| В нач. 1583 г. кн. Острожский через Христофора Казимирского, секретаря Януша Острожского (сына кн. Константина Константиновича), обратился к папскому нунцию в Польше Болоньетти с просьбой прислать в Острог преподавателей - воспитанников римской Греческой коллегии св. Афанасия (см. в ст. Коллегии папские ). В письме нунция в Рим от 21 марта 1583 г. (Monumenta Poloniae Vaticana. 1938. T. 6. P. 198-202), в переписке Болоньетти с Джанантонио Вольпи, кардиналом диоцеза Комо (6-8 июля 1583), и с Янушем Острожским (Боротьба Nibдehho-Зaxiдhoï Pyci. 1988) содержатся важные сведения об О. а. Нунций писал в Рим, что для подготовки священников кн. Острожский с королевским размахом устраивает коллегию, в которой будет ок. 40-50 учеников. Болоньетти сообщил, что кн. Острожский подыскивает таких преподавателей, которые были бы хорошо подготовлены не только по части «греческого языка и обряда», но также и в области католич. богословия, для лучшей защиты «греческой» позиции против «латинской». Болоньетти обещал помочь в этом деле и подыскать подходящих преподавателей либо в Греческой коллегии в Риме, либо в др. городе Италии. Нунций сообщил, что к кн. Острожскому неск. лет назад прибыли из Рима Евстахий (Евстафий Нафанаил (Натанаил) с Крита), недавно умерший, и еще один человек, имя к-рого он не помнит. Особенно князь был доволен Дионисием (Ралли-Палеологом) из Кизика, ставшим архимандритом мон-ря Св. Марии в Дорогобуже, во владениях кн. Острожского. Нунций придавал большое значение участию католиков в организации О. а., он писал: «Если бы получить в свои руки посредством надежных католиков этот коллегиум, то это дало бы возможность сеять семена самых важных дел на этих землях» (Там же. С. 83-84). С просьбой об учителях для Острожской коллегии кн. Острожский обратился 8 июля 1583 г. к папе Григорию XIII . Магнат просил прислать образованных правосл. греков, «которые бы переводили греческие книги на славянский, а если это возможно, то и на латинский язык» (Там же. С. 94). Переговоры кн. Острожского с папой Римским и его представителями, к-рые велись в 1583 г., закончились ничем. В Риме не нашлось ученых людей, к-рые могли переводить с греческого на церковнослав. и лат. языки и захотели поехать в Острог. Об этом сообщил в письме нунцию Болоньетти 3 сент. 1583 г. кард. Дж. Вольпи (Monumenta Poloniae Vaticana. 1938. T. 6. P. 515-516). В научной лит-ре было высказано мнение, что кн. Острожский посылал дворян для учебы в рим. Греческую коллегию ( Barycz H. Polacy na studiach w Rzymie, w epoce Odrodzenia (1440-1600). Kraków, 1938. S. 180). Возможно, о таких людях Януш Острожский говорил Болоньетти: «Прибыв в Рим, где они, очевидно, выдавали себя за рьяных католиков, ради тех выгод, на которые они рассчитывали, вернувшись затем к себе, проявили себя как худшие враги католической Церкви» (Боротьба Nibдehho-Зaxiдhoï Pyci. 1988. С. 84). |
| В этом освещении гораздо правдоподобнее другая гипотеза, что послание к Евреям послужило для Климента косвенным, но повелительным напоминанием о долге учительства наставников по отношению к колеблющимся братьям и расстроенным общинам, почему Римский епископ был вызван на свое пастырское обращение к Коринфянам апостольским писанием 116 и, естественно, подражал ему в качестве обязательного образца 117 , копируя чуть не до степени плагиата 118 . Впрочем, эта догадка лишь оттеняет несомненность сходства обоих древне-христианских произведений, свидетельствуя об авторитетной распространенности послания к Евреям. Его предполагает и св. Поликарп Смирнский († 22 февраля 156 г.), называя (XII, 2) Христа sempiternus pontifex согласно Ebp. IV, 14 119 . Иустин Мученик († около 165 г.), солидарен с Ebp. III, 1 в наименовании Спасителя Сыном Божиим и Апостолом 120 и исповедует Его достоинство по чину Мелхиседека, царя Салимского и священника Бога Вышняго 121 – соответственно Ebp. V, 9, 10; VI, 20; VII, 12 . Последнее совпадение наиболее поразительно, ибо по своей единичной необычайности исключает всякую вероятность случайного созвучия и вынуждает к признанию прямого заимствования 122 . Скорее дозволительно думать, что в интересах успешности своей апологии среди иудеев св. Иустин изучал компетентный опыт этого рода в послании к Евреям, чтобы иметь в нем и опору для благоприятного приема своему диалогу в иудейской среде 123 . А если не отмечается авторство Павлово, то ведь и вообще у Иустина нет подобных точных указаний даже для Евангелий 124 . Намеки на послание к Евреям находят у Феофила Антиохийского (около 180 г.) 125 и у современника Иринеева (около 140 г. – ок. 202 г.) Валентианина Птоломея 126 . Мы достигли теперь времен Пантена († незадолго до 200 г.) и Климентовых «пресвитеров» и не имеем нужды простираться дальше. Для наших целей достаточно констатировать, что пользование посланием к Евреям начинается почти с самой апостольской эпохи и встречается уже в старейших памятниках церковной письменности. |
| 329 Этим уясняется уже много раз обсуждавшееся место 1Тим.5:17: «Хорошо предстоятельствующим старейшинам должно оказывать двойную честь, особенно трудящимся в слове и учении». Ср. § 9. «Трудиться в слове и учении» составляет обязанность «старейшин», как таковых, и необходимо заключается в поучении и наставлении «более юных». Из числа же этих «более юных» в особенности нуждаются в подобном научении и наставлении юнейшие, именно оглашенные. Поэтому является признаком данной старейшинам харизмы деятельной любви, когда последние принимают участие в этих юнейших и обучают их. Едва ли подлежит какому-нибудь сомнению, что то «учение» пресвитеров, о котором говорится в этом тексте, должно быть отнесено к обучению оглашенных. Таким пресвитерам и должна быть прежде всего воздана «двойная честь». Они несут заботу о возрастании общины, о распространении слова Божия и должны поэтому быть почитаемы как «учители». Известно, что такого рода организация обучения оглашенных может быть определенно указана в позднейшее время. Пресвитеры, посвящающие себя обучению оглашенных, носят у Киприана техническое название «пресвитеров-учителей» (presbyteri-docfores); у них есть особые чтецы в качестве помощников (в III в.). Ср.: Киприан. Письма. 29 и О. Ritschl. Cyprian. S. 172, 232, ср. выше, § 5, прим. 100. Эти пресвитеры зовутся даже просто «учителями» (doctores), Киприан. Письма. 73, 3, ср.: О. Ritschl. S. 233. Таково именно словоупотребление Тертуллиана (О прескрипции [против] ерет., гл. 3): «Но что же, если епископ, если диакон, если вдова, если дева, если учитель, если даже исповедник отпадет от правила (веры)?» В этом перечислении церковных должностей (епископ, диакон) и почетных лиц (в восходящем порядке) явно отсутствует пресвитер, ибо он подразумевается под именем учителя (ср.: Kolberg. Verfassung der christlichen Kirche nach Tertullian. 1886. S. 68 ff.): (пресвитер-) учитель – важнейший тип пресвитера. Известно также место из относящегося к тому же времени мученичества Перпетуи (ок. 202 r., Ruinart. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла КАРАКАЛЛА [лат. Caracalla] (Цезарь Марк Аврелий Север Антонин Август) (4.04.188, Лугдун, ныне Лион, Франция - 8.04.217, близ Карр, ныне Харран, Юго-Вост. Турция), рим. имп. (с февр. 211). Старший сын имп. Септимия Севера (193-211) и Юлии Домны; при рождении получил имя Бассиан, в быту пользовался именем Антонин и под ним был известен современникам. К. первоначально было его прозвищем, т. к. в военных походах он носил длинный плащ герм. образца (caracalla) и призывал своих воинов носить такие же плащи ( Dio Cassius. Hist. Rom. LXXIX 3; Herodian. Hist. IV 7; Scr. hist. Aug. Septimius Severus. 21; Caracalla. 9; Diadumen. 2). Ок. 196 г. К. принял имя Марк Аврелий Септимий Бассиан Антонин; в 198 г. провозглашен цезарем и соправителем отца. В апр. 202 г. по настоянию отца К. женился на Фульвии Плавтилле, дочери префекта претория Плавциана. В 204 г. у супругов родилась дочь (имя неизв.), но брак был несчастливым. В 205 г., после казни Плавциана, К. развелся, его жена и дочь были отправлены в ссылку на Сицилию, а позднее - на Липарские о-ва. Имп. Каракалла. Бюст. III в. (Национальный археологический музей Неаполя) Имп. Каракалла. Бюст. III в. (Национальный археологический музей Неаполя) По смерти своего отца в Эбораке (ныне Йорк, Великобритания) К. принял власть совместно со своим братом Публием Септимием Гетой. Они были признаны соправителями армией и сенатом в Риме. Военная кампания против кельтов в Сев. Британии, организованная Септимием Севером, была К. и Гетой прекращена, и войска отведены за Адрианов вал; с кельтами заключен мир. С первых дней правления К. преследовал фаворитов Севера, вероятно т. о. стремясь избавиться от опеки более опытных, чем он сам, сановников и обрести самостоятельность. 1-й год правления К. проходил в обстановке обострившегося противостояния с Гетой за единоличную власть. Братья открыто не доверяли друг другу и стремились избавиться от конкуренции различными способами. Первоначально при дворе обсуждался проект раздела империи между ними по континентам (К. правил Европой, а Гета - Азией и Африкой), однако против этого выступила Юлия Домна. 26 февр. 212 г. (или 25/26 дек. 211) Гета был приглашен якобы на встречу с Юлией Домной в Палатинский дворец в Риме и там убит преторианцами по приказу К. (и в присутствии Юлии Домны). Убийцы были награждены, а статуи и надписи Геты по всей империи уничтожались. Последовали широкомасштабные репрессии против сторонников Геты в армии и правительственном аппарате, а также против ряда представителей династии Антонинов, к-рые, по мнению К., могли бы оспорить его власть в будущем. Среди казненных была бывш. жена К. Фульвия Плавтилла. |
| В наст. время не потеряли своего значения лингвистические, естественнонаучные и этнографические труды миссионера. В 1869 г. в «Томских ГВ» под названием «Алтайцы» публиковались этнографические статьи В., впосл. изданные отдельной книгой - «Алтайские инородцы» (М., 1893). В «Трудах имп. Вольного экономического общества» выходили статьи В. по пчеловодчеству. Н. И. Анненков использовал собранные В. сведения о флоре Алтая при составлении «Ботанического словаря» (1856). В 1871 г. РГО присудило миссионеру серебряную медаль, в 1878 г. он был избран членом-сотрудником Зап.-Сибирского отдела об-ва. В. являлся также действительным членом имп. Об-ва акклиматизации животных. Большое внимание миссионер уделял изучению алтайского языка. В 1857-1868 гг. работал над «Грамматикой алтайского языка» (Каз., 1869) и «Руководством к изучению алтайского языка». В 1884 г. Правосл. миссионерское об-во издало «Словарь алтайского и аладагского наречий тюркского языка» (Каз., 1884), над составлением к-рого В. трудился ок. 30 лет. Неск. сочинений В. посвящены истории Алтайской миссии. В ЦХАФАК (Барнаул) хранится автограф написанной В. в 60-х гг. истории миссии при ее основателе прп. Макарии (Глухарёве) . В работе широко использованы документы из первоначального архива миссии, уничтоженного пожаром в 1886 г. В июне 1989 г. в Горном Алтае прошла научная конференция, посвященная 120-летию издания «Грамматики алтайского языка». 12 окт. 1990 г. в Новосибирске состоялась всесоюзная конференция, посвященная 100-летию со дня кончины В. Соч.: Заметки кочевого алтайца//Вестн. РГО. 1858. Ч. 24. Кн. 11. С. 77-109; Зап. миссионера Кузнецкого отд-ния Алтайской духовной миссии свящ. В. Вербицкого за 1860 г.//ДЧ. 1861. Ч. 3. 9. С. 75-98; Зап. …за 1861 г. М., 1862; Зап. …за 1862 г.//ПО. 1863. Т. 10. Февр. С. 143-161; Лечение болезней у калмыков-алтайцев//Томские ГВ. 1863. 24, 25; Пчеловодство на Алтае в 1874 г.//Тр. Вольного экон. об-ва. 1875. Т. 3. Вып. 3. С. 245-346; Миросозерцание и нар. творчество сибир. инородческих племен: Этногр. мат-лы//Литературный сб. СПб., 1885. С. 337-351; Очерк деятельности Алтайской духовной миссии по случаю 50-летнего ее юбилея//Памятная книжка по Томской губ. 1885 г. Томск, 1885. С. 142-221; Мат-лы для истории Алтайской духовной миссии//Томские ЕВ. 1888. 17. С. 16-18; Катехизическое поучение «О Боге едином, но троичном в Лицах»//Из духовного наследия алтайских миссионеров: Сб. Новосиб., 1998. С. 46-55; [список тр. В.//Там же. С. 202-211]. |
