия как духовное делание» (1915), «Основы законоведения. Общее учение о праве и государстве» (1915). Были опубликованы также шесть больших статей о философии Гегеля, вошедшие потом в знаменитую двухтомную монографию, изданную в 1918 г. и ставшую его диссертацией («Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека»), которую он блестяще защитил, получив при этом сразу две степени: магистра и доктора государственных наук. |
| Спасительным пристанищем в момент уединенной разработки программы «Русского колокола» стал тогда, по всей видимости, юг Франции. Главной целью журнала, как уже подчеркивалось, было служение будущему России. В тот исторический отрезок времени издание было призвано поднять дух русской интеллектуальной диаспоры, находившейся в критическом состоянии, и способствовать сохранению исторического и национального самосознания эмиграции. Как и большинство его современников, Ильин не сомневался в том, что будущность народа во многом определяется уровнем его национального самосознания. «Русский колокол», первый номер которого вышел 22 сентября 1927 г., Ильин по праву считал своим детищем. Он с радостью сообщал Н.Крамарж, что журнал пошел и пошел лучше, чем можно было надеяться. Хотя его не удовлетворяли итоги с распространением в Чехословакии и в США, где не были еще найдены связи. Ильин был намерен специально приехать в Прагу, чтобы организовать там кружок друзей «Русского колокола», как это уже было сделано в Париже и Берлине. По данным на апрель 1928 г. твердый тираж журнала, по свидетельству редактора-издателя профессора И.А. Ильина, составил почти тысячу экземпляров, тем самым, превысив тиражи самых известных и уже распространенных среди эмиграции журналов. Ильин своим профессиональным и ответственным отношением стремился достичь того, чтобы издания не старели с течением времени. «Именно поэтому, – писал Ильин, – я отрываю их от всего эмигрантски-злободневного, местного, не имеющего общего значения. «Русский колокол» войдет благодаря этому в ту волну зарубежной печати, которая будет утолять первый голод внутренней России после падения большевиков». Будучи редактором и главным вдохновителем журнала, Ильин считал немаловажным обеспечение духовной свободы, как авторской, так и редакторской. Он ни на минуту не сомневался в том, что делает главное и верное дело. Основным запасным капиталом коллектива интеллектуалов, объединенных вокруг фигуры философа И.Ильина, были вера и воля, известные одному Богу. «Никто и не подозревает, какую работу я несу по «Колоколу». Каждую статью (и чужую) рожаешь месяцами в заботах, в мучительном чувстве ответственности, в отшлифовании формы. Меньше всего работы с И.И.Лаппо и с В.Ф.Гефдингом», – сообщал И.Ильин в одном из своих писем из Берлина. В журнале «Русский колокол» перу В.Ф.Гефдинга принадлежит, например, статья «Единение и раздор», И.И.Лаппо поместил в нем целую серию статей «Великие строители России», а известный писатель и близкий друг Ивана Ильина И.С.Шмелев – свою работу «Как нам быть? Из писем о России». Добавим, что И.С.Шмелев посвятил свою великолепную книгу «Лето Господне», изданную в Белграде в 1933 г. именно И.Ильину, доставив своему другу немало радости и утешения. Для Ильина шмелевский подарок стал олицетворением замоскворецкой православной Москвы и всей России с ее идиллическим православным календарем. |
| о. Андрей Кураев: Конечно! Поэтому, какой же он ястреб? Ястребы не могут быть такого объема. Сергей Ильин: Но насколько… о. Андрей Кураев: Это человек, который преисполнен иронии и самоиронии. Сергей Ильин: Это уже некоторый постмодерн, если позволите, в Вашем случае? о. Андрей Кураев: Во многом, да. Я про себя не говорю, но в случае с отцом Дмитрием, да. Сергей Ильин: Правильно я понимаю, что, невзирая на его свирепую должность по общению с силовыми органами в структуре Патриархата, его нужно принимать все-таки не в лоб, а как-то по-другому? о. Андрей Кураев: Если бы Вы знали, сколько у него накоплено отчаяния и разочарования от этого опыта взаимодействия. Сергей Ильин: Понимаю, понимаю. Собственно говоря, это частный случай. Возьмем еще один частный случай — ситуация отца Всеволода Чаплина. Нужно ли