| НАЧАЛО ИСИХАСТСКИХ СПОРОВ Одна из главных трудностей, с которой сталкиваются ученые и историки, занимающиеся паламизмом, состоит в том, что слишком большое количество памятников византийской мысли, и в особенности – датирующихся XIV в., до сих пор не опубликованы. Цель данной статьи – рассмотреть некоторые тексты, относящиеся к началу исихастских споров, дабы пролить свет на их истоки и их исторический «климат». Как мы увидим ниже, эти тексты свидетельствуют прежде всего о том, что паламитские споры – лишь эпизод в долгой борьбе, в которой, начиная с IX в., сталкивались сторонники и противники «внешней мудрости», т. е. светской философии 772 . После победы над иконоборчеством все больше и больше византийцев стали, подобно гуманистам, возрождать в византийском обществе интерес к античным греческим авторам. Критические и компилятивные труды Фотия и древние рукописи, копированные стараниями Арефы Кесарийского , через несколько поколений сделали возможным появление целой плеяды философов, для которых богословие уже не находилось в центре интеллектуальных интересов. В XI в. Михаил Пселл и его школа открыто заявили о своей приверженности античному наследию, продолжателями которого они желали быть. Однако византийский гуманизм постоянно становился мишенью для некоторых церковных кругов, главным образом монашеских, всеми силами противостоявших этому, как они считали, возрождению язычества. Уже оппонент Фотия Игнатий был известен своим отвращением к «внешней мудрости» 773 . Вообще характерное для Византии противостояние между монахами и отдельными высокопоставленными представителями византийского клира, покровительствуемыми императорами, в значительной мере основывалось на неприязни, которую в глазах огромного числа монашествующих вызывало появление светского гуманизма. Это была настоящая драма внутри византийской культуры. Чтобы представить ее масштабы, достаточно вспомнить, что Михаил Пселл бы современником прп. Симеона Нового Богослова : два этих величайших представителя византийского духа XI в., безусловно, не были созданы для взаимопонимания. Если первый публично признавался в любви к Платону и Аристотелю 774 , второй категорически отвергал всякую светскую ученость 775 . Пселл, кроме того, был обвинен в пристрастии к «эллинским басням» и был вынужден защищать свое православие перед двумя патриархами, Иоанном Ксифилином и Михаилом Керуларием, обвинявшими его в рационализме. |
| УЧЕНИЕ ПРЕПОДОБНОГО ФЕОДОРА СТУДИТА ОБ ИЗОБРАЖЕНИИ ХРИСТА Только в Византии проблема христианского искусства возбудила собственно богословскую дискуссию. Христианские и нехристианские философы постоянно обсуждали, насколько искусство может быть причастно религиозной сфере, и неизбежно приходили к тому, что и сам религиозный опыт, в свою очередь, неразрывно связан с эстетическими переживаниями. Как бы то ни было, в Византии на протяжении длительных иконоборческих споров проблема с самого начала стала обсуждаться в гораздо более широком контексте; все мыслительные и творческие усилия как противников священных изображений, так и их сторонников оставили глубокий след в византийском искусстве. Для жителя Византии икона стала одновременно и исповеданием веры, и присутствием почти сакраментальной реальности; «христианское вероучение в результате иконоборческого кризиса только обогатилось» 320 . Спор коснулся в первую очередь понимания самой природы «образа». Все культурные, психологические и социальные элементы христианского вероучения, которые на протяжении веков, предшествовавших кризису, привели к зарождению обеих традиций – «иконоборчества» и «иконопочитания», – могут быть сведены к одной философской проблеме: является ли образ адекватным отображением Первообраза, «единосущен» ли он Первообразу, или же, напротив, он – не более чем грубая форма, способная лишь рассеять сознание и стать препятствием для разума в его естественной устремленности к Невидимому? Впрочем, эта философская проблема упиралась в глубинную установку – в понимание природы самого Первообраза. Если для евреев и мусульман Бог по сути своей невидим и, следовательно, изобразить его невозможно, то так ли это для христиан, верящих в то, что Слово стало плотию ( Ин. 1:14 )? Таким образом, как только проблема священных изображений стала обсуждаться в III в. неоплатониками Кельсом и Порфирием, с одной стороны, и христианскими апологетами, с другой, в центре споров оказался христианский догмат о Боговоплощении. Неоплатоники, обвиненные христианами в идолопоклонстве, выдвинули ответное обвинение: |
