| МАРИНА МНИШЕК Женщина, в начале XVII века игравшая такую видную, но позорную роль в нашей истории, была жалким орудием той римско-католической пропаганды, которая, находясь в руках иезуитов, не останавливалась ни перед какими средствами для проведения заветной идеи подчинения восточной церкви папскому престолу. Мы уже говорили выше о нравственных качествах отца Марины, Юрия Мнишка. С наступлением господства иезуитов, овладевших польским королем Сигизмундом, Мнишек, прежде находившийся в дружеских связях с протестантскими панами, сделался горячим католиком, готов был отдать и себя, и свою семью на служение иезуитским целям, ожидая от этого выгод и возвышения для себя. Появление Димитрия подало ему удобный повод выказать себя вполне. Мы не знаем, до какой степени вначале названый Димитрий сам пленился красотою его дочери Марины и в какой степени должен был обязаться будущим браком с дочерью пана, который так горячо поддерживал его предприятие. Существует несколько романтических рассказов того времени о знакомстве Димитрия с Мариною, об его любовных объяснениях с нею, об ее гордости и кокетстве, с которым она разжигала страсть молодого человека, наконец, о поединке, который имел будто бы Димитрий с каким-то польским князем за прекрасную дочь Юрия: все это могли быть вымыслы, не имеющие для нас исторической достоверности. Марина была одна из нескольких дочерей Юрия Мнишка Судя по старым портретам и современным описаниям, она была с красивыми чертами лица, черными волосами, небольшого роста. Глаза ее блистали отвагою, а тонкие сжатые губы и узкий подбородок придавали что-то сухое и хитрое всей физиономии. Мнишек свозил Димитрия в Варшаву, уверился в том, что и духовенство, и король благосклонно относятся к названому царевичу, и тогда взял с последнего запись на очень выгодных для себя условиях, о которых мы уже говорили. Названый Димитрий, именем Св. Троицы обещая жениться на панне Марине, наложил на себя проклятие в случае неисполнения этого обещания; кроме тех сумм, которые он обязывался выдать будущему тестю, он обещал еще, сверх всего, выслать своей невесте из московской казны для ее убранства и для ее обихода разные драгоценности и столовое серебро. |
| Весьма также распространенным пороком в Литве, как между православными, так и между католиками, было распутство и разврат — на это, как мы видели, жаловался королю еще в 1509–1511 гг. митрополит Иосиф Солтан, а потом, в 1548 г., жаловался и Виленский бискуп Павел . Самое важное и самое прискорбное свидетельство о том, до чего доведена была в Литовском государстве православная Церковь под конец настоящего периода, представляет грамота короля Сигизмунда I к митрополиту Макарию в 1546 г. «Мы узнали от многих князей и панов,— писал король митрополиту,— да и слухи к нам доходят о беспорядках и неисправностях, какие совершаются между вашим духовенством греческого закона, также между князьями, и панами, и простыми людьми в вашем законе, а особенно между всеми владыками, как на Волыни: между ними происходят великие заблуждения и распущенность вопреки правил св. отцов и справедливости, а ты, их старший пастырь, не хочешь того знать и преследовать. Посему мы, обращая внимание прежде всего на церкви Божии христианской веры и желая привести в добрый порядок как наши римские костелы (значит, и там было не лучше), так и ваши церкви, рассудили, чтобы твоя милость созвал духовный Собор со всей твоей митрополии и пригласил на него всех епископов нашими господарскими листами, и архимандритов, и все духовенство и, рассудив с ними о всем том нестроении вашего закона, учинил, по правилам св. отцов, надлежащее постановление, как наказывать виновных и утвердить порядок в вашем законе». Затем король назначил местом для Собора город Вильну, а временем — день Вознесения Господня и присовокупил: «А мы во всех тех делах желаем помогать твоей милости, чтобы в нашем государстве не было между христианами никакого заблуждения и