| е. отказаться от всего, что придумано для ограничения и стеснения свободы совести и личных религиозных воззрений. Основанное на субъективной свободе, протестантство есть религия прогрессивная. Но там, где есть и должен быть прогресс и постоянное движение вперед, там не может быть застывших форм. Если под прогрессивным развитием христианства разумеют только то, что догматы христианства с течением времени все более и более уясняются, глубже входят в сознание человечества и животворнее влияют на нравственную деятельность, то этот взгляд следует будто бы признать односторонним. Прогресс состоит и в том, что с течением времени может увеличиваться и сокращаться самая сумма верований. Отсюда вытекает, что хотя в лютеранстве и приняты символы, однако же они не могут задерживать развития лютеранских начал. Символы не норма верований, обязательная для всех и навсегда; это не более, как памятник веры наших предков; это путевые столбы, которые указывают, как далеко в понимании христианства ушли наши отцы, но которые ничего не говорят о том, как далеко пойдем мы. Следовательно, символы постоянно могут меняться. В каждое данное время старые символы могут быть отвергнуты и заменены новыми. Этот вывод относительно изменяемости символов как раз совпадает с воззрением и Формулы согласия. Конфессионалистам предстояло решить, как следует смотреть на этот предмет с точки зрения, принятой ими? Другими словами, можно ли примирить чем-нибудь два противоположных воззрения, которые заключаются в самих символах лютеранства и которые до сих пор служат для богословов яблоком раздора, возбуждая между ними такие существенно важные разногласия? Решить этих вопросов не было никакой возможности и конфессионалисты отклонили от себя поставленную им задачу. Даже в таких сочинениях, где эти вопросы должны бы быть предметом специальной обработки, об них трактуется мимоходом и уклончиво. Напр. Гольцман, в своем объемистом труде: Kanon und Tradition, говорит по этому поводу только то, что вопрос об изменяемости символов есть вопрос пустой, не имеющий для настоящего времени никакого практического значения и важности. |
| «Отцами» считались те, кто передавал и распространял правую веру, учение апостолов, кто был руководителями и наставниками в деле христианского просвещения и катехизации. В этом смысле слово настойчиво прилагалось к крупнейшим христианским писателям. Нельзя терять при этом из виду, что главным, если не единственным, руководством в делах веры и учения оставалось в Древней Церкви Священное Писание . И поэтому прославленные толкователи Писания воспринимались как «Отцы» в самом возвышенном смысле 313 . «Отцы» были прежде всего учителями – doctores, διδσκαλοι. А учителями они были постольку, поскольку они были свидетелями, testes. Две эти функции следует различать, и, однако, они теснейшим образом переплелись. «Учение» входило в апостольскую задачу: «научите все народы». И именно в этой их миссии коренился их авторитет: фактически это был авторитет несения свидетельства. Два важнейших замечания необходимо сделать в связи с этим. Во-первых, выражение «Отцы Церкви» имеет, со всей очевидностью, ограничительный акцент: они действовали не как отдельные личности, но как viri ecclesiastici – «мужи церковные» (излюбленное выражение Оригена ), от имени и во имя Церкви. Они были глашатаями Церкви, толкователями её веры, блюстителями её Предания, свидетелями истины и веры – magistri probabiles, по выражению св. Викентия. И на этом зиждился их «авторитет» 314 . Это возвращает нас к концепции «представительства». Верно заметил покойный Престидж: «Церковные Символы веры выросли из учения Церкви: основной результат еретических движений заключался в том, что они скорее побудили уплотнять старые символы, нежели создавать новые. Так, самый известный и самый важный из всех символов, Никейский, явился лишь новой редакцией уже существовавшего палестинского исповедания веры. И ещё один важный факт нельзя терять из виду. Реальный интеллектуальный труд, живое истолковывающее мышление были вкладом не соборов, где обнародовались символы веры , а богословствующих учителей, которые выработали и разъяснили формулы, принятые на соборах. |
