| д. Наконец, когда архиерей возлагает на себя знак своего архипастырского достоинства – омофор, то диакон возглашает: «на рамо заблудшее взем естество, к Отцу и Богу вознесл еси». Расширяя, таким образом, свое пастырское внимание далеко шире пределов так называемой (в отличие от светской) духовной сферы, пастыри, однако, должны действовать мерами не гражданскими, как выяснено Иоанном Постником , но духовными. Этим само собой устраняется, как и отговорка о том, что вмешательство духовенства в светскую жизнь есть папизм (ибо папизм есть стремление действовать посредством мер государственных – поощрений и насильственной кары), – так и тщетное самооправдание духовенства, что оно-де лишено полномочий для воздействия на светскую жизнь, – так как для такого, чисто духовного, воздействия никаких государственных полномочий не нужно, а только знание этой жизни и вера в действие благодатных сил пастырства, т. е., молитвы, примера и особенно учительства церковного, которое по преимуществу и может быть употребляемо для возведения всех сторон общественной и народной жизни к христианским началам. – Впрочем, если пастырь действительно овладел пониманием какого-либо направления нравственной жизни и интересов общества, то, и помимо учительства в смысле проповедничества, в его власти остается полная возможность говорить о нем и в печати, и на уроках Закона Божия, и на исповеди, и в беседах с прихожанами по домам. Но все-таки все средства сводится к говорению? спросят некоторые, верующие в действенность только государственной кары и наивно убежденные, что уничтожение всякого неправомыслия зависит от последней, как значится и в одной магистерской проповеди на 2-е марта настоящего года, в которой проповедник, понося Толстовщину, выражает в заключение надежду от лица русского народа, что мирская власть положит конец этому вредному шатанию умов в России. Да, к говорению и к примеру, ответили мы; иначе для чего бы называть пастырей служителями Слова ( Лyk. I ), а пастырство служением слова? ( Дeяh. VI, 4 ) и кто не верит в силу слова, тот прекрасно сделает, если будет бежать от пастырского служения, как от пожара. |
| В-третьих, сам Марков утверждает, что «для прохождения обязанностей духовных требуется известного рода навык», который без сомнения и имеется в духовенстве, в продолжение столетий имевшем своим делом религиозно-нравственное учительство. Между тем все другие сословия были далеки от сего дела, а потому не имели сего навыка, почему, например, мещане и крестьяне, являясь изредка в духовных школах, оказываются здесь далеко не лучшими сравнительно с своими сверстниками, и притом не только в умственном, но и нравственном отношении. Это и неудивительно. Хотя народ наш близок очень к природе и далеко не так испорчен пагубными влияниями европейской цивилизации, но зато в умственном и нравственном отношении он недисциплинирован. Так что от него, как от стихийных сил природы, можно ждать все: и благое и разрушительное злое. И вдруг, к этой стихийной силе обращают руки за помощью, требуя от нее руководства в самой наивысшей сфере жизни – религиозно-нравственной, представители которой должны быть всем вся, и потому должны стоять, если не во всем, то во многом выше всех. Таким образом и рассуждая, нельзя надеяться найти в крестьянстве более годных законоучителей, а тем более пастырей, нежели в духовных. Не можно считать более годными к законоучительству и тех, которые пройдут курс учительских семинарий, хотя бы даже и в высшей степени успешно. б). Марков и другие подобные ему, как на панацею смотрят на учительские семинарии. Но почему же выходящие из учительских семинарий удостоиваются такого отличия в сравнении со всеми другими образованными лицами, столь же полноправными на законоучительство? Мы говорим не о духовных, а обо всех вообще учившихся настолько, что известным определением им не отказывается в законоучительстве? Ответа на это у Маркова не находим, посему посмотрим на учительские семинарии. В учительских семинариях учащиеся принадлежат ко всякого рода сословиям, большею частью неподготовленным жизнью к законоучительству и пастырству. Сюда нередко принимаются неудачники из всех учебных заведений, не исключая и духовных, и только некоторая часть учащихся принадлежит к крестьянству, некстати втертому сюда нашими народолюбцами. Следовательно, состав учащихся в учительских семинариях – разночинцы, которым по разным недостаткам (материальным, а более всего умственно-моральным) не привелось устроиться порядочно в своей среде. А посему трудно ждать от всех неудачников, чтобы они могли явиться в новом своем положении более удавшимися, а тем более в таком высшем служении, как законоучительство. Во всяком случае все сказанное о неприготовленности всех званий к законоучительству и пастырству должно приложиться и к лицам, выходящим из учительских семинарий, и тем более, что они разночинцы-неудачники. |
| Это и естественно. Здесь действие Божественной благодати, общение с Богом хотя и несомненны, но они не носят такого характера непосредственности, как первые два вида. Тут выступает отчасти новый фактор, посредствующий даже между пастырем и пасомыми, – это человеческое слово, а всякое слово касается прежде всего стороны мыслительной и лишь отсюда переходит на чувство, на сердце, как на орган, преимущественно способный к религиозным переживаниям. Поэтому хотя отчасти и в самый момент руководства пасомый в той или иной степени вводится, хотя бы в мысли, в общение с Богом, но собственно этот вид пастырского служения является больше подготовкой к самой сущности религиозной жизни человека – к Таинствам, молитве, непосредственному общению, а потому и должен быть назван в отличие от предшествующих видов посредничеством непрямым или, так сказать, «посредственным посредничеством». Итак, по существу дела на первом месте и как наиболее важные в пастырском служении должны быть поставлены тайноводственная и молитвенная стороны и лишь после них сторона руководственная, частнее, проповедническая. Подобный взгляд на сравнительное значение разных видов пастырства не всеми теперь принимается вполне согласно, как уже мы и говорили. И в этом отношении почти во всех курсах по пастырскому богословию преимушественное внимание уделяется большей частью стороне последней, а если где (в старых по преимуществу руководствах) и отмечаются более главные виды, то довольно бегло, формально, а количественно почти все внимание опять переносится на «учительство» и «пастырство», то есть руководство. Даже Высокопреосвященный архиепископ Антоний 57 сущность пастырского служения перенес преимущественно на нравственную сторону, на дар «благодатной сострадательной любви к пастве», как «самой сущности пастырского служения» 58 . Между тем любовь лишь один из даров хиротонии, и не самый первый. Наиболее полным и верным взглядом на рассматриваемый вопрос отличаются воззрения проф. Певницкого (см. выше), но у него нет объединяющей цельности и не оттенены главные стороны 59 . |
| При малочисленности искренних людей как ценны лица, полные задушевности! Между тем только они способны горячо проповедовать, понимать настроение собеседников и уметь давать им нужные ответы. Напротив, закованность в номизм и схоластику очерствляют человека и разобщают со всеми; наиболее важный труд надо приложить кандидату священства к приобретению прямолинейных религиозных убеждений. Колебания воли пасомые прощают своему пастырю при его немощах, но измену убеждениям – никогда. Равно и суд Божий, и суд личный требует от каждого из нас быть человеком идеи. Условность, подчиняющаяся разным порывам по часам дня и попускающая за молитвой злоречие, цинизм, пренебрежение верой и тому подобное, в пастыре недопустима. Ему никогда нельзя маскироваться неверием, но следует неизменно быть преданным вере, железным столбом и медною стеною ( Иер. 1:18 ) в неизменном соблюдении Закона Божьего, уклонение же от воли Божией оплакивать горько. Взгляд на пастырство как на внешнюю профессию хиротонисуемого лишает обновления благодатию священства. При учительстве он, сделавшись пастырем, изнесет из своей души пасомым одни сухие, диалектические доводы необходимости добродетели и гибельности порока, но никто из слушателей от проповедничества его не подвигнется к исправлению и не придет в чувство. Неуклонно верный пастырским идеалам до хиротонии расширяет свои религиозные понятия, создает в себе целостность характера без фанатизма, без раздражительности и холодного квиетизма, вырабатывает духовный вкус и чутье к оценке жизненных явлений. Вступив на поле пастырского служения, он будет в полном смысле слова устами Божиими (ср.: Мф. 4:4 ) в руководстве верующими. Сущность пастырского служения Раскрытию важнейших сторон пастырской психологии предпошлем рассмотрение вопроса о сущности пастырского служения. Обычно существенную цель пастырского служения полагают в заботах о духовном усовершении или спасении людей. Такое определение, бедное содержанием, слишком обще. Под это определение душепопечения без натяжек может подойти пастырство всевозможных религиозных направлений и оттенков: попечителями душ пасомых одинаково считают себя церковники-обновленцы, ксендзы, пасторы, сектантские пресвитеры, или «старшие братья», магометанские муллы и языческие жрецы. |
| Правда, учительство иерархии не должно происходить в разобщении от мирян, и потому сотрудничество мирян, имевшее место и на Соборах, допустимо и даже желательно, но желательно потому, что Церкви вообще не свойственно разобщение и Дух Святый подается иерархии, объединенной союзом веры и любви с паствой и охраняет непогрешимость учительства первой, а вовсе не потому, что consensus laborum 613 является какой- то высшей самих Вселенских соборов инстанцией. Но если так, то значит, что и патриарх, и Синод поступили вполне правильно, осудив новоизмышленное учение и выразив православное учение об именах Божиих. И в Константинополе и в С. -Петербурге вопрос этот рассматривался Собором епископов, и определение издано также от имени их. Такой порядок в обеих церквах существовал всегда, и еще недавно Святейший Синод точно таким же порядком осудил секту Иоаннитов 614 , и почему-то издатели Религиозно-философской библиотеки тогда не находили нужным протестовать. «Почему не были опрошены духовные академии, видные представители православного пастырства и мирян, вообще почему не был соблюден хотя внешний декорум соборности, – пишет о. Булгаков, – на это не может быть удовлетворительного ответа». Но откуда г. Булгаков взял, что декорум соборности состоит в опрашивании мирян? Пусть бы он указал, где, в каких церковных постановлениях предписывается такой декорум и перед каким Собором он выполнялся. Ничего подобного нигде не предписано и никогда не практиковалось, и если бы церковная власть поступила так, и обратилась к мирянам с недоумением, как следует решить известный догматический вопрос, то это было бы равносильно отказу ее от своего права и долга учительства. Однако, в данном случае церковная власть ни в чем не проявила стремления и обособиться от мирян. Мнение (но не решение) представителей богословской науки было испрошено там, где была нужда и возможность это сделать, – т. е. в Константинопольской церкви, в каковой возник этот вопрос и которая имела больше времени для его рассмотрения. |
| Отучившись молиться внутренне и сердечно, юноша постепенно перестаете совершенно молиться Богу, когда он не бывает в учебном заведении, как например в праздничные дни, во время каникул и т. д. Должно всегда помнить изречение Иисуса Христа, что «дух животворит, а плоть не пользует ни мало» ( Ин. 6:63 ). Должно заботиться не столько о внешнем, наружном, исполнении религиозных установлений и внешней религиозной дисциплине, сколько о внутреннем воспитании отроков в религиозном духе, чтобы они научились от своих родителей и воспитателей и пастырей церковных обязательно совершать молитвы пред Господом