нестроения, которое зачалось и происходит ныне» . Воля короля, без сомнения, была исполнена, и Собор состоялся, хотя мы и не имеем о нем никаких известий, но Собор не в силах был искоренить зла, какие бы ни принял против него меры. Главный корень зла и всего нестроения в православном духовенстве, особенно высшем, а затем и во всей православной пастве заключался, как мы не раз замечали, в праве подаванья, или произволе короля, по которому он раздавал архиерейские кафедры и настоятельства в монастырях кому хотел, большею частию людям недостойным, искавшим только хлебных мест и жившим только для себя, а вовсе не заботившимся ни о вере, ни о своих духовных обязанностях. Король не понимал или не хотел понять этого, хотя и предлагал митрополиту свое господарское содействие к искоренению беспорядков в православной Церкви. |
| Пречестности вашей, желающий всего доброго и готовый служить Его царского величества войска, запорожского полковник киевский Антон Танский». Козелец авг. 8 1715. О. Иосиф Исаевич пользовался благорасположением знаменитого Миниха, который быв близок к Петру I, а еще больше быв в силе после него, мог много благодеяний сделать для георгиевской пустыни. Отец Исаевич, в первые годы своего пребывания в Козелецкой обители, как видно, надеялся возвратиться в Почаевскую обятель. В 1714 году купил он деревню Лихолетовку в звании игумена почаевского и козе-лецкого. Потом в генеральном глуховском суде объявил, что деревня куплена не на деньги Козелецкого монастыря, а на деньги Почаевского монастыря. Генеральный суд выдал ему такое решение, что Лихолетовки не имеет права присвоять себе Козелецкий монастырь. В последствие времени, кажется, оставил он желание перейти опять в Почаевский монастырь, узнав точнее о состоянии дел того края. По крайней мере, известно, что он в глубокой старости скончался в Козелецком монастыре в 1731 году. После о. Исифа игуменом был Феофан Степанский. Это был искренний инок и искренний начальник иноков. От того, что о. Исаевич в первые годы думал еще возвратиться в Почаев и много тратил времени на знакомства с великими панами, а под старость ослабел по немощам старости, в георгиевском и в троицком моиастырьках здания обветшали и иные совсем упали. 0. Феофан, полный живой ревности о житии иноческом принялся строить и новый храм и новые келлии в георгиевском монастыре. К 1735 году то и другое было готово, и храм св. Георгия был освящен к радости ревнителей пустынной жизни. 9 – Он даже собирался строить каменный храм в честь великомученика Георгия: но смерть прекратила его деятельность для земли, в 1740 году. О. Гавриил Великошапка был определен в игумена георгиевского монастыря окт. 14 1740 г. 10 В следующем году начал он приводить в исполнение предначертания своего предшественника. Еще цель в обители контракт, заключенный с каменщиками в полковой канцелярии 4 апр. 1741 г. на построение каменного храма св. Георгия. Контракт этот любопытен в том отношении, что плата за труды большею частью назначается съестными припасами разного рода, плата же деньгами – 830 р.; – храм положено выстроить по плану и фасаду храма киевского Флоровского монастыря. По просьбе игумена Гавриила, была выдана ему архипастырская грамота на его имя для собирания пожертвований на строящийся храм. |
| Иосифа, как глубокого знатока местных условий и как испытанного русского патриота. В ответном письме Муравьеву митрополит признавал не только бесполезным, но даже вредным введение преподавания польского языка в приходских училищах, посещаемых детьми белорусов и литовцев, которые говорят между собою, так и с панами, на своих природных наречиях и которые достаточно усвоили русский язык, благодаря рекрутским наборам, военным постоям и другим сношениям с великороссами. Введение польского языка – языка шляхты – в приходские училища вредно еще потому, что этой мерой само правительство затормозило бы любовь к России недавно присоединившегося к православию западнорусского