понимать, что это некий постмодерн, треш и так далее? Или тут ситуация какая-то другая? Потому что у меня возникло ощущение, честно говоря, что он тоже человек достаточно самоироничный. Или тут я ошибаюсь? Или это не совсем та тема, которую Вы бы хотели обсуждать? о. Андрей Кураев: Несомненно, и ирония, и самоирония у отца Всеволода тоже есть — это точно. Более того, совершенно точно также, для меня очевидно, что ряд тезисов, которые он озвучивает, это не есть исповедание его личных убеждений, а это есть некая такая провокативная игра. Сергей Ильин: Провокативная игра все-таки от себя лично, а не от имени даже не сана, а должности? о. Андрей Кураев: Должность его предполагает, что от себя он, вообще говоря, и слова не может сказать. Сергей Ильин: Ага, это именно такая, если позволите, пропагандистская штучка? Если вас не смущает это слово. о. Андрей Кураев: Смущает, конечно. Сергей Ильин: Хорошо, элемент пропаганды. о. Андрей Кураев: Сам отец Всеволод с этим согласится. Он считает, что пропаганда не противопоказана церкви. Моя позиция по этому вопросу другая. Сергей Ильин: Я понял, хорошо. В принципе, вы считаете, что отца Димитрия, что отца Всеволода называть ястребами просто некорректно, я правильно понимаю? Если да, то есть ли такие ястребы, которые не имеют доступа к средствам массовой информации. |
| Итак, «внеопытная или сверхопытная философия есть недоразумение или – философия вся основана на опыте: «Только настоящая предметная очевидность порождает настоящую Совершенно в духе трансцендентализма (только употребляя иные термины) Ильин в такой степени связывает философию с опытом, что для него даже душа человека, если «утвердит себя в предмете», то становится «его ибо «в полноте духовного опыта» мы имеем «живое тождество духовного пред- 778 XX ВЕК мета и субъективного Из этих слов понятно, почему Ильин любит говорить об «одержимости» предметом. Так как «философский опыт дается только через самоотожествление духа с то в этой стадии опыта, когда «предмет» овладевает душой, уже «диктует» предмет, а не разум, не замысел познающего духа. Чтобы дойти до стадии «предметной одержимости», т.е. дать «предмету» простор в процессе познания, нужно выработать в себе «умение внимать сверхчувственному предмету» – и здесь Ильин совершенно следует Гуссерлю в его учении об идеирующей – а в то же время он требует от философа, чтобы он «овладел силами своего бессознательного», чтобы достигнуть «очищения ума и Но что же это за «предмет», которому должно дать полный простор в душе? («Верность есть ведь главное для философа, по Ильину.) Оказывается, что «предмет» философии есть Бог. «Философия, – пишет – исследует все в меру ее божественности»; «философия приемлет в себя предмет религий», тут же читаем у Ильина, покорно здесь следующего за Гегелем. Правда, в другом месте Ильин говорит о «предметах» духовного опыта, что все это есть «духовно зримая земная риза но эта «риза Божества» не есть ли космос? Или это «катафатическая» сфера Божества, доступная нашему познанию? Но еще в другом Ильин уверяет нас, что «духовный опыт открывает человеку природу Божества», так что ему, очевидно, чуждо (как и Гегелю!) различение катафатического и апофатического богословия – и «зримая риза Божества», очевидно, то же, что и «природа Божества»? Или это игра словами или это и вскрывает истинные мысли Ильина, – перед нами в таком случае чистое гегелианство. Ведь писал же Ильин (в предисловии к книге о Гегеле), что «философия должна найти доступ к научному знанию о сущности что для того, кто принимает учение Гегеля, нет ничего окончательно трансцендентного. Повторяя Гегеля, Ильин писал в книге о что «философия есть адекватное понятие абсолютного Предмета». Во всем этом ничего, кроме обычных (у Гегеля особенно) преувеличений о возможностях философии нет, |