| Буквально на днях Суд вынес приговор «ловцу покемонов». Соколовскому дали условный срок и эта новость стала причиной бурных общественных дискуссий и споров. В свое время такую же волну негодования подняла и скандальная выходка Pussy Riot в Храме Христа Спасителя, равно как и приговор участницам этого горе коллектива. Но сегодня имеется насущная потребность сказать о том, что в последнее время мы являемся свидетелями того, как в нашей Церкви появляются наши доморощенные «соколовские» и «пуськи», которые преспокойно кощунствуют в наших храмах и никакого наказания за это не несут. Более того – это кощунство происходит с благословения настоятелей этих приходов. В начале мая рунет «взорвало» видео под названием «церковная акробатика», на котором прямо в храмовом помещении молодые люди в трико демонстрировали акробатические этюды – прыжки, вращения. Далее прямо в храме начались какие-то молодежные танцы в стиле «Дискотека-60-х», а закончился «пасхальный концерт» выступлением какого-то странного человека, который совершал некие действия, напоминающие шаманское камлание. И все это происходило в храме, перед иконостасом, который, правда, попытались закрыть ширмой. Такие «продвинутые миссионеры» нашлись в городе Перемышле Калужской области в храме Рождества Пресвятой Богородицы. Оператор, снимавший данное бесчинство (возможно нецерковный человек, зашедший в храм) комментировал выступление акробатов восклицаниями «Oh my God» и показывал лица пожилых прихожанок, которые явно чувствовали себя неуютно в «свете» такого «продвинутого миссионерства». И, действительно, это видео за одну неделю собрало столько насмешек и издевательств в адрес Церкви, что говорить о какой-то миссионерской акции абсурдно. Это не миссионерство – это лжемиссионерство. Подлинное миссионерство сеет в души людей интерес к христианской вере, к духовной жизни, а не насмешки над Церковью. Однако этот случай, к сожалению, далеко не единичен. Все мы помним, как в прошлом году на амвоне храма св. пророка Илии (город Апрелевка Наро-Фоминского района Московской области) непосредственно на фоне иконостаса некие барышни, вращая бедрами, спели «Let My People Go» Армстронга. Весь этот вполне эстрадный концерт у алтаря с песнями и плясками совершался под аккомпанемент музыкальных инструментов. Данная «миссионерская акция» была жестоко высмеяна на YouTube. |
| БОГОСЛОВИЕ Ответы Протоиерея Александра Шаргунова на вопросы читателей журнала " Русский Дом " - август 2008 г. Каждый день люди читают газеты, смотрят телевизор, слушают новости. Кажется, это естественно. Нормально для человека желать знать, что происходит в мире, особенно сегодня. Но мало кто задумывается, что значат эти события в духовном плане, и потому, как сказано в церковной молитве, «исчезают в суете дни наши». Я пишу это письмо главным образом для того, чтобы поблагодарить Вас, отец Александр, за Ваш недавно вышедший двухтомник «Евангелие дня». Эта книга - хлеб насущный для тех, кто вдумчиво, не отвлеченно читает «книгу жизни». Хочется привести фрагмент отзыва об этой книге, прочитанный мною в Литературной газете: «Священнику эти книги, несомненно, послужат большим подспорьем. Но понимание канонических текстов будет полезно и тому, кто не собирается произносить проповеди, ибо как угадать наперед, когда придется христианину защищать свою веру в разговоре с насмешником? Да и без подобных споров обретение веры - не всегда легкий