народа. Что же касается до языка литовского и жмудского, введение которых, как говорят, необходимо для богослужения, то не лучше ли, не без колкости замечает Иосиф, ввести в приходские училища употребляемый латинянами при богослужении и считающийся у них священным языком, – язык латинский. A если введение этих языков необходимо для распространения образования, то эта цель не может быть достигнута, потому что ни литовский, ни жмудский языки не имеют самобытной литературы. Напротив, гораздо естественнее усилить среди этих инородцев знание русского языка, как имеющего общегосударственное значение. Впрочем, для понимания молитвенников и некоторых песнопений на литовском и жмудском языке, можно дозволить ксендзам обучение чтению на этих языках, но только после достаточного изучения русской грамоты. Около того же времени стали обнаруживаться сильные попытки со стороны ксендзовско-польской партии к совращению православных в латинство, при очевидном попустительстве низших гражданских местных властей. В местечке Порозове, Волковыского уезда, существовала убогая, деревянная православная церковь на самой грязной и отдаленной улице, застроенная скотными и хлебными сараями и поставленная рядом с еврейской синагогой и на пути к еврейскому кладбищу. Богатый же и красивый костел стоял в самой живописной местности. Еще в 1844 году настоятели четырех ближайших православных церквей жаловались владыке на совращение их прихожан Порозовскими ксендзами, особенно в дни больших праздников, как, например, в честь св. |
| Но еще долгое время он не переменялся явно: чтил мужей добролюбивых, с уважением слушал наставления Сильвестровы, ласкал Адашева и дал ему сан Окольничего, употребляя его, вместе с Дьяком Михайловым, в важнейших делах внешней Политики. Чрез девять месяцев, утешенный рождением Марта 1554 г.] второго сына, Иоанна, Государь в новом, тогда написанном завещании показал величайшую доверенность к брату, Князю Владимиру Андреевичу: объявил его, в случае своей смерти, не только опекуном юного Царя, не только Государственным Правителем, но и наследником трона, если Царевич Иоанн скончается в малолетстве; а Князь Владимир дал клятву быть верным совести и долгу, не щадить ни самой матери, Княгини Ефросинии, если бы она замыслила какое зло против Анастасии или сына ее; не знать ни мести, ни пристрастия в делах государственных, не вершить оных без ведома Царицы, Митрополита, Думных Советников и не держать у себя в Московском доме более ста воинов. – В самых справедливых наказаниях Государь, как и прежде, следовал движениям милосердия; например: Князь Симеон Ростовский, знатный Вельможа, оказав себя в болезнь Государя противником его воли, не мог быть спокоен духом; не верил наружной тихости Иоанновой, мучился страхом, вздумал бежать в Литву с братьями и племянниками; сносился с Королем Августом, с Литовскими Думными Панами, открывал им государственные тайны, давал вредные для нас советы, чернил Царя и Россию. Он послал к Королю своего ближнего, Князя Никиту Лобанова-Ростовского: его остановили в Торопце, допросили, узнали измену; и Князь Симеон, взятый под стражу, сам во всем признался, извиняясь скудостию и малоумием. Бояре единогласно осудили преступника на смертную казнь: но Государь, вняв молению Духовенства, смягчил решение суда: Князя Симеона выставили на позор и заточили на Белоозеро. – В деле иного рода оказалось также милосердие Иоанново. Донесли Государю, что возникает опасная ересь в Москве; что некто Матвей Башкин проповедует учение совсем не Христианское, отвергает таинства нашей Веры, Божественность Христа, деяния Соборов и святость Угодников Божиих. Его взяли в допрос: он заперся, называя себя истинным Христианином; но, посаженный в темницу, начал тосковать, открыл ересь свою ревностным Инокам Иосифовского монастыря, Герасиму и Филофею; сам описал ее, наименовал единомышленников, Ивана и Григорья Борисовых, Монаха Белобаева и других; сказал, что развратителями его были Католики, аптекарь Матвей Литвин и Андрей Хотеев; что какие-то Заволжские старцы в искренней беседе с ним объявили ему такое же мнение о Христе и Святых; что будто бы Рязанский Епископ Кассиан благоприятствовал их заблуждению, и проч. Царь и Митрополит, Собором уличив еретиков, не хотели употребить жестокой казни: осудили их единственно на заточение, да не сеют соблазна между людьми; а Епископа Кассиана, разбитого параличом, отставили. |