| Художественное – свидетельство эстетического качества искусства. Эстетика в его понимании – это выявление (или теория) эстетического качества искусства, которое Ильин обозначает как художественность или как художественное совершенство, а свою теорию называет «основами художества», то есть имеет в виду только эстетически (художественно) совершенное искусство, только его эстетические аспекты. Основу художественности составляют духовность, внутренняя и внешняя целостность произведения, органическое единство всех компонентов его художественного строя и всепронизывающий символизм. Под последним Ильин имел в виду, что все в произведении искусства направлено на выражение главного содержания – художественного предмета. Соответственно, Ильин выделяет три слоя (измерения, состава) в произведении. Главный и глубинный из них – третий – содержательный, или предметный, слой художественного предмета. Им, из него и вокруг него определяется все в произведении: и его органическая целостность, и его символизм. Два других слоя – образный и эстетической материи – полностью подчинены «предметному», вырастают из него и выражают его. Ильин перечисляет множество законов «образного плана», поясняя их примерами конкретных произведений из разных видов искусства, но не разъясняя их достаточно подробно и перекладывая это на плечи будущих поколений. Выявив структуру художественного произведения и определив критерий художественного совершенства, Ильин на практике предлагает методологию конкретного эстетического анализа искусства. В основе ее лежит изучение творческого (художественного) акта конкретного художника и анализ всех трех указанных слоев (измерений) искусства. В творческом акте Ильин выявляет законы «художественной необходимости» и «экономии», но особое внимание уделяет проблемам творческого (духовного, художественного) созерцания и художественной медитации, без которых он не мыслит ни акт художественного творчества, ни акт эстетического восприятия. Высоко оценивает Ильин художественную критику как необходимое звено в процессе социального функционирования искусства, намечает ее основные принципы. |
| И.А. Ильин полагал, что сопротивление злу мечом не является грехом всюду, где оно оказывается " единственным или наименее неправедным исходом " . Сопротивляющийся меченосец в борьбе со злодеями осуществляет " негреховное совершение неправедности " [с. 192]. Следовательно: " Нельзя налагать абсолютный запрет на силу и меч; ибо обращение к ним может быть нравственно и религиозно обязательным " [с.192]. Однако нельзя возводить силу и меч на высоту совершенства. При решении этого вопроса, И.А. Ильин выступил против абсолютного оправдания меча Мартином Лютером, а также против утонченных попыток иезуитов дать абсолютное оправдание не только мечу, но и любой неправедности. Здесь И.А. Ильин ставит проблему обязательности силы и меча и критерии их допустимости, используя и собственную терминологию. Да, " путь меча есть неправедный путь; но нет такого духовного закона, что идущий через неправедность идёт ко греху " [с.192]. Тем не менее, в борьбе со злом нужно искать самый праведный исход из всех имеющихся неправедных. А потому нужно научиться совмещать духовный компромисс и религиозно-нравственное очищение. То есть, сопротивляющийся должен быть чище и выше своей борьбы. И.А. Ильин обобщал всё государственное начало понуждения и пресечения в образе воина, а начало религиозного очищения, молитвы и праведности в образе монаха. И решение проблемы сопротивления злу мечом, он находил именно во взаимной необходимости их друг для друга. Такой подход он видит и в русской истории (преп. Сергий Радонежский благословляет св. Дмитрия Донского) и в Евангелии. И не человеку (подытоживает И.А. Ильин) судить человека за служение мечом, а Богу. А перед Ним - верный носитель меча предстанет " в день суда " с тем " дерзновением " (1 Ин. IV. 17), которое даётся истинною любовью. Таким образом, в вынужденном изгнании И.А. Ильин даёт ответ на один из самых трагических вопросов. Причём не только в работе " О сопротивлении злу силою " , но и впоследующих сочинениях, а особенно в " Аксиомах религиозного опыта " (которые он писал более тридцати лет 1919 - 1951 гг.). |
