| Явно, что о Мефодии и о прощении его патриархом велено было приготовить новую грамоту. И надобно полагать, что патриарх Цареградский по ходатайству государя снял проклятие с епископа Мефодия, потому что киевское духовенство, которое теперь, по получении патриаршей грамоты о проклятии Мефодия, чуждалось его и даже враждовало против него, чрез несколько времени, как увидим, снова вошло с ним в сношение и признавало его епископом. А теперь оно действительно настроено было по отношению к Мефодию весьма неприязненно и резко выразило эту свою неприязнь при первом открывшемся случае. В мае 1663 г., 10-го числа, скончался в Корсуне митрополит Дионисий Балабан, а около половины мая прибыл в Малороссию новый уполномоченный от государя, окольничий князь Великого-Гагин, с товарищи и разослал приглашения собраться в Нежин на генеральную раду для избрания гетмана. Получив известие о времени этой рады, главные представители киевского духовенства, печерский архимандрит Иннокентий Гизель, игумены: николо-пустынский Алексей Тур, михайловский Феодосий Сафонович, межигорский Варнава Лебедевич, кирилловский Мелетий Дзик и ректор братских школ Иоанникий Голятовский написали послание к наказному гетману Самку и к старшине запорожского войска и, высказывая им свои благословения и благожелания, чтобы «рада принесла все доброе как запорожскому войску, так и Церкви Божией», слезно просили их вместе с панами полковниками, сотниками, есаулами, атаманами и всем знатным рыцарством позаботиться на раде не о своих только вольностях, но и о вольностях духовных, особенно же о том, чтобы теперь, когда по смерти митрополита Дионисия Церковь осиротела, дан был ей впредь до избрания нового митрополита достойный блюститель митрополии. «А если бы,— продолжали настоятели киевских монастырей,— отец Мефодий захотел пред вами присваивать себе на дальнейшее время блюстительство митрополитской кафедры, в таком случае усердно просим не допускать ему того, потому что мы не хочем иметь его за блюстителя по следующим причинам: а) отец Мефодий находится под проклятием как патриарха Константинопольского, так и Московского за то, что вмешался незаконно в чужую диецезию, а от таковых каноны св. |
| Действительно, шевченковская поэзия пронизана ностальгией по старому казачьему укладу. Он не желает видеть, что казачество не было тем сословием, которое реально выражало интересы Малой Руси. Для него казачество – это попранная воля. Вспоминая гетманские времена, он поэтизирует их, придавая эпохи рыцарский идеал. По словам Кулиша, он пострадал от той первоначальной школы, «в которой получил то, что в нем можно было назвать faute de mieux образованием», он долго сидел «на седалище губителей и злоязычников». Когда-то Байрон, которого романтики упрекали в том, что он не видит идеала в старых рыцарских и благородных временах, писал, что он видит в этих временах грубых животных и скотов, беззастенчиво творящих безобразия и угнетающих своих ближних. Оживут гетманы в золотом жупани, Прокинеться воля, казак заспива Ни жида, ни ляха, а в степях Украины Дай то Боже милый, блисне булава. Про антисемитизм сказано настолько явно, что называть после этого Шевченко гуманистом рука не подымается. Не будем удивляться тому, что наследники этого лжепророка будут резать ляхов и евреев с превеликим удовольствием. Во время гражданской войны на Украине петлюровцы творили такие зверства, что ни одна летопись не вместит. Советую почитать забытый роман Николая Островского «Как закалялась сталь»; про бандеровцев и говорить не стоит: даже видавшие виды немецкие фашисты презрительно называли их «свиньями» и поручали им саму черную работу. Эти нелюди воспитывались на творениях Шевченко, к глубокому сожалению. Вспомним, что писатель, попав в ад, не только за свои личные грехи ответит, но и за свои произведения, несущие яд ненависти. Ненависть была свойственна не только Шевченко, его друзья Костомаров и Кулиш не менее его грешили, особенно на раннем этапе своего творчества. Если не стоит удивляться речи Шевченко, то знаменитый историк Костомаров потрясает, когда пишет о Екатерине II : «А нимка цариця Катерина, курва всесвитная, безбожниця, убийниця мужа своего, востанне доканала казацтво и волю, бо одибравши тих, котри були в Украини старшими, надилила их панством и землями, понадавала им вильну братию в ярмо и поробила одних панами, а других невольниками». |
| По букве это открытое письмо недвусмысленно. Оно отражает минуту православной искренности малодушного митр. Михаила. Оно не могло не напугать других участников униатского заговора, и они, может быть, испугавшись возможной измены им митрополита, решили повести открытую политику. Внезапной открытостью они, может быть, желали изобличить трусливого своего возглавителя и тем вновь связать его. Осведомленные о бомбе, заготовленной им митр. Михаилом, они спешно съехались в Луцке и 27-го августа составили и подписали такое заявление: «Мы приняли унию с любовью и не только исповедали ее сердцем и устами вместе с митрополитом нашим Михаилом Рогозою, но и подтвердили нашими подписями. Ныне утверждая ее снова, мы добровольно постановили, что не отступим от нее до смерти. А если кто из нас захочет разорвать унию или препятствовать ей, того мы отвергаем. И будем просить, чтобы он был лишен всех прав. Постановляем также, чтобы в наших епархиях, Луцкой, Перемышльской, Львовской и Холмской, никто из мирян не вступался в наши духовные дела и не смел противиться этому нашему постановлению под анафемой. А каждый противящийся будет отлучен от св. Христовых Таин и не будет допускаться в храм Божий». Подпись Гедеона Болобана под этим заявлением подложна в том смысле, что оно сделано на бланке, заранее подписанном участниками Сокальского акта. Тут нет даже и имени Потея, который не был в Сокале. Но в эту минуту он уже действовал в первом ряду творцов унии. Итак, православный русский народ в Литве был поставлен «его панами-владыками» пред совершившимся фактом – сдачи его родной церкви во власть Рима. Брошенные своими пастырями и лишенные правительственного покровительства, православные попытались найти опору в своих же соотечественниках, боровшихся конституционно за свободу веры – в протестантах. У кн. Острожского дочь была замужем за Виленским воеводой, главой литовских протестантов, кн. Христофором Радзивиллом. К этому Х. Радзивиллу и обратились в первую же минуту и граждане виленцы и братства. |
| Церкви». А Януш действительно незадолго пред тем, к крайнему огорчению отца, увлечен был в латинство иезуитами, находясь при дворе немецкого императора Максимилиана II для изучения ратного искусства . В самом сочинении, в первой части Скарга старался доказать, что единая истинная Церковь Христова, вне которой невозможно спастись, есть Церковь Римская, что Христос поставил в Церкви своей единого верховного пастыря и главу — апостола Петра, что Римский папа есть преемник этого апостола и глава Церкви, что он всегда имел верховную власть над всею Церковию, созывал Вселенские Соборы, ставил и низлагал патриархов и пр. Во второй — рассматривал ряд мнимых отступлений Греческой Церкви от Римской в продолжение веков, начиная со Второго Вселенского Собора, и вместе ряд попыток к воссоединению с нею до самой последней Флорентийской унии — эта вторая, историческая, часть самая обширная. Наконец, в третьей части излагал убеждения и указывал меры к соединению русских с Римскою Церковию. Под этим соединением Скарга разумел не какую-нибудь новