| Мы не желаем этим сказать, чтобы и до Петра великого суд церковный поставлял наложение церковных наказаний в зависимости от доброй воли кающегося, но там, по крайней мере, самое покаяние или епитимия не имели принудительного характера. Нововведение воинского устава в том именно и состояло, что самому покаянию придается здесь значение формально-принудительной меры, наказания в собственном смысле; покаяние санкционируется уголовным законодательством, при чем для законодателя остается совершенно безразличным, чувствует ли преступник раскаяние в совершенном им деянии, или нет. Обращаясь к отдельным артикулам воинского устава, мы отметим те деяния, за который законодатель грозит публичным церковным покаянием. На основании артикула I, «идолопоклонник, чернокнижец, ружья заговариватель, суеверный и богохулительный чародей, ежели он чародейством своим никакого вреда не учинил, и обязательства с сатаною никакого не имеет», подвергается наказанию шпицрутенами и при этом публичному церковному покаянию. По 6 артикулу за легкомысленное богохуление, вместе с телесным наказанием виновный может и публичное церковное покаяние притом же учинить. По 7 артикулу за употребление имени Божия всуе нарушитель имеет Господу Богу явное покаяние при собрании людей принести и притом половину своего месячного жалованья в шпиталь, вместо наказания, дать. Далее, публичному церковному покаянию, вместе с наказанием по рассуждению судейскому, подвергаются ближние свояки за учинение блуда в побочной линии 57 ж за незаконное сожительство, сопровождавшееся прижитием ребенка. 58 Замечательна статья 17 главы 3-й процесса воинского, где церковное покаяние ставится на одну доску с такими наказаниями, как тяжкий денежный штраф, отсечение пальцев. изгнание из земли, отсылка в каторгу. Вот полный текст этой статьи: «кто из свидетелей фальшивую учинит присягу и потом доказано будет, то оный отсечением пальцев, которыми он присягал, публичным покаянием в церкви, изгнанием из земли, или посыланием на каторгу наказан бывает и никогда более свидетелем предстать не может, ниже к какому другому явному чину допущен будет; а кто свидетеля к ложному свидетельству склонит, равным образом либо денежным тяжким штрафом, или телесным наказанием, или публичным церковным покаянием накажется и в свидетели более допущен не будет». 59 Не трудно видеть, что законодатель смотрит на публичное церковное покаяние как на одну из мер чисто карательных, не имеющих ничего общего с нравственным исправлением и раскаянием преступника. Если еще из первой половины приведенного нами постановления можно бы было заключить, что в данном случае преступник подвергается уголовному наказанию и независимо от этого последнего также и церковному покаянию; то вторая половина, напротив, не оставляет никакого места сомнению в том, что исчисленные здесь наказания угрожали именно альтернативно: или церковное покаяние, или денежный штраф, или телесное наказание. 60 |
| Более ясные указания о том, как практика исповедания грехов была сопоставлена с полномочиями апостолов и их преемников «вязать» и «решить» человеческие грехи ( Мф. 18:18 ; см. также Ин. 20:23 ), уже выходят за хронологические рамки новозаветных писаний и относятся к раннему периоду святоотеческой письменности. Но именно связь этих двух понятий и легла в основу христианского таинства Покаяния, находящего свое выражение в форме исповеди перед епископом или священником. Алексей Пентковский. Покаянная практика христианской Церкви во второй половине первого тысячелетия по Р. Х. Терминология и периодизация В покаянной практике латинского Запада и греческого Востока в первом тысячелетии существовали два типа покаяния – публичное и тайное. Под покаянием публичным (древним, или каноническим) понимается такая покаянная практика, в которой покаянный процесс, следовавший за исповеданием грехов и наложением епитимии, являлся публичным, и в нем принимал участие не только кающийся, но и вся церковная община. Каноническое (то есть публичное) покаяние было неповторяемым и не предполагало исповедания грехов coram publico, но и не исключало такой возможности. В свою очередь, под покаянием тайным, известным под названием тайной исповеди, понимается такая покаянная практика, в которой не только исповедание грехов, но и последующий покаянный процесс не предполагали участия церковной общины. Более того, тайная исповедь была повторяемой. Таким образом, покаяние публичное и покаяние тайное различались не по способу исповедания грехов, а по отношению церковной общины к согрешившему и принесшему покаяние, а также по отношению к повторяемости самого покаяния. Развитие покаянной дисциплины на Востоке и на Западе происходило во многом независимо, вследствие чего к концу первого тысячелетия покаянные практики Восточной и Западной Церквей стали различаться. Но в каждом случае можно выделить два периода, сходных по датировкам, однако различающихся по характеру взаимоотношения между покаянием публичным и тайным: на Востоке – доиконоборческий и послеиконоборческий, а на Западе – докаролингский и послекаролингский, причем развитие покаянной дисциплины на Востоке во многом повторяло основные этапы западного развития 277 . Развитие покаянной дисциплины на Западе |
| б) Публичное покаяние, т. е. публичное признание во грехах и обличение пред судом церковным нарушителя церковной дисциплины и затем покаянные действия, как наказания за грех , налагаемые общественно-церковным судом. Этот акт в эпоху вселенских соборов пережил, по исследованиям автора, следующую судьбу. Первоначально до V-ro века на Востоке и Западе публичное покаяние достигло полного своего расцвета: в течение IV-ro века покаянная дисциплина с ее степенями – плача, слушания, припадания и купно-стояния развилась в строго определенный канонический институт и в практике имела повсюдное и неуклонное применение. Но с V-ro века судьба его становится не вполне ясною: новые явления в жизни церкви, бывшие результатом иных, по сравнению с прежними, отношений государства в церкви и обратно, оказали или непосредственно на публичное покаяние свое невыгодное, ослаблявшее его значение, влияние, или, по крайней мере, став сама на первый план, на столько заслонили его собою, что в новейшее время возникло в среде ученых мнение, будто за это время публичное покаяние совсем не практиковалось церковью. Автор не соглашается с этим мнением; напротив, опираясь на исторические свидетельства, утверждает, что на Востоке публичное покаяние продолжало применяться хотя и не в такой сильной степени как до V-ro века, во всю эпоху вселенских соборов и было обычным явлением даже в ХИУ веке (стр. 130). Соборы Восточной церкви, равно как и отдельно отцы церкви этого времени в своих правилах имеют в виду почти исключительно публичное покаяние и в них с трудом можно встретить известия о тайной исповеди. Но при этом однако же автор не находит возможным отрицать и постепенное ослабление в практике публичного покаяния; такое ослабление неминуемо порождали следующие причины: расширение круга дел епископских, неразвитость приходского строя, догматические споры, поглощавшие все внимание восточного христианства и преследование церковных преступлений светскими судами (стр. 126), На Западе судьба публичного покаяния представляла за рассматриваемую эпоху следующие перипетии: в течении IV–VII веков господство публичной покаянной дисциплины на всем Западе не подлежит никакому сомнению. |
| К началу IX в. эти crimina capitalia отчетливо упоминаются и в постановлениях континентальных церковных соборов: cone. Moguntinum 797 а. с. 31, у Mansi, ХШ, р. 1002. Не лишено значения соображение Щтейца (стр. 123–124), что и в пенитенциалах, не смотря на то, что уже Колумбан (В. с. 30) требовал, чтобы никто не приближался к алтарю с нечистым сердцем без исповеди, не назначается покаяния за опущение её, между тем как вообще пенитенциалы отличаются казуистичностию. Напротив, в пенитенциале Феодора кентербюрийского прямо говорится, что исповедь можно совершать перед Богом (lib. 1. с. 12 § 7). Но, с другой стороны, Штейц упускает из внимания постановления тех западных церковных соборов, которыми предписывалось священникам держаться определенного образа действий в отношении к людям, исповедающим свои тайные грехи, в чем нельзя не видеть стремления соборов дать исповеди определенную постановку. См. cone. Mogant. а. 797 с. 31 (Mane и, XIII, р. 1002); conc. Rhemense а. 813 с. 12 и 31 (Mansi, XIV, р. 78 и 80); conc. Moguntin. а. 847 с. 31 (ibid. 911–912); conc. Regiaticin. а. 850 с. 6 и 7 (ibid. 931–932). В постановлениях названных местных соборов предписывается, чтобы священники внимательно относились к выслушиванию исповеди тайных грехов, распрашивали, каким образом и по какому случаю грех совершен, и назначали покаяние, сообразно с грехом, – чтобы они строго отличали тех, кто должен нести публичное покаяние, от тех, кому нужно назначить тайное покаяние, чтобы и за тайные грехи они назначали покаяние по канонам, чтобы они следили, наконец, за прохождением назначенного покаяния. От всего этого было, конечно, еще далеко до института исповеди в той его форме, в которой он явился при Иннокентие III; но что тайная исповедь практиковалась в широких размерах к IX в., в этом не может быть никакого сомнения, в виду поцитованных канонов. Исповедь тайная уже в этих канонах, вследствие сопоставления её и параллельного применения с публичным покаянием (подробности во 2-й главе этого исследования) имеет столь же дисциплинарный характер, как и публичное покаяние, т. е. исповедь ставится со стороны церкви как институт, не менее судебно-дисциплинарный, чем и публичное покаяние. |
| Книгу Роберта Вильтона дал ему сын Юровского, контр-адмирал в отставке А.Я.Юровский, который имел её в подлиннике и Гелию Рябову пришлось делать её перевод. Так что со всеми версиями он, как бывший следователь был детально знаком. А вот версию цареубийцы Якова Юровского он решил проверить, верна ли она или нет. И проверил! В другой цитате, уважаемые «независимые эксперты», вы вынесли очень неожиданный вердикт. Читаем его: «...За эту ложь в Царском деле и богохульство Гелий Рябов также не принёс публичного покаяния, хотя известно: кто публично грешил, должен и публично каяться... Полагаем вслед за Христом, что «не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые» (Мф 7:18). Вряд ли человек, создавший такие богоборческие произведения и не покаявшийся в этом, мог бы быть верующим, православным Далее на странице 91 приводится скан подписей «независимых экспертов», где в числе прочих подписался и историк В.В. Бойко-Великий. Тут мне хочется сказать одно, а не слишком ли смело, господа независимые эксперты, Вы замахнулись: «Полагаем вслед за Христом!» Не буду разбирать смысл этой очень дерзновенной фразы, пусть Православной общественности на неё ответит духовник, протоиерей Александр Салтыков. Так вот, хочется обратиться к нему, как к духовнику, с предложением. Поскольку «...определенные моменты церковных исканий у В.В. Бойко-Великого в прошлом были...» и вероятно в них он и покаялся на исповеди, но здесь вместе с «независимыми экспертами» он подписался в том, что за своё «богохульство Гелий Рябов не принёс публичного покаяния», хотя, как известно: кто публично грешил, должен и публично каяться... Таким образом, и В.В. Бойко-Великий за свои «определенные моменты церковных исканий» пусть покается публично! Салтыков Александр, протоиерей. Новая книга о " екатеринбургских останках " и проблема идентификации. http://mosvedi.ru/news/society/russia/24061.html Комментарий В.Н.Соловьева. Салтыков Александр, протоиерей. Новая книга о " екатеринбургских останках " и проблема идентификации. http://mosvedi.ru/news/society/russia/24061.html |
| 475 Лл. 247–276, 126–153 об., 172–222 об., 291–330 об., 102–142 об., 142–182 об., 161–208, 85–135 об., 137–180 об., 1–46 об. 39–89 об., 1–85, 115–201. 489 Рукописи Софийской библиотеки 841, 1063, 1065, 1070, 1067, 1093, Публичной библиотеки из собраний Погодина библиотеки: Академии наук и др. (лл. 172 об., 142 об., 85 об., 39–40 об., 1 об., 115 об., 38 об., 240 об). 492 Рукописи Софийской библиотеки (л. 126 об.), 836 (л. 247), 1063 (л. 142 об.), 1066 (л. 137 об.), библиотеки Академии наук (л. 240 об.). 493 В рукописи Софийский библиотеки 1063: Исповедайтеся Господеви... Обышедше обыдоша мя... Не умру, но жив буду... Камень, его же небрегоша... 495 Рукописи Публичной библиотеки Q. I. 62 (л. 168 об.), библиотеки Академии наук 1.2.11 (л. 15 об.). 496 Рукописи Софийской библиотеки 1063 (л. 143), Общества любителей древней письменности Q. D. 31 (л 239), Публичной библиотеки из собраний Погодина 305 (л. 38 об.). 498 Рукописи библиотеки Синодского архива 862 (л. 71 об.), Общества любителей древней письменности Q. 212 (л. 94), библиотеки Академии наук 21.2.1 (л. 240 об.), библиотеки Московской Духовной академии собрания Волоколамского монастыря 331 (л. 60), 333 (л. 204). 499 В рукописи Публичной библиотеки из собраний Погодина 305 (л. 39), Общества любителей древней письменности Q. 212 (л. 94 об.). 503 Рукописи Общества любителей древней письменности Q. 212 (л. 101), библиотеки Академии наук (л. 248 об.), Соловецкой библиотеки 1085 (л. 217). 509 Рукопись Публичной библиотеки из собраний Погодина 308 (л. 44 об.). Заслуживает внимания то обстоятельство, что в рукописи Общества любителей древней письменности Q. D. 296, сохранившей все три группы тропарей, к богородичным тропарям другою рукою приставлены покаянные. Очевидно, пользовавшемуся этой рукописью подвернулся чин елеосвящения с сокращенным количеством тропарей, и в котором покаянные и богородичные тропари занимали первое место. Сделав такое дополнение богородичных тропарей, исправитель опустил из виду, что у него получились две группы покаянных и богородичных тропарей (л. 158 об.). |
| Народы переселились с одного места на другое и с переменой своих жилищ изменили нравы, обычаи и воззрения. Они не знали больше ни отечества, ни государства. Бродяжничество привело их к дикости, которая с течением времени увеличивалась все более и более. – Христианское покаяние нуждается в тихом мире, удалении от житейской суеты и в искренней преданности Богу и церкви, которая служит посредницей. Но как возможно было достигать этого при столь одичавших народах? Выли вынуждены отделить карательную сторону публичного покаяния от спасительной, вследствие чего в истории покаяния началась новая эпоха. Ранее институт публичного покаяния соединялся с таинством и при тайных и при явных преступлениях; теперь эта связь сохраняется лишь при тайных преступлениях и разрывается при явных. Грех вверяется ушам священника, который не заботится о публичности, а то, что заслуживает наказания в глазах общины, подлежит рассмотрению церковного судьи, который не стоит ни в какой связи с покаянным священником. Вместе с этим институт публичного покаяния теряет характер таинства и вырождается в церковно-карательный институт, соответственно нравам и понятиям грубых народов. Мягкому воску придает форму рука художника, суровый камень может уступить лишь еще более суровому железу. Нельзя поэтому удивляться, если публичное покаяние, как карательный институт, подлежит теперь принудительным средствам светской власти. Прежде падший с плачем должен был просить о допущении к публичному покаянию, как о милости; теперь же вынуждается к покаянию силою, если не является добровольно» 607 . Итак, «средние века» – вот тот момент, когда сакраментальный элемент, по мнению Бинтерима, окончательно отделился от публичного покаяния. Проф. Суворов делает вполне справедливое замечание по адресу Бинтерима, что «средние века, о которых он говорит, захватывают слишком широкое пространство времени» 608 , а потому поставленный нами вопрос остается в полной силе. Более определенный ответ на этот вопрос дает Мейрер, хотя и он не указывает точной хронологической даты. |
| Но... горе тому человеку, им же Сын Человеческий предаётся; лучше бы было этому человеку не родиться. Горе потому, что в такого человека входит сатана: ведь иначе нельзя предать Сына Человеческого, если прежде предатель не предаст самого себя и притом всецело сатане. А для пленника сатаны ничего более не остаётся, как возможно скорее делать то дело, которое он делает. Раб греха, сын диавола делает дела отца своего. Он уже не может ни слышать, ни понимать речей Божиих, он может и хочет исполнять только похоти отца своего – человекоубийцы. Он до того пропитывается бесовским настроением, что кругом себя видит только одних бесов; он готов даже в самом Христе видеть беса ( Ин.8:48 ). Вот где причина, почему предатель не пошёл на Голгофу, да и не мог туда пойти. Он пошёл туда, куда влекла его сроднившаяся с ним сила сатанинская, куда влекла его собственная его тьма кромешная, куда звала его не жажда жизни вечной, а жажда смерти, небытия, вечной погибели. Покаяние Иуды было, таким образом, уже позднее покаяние, и, как такое, бесполезное. Предателю пришло на мысль покаяние тогда, когда преступление было уже совершено и приведено к концу. Он не трогался тогда, когда Иисус столько раз обличал его. 85 При том покаяние его было не полное, покаяние, растворённое не упованием на милосердие Божие, а отчаянием, покаяние, хотя по-видимому и искреннее, но исторгнутое не желанием исправиться, а скорее ужасом пред страданиями Христа и собственными муками погубленной своей души. Это, если хотите, уже адское покаяние нераскаянного грешника, это скрежет зубовный грешника, находящегося уже в объятиях сатаны, для которого (грешника) остаются только вечные муки именно позднего раскаяния, позднего сожаления о своей преступной жизни, о растраченных на ветер талантах и силах, покаяние, вызванное предчувствием, предвкушением вечных мук, значит, еще и вынужденное. Ведь если для каждаго из нас царство Божие, жизнь вечная, начинается здесь на земле ( Лк.17:21 ), то и ад начинается ещё здесь же на земле 86 . На Иуде, давно задушившем в себе жизнь духовную, оправдались слова пророка: яко несть в смерти поминаяй Тебе, во аде же кто исповестся Тебе ( Пс.6:6 ). «После отшествия отсюда, говорит Златоуст, покаяние уже не может иметь места. Так, и богач исповедовал грехи свои и раскаивался, но это не принесло ему никакой пользы по неблаговременности. И девы желали получить елей, но никто не дал им». 87 |
| В докаролингский период (VI – сер. VIII в.) покаянную дисциплину характеризовало и определяло покаяние каноническое, то есть публичное. Этому древнему покаянию подвергались согрешившие вне зависимости от того, получили или не получили публичную огласку их деяния, однако покаянию подлежали не все возможные грехи, но только относившиеся к числу «грехов канонических», за совершение которых по церковным канонам полагалось покаяние или отлучение. Каноническое покаяние представляло собой регламентированный процесс, состоявший из трех этапов: 1) вступление в покаяние или наложение покаяния, совершавшееся епископом в присутствии церковной общины, которое свидетельствовало о причислении согрешившего к особому чину кающихся; 2) различной продолжительности период нахождения в чине кающихся, сопровождающийся ограничением в церковных правах (в том числе, и отлучением от церковного общения, то есть от Причастия), в который совершались разного рода и тяжести действия по умерщвлению плоти (период искупления); 3) торжественное примирение (reconciliatio), совершавшееся (обычно в Великий четверг) епископом через возложение рук и чтение специальной молитвы в присутствии церковной общины, после чего покаявшийся и примиренный восстанавливался в церковных правах и, прежде всего, допускался к церковному общению. Существенные ограничения, которые в период нахождения в чине кающихся и даже после его завершения накладывались на согрешившего, а также неповторяемость канонического покаяния были причиной того, что уже в раннем средневековье на Западе публичное покаяние практиковалось крайне редко, так что образовалась особого рода «покаянная пустота», когда к публичному покаянию прибегали главным образом в конце жизни (in extremis), а какие-либо иные способы примирить согрешившего с Богом и Церковью в церковной практике отсутствовали 278 . Постепенное углубление «покаянной пустоты» привело к тому, что в VI веке на европейском континенте начинает распространяться новая покаянная практика, принципиально отличающаяся от канонического покаяния, – так называемое тайное покаяние, возникшее в кельтских и англосаксонских монастырях, в которых, судя по всему, никогда не была известна древняя покаянная дисциплина. |
| отцев 590 , в древней церкви чаще всего соединялось таинство покаяния, то судебный характер его не подлежит никакому сомнению. Meurer, выходя из того положения, что публичное покаяние не может быть рассматриваемо как malum, отрицает присущий сему институту карательный элемент 591 . Правда, что публичное покаяние было для кающегося грешника неоцененным благом 592 , оно даже испрашивалось у епископа, для чего кающиеся в первое время являлись пред дверьми храма и молили входящих верующих о ходатайстве пред Богом и епископом, откуда впоследствии образовалась statio prima flentium. Затем, оно никогда не исполнялось во второй раз: кто исполнил его вполне и в духе церкви, получал в reconciliatio или каноническом absolutio святость новокрещенного 593 . Рассматриваемое с этой точки зрения публичное покаяние, действительно, является моральным институтом. Но, с другой стороны, не нужно забывать и того, что публичное покаяние, кроме прямой своей цели – нравственного исправления грешника, примирения его с Богом и удовлетворения бесконечной правде Божией, оскорбленной нравственным падением человека 594 , – имеет еще и другую второстепенную цель – доставить удовлетворение оскорбленной церкви, восстановить ея авторитет в глазах «внешних», т.е. не принадлежащих к ней. Эта цель публичного покаяния весьма определенно формулирована блаж. Августином. «Nec ne, говорит он, constituuntur ab iis, qui ecclesiae praesunt, poenitentiae, ut fiat etiam satis ecclesiae, in qua remittuntur peccata». Тертуллиан делает различие между pax divina и pax humana, из которых первое обозначает примирение с Богом, а второе – с церковию 595 . Вот эта-то второстепенная цель публичного покаяния и указывает на то, что оно, будучи для грешника величайшим благом, вместе с тем было и наказанием, которое грешник должен был понести, чтобы восстановить оскорбленную им честь церкви, и что, таким образом, публичное покаяние имело двоякую природу – моральную и юридическую. Доказать юридическую природу публичного покаяния можно и с иной точки зрения. |
|
|