путь. «Душой принимаю», «умом понимаю», говорим мы, часто противопоставляя одно другому. «Евангелие дня» способно помочь и тому, кто нуждается в умственном понимании, чтобы уверовать, и тому, кто, искренне веруя, не находит слов, чтобы говорить о вере даже в кругу близких людей». От всего сердца, благодарю Вас за эту поистине уникальную книгу, которая, как мне кажется, может стать настольной для многих любящих слово Божие. Преподобный Антоний Великий говорил, что есть две Библии: одна - Священное Писание, другая - книга природы, и обе написаны одним автором. А Вы, в одной из своих проповедей, приводя эти слова, добавляете, что мы живём в такое время, когда книга природы, можно сказать, исчезает и остаётся, кроме Священного Писания, грозная книга событий. Как научиться нам её читать? Сергей Тихомиров, г. Москва В руке Христа Живого почти на всех иконах - свиток Писания: Господь, Господин истории, Агнец закланный, распятый и воскресший - Он единственный, Кто может открыть все печати, потому что Он в нас и мы в Нём. В свете Пасхальном наше прочтение жизни должно всё более и более освещаться чтением Писания. Господь хочет «открыть наш ум к уразумению» событий, даровать нам способность видеть Его живое присутствие во всякой нашей смерти, потому что смерть побеждена Им. «Не бойся, Я был мертв, но вот, Я жив во веки веков» (Откр. 1, 17-18). |
| БОГОСЛОВИЕ СВЯТОГО ДУХА Из всех аспектов христианской мысли именно богословие Святого Духа труднее всего укладывается в какую-либо предзаданную стройную схему. Его таинственные смыслы прекрасно выражены в необычном характере византийской литургической гимнографии Пятидесятницы – одновременно и утверждающей, и динамической: Дух Святый бе убо присно, и есть, и будет; Ниже начинаемь, ниже престаяй, Но присно Отцу и Сыну счинен и счисляемь: Живот, и Животворяй, Свет, и света Податель; Самоблагий, и Источник благостыни; Имже Отец познавается, и Сын прославляется , Едина сила, едино счетание, едино поклонение Святыя Троицы. Бог и боготворяй, Огнь от Огня происходяй; Глаголяй, деяй, разделяяй дарования, Имже пророцы вси, и божественнии апостоли с мученики венчашася, Странное слышание, странное видение 346 . Гимнография эта, все еще отражающая непринужденный характер гомилий свт. Григория Богослова , парафразом которых она и является, передает харизматическую природу христианского опыта и вместе с тем указывает на его тринитарные и церковные измерения. Дух не только внушает пророчества, Он же – источник «силы» и «счетания», строя. Более того, Он совечен Отцу и Сыну и тем самым является личностным и божественным источником «обожения» ( θωσις). Столь многообразные аспекты, очевидно, невозможно интегрировать в философскую, интеллектуально-рациональную систему: они, скорее, являют собой, как восклицает автора гимна, «странное видение». Тем не менее несистематический характер святоотеческого и восточнохристианского учения о Святом Духе не означает отсутствия в этом учении неких базовых, фундаментальных положений. Без них переживание Святого Духа утратило бы свою подлинность. Разумеется, рамки доклада вынуждают меня быть кратким и ограничиться простым рассмотрением трех измерений: тройственной природы Бога, «духовного» начала в человеке, а также роли Духа в Церкви и в мире. 1. Дух в Троице Утверждение, что Дух – не просто «дар» божественной благодати, но – вместе с Отцом и Сыном – божественный и личностный Податель жизни и освящения, с особой настойчивостью было высказано в конце арианских споров IV столетия в «Посланиях к епископу Серапиону» свт. Афанасия Великого и в замечательной книге свт. Василия Великого «О Святом Духе». Нередко обращалось внимание на то, что тринитарный персонализм существенно важен в богословии отцов-Каппадокийцев и православной традиции последующих веков. Как отмечал Дж. Л. Престидж 347 , «мысль их основывается на троичности равных ипостасей, а единство божественной οσα представляется им уже чем-то менее важным» 348 . |