| 15 . Adversus Ргахеап («Против Праксея» 196 , CPL 26; PL 2, 154–0196; CSEL 47, 227 и далее; CCSL 2, 1159–1205). Этот трактат, написанный ок. 213 г., представляет собой первый в истории христианского богословия трактат, специально посвященный триадологии. Он направлен против ереси некого Праксея, малоазийца по происхождению. Приехав в Рим, Праксей, во-первых, выступил против монтанизма и добился его осуждения Римским епископом, а во-вторых, стал распространять антитринитарное учение о том, что Бог един не только по сущности, но и по лицу (гл. 1). Эта ересь была разновидностью монархианства модалистического типа. Поскольку же из рассуждения Праксея выходило, что на кресте пострадал Бог Отец (Pater passus est, гл. 2), то эту ересь назвали также патрипассианством. Из Рима ересь Праксея попала и в Карфаген, после чего Тертуллиан и написал свой трактат, где подробно опровергает еретическое учение Праксея, которое он считает разновидностью иудейства, а также излагает христианское учение о Св. Троице (сам латинский термин Trinitas «Троица», появляется именно здесь, см. гл. 2 и далее), которое в целом сводится к формуле: una substantia tres personae («единая сущность и Три Лица»). Защищая церковное учение, Тертуллиан сам не избежал ошибок, в частности, субординационизма и привнесения принципа икономии (οκονομα) в учение о Св. Троице. В гл. 2 приводится пространный символ веры . В гл. 27–30 затрагивается христология. В трактате ясно засвидетельствован разрыв Тертуллиана с Церковью (с psychici «душевными христианами») и переход в монтанизм (гл. 1). с) Нравственно-аскетические Это самая большая группа сочинений Тертуллиана . В нее входят 16 трактатов: 16 . Ad martyras («К мученикам» 197 , CPL i1; PL 1, 619–628; CSEL 67, 1–8; CCSL 1, 3–8). Это один из самых ранних трактатов Тертуллиана , написанный во время гонений на христиан в 197 или в 202 г., при проконсуле Вигеллии Сатурнине, когда пострадали св. мученицы Перпетуя и Фелицитата. В своем трактате Тертуллиан обращается к христианам, находящимся в темнице в ожидании смертной казни, и увещевает их хранить мир друг с другом и мужественно претерпеть страдания за веру Христову. Трактат Тертуллиана имеет множество параллелей с Passio Perpetuae et Felicitatis («Страдание Перпетуи и Фелицитаты», CPL32 (dub.); PL 3, 13–58), так что некоторые исследователи считают Тертуллиана автором или, по крайней мере, редактором последнего 198 . |
| 847 С этих слов Овидия берет свои истоки топос (если не жанр) европейской литературы – поэт, лишенный родины, читателей, языковой среды, в которой он только и может жить. 849 Поэт обыгрывает второе значение слова sinister «левый», а именно «зловещий, враждебный, неприятный». 850 Обычно эти слова Овидия воспринимают как свидетельство мощной варваризации (гетизации) Том, что едва ли правильно. Эпиграфика Том засвидетельствовала около 800 личных имен, из них только 15 (т. е. ок. 2%) фракийского происхождения. Все эти имена сильно романизованы и встречаются, как правило, не ранее конца I в. н. э. (см.: Doruiu-Boil 1975. Р. 159; 1980. Р. 283). Да и трудно объяснить, почему поэт только на четвертом году жизни счел нужным сообщить такую «потрясающую» для его изображения местной жизни «реалию». Неоднократные указания на всеобъемлющее варварство места его обитания и тяготы жизни здесь ограничивались до сих пор угрозой внешнего нападения. Теперь Овидий счел необходимым усилить рисуемую им картину новым штрихом: оказывается, нет спокойствия и внутри города. Этот штрих хорошо вписывается в изображение Овидием варваризации греческого языка; этот мотив он последовательно разворачивает в рамках правдоподобных (с точки зрения жителя Рима) «поэтических декораций». 