| 307 Объяснить с исторической точки зрения это различие нелегко. Некоторые ученые полагают, что восточные символы веры , как правило, отличаются большей богословской глубиной, чем западные. Но правильнее было бы сказать, что и тем и другим присуща богословская глубина, хотя различны богословские мотивы и интересы, породившие их, – создателей западных символов веры в большей мере интересуют деяния Бога, нежели Его бытие. Но даже такое сопоставление может привести нас к ошибочным заключениям. Хотя сложно найти историческое объяснение этого различия, последствия его не могут остаться незамеченными. Присовокупляя слово «единого» к словосочетанию «Бога Отца», восточные символы веры высветили проблему божественного единства. Если Бог – Отец, как о том явственно свидетельствует уже римский символ веры , 308 и если, как утверждают восточные символы веры , Бог «единый», значит только Отец может по праву именоваться «Богом». Фраза «единого Бога Отца», похоже, связывает божественное единство с божественным Отцовством. Выходит, правы были ариане, не включавшие Сына и Духа в идею единого Бога? Чтобы разрешить это затруднение, богословы могли выбрать только одно из двух. Можно было логически отделить слово «Бог» от слова «Отец» и отнести слово «единого» к Богу без логического связывания его со словом «Отец». Это было бы ответом на претензии ариан, но это можно было бы осуществить ценой отказа от библейского понятия о Боге как Отце, понятия, которое, как мы отметили, было без искажения отражено в ранних символах веры . Однако такой путь, судя по всему, избрали западные богословы, по крайней мере начиная с Августина. Оперируя понятием сущности, которое использовалось в Никее совсем с иной целью, 309 Августин провел различие между Богом и Отцом, превратив божественную сущность в nohяmue (divinimas), лoruчecku предшествующее понятию Отца, и приписав ему функцию выражения божественного единства. Так понятие «единый Бог» стало тождественным понятию «единая сущность», и затруднение, возникшее в связи с претензиями ариан, казалось, было разрешено. |
| О. Д. ). В то же время другие соборы, гораздо менее претенциозные по своим целям, были признаны вселенскими, ибо выраженная и сформулированная ими истина носила подлинно вселенский… характер» [ 124 ]. Таким образом, вселенскость собора определяется не формальным представительством, а характером обсуждаемых на соборе вопросов и принимаемых на нем решений. Никео-Цареградский Символ веры был составлен отцами I и II Вселенских Соборов. В основании его лежат более древние крещальные символы, которые, в свою очередь, восходят к изначальному апостольскому правилу веры. Отцы I Вселенского Собора в Никее составили орос, в состав которого входили первые семь членов Символа веры. Никейский Символ пользовался общецерковным авторитетом как точное выражение Православной веры. Его авторитет подтверждали последующие Вселенские Соборы, до IV включительно. На II Вселенском Соборе в Константинополе к Символу были добавлены еще пять членов, а первые семь членов, принятые в Никее, были переработаны. В соборных документах Никео-Цареградский Символ веры впервые встречается в актах IV Вселенского Собора, который признал его непогрешимой формулой веры [ 125 ]. Во второй половине V века Никео-Цареградский Символ распространился повсеместно и вытеснил как Никейский, так и более древние крещальные символы из богослужебной практики Церкви [ 126 ]. ГЛАВА I 1-Й ЧЛЕН СИМВОЛА ВЕРЫ 1. ИСПОВЕДАНИЕ ВЕРЫ Символ веры начинается со слова «верую». Таким образом, произнесение Символа веры является исповеданием нашей веры. «…вера — всегда личностна. Каждый должен веровать сам, нельзя веровать за другого. Многие люди могут веровать в одно и то же из-за общности их… опыта, но общность их веры и единство их веры должны опираться на личное исповедание. Вот почему в Православной Церкви Символ веры всегда произносится от первого лица единственного числа» [ 127 ] — даже во время Божественной литургии, когда его произносят одновременно сотни и даже тысячи людей. «Первое слово этого священного текста — «Верую» — связано с каждым последующим членом Символа и дает этому изъявлению общей веры христианского парода ценность персонального участия и ответственности каждого члена Церкви…» [ |
| Выставка «Образы и символы старой веры» открывается в Русском музее 24 декабря 2008 г. 11:52 Исключительная по полноте выставка старообрядческого прикладного искусства «Образы и символы старой веры» открывается 24 декабря в корпусе Бенуа Государственного Русского музея, сообщает пресс-служба музея. В состав экспозиции включены произведения, сохраненные и созданные представителями разных старообрядческих толков и согласий (беспоповцев — поморцы, федосеевцы, филипповцы, поповцев: беглопоповцы, австрийское согласие и других). Этим объясняется широкий временной диапазон представленных на выставке памятников: от икон XVI века, бережно сохраненных в старообрядческих моленных и скитах, и до произведений начала XX века. Наряду с иконами, в залах выставлены деревянные резные и меднолитые кресты, складни, рукописи, произведения народного искусства (прялки, лестовки — старообрядческие четки, штампы для печатания книг и прочее), настенные рисованные листы. Экспозиция организована по географическому принципу, объединяя в разных залах памятники с Севера: из Выговского старообрядческого общежительства и с Северной Двины; из скитов и моленных Поволжья и Заволжья; из районов Ветки и Урала. Значительный раздел посвящен старообрядческим моленным и церквам Петербурга. В течение 10 лет выставку готовили научные сотрудники Отдела древнерусского искусства и реставраторы Отдела реставрации темперной живописи Русского музея. От записей и потемневшей олифы было раскрыто свыше 30 икон. Реставрационные работы позволили впервые представить в экспозиции целые комплексы икон, например, из поморской часовни в Ярославле и из поповской часовни в Хвалынске. Старообрядчество — совокупность религиозных течений и организаций в русле русской православной традиции, отвергающих предпринятую в 1650 — 1660 годах Патриархом Никоном и царем Алексеем Михайловичем церковную реформу, целью которой была объявлена унификация богослужебного чина Русской Церкви с греческой Церковью и прежде всего — с Константинопольской Церковью. |
| Он не мог не знать, что и отдельные лица, и вселенские соборы, никогда нисколько не колебались излагать символ веры письменно и делали это, отнюдь не думая нарушать апостольские завещания, который всякому священны так же, как и ему самому. Между тем Руфин не только указываете, как на факт, что символ веры никогда по апостольскому завещанию не писался, но указывает и цель этого, состоявшую будто бы в том, «чтобы чрез письменное изложение не допустить как-нибудь символ веры в руки неверных», как будто бы его собственное изложение не могло также попасть к неверным, или как будто бы еретики, знавшие символ веры в бытность свою членами Церкви, не могли в последствии, по уклонении в ересь, обнародовать его, – как будто бы, наконец, готовившиеся к принятию крещения, которым сообщался символ для изучения за несколько дней до совершения над ними таинства, но за тем оставшиеся в неверии, или после крещения отпавшие от веры, не могли равным образом сделать его общеизвестным. Странные эти речи будут, однако, понятны, если допустить, что, говоря их, Руфин был занят преимущественно представлением обрядов крещения. Дело в том, что при совершении крещения каждый приступавший к крещению, на вопросы совершавшего таинство о вере, должен был отвечать символ веры, передавая его, действительно, отнюдь не по книге, или не по рукописи, а непременно наизусть, и это обыкновенно справедливо могло быть названо апостольским завещанием. Цель такого обыкновения всякому известна и весьма проста; она состоит в том, чтобы каждый христианин знал таким образом сущность своей веры по изложению, отличавшему его не только от неверных, но и от еретиков, и чтобы не было в Церкви людей, которые на вопрос об их вере, подобно неверным, не могли бы без книги, или рукописи, ответить, во что именно они веруют. Имея все это в уме, Руфин увлекся за тем общелюбимым в то время сравнением символа веры с военным паролем и то, что мог сказать об обязанности всякого новокрещаемого – хранить символ веры по апостольскому завещанию в памяти, а не на бумаге, или пергаменте, сказал вообще, применяясь в употреблению военных паролей и не предполагая, конечно, чтобы кто-нибудь после того упрекнул его в несправедливости, или непоследовательности, так как всякому было известно, что во всех других случаях символы веры собирать, сличать и излагать письменно, подобно тому, как делает это и сам Руфин в своем настоящем сочинении, дело не только не противное завещаниям апостольским, но полезное и душеспасительное. |