| Борьба св. Афанасия А.В.Карташев. Вселенские соборы (оглавление) Вскоре после Никейского собора умер (328) Александрийский епископ Александр. Общим голосом народа без всяких споров в преемники ему был избран знаменитый диакон Афанасий, правая рука и богословский мозг Александра уже на I Вселенском соборе. Оппозиция из мелитиан и ариан была незначительной. Афанасий не проходил университетской школы. Он был по нашим понятиям автодидактом, но его начитанность и домашняя образованность, не без учителей конечно, как и y Оригена, делали его человеком в формальном смысле образованным. Будучи и практически умным человеком, Афанасий одарен был еще и неукротимо твердой волей, не робевшей перед препятствиями. Он был герой, да еще сверх того аскет, друг египетских пустынножителей, y которых всегда находил и прибежище и поддержку. Талант и роль борца, свойственные св. Афанасию, особенно выделялись на фоне почти всеобщей обывательской приспособляемости массы епископата и священства. Под давлением императорской власти, естественно склонной ко всякого рода компромиссам, все внешние факторы часто столь соблазнительно склонялись в пользу ариан, что казалось, только один Афанасий на всем христианском Востоке и противостоит всем силам «мира сего.» Враги Афанасия хорошо знали, что при жизни Константина трудно было добиваться прямой отмены никейской веры, a потому повели свою антиникейскую и проарианскую борьбу против лиц — защитников Никеи, «от них же первый» был Афанасий, самыми бесцеремонными и клеветническими приемами. Обвинение, проведенное «по форме,» как бы ни было оно абсурдно, принималось римским судом к сведению и обсуждению. Обвиняемого власти «тащили и не пущали,» забирали под арест. Нельзя было в расчете на объективность правосудия спокойно вверять себя арестам власти. Афанасий это прекрасно знал и потому сознательно вступил на путь конспирации, укрывательства от властей, уходил «в подполье» где-то в самой Александрии, a то и вдали от нее, глубже — в принильских пустынях в полупещерных жилищах монахов. Β 330 г. св. Афанасий шлет свое пасхальное послание к пастве из какого-то уединения с откровенным объяснением, что вынужден к тому интригами еретиков. Β следующем, 331 г. та же картина самоукрывательства продолжается, но вскоре мы видим Афанасия снова действующим в Александрии открыто. |
| ВВЕДЕНИЕ В ПРАВОСЛАВИЕ ВОСТОЧНОЕ ПРАВОСЛАВИЕ Восточное православие, характерными чертами которого выступают его преемство с апостольской церковью, его богослужение и его поместные церкви, – одна из трех главных ветвей христианства. I. Происхождение и значение термина Термин восточное православие обозначает большое сообщество христиан, последующих вере и практике, которые были определены первыми семью Вселенскими соборами. Слово «православие», смысл которого «правая вера», традиционно использовалось в грекоязычном христианском мире для обозначения тех общин или отдельных верующих, которые сохраняли истинную веру (как она была определена на этих соборах) в противоположность тем, кто был объявлен еретиком. Официальное наименование церкви в богослужебных и канонических текстах восточного православия – «Православная Кафолическая Церковь ». Однако из-за исторической соотнесенности восточного православия с Восточной Римской империей и Византией (Константинополем) в английском словоупотреблении принято говорить о «Восточной» или «Греческой православной» церкви. Эти термины иногда могут сбивать с толку, особенно если речь идет о русских или славянских церквах и о православных общинах в Западной Европе и Америке. Значение Раскол между церквами Запада и Востока (1054) стал кульминацией все возраставшего отчуждения, начавшегося в самые первые века христианства и сохранявшегося на протяжении всего Средневековья. Этому отчуждению способствовали в разной степени как языковые и культурные различия, так и политические события. Начиная с IV и до XI в., Константинополь, центр восточного христианства, был также столицей Восточной