851 Любопытная этнографическая параллель: современные болгары и греки имеют противоположную общеевропейской систему кивков в знак согласия и отрицания. 852 Некоторые исследователи считают, что речь здесь идет об отправлении гетской юрисдикции: противники проводят поединок, победитель которого считается выигрывшим судебное дело, поскольку ему, как считалось, помогало само божество (ср., однако: Вулих 1974. С. 71; Подосинов 1985. С. 202). 853 Легендарный царь Ассирии, женатый на Семирамиде, основатель ассирийской империи (см. о нем: Diod. Sic. II, 1–20). Его имя не встречается в клинописных текстах. 855 Вероятно, речь идет о египетском царе Сесострисе (Рамсесе II, XIII в. до н. э.), покорившем многие народы Азии (см.: Her. II, 102–110). |
| Il. XVIII), к-рая, как считают совр. ученые, не принадлежит Гесиоду (ее относят к нач. VI в. до Р. Х.), но по традиции помещается в собрании сочинений Гесиода). Гесиод во мн. отношениях является первым на пути древнегреч. культуры в литературно-мифологическом аспекте. Он первый достоверный, а не легендарный поэт, к тому же изложивший ряд автобиографических подробностей, первый дидактический автор, у к-рого встречается образец притчи (о соловье и ястребе - Hes. Opp. 202-211), первый систематизатор мифологии, изложивший историю не только божеств, но и человеческого рода, поэт-мыслитель, названный в XX в. предфилософом. Время жизни Гесиода фиксируется приблизительно. Он сообщает, что ездил на о-в Эвбея, в г. Халкида, где участвовал в состязаниях рапсодов в память царя Амфидаманта (ум. ок. 700 г. до Р. Х.) и даже получил в награду треножник, к-рый принес в дар геликонским музам, обучившим его «звонкому пенью» (Ibid. 654-659). Следов., он родился не ранее 730 г., т. к. выступал вместе с рапсодами уже известным поэтом (Паросская хроника относит Гесиода к 937 г. до Р. Х., ставя его ранее Гомера (907 г. до Р. Х.). Эта датировка противоречит свидетельству самого поэта). Как и Гомер, Гесиод родом с побережья М. Азии, но связан не с Ионией, а с эолийскими поселениями. Происходя из эолийского г. Кима, отец Гесиода перебрался в Беотию, в сел. Аскра у подножия горы Геликон, где обитали геликонские музы. Там сочинял песни Гесиод. Гесиода высоко почитали в эллинском мире, и даже существует соч. «Состязание Гомера и Гесиода» в гексаметрах (см.: Homeri Opera/Ed. T. W. Allen. Oxf., 1912, 1969r. T. 5). Слушатели отдали предпочтение воинственному Гомеру, но царь Панед, брат Амфидаманта, возглавлявший агон, признал победу за Гесиодом, певцом мирной сельской жизни. В биографии Гесиода сочетаются поэтический дар и жизнь скромного, почти бедного крестьянина: вся утварь деревянная, вплоть до ступок, гвоздей, заступов, обода для колес повозки, плуга, дышло к-рого изготавливают из лавра, т. к. его не точит червь. |
| Важным дополнительным мотивом могло быть возвращение в дек. 1524 г. в Мюльхаузен Пфайффера, которому к февр. 1525 г. удалось добиться отмены постановления об изгнании проповедников и привлечь на свою сторону большинство членов городского совета и горожан. Осознавая, что основной ошибкой предшествующего восстания в Мюльхаузене стала недооценка крестьян, которые поддержали не восставших, а городской совет, Пфайффер рассчитывал, что приобретенный М. опыт общения с крестьянами окажется полезным для успешного установления «нового христианского порядка» в Мюльхаузене (см.: Ibid. S. 320-321). Участие в Крестьянской войне (1525) Точная дата возвращения М. в Мюльхаузен неизвестна. Городская хроника сообщает, что 28 февр. 1525 г. М. получил должность приходского священника и проповедника в ц. св. Марии (MüntzKGA. Bd. 3. S. 202. N 131); вероятно, он появился в городе незадолго до этого. Вдохновленные проповедями Пфайффера и М. сторонники Реформации разграбляли католич. мон-ри и храмы в Мюльхаузене и его окрестностях, а также совершали др. акции, направленные против священнослужителей и мирян, сохранявших верность католич. Церкви. Беспокойная обстановка осложнялась внешней угрозой: герц. Саксонский Георг, по законам Свящ. Римской империи имевший статус протектора Мюльхаузена, заявил о намерении применить военную силу для защиты католич. Церкви и наведения порядка. 