| Впоследствии выделяется группа унитариев, которая, все же отрицая божественность И. Христа, признала однако, что Он, получив бытие с рождением от Девы Марии, стад Сыном Божиим и Богом навеки, почему и должно почитать его Богом и призывать в молитвах; Дух же Святый, по их мнению, не Лицо Триединого Бога, а сила Божия. Другая группа отрицала вообще божественность Христа, полагая однако, что Он был возвеличен до Божеской чести; кроме того, эта группа поддерживала идею о долженствующем наступить тысячелетнем царстве Мессии. По сходству их с иудеями в пунктах отрицания догмата Троичности, божества И. Христа, догматов воплощения и искупления, они получили название полужидовствующих. Наконец, были и другие фракции социнианства – двубожники, требожники и др., но менее значительные. Секта полужидовствующих особенно широко распространилась именно в Литве. 160 Н. Н. Любович: «Начало катол. реакции и упадок реформации в Польше». На первых страницах этого труда собрана масса фактов, подтверждающих крайнюю безнравственность и распущенность католического духовенства в это время. 161 С заслуженной гордостью обращался в 1579 г. иезуит Скарга к памяти вызвавшего иезуитов бискупа Валериана Протасовича, спрашивая: «поведай нам, Валериане, какова была Литва в то время, когда католическому священнику едва можно было показаться на улице и когда католик был такою редкостью во всем княжестве литовском, особенно между панами» (Макарий т. IX, стр. 368). 162 Так, Мотовиле он поручил написать опровержение на книгу Скарги, а другому, неизвестному по имени, «преложити на польщизну лепшаго ради вырозумения» беседу Иоанна Златоуста о вере, надежде и любви. (Макарий. т. IX., стр. 373–374). 166 Андрей Венгерский (Adr. Regenvolscius): «Systema historico-chronologicum ecclesiarum Slavonicarum per provincias varias, conminens historiam ecclesiasticam a Christo et apostolorum tempore ad annum MDCL (1650)». Trajecti ad Rhenum. 1652, pag. 262–263. Русский перевод (не вполне впрочем полный) заимствую из перевода книги Лукашевича в Чт. |
| I. 1838 Смерть митрополита Иосафата Булгака и назначение Иосифа председателем Греко-униатской коллегии. Скорбь протоиерея М. Бобровского о погибели унии. Вызов в Жировицы священников, не пожелавших присоединиться к православной церкви. Савашкевич. Жены священников, как противницы воссоединения. Противодействие воссоединению со стороны базилиан, особенно Виленских, и Виктор Босяцкий. Иосиф предложил причетникам-католикам принять унию. Интриги латинского духовенства против униатов. По ходатайству Иосифа запрещено совершать латинские миссии. Пререкания гражданских и духовных властей. Преждевременное обращение в православие в селе Ратне и священник Кульчицкий. Протоиерей А. Сосновский и его единомышленники подают прошение на Высочайшее имя. Интриги в этом деле латинян и белостокского гражданского начальства. Вторая жалоба на Высочайшее имя и объяснение Иосифа. Вызванные священниками Говорским и Паньковским возмущения в их бывших приходах Чижевском и Березовском. Насилие толпы над благочинным Костыцевичем. Участие в этих событиях римско-католического духовенства, Раскаяние священников Говорского, Паньковского и протоиерея Сосновского. Движение против воссоединения в Белоруссии. Иоанн Игнатович и Адам Томковид. Съезд в Церковне, прошение 111 священников о сохранении унии и мнение Иосифа. В начале 1838 года случилось событие, имевшее решительное влияние на судьбу унии. В феврале скончался последний униатский