| 2) Подобно «Истории христианской Церкви» не был закончен и остановился в самом начале другой обширный задуманный И. В. Чельцовым труд: «Собрание символов и вероизложений православной церкви». Он должен был явиться взамен неудавшегося «Памятника веры» Иннокентия, как упоминалось об этом выше, и по изложенному в предисловии плану должен был состоять из трех частей: 1) символы и вероизложения доникейского периода, 2) вероизложения периода от первого до шестого вселенского собора, 3) вероизложения последующего времени, начиная с седьмого собора, с подразделением на вероизложения греческой церкви и русской. Появилась лишь первая половина первой части: «Древние формы символа веры православной Церкви, или так называемые апостольские символы» (в приложении к «Христ. Чтению» 1869, январь и далее, 9–151; 1–8 – общее предисловие) и незначительная доля второй ее половины: «Вероизложения доникейского периода», именно – отдел «О вероизложениях вообще, или об общем характере православной догматики» (рассуждение Викентия Лиринского и выводы из него 152–206), краткое замечание о «Подразделении вероизложений доникейского периода» (вероизложения времен евионитства и ложного гносиса и вероизложения времени монархианства, 206–207) и послание Варнавы (как противоевионитский памятник, 1869, сент. 208 окт., 209–240, 1870, февр., 241–272). Первые 207 страниц, напечатанные до октября 1869 г., и были представлены на соискание степени доктора богословия в виде особой книги, с не совсем соответствующим содержанию заглавием: «Древние формы символа веры православной Церкви, или так называемые апостольские символы. Историческое исследование ординарного проф. Спб. Дух. Академии И. Чельцова . Спб. 1869», относящимся собственно лишь к стр. 9–151, и с не вполне точной передачей в оглавлении (стр. V) заголовков для стр. 152–207. Между прочим, появление начальной статьи «Древние формы символа веры » в январской книжке «Христ. Чтения» за 1869 г. вызвало «Заметку» на нее Антония, архиепископа Владимирского (Павлинского, 1866–1879), от 22 февраля, присланную, по-видимому, для напечатания и оставшуюся в бумагах И. В. Чельцова . Автор «Заметки» желал бы иметь точные и верные сведния о значении самого слова «символ» и о введении его во всеобщее употребление даже и в православной догматике; сам он не сочувствует этому употреблению на том основании, что начало ему положено на латинском западе, а на востоке были прежде вместо него другие названия. |
| Разделы портала «Азбука веры» с 2005 года Оглавление Вступление Что такое Рэйки? Искусство самоисцеления или очередная секта? Панацея от всех болезней или оккультная практика? Путь духовного совершенствования или гибель для души? Нейтральная оздоровительная практика или язычество? Возможность общения с Богом или соприкосновение с силами тьмы? Где истина? И кто из людей может взять на себя смелость претендовать на знание Истины? Эта книга не даст ответов на все вопросы, но, быть может, поможет задуматься над теми выборами, которые мы делаем в жизни. В этой книге я раскрываю мой собственный опыт переосмысления Рэйки, и дай Бог, чтобы написанное в ней помогло каждому из нас честно и открыто сказать Богу и самому себе: «Помоги мне, Господи, найти тот путь, который приведет меня к Тебе, и дай мне силы пройти этот путь до конца». В течение 9 лет я практиковала Рэйки. Так сложилось, что я стала мастером Рэйки уже через год после получения первой ступени. Почти восемь лет активной мастерской практики, поездок по разным городам, участие в семинарах и встречах, которые проводили приезжавшие к нам зарубежные мастера. В течение долгого времени я пыталась обосновать, что практиковать Рэйки может каждый человек, вне зависимости от его веры, в том числе и православные люди. Я искренне верила в это, но настал момент, когда мне пришлось многое пересмотреть и увидеть по-иному то, чему была посвящена моя жизнь в эти годы. Система Естественного Исцеления Усуи Рэйки появилась в Японии в начале нашего века и по сути своей, а также по форме практики и ритуалов очень крепко связана с культурной традицией этой страны. Микао Усуи, основоположник традиции, в течение многих лет искал «путь обретения духовного равновесия и физического здоровья». Последователи Рэйки рассказывают о том, что однажды, после продолжительной медитации, Микао Усуи увидел «луч света, проплывающие перед ним радужные пузырьки» и в них – символы, которые изучаются в наши дни как символы Рэйки. Эти символы и то состояние, в котором находился Микао Усуи, легли в основу системы целительства Рэйки. Усуи воспринял то, что ощутил в тот момент как путь к исцелению как внутреннего состояния человека, так и физического тела. |
| Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. 1 Ин. 3,15 Обсуждение Изменить Версии Верующим нужно обеспечить право носить религиозные символы и одежду в публичных местах, заявил Межрелигиозный совет России 26.03.2015 Верующие имеют право носить в публичных местах религиозные символы и элементы одежды, но это не должно приводить к разобщению, заявил Межрелигиозный совет России . " Межрелигиозный совет России призывает органы государственной власти и все общество к соблюдению права верующих на выражение религиозности, к отказу от любых попыток навязывания людям норм поведения, противоречащим их убеждениям " , - говорится в заявлении МСР, заседание которого проходит в четверг в Госдуме РФ . Одновременно участники заседания призывают верующих людей к тому, чтобы их действия и возникающая вокруг них дискуссия " служили не разобщению, но созиданию гражданского мира " . Как подчеркнули религиозные деятели, человек имеет право на публичное исповедание веры - индивидуальное или коллективное, а нормы международного права исключают возможность утверждать, что исповедание религии должно быть " частным делом " верующего и что внешние, общественные проявления религиозности невозможны либо нежелательны. " Для многих людей религия неразрывно связана с образом жизни, включая время совершения молитв, режим питания, соблюдение покоя в определенные дни недели, личную и семейную этику, отношения с окружающими, ношение определенных символов и одежд - нательных крестов, головных уборов " , - сказано в заявлении. Как считают его авторы, при выработке и корректировке любых общественных установлений важно учитывать право верующих жить согласно своей религии, поступать по ее нормам, публично свидетельствовать о ней. При этом внешний фактор религиозной идентификации не должен использоваться для " горделивого самоутверждения " той или иной этнической либо религиозной группы, для провоцирования конфликтов, особенно в молодежной среде и в образовательных учреждениях. Необходимо учитывать и требования общественной безопасности, которые, в частности, трудно совместить с практикой скрывания кем-либо своего лица в общественных местах, подчеркивается в документе. |
| Начинаю небольшое пояснение насчет символов Рэйки. Сразу оговорюсь, что, конечно, обсуждать символы с людьми, которые не собираются с ними работать, не принято, но есть причины, из-за чего я хочу поднять здесь эту тему. Символы не являются строго охраняемой тайной, доступной только узкому кругу особо посвященных. Знание символов не дает ни больших знаний, ни большей власти тем, кто с ними знаком, по сравнению с теми, кто символов не знает. Отношение практикующих к символам Рэйки как к сокровенному, «тайному» знанию обусловлено тем, что символы воспринимаются ими как некие совершенные, дополнительные инструменты практики, непосредственно «говорящие» о сути происходящих в практике Рэйки процессов. Опытный художник не дает свои любимые кисти тем, кто только начинает рисовать, – это его инструмент, к которому он относится благоговейно и бережно. Музыкант, виртуозно владеющий скрипкой, достигший мастерства в игре своей любовью к музыке, упорным трудом, практикой, вряд ли согласится с тем, что скрипку Страдивари надо давать в руки тех, кто только начинает играть. О сути символов людям говорят уже на вступительной лекции – просто тем, что рассказывают о Рэйки. Только не проводят параллелей – это, мол, про первый символ, это про второй, а это про третий. Упоминают часто даже о мастерском символе, хотя он, по большому счету, и символом-то не является. В наши дни есть уже и книги и журналы, доступные всем, в которых присутствуют изображения символов Рэйки. И зачастую человек, воспринимающий Рэйки как метод энергетического лечения, воспринимает и символы как некие магические знаки, с помощью которых можно усиливать, концентрировать и направлять энергию, воздействовать на подсознание человека какими-нибудь ментальными посланиями, посылать энергию на расстояние при проведении дистанционных сеансов и т.д. На семинарах, которые я проводила, я давала примерно следующее представление о символах. В традиции Рэйки существует три символа, описывающие разные аспекты Рэйки. Принято считать, что с их помощью нельзя заставить что-либо произойти, нельзя манипулировать процессом или навязать сеанс Рэйки тому, кто этого не хочет. |
|
|