ежедневно утром и вечером, и чтобы это совершение молитвы сделалось их внутреннею, нравственною потребностью; потому что только при этом одинственном условии молитва их будет угодна Богу и спасительна для души. Иерархические лица Иерархическое служение Апостолов. Диаконы. Избрание и рукоположение их. Св. Сефан и Св. Филипп, как образцы нравственной жизни и деятельности диаконов. Избрание псаломщиков из прихожан. Восстановление в Церкви диаконисс. Служение диаконисс и их высокое религиозно-нравственное влияние на верующих. Марфо-Мариинская обитель милосердия. Избранные Иисусом Христом Апостолы, преисполненные благодатных даров Св. Духа ( Деян. 2:4 ), начали ревностно проповедовать Евангелие Царства Божья. Они учили все народы ( Мф. 28:19 ), начиная от Иерусалима, проповедуя покаянье и отпущенье грехов. ( Лук. 24:47 ). Следуя примеру своего Учителя, они признавали учительство или проповедь своею первою священною обязанностью. Поэтому, когда члены Синедриона с угрозою запретили Апостолам проповедовать об имени Иисуса Христа, то они отвечали им: «судите, справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога? Должно повиноваться более Богу, нежели людям ( Деян. 4:18–19, 5:29 ). Вместе с учительством Апостолы совершали для верующих спасительные таинства: Крещение ( Деян. 2:41, 19:5 ), рукоположение (или миропомазание ( Деян. 8:17; 19:6 ), Евхаристию ( Деян. 2:42; 20:7 ). Кроме учительства и совершения спасительных таинств, Апостолы считали своею обязанностью наблюдать за нравственной жизней верующих, за усовершенствованием их в благочестивой жизни, поэтому они обращали самое тщательное внимание на духовные нужды верующих. С этой целью они предпринимали путешествия ( Деян. 9:32; 15:36 ), вразумляли верующих соответствующими наставлениями и пастырскими увещаниями, и т. д. ( Деян. 11:26; 14:27–28 ). В случае необходимости Апостолы употребляли и строгие меры, направленные ко благу верующих. Так напр. Апостол Павел предложил Коринфянам отлучить от церковного общения тяжкого грешника ( 1Кор. 5:1–5 ). Пользуясь богодарованною властью учительства и пастырства, Апостолы рукополагали для Церкви диаконов, пресвитеров и наконец некоторым своим ученикам они передавали власть и полномочия рукополагать пресвитеров и диаконов. Эти последние преемники Апостольской власти стали называться Епископами. |
| Кто же священнический наместник Бога в экклезии? Ответ первых христианских времен: владеющий даром учительства, самим Богом вооруженный даром слова, учитель Евангелия. В его харизме учительства содержится также и харизма заведования дарами любви, тем более что это заведование служит также и целям пастырства душ (через распределение даров среди. бедных): учитель – призванный попечитель душ общины. На этом основании в древнейшей общине, в Иерусалиме, принимают дары любви и заведуют ими апостолы, 159 а потом на подобное же служение призываются «семь» других мужей, одаренных учительством, «исполненных Святого Духа». 160 Они являются как получившие от Бога способность к прохождению этого служения. На том же основании принимает дары любви и начатки (последние также суть жертвенные дары, принесенные Богу) пророк, чтобы «первосвященнически», во имя Бога, заведовать ими. 161 Как полностью исключена при этом мысль об управлении имуществом от имени общины! В иерусалимской первообщине отдельные члены общины полагают «к ногам» апостолов цену своего проданного имущества ( Деян.4:35. 37; 5:2 ). Эти приношения суть точно такое же церковное (Господнее) имущество, как и остальные дары любви. Составляют ли они собственность общины? Распоряжаются ли ими апостолы в качестве чиновников общины? Согласно «Апостольскому учению», пророки в качестве «первосвященников принимают начатки». Эти начатки суть также в полном смысле слова церковное (Божие) имущество. Принадлежат ли начатки общине? Или же пророк, раздающий их бедным или пользующийся ими сам, действует в качестве чиновника общины? Но именно таково положение епископа. Он имеет власть над церковным имуществом в качестве «священника Божия» и «домостроителя Божия» (theou oikonomos). 162 Впервые c IV в., наряду с религиозной идеей, выступает вместе с прорывающейся теперь также и в этой области правовой организацией юридическая идея; однако и тогда основной стала не идея собственности общины, но – собственности учреждения (церковной собственности в этом смысле). 163 И в новой форме церковное имущество является и остается Божьим имуществом (т. е. назначенным на Божьи цели), и в течение всего Средневековья мысль о собственности Бога и Его святых господствует в церковно-имущественном праве. 164 Воззрение, согласно которому община является собственницей церковного имущества и обладает властью над ним, совершенно незнакома всей древности. И для заведования имуществом также не имеет никакого значения общинный принцип в современном смысле слова, но принцип авторитета: заведование не в силу полномочий общины, но полученных свыше, данных Богом в харизме. |
| Понятна такая строгость взгляда на учительский долг священника. Он должен был учить не чему иному, как исполнению Божиих повелений, которые при теократическом строе определяли собою всю жизнь богоизбранного народа. В случае же прекращения священнического учительства «уставы Иеговы» в народном сознании могли затемниться, исказиться и, наконец, потерять в его сознании свое первенствующее значение – богоизбранничества. Вот почему «повеления Иеговы» Моисей заповедует народу иметь постоянно пред собою, как «знак на руке» или «памятник пред глазами» ( Исх. 13, 9–16 ), «внушать их детям», говорить о них, сидя в доме, идя дорогою, и ложась, и вставая», и написать их на косяках домов и на воротах их ( Втор. 6, 6–9;11, 18–20 ). С другой стороны, добросовестно исполняя свои религиозно-церковные обязанности, священство уже тем самым учило народ тем же повелениям Иеговы, так тесно были связаны эти две обязанности священства – религиозные обряды и учительство. Можно сказать, что это была одна обязанность – религиозно-нравственного воспитания народа. Неразрывно с учением и заботой о спасении словесных овец в обязанность священства входили и еще две должности – судебная и врачебная. Являясь посредником между Богом и народом, истолкователем и хранителем всех Божественных повелений, священники должныбыли, естественно, являться и первыми судиями и карателями при неисполнении «уставов Иеговы». Поэтому священству безраздельно принадлежало право суда в области прегрешений каждого, кто нарушал заповеди Иеговы. Установление факта греховности, наложение наказания, очищение и прощение согрешившего – все это было в ведении священников ( Лев. 4, 13–35; 5, 1–4; 5, 15–17 ; Числ. 5, 13–31; 6, 10 ). Совершать суд в еврейском народе могли и старейшины, но во всех затруднительных, спорных вопросах суд принадлежал священникам. Священнический суд имел бесспорное окончательное решение, сопротивление которому наказывалось смертью ( Втор. 17, 8–13 ; 2Пар. 19, 8–11 ; Иез. 64, 24 ). И хотя права суда были не столь широки, как права учительства, тем не менее, и суд священства должен был иметь большое воспитательное значение для народа. Во время суда обязательно читали пред народом те Божественные повеления, которые были нарушены преступником, а это являлось уже своего рода учением народа. Кроме этого, суд присуждал виновному исполнять разные церковно-религиозные постановления, что также, в свою очередь, служило школой для народа. Таким образом, мы видим, как прочно в руках священства сходились разные нити теократического управления народом 25 . |