митрополит в России, Иосафат Булгак. Со смертью его, по выражению протоиерея Михаила Бобровского, бывшего некогда наставником Иосифа Семашки в Главной семинарии, а в это время приходского священника в месте Шерешеве и Пружанского благочинного, «пробил последний час унии». Митрополит Булгак, хотя и не противился открыто распоряжениям Греко-униатской коллегии, направленным, по инициативе Иосифа, к сближению унии с православием, но относился к ним крайне вяло и пассивно, и притом, по воспитанию своему в Риме в школе пропаганды и по связям с польскими панами, из среды которых вышел сам Булгак, он не желал, чтобы неизбежное воссоединение унии с православием совершилось при его жизни. |
| В одном из последних разделов Анналов польского хрониста Яна Длугоша, в записи, сделанной незадолго до его смерти в 1479 г., зафиксированы слухи об обсуждении королем и литовскими панами возможных перспектив войны с великим князем московским Иваном III. Насколько стало известно хронисту, Казимир предостерегал советников от такой войны, выражая опасение, что «русское» население Великого княжества Литовского может перейти на сторону Москвы . Очевидно, в правящих верхах Великого княжества Литовского опасения относительно возможной нелояльности православных подданных распространились столь широко, что об этом стало известно в Кракове. Один из способов обеспечения этой лояльности состоял в том, чтобы положить конец конфликтам, возникшим на почве религиозных разногласий, обновив традиционные связи киевской кафедры с Константинополем. По этому пути король Казимир и пошел. Поворот в его политике был, по-видимому, облегчен смертью Мисаила, занимавшего без посвящения митрополичью кафедру. По установившемуся обычаю, с согласия православного общества кандидатом на митрополичью кафедру был выдвинут полоцкий архиепископ Симеон и в Константинополь были отправлены послы с просьбой о выдаче ставленной грамоты. Поскольку ставленная грамота константинопольского патриарха Максима, еще в XVII в. хранившаяся в Киево-Печерском монастыре , датирована июнем 1481 г., то, очевидно, соответствующие решения были приняты в конце 1480 — начале 1481 г. Возведение митрополита Симеона на кафедру состоялось, по-видимому, уже осенью 1481 г., так как в конце августа этого года кандидат находился еще в Полоцке и именовался «нареченным» митрополитом . Православное духовенство признало власть нового митрополита. Не произошло и перехода обращавшейся к папе православной знати в католицизм. Известно, например, что вдова казненного в 1481 г. Михаила Олельковича, княгиня Анна, и ее сын Семен не только сохранили верность православию, но и подвергали разным «тяготам» костел Иоанна Крестителя в Слуцке . Особенно показательно, что остались православными представители служилой знати, делавшие карьеру при дворе католического монарха. |
| Борис Годунов взял его в Москву для ведовства и еретичества, и был он на Москве торговый мужик. Теперь этот сын лапотника ворочал делами государства и был важнее всех бояр. Андронов с своими советчиками составлял список людей, занимавших места думных людей и дьяков, отмечал тех, которых считал недоброжелателями короля, обвинял иных в шептании и еретичестве. 21 Был щедро награжден от Сигизмунда Григорий Валуев с своим родом за то, что из первых сдался Жолкевскому и признал Владислава. Этот человек, убийца первого называвшегося Димитрием, умел выиграть при Шуйском и теперь выигрывал от новой власти. При названном царе Димитрии был он простым сыном боярским; теперь стал уже думным дворянином. Никто не осыпан был такими милостями, как Салтыковы: Михайло Глебович, кроме прежних своих имений, получил имение в Костромском уезде и волости – Чаронду и Тотьму, взятые у Шуйских, отнявших их у Годуновых. Сын его Иван, кроме многих поместьев в разных уездах, получил волость Вагу, знаменитую по своим доходам, которые некогда обогатили и возвысили Бориса Годунова. Награждены были и другие Салтыковы, и