9 марта 1525 г. городской совет решил усилить военный гарнизон; перед воротами собрались ок. 130 всадников и 2 тыс. пеших вооруженных горожан. Воспользовавшись случаем, М. обратился к собравшимся с проповедью, в к-рой сообщал, что безбожные правители и князья собираются напасть на христиан. Он призвал всех, «кто хотят остаться со словом Божиим», немедленно принести клятву в этом, а прочих собраться в отдельную группу. Вероятно, М. хотел т. о. возродить основанный им в предшествующем году «вечный союз»; однако начальник гарнизона, опасаясь раздора и кровопролития, заявил, что никакой клятвы не требуется, поскольку все собравшиеся являются христианами и никто из них не противник слова Божия (Ibid. |
| Под именем Григория Нисского сохранилось похвальное слово Ефрему (Migne. PG, t. 46, col. 819–850). Целый ряд сочинений Ефрема дошел только в греческом переводе; впрочем, их принадлежность Ефрему часто является спорной, и вообще «греческий Ефрем» – одна из сложнейших проблем патрологии, см.: D. Hemmerdinger-Iliadon. Ephrem grec//Dictionnaire de Spirituality ascetique et mystique. Vol. 4. P., 1950. Col. 800–815. 206 Влияние эсхатологических мотивов Ефрема фиксировано в алли-теративной поэме о конце света «Мусипилли» (конец VIII – начало IX века, баварская монашеская среда) и в рифмованном переложении Евангелий Отфрида Вейсенбургского (ок. 865 года, круг Рабана Мавра). К этому перечню следует также добавить англосаксонского поэта IX века Кюневульфа. См.: G. Grau. Quellen und Verwandschaften der alteren germanischen Dichtungen des Jiingsten Gerichtes//«Studien zur engli-schen Philologie», 31. Halle, 1908. 207 См.: Т. Andrae. Mohammed, sein Leben und seine Glaube. Gottin-gen, 1932. S. 71–72; E. Beck. Ephraems Hymnen uber das Paradies//«Studia Anselmiana». 1951. 26. S. 71, FuBnote 2; F. Graffiti. Introduction et notes//Ephrem de Nisibe. Hymnes sur le Paradis («Sources Chr6tiennes», 137). P., 1968. P. 103. Note 1. 209 См.: Е. Beck. Asketentum und Monchtum bei Ephram//II Monach-esimo Orientale. Roma, 1958. S. 341–360; L. W. Barnard. Op. cit. P. 202–207. 210 Если верить агиографической традиции, даже знаменитый Рождественский гимн Романа Сладкопевца (Н» жхрвёусх; or 24 большие строфы, объединенные строго логическим развертыванием сюжета, блистающие тщательной риторической отделкой слога и безупречно выдержанной сложной метрической организацией) – не что иное, как боговдохновенная импровизация (мотив, повторяющийся во всех житийных текстах о Романе, например в заметке Минология Василия II – Migne PG, t. 117, col 81; ср.: С. С. Аверинцев . Поэтика ранневизантий-ской литературы. М., 1977. С. 448–449). Историку агиографических то-посов легенда эта весьма интересна; но если из нее что-нибудь может почерпнуть историк гимнографии, так разве что самое общее (хотя, может статься, не всегда излишнее) напоминание о том, что даже столь отделанный гимн Романа есть по своему внутреннему заданию не совсем «произведение литературы» в том смысле, в котором «Энеида» – произведение литературы, так что поэзия Вергилия допускает интерес к подробностям психологии творчества (проявившийся, например, в Светониевой биографии Вергилия, гл. 22–24), а поэзия Романа – нет (и одна из функций легенды – блокировать возможность такого интереса); иначе говоря, Роман все-таки стоит между «литератором» и, скажем, библейским пророком, хотя и много ближе к «литератору», чем Ефрем. Последнего легче вообразить действительно импровизирующим какой-нибудь из своих гимнов. |
|
|