Римской, или Византийской, империи, в то время как Рим после нашествия варваров оказался под влиянием Священной Римской империи Запада, политического конкурента Византии. Западное богословие оставалось под преобладающим влиянием блж. Августина Гиппонского (354–430), восточная же вероучительная мысль была сформирована греческими отцами. Богословские различия могли бы быть преодолены, если бы две части христианского мира одновременно с этим не выработали и различные концепции церковной власти. Возрастание первенства Рима, основывавшееся на концепции апостольского происхождения Римской церкви, было несовместимо с той восточной идеей, что значимость некоторых поместных церквей – Римской, Александрийской, Антиохийской и, позднее, Константинопольской – может быть определена лишь их численностью или политическим значением, а не апостольским происхождением. Для Востока высшим авторитетом в разрешении вероучительных споров был Вселенский собор. |
| игумен Вассиан (Бирагов) Общая характеристика работы Актуальность темы исследования Актуальность настоящего исследования обусловлена теоретической и практической необходимостью углубленного изучения церковного наследия, в котором Пасха является одной из центральных тем. Однако, несмотря на интерес к пасхальной проблематике, Пасха, в совокупности ее аспектов, на наш взгляд, мало исследована в современной богословской и научной литературе. Зачастую Пасху отождествляют с ежегодным праздником, совершаемым в память Воскресения Христова. Но праздник – это только один из аспектов Пасхи, смысл и суть которой сужается ее отождествлением с праздником Воскресения Христова. Так, Иоанн Златоуст , исходя из слов ап. Павла Пасха наша за ны пожрен бысть Христос ( 1Кор.5:7 ), указывал на другой аспект Пасхи. Он отмечал, что Пасха христианская есть «приношение и жертва», и она совершается всякий раз, когда мы на литургии приобщаемся Христовых Таинств с чистой совестью. В связи с этим, представляется насущным обращение к церковному наследию с целью выявления других аспектов Пасхи, четкого их разграничения и изучения их взаимосвязи. Процесс богословского осмысления христианской Пасхи (II–V вв.) по времени совпал с первыми Вселенскими соборами, с развитием догматического учения Церкви, с Триадологическими и Христологическими спорами и является в той или иной степени их отражением. Однако представляет интерес исследование и обратного влияния: как на этом учении и спорах сказалось осмысление христианской Пасхи. Ведь на Никейском соборе пасхальному вопросу было уделено внимание не меньшее, чем спору с арианской ересью. Становление церковного самосознания, определение отношения христианства к язычеству и иудаизму явилось предпосылкой к тому, что в рассматриваемый период богословское осмысление христианской Пасхи было сосредоточено на решении принципиально важного вопроса о степени «сродства» новозаветной и ветхозаветной Пасхи. Как решался этот вопрос, представляет интерес не только в связи с исследованием развития христианского учения о Богодухновенности всего Священного Писания , но и в связи с выявлением причин возникновения пасхальных споров и поиска путей их преодоления. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ЛИТУРГИЧЕСКАЯ ДРАМА [Франц. drame liturgique; англ. liturgical drama; нем. geistliches Spiel], западноевроп. средневек. жанр. Данный термин был введен в употребление в кон. 40-х гг. XIX в. Ф. Клеманом и закрепился благодаря 1-й обширной публикации текстов и музыки Л. д. Э. де Кусмакером (1860). В узком смысле этот термин относится к инсценировкам эпизодов Свящ. Писания, преимущественно на лат. языке, во время богослужений Западной Церкви, широко распространившимся в IX-XIII вв. во Франции, в Германии, Англии, Италии, Испании. В широком смысле термин охватывает всю совокупность явлений средневек. духовного театра в Европе, существовавших, по-видимому, с IX до XVI в. Помимо данного, позднего и искусственно возникшего понятия существует ряд исторических обозначений: «чин» (лат. ordo), «оффиций» (officium), «представление» (repraesentatio), «игра» (лат. ludus; франц. jeu; англ. play), «история» (лат. historia), «духовное действо» (испан. auto sacramental), «стихи» (лат. versus), «мистерия» (misterium), «миракль» (лат. miraculum; франц. miracle). Два последних названных вида позднесредневек. духовных действ в совр. лит-ре часто различают по содержанию: считается, что мистерии основывались на эпизодах Свящ. Писания (дополненных материалом из апокрифов и бытовыми сценами), миракли рассказывали о чудесах святых и Пресв. Богородицы. Однако исторически понятия мистерии и миракля никогда строго не разграничивались, а в Англии употреблялись как синонимы. Начало истории Л. д. слабо документировано и является предметом научных споров, но ученые согласны в том, что у истоков феномена Л. д. стоит пасхальный диалог жен-мироносиц с ангелами «Quem quaeritis», в кратчайшем виде состоящий из 4 текстово-музыкальных строк: «Quem quaeritis in sepulchro, Christicolae?/Jhesum Nazarenum cruxifixum, o caelicolae./Non est hic; surrexit sicut praedixerat,/Ite nunciate quia surrexit de sepulchro» (Кого ищете во гробе, Христа почитатели?/Иисуса из Назарета Распятого, о неба обитатели./Его здесь нет: воскрес, как и предрекал./Идите, возвестите, что Он воскрес из гроба). |
| ОТ РЕДАКЦИИ В этом томе собраны статьи о. Иоанна Мейендорфа по богословию и патристике. Они впервые представлены русскому читателю в таком внушительном объеме. Некоторые из них уже были опубликованы на русском языке в сборниках о. Иоанна (таких, например, как «Живое Предание», «Православие в современном мире», «Византийское наследие в Православной Церкви», «Рим – Константинополь – Москва»), но большинство статей переведено впервые. За пределами книги остались статьи по истории Церкви, в том числе Русской Церкви, канонические отношения между Византией и Римом, проблема «Петрова первенства», вопросы церковного устройства – они войдут в следующий, готовящийся том. Читатель, уже знакомый с работами о. Иоанна, знает, что их почти невозможно разделить строго по предмету исследования: широта научных интересов автора и методология историко-богословского дискурса неизбежно соединяют в каждой статье богословие с собственно историей, экклезиологию с проблемами филетизма и современных юрисдикционных разделений, прошлое с настоящим. И все-таки мы решили разбить том на несколько тематических блоков, понимая всю условность такого деления, но стремясь помочь читателю следить за мыслью автора, увидеть, как строится его аргументация, как развивается система доказательств. Отдельным блоком мы публикуем статьи о. Иоанна по истории исихастских споров. Среди них много ранних, предшествовавших его знаменитому исследованию о свт. Григории Паламе и в том или ином объеме вошедших в него. Однако мы уверены, что и тем, кто уже знаком с работой «Жизнь и труды свт. Григоря Паламы: Введение в изучение», будет небезынтересно ознакомиться с ними как со своего рода системой тезисов, развившихся впоследствии в этот ставший классическим труд. Иной раз у читателя может возникнуть ощущение «узнаваемости» текста. Это естественно: во-первых, как мы сказали, некоторые статьи о. Иоанна вошли в изданные в России и широко разошедшиеся книги. Во-вторых, именно в статьях о. Иоанн «нащупывал» тот угол зрения, ту остроту темы, к которой не раз возвращался в дальнейшем, в других статьях и книгах, углубляя богословские обоснования, шире привлекая источники и полемически заостряя отклик на иную точку зрения. Обращает внимание активная вовлеченность о. Иоанна в дискуссии о задачах христианства, о роли Церкви, об «основаниях веры». Статьи, посвященные наиболее серьезным или наиболее востребованным современностью проблемам он компоновал в отдельные сборники, охватывающие их с разных сторон и словно ставя точку в споре. Таковы, например, его книги «Византийский исихазм», «Византийское наследие в Православной Церкви», «Живое Предание» и др. |
|
|