в том числе Иван Никитич волостью Глинских в Ярославском уезде. Друзья и сторонники Шуйских подвергались разорениям и преследованиям. От имени польского короля дана была грамота московским боярам, чтобы они сделали розыск 25 , и все села и деревни, дворцовые, подклетные и черные волости, розданные Василием Шуйским своим племянникам и заушникам, отобрали снова в казну, и чтобы отыскали даже пожалованные царем Василием деньги, золотые кресты и всякого рода драгоценности. Можно вообразить, какую дорогу произволу открывало такое распоряжение! Бывшие в опале от Шуйского приняты в милость и наделены поместьями и жалованьем. Тогда являются в милости и прежние любимцы названного царя Димитрия. Князь Василий Мосальский сел в боярской думе; Юрия Хворостина посадили начальствовать Пушкарским приказом; старику Василию Яковлевичу Щелкалову дали поместье и вотчину; Афанасию Власьеву не видно особых милостей: он только получил обратно отнятый у него в Москве двор. Тогда в числе челобитчиков на прежнего царя Василия явилась и царица инокиня Марфа, мать Димитрия; она жаловалась, что Шуйский ограбил ее, взял у нее все, чем когда-то пожаловал ее царь Иван Васильевич, да еще кормил ее скудно, а людям, которые ей служили, не давал жалованья денежного и хлебного. Ей не дали ни поместьев, ни денег. Вся милость короля Сигизмунда к несчастной матери Димитрия ограничилась тем, что приказано было содержать ее получше, как обыкновенно содержат в Москве «господарских жен, что в черницы постригаются». V. Переговоры московских послов с панами вод Смоленском |
| II. Димитрий в Кракове. – Сватовство. – Набор ополчения. – Вступление в Московское государство Димитрий с панами прибыл в Краков в марте 1604 года. На другой день приезда, нунций посетил Димитрия. Он слушал с участием его рассказ о чудесном спасении, удивлялся промыслу Божию и говорил: «перст Божий явно показывает, что провидение сохранило тебя для великого дела человеческого спасения; призвание твое велико!» Наконец, нунций объявил положительно, что король и польская нация будут ему помогать только в таком случае, если он примет покровительство папы и соединение со святой римско-католической религией. Письма Димитрия к нунцию, который не отвечал на них, хранили как обличительный документ на случай: они были растолкованы так, как будто со стороны московского царевича уже последовало полное обещание принять католическую веру. Претенденту некуда было деваться: в случае отказа он лишался помощи. Этого мало; он мог бояться, что когда Борис начнет усиленно домогаться его выдачи, то его могут и выдать, как существо бесполезное для целей Польши, и, напротив, вредное для согласия с соседями. Иезуиты в своих ежегодниках (Annuie) рассказывают, что царевич, опасаясь, чтоб его узнали московские люди, приверженные к схизме, переоделся, окутал лицо и в нищенском виде, в сопровождении одного польского пана, шатаясь под окнами домов, как будто прося милостыню, пришел в один изуитский дом ради принятия римско-католической веры, а потом от нунция был причащен св. Тайне и помазан миром в утверждение веры. Сказание это бале чем сомнительно; царевичу не было необходимости, для укрытия своего поступка от московских людей, переодеваться нищим вместе с паном, с которым мог приехать к иезуитам в закрытой карете. Правдоподобнее, кажется, рассказ Чилли, бывшего секретарем Сигизмунда III. Обделавши, как следует, свое дело, монсеньор ввел сам царевича к королю. Сигизмунд III давно уже ждал царевича и желал видеть. Получивши известие о его появлении у Вишневецких, польский король тотчас сообразил, что из этого можно извлечь выгоды для страны, которою управлял, и разослал письма к разным важным панам: извещал о событии, просил совета, как поступить, а со своей стороны наклонялся к мнению, что следует принять благосклонно претендента на московский престол, но не излагал этого мнения настойчиво, готовясь во всяком случае последовать чужим советам. |
|
|