| 30. Русский национализм – идеология русского народа Питал я надежду, что писарь запутавшийся человек. Ан, нет. Фальсификатор. Чистой воды. Узнать сие можно по " делам их " , по методам " их " . Пишет: " И вот эту душу Ильин предлагает возвести в предмет созерцания перед Лицом Бога,не стремиться к созерцанию Бога " . Я ему указываю, что это бред. Что Ильин как раз и призывал к следованию заповедей Божиих. Ильин, говоря о созерцании народной души, и имел в виду следованию православным ценностям, которые заложены в народе. Приписывать мыслям и линии Ильина, что, мол, он призывал " не стремиться к созерцанию Бога " - сознательная подмена понятий. После этого, после сознательного искажения мыслей Ильина, писарь еще и пишет: " Либо Сошенко (т.е. автор статьи) врет,либо Ильин пишет нечто невразумительное " . Ложь, и ложью погоняемая. Ложь на лжи. Как знакомы и противны эти приемчики фальсификаторов?! 29. " Национализм,по Ильину, есть созерцание неповторимости своего народа перед Лицом Божиим,созерцание его души " . Это цитата из статьи А.Сошенко. Одно из двух. Либо Сошенко врет,либо Ильин пишет нечто невразумительное.(бред) Впрочем,соглашусь с Вами-это бред,бред чистой воды. В том,что пишет Ильин,разобраться не так сложно,как кажется,для того,вовсе не обязательно читать " системно " ,понимай так,что всего Ильина,тем более Успенским Постом,эдак можно и под епитимью угодить. Ильин,ув.Брат, вмешивается в вопросы Православного Вероучения и учит о созерцании " народной души " перед Лицом Божиим. Где,когда, тому учили Пророки,Спаситель,Апостолы,Св.Отцы? Нигде и никогда. Стало-быть мы имеем дело со зловреднейшей ересью,которую,православному человеку надо обходить десятой дорогой. Вы же предлагаете противное- " изучать системно " ,надо полагать, вместо Св.Отец Православных. Не так ли? На все времени не хватит. Либо одно,либо другое. Ув.Брат. " В комментариях не допускается пропаганда...ересей " . Давайте будем соблюдать правила. Да,совсем забыл... Если беретесь цитировать,потрудитесь это делать так,чтобы не искажать смысла цитаты,если не в состоянии-просто перепечайте абзац. В искажении все равно нет необходимости-всегда есть возможность сравнить. Только поставите себя в глупое положение. С началом Успенского Поста. |
| Соч.: Самобытность или оригинальничье//Русская мысль. Париж, 1927. Кн. 1. С. 24–30; О монархии и республике. Нью-Йорк, 1979; Русские писатели, литература и художество: Сборник статей, речей и лекций. Вашингтон, 1973; О сопротивлении злу силою. Лондон, 1975; Основы Христианской культуры. 3-е изд. Мюнхен, 1990; Путь к очевидности//Вестник высшей школы. М., 1990. (предисловие И. Гавришина: «Слово об Иване Ильине»); см. также: Новый мир. М., 1991. Соч.: В 2 т. М., 1993–1994; Путь к очевидности. М., 1993; Наши задачи: В 2 т. М., 1992; Собрание сочинений: В 10 т. М., 1993–; Одинокий художник. М., 1993; Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека. СПб., 1994. Лит.: Бердяев Н. Кошмар злого добра//Путь. Париж, 1926. С. 103–116; Гиппиус З. Предостережения//Последние новости Париж, 1926. 25 февраля; Полторацкий Н. П. 1) И. А. Ильин//Русская религиозно-философская мысль XX века/Ред. Н. П. Полторацкого. Питтсбург, 1975. С. 240–250; 2) Иван Александрович Ильин: Жизнь, труды, мировоззрение. Тенефлай, 1989; 3) Монархия и республика в восприятии И. А. Ильина//Ильин И. А. О монархии и республике. Нью-Йорк, 1979; Записки Русской академ. группы в США. Нью-Йорк, 1986. Т. 19; Лисица Ю. Т. И. А. Ильин как правовед и государствовед//Вопросы философии. М., 1991. Пивоваров Ю. С. Может ли спасти Россию самодержавная монархия?//Вопросы философии. М., 1991. Белов В. Из пепла…//Наш современник. М., 1991. Паламарчук П. Иван Ильин – критик//Паламарчук П. Москва или Третий Рим? М., 1991; Евлампиев И. И. Божественное и человеческое в философии Ивана Ильина. СПб., 1998. О смерти (письмо первое) (1943) О бессмертии (письмо второе) (1943) Оба текста печатаются по изд.: Ильин И. А. О смерти: Письма к сыну. Отрывки из книги «Поющее сердце: Книга тихих созерцаний»//Наш современник. М., 1991. С. 170–172; О бессмертии//Там же. С. 172–175. Уточненную републикацию см. Ильин И. А. Собрание сочинений: В 10 т. М., 1994. Т. 3. С. 336–348. Предлагаемое вниманию читателя размышления Ильина о смерти и бессмертии можно дополнить его суждениями на сходные темы: о страдании (одноименное эссе из той же книги «Поющее сердце»), а также об основах христианской культуры, созидание которой создает и условия для личного бессмертия. |
|
|