| Не имеющий сих златых духовных звонцов разума и искусства книжного, не стяжающий духа премудрости и не учительный служитель Божий и пастырь душ человеческих нем, а вместе и мертв. Ибо как ветхозаконного святителя, если бы он дерзнул войти в святилище без звонцов, ожидала смерть, так и новоблагодатным архиереям и иереям, дерзающим принимать на себя с многими происками сан духовный и не имеющим звонцов разума и премудрости духовной, не могущим поучать Христово стадо, предстоит некая особая смерть — не телесная, а духовная, ибо они почитаются Богом мертвыми, и каждому из них Он говорит в Апокалипсисе: «Имя имаши яко жив, а мертв еси» (Апок. З, 1). Мертв пред Богом тот, кто только носит имя и сан пастырства, а обязанностей пастыря не исполняет; обязанность же пастыря прежде всего заключается в том, чтобы поучать полезно, уничтожая человеческие грехи и наставляя на путь спасения. Вот что говорит Бог пастырю: «Яко трубу вознеси глас твой и возвести людем Моим грехи их»; «Аще же не возвестиши, беззаконник в беззаконии своем умрет, крове же его от руки твоея взыщу» (Ис.58:1, Иез.3:18). Как бы своею рукою убивает грешника тот, кто не постарался увещевать его языком своим и отклонить от грехов его: молчащий язык пастыря является как бы мечом, убивающим души грешников. Посему Апостол говорит о себе: «Горе мне, аще не благовествую» (1Кор. 9:16). Горе молчащему пастырю, горе языку его, не проповедающему слова Божия и не учащему! Но как язык может с пользой и учительно проповедовать слово, если ум не обучился премудрости духовной? Сие говорится о тех, которые, будучи весьма неискусными в разуме книжном, едва только способные читать и не разумеющие читаемого, не умея учительствовать, с великим усердием ищут себе и покупают сан священства и пастырства, не для того, чтобы пасти и спасать человеческие души, а для того, чтобы пастись самим и прославляться, будучи почитаемыми. От лица их святой Златоуст говорит: «Мы стремимся к внешнему начальствованию и духовному пастырству, чтобы быть прославляемыми и почитаемыми людьми, у Бога же погибаем. Какое же приобретение от сей чести?» (Беседа 3-я на Деяния Апостольские, нравоуч. 5-е). |
| Впрочем, у наших пасторологов эта крайняя посылка отсутствует, что придает их трудам вовсе не такой «прозападный» вид, как часто принято говорить, однако вместе с тем изымает из них, собственно, пастырско-богословский элемент, как таковой: ведь по прямому смыслу пастырское богословие есть слово о пастырстве Бога, о том, почему Бог именует Себя Пастырем, а затем уже о вытекающих из этого основаниях и, если угодно, «должностях» земного пастырства. Не случайно, берущий «Книгу о должностях...» уже в XX веке за образец и основу архим. Константин (Зайцев) считает, что у пастырского богословия «нет своего предмета» (!). Обратим внимание, однако, на приоритеты в «должностях», которые расставляет «Книга...», ибо важнейшим она почитает «учительство», и с вполне убедительной мотивировкой: «Невозможно, чтоб учение не было пред тайнами первейшим: тайны бо без веры тому, который тайны приемлет, ничтоже пользуют; вера же не бывает без проповедующего» 10 . Теперь если вспомнить, что и протестантизм смотрит на пастырство Христа как на учительство по преимуществу, то случайным ли окажется это совпадение? Ибо опять-таки: для протестантов это обосновано богословски. Как справедливо заметил Хомяков, авторитет иерархии здесь подменяется авторитетом учения. Но так ли смотрит и православие или к сходству приводит просто отсутствие богословской постановки дела? Вот этот-то вопрос впервые, кажется, и поставил у нас всерьез прот. С. И. Соллертинский: в чем с православной точки зрения суть «вечного пастырства» Спасителя вне контекста его практического приложения к последующим поколениям земных пастырей? Вопрос может показаться абстрактным, однако на самом деле, только ответив на него, можно выстроить ту богословскую «лестницу Иакова», о которой упоминалось выше Соллертинский исходит из того, что чаще всего в Евангелии (у синоптиков) Христос называет Себя именем «Сына человеческого», а на основании анализа ветхозаветного употребления имени, усваиваемого по большей части пророкам, как пастырям израильского народа, в свою очередь, приходит к выводу, что тем самым Господь указывает на пастырский характер Своего служения и полагает его в учительстве 11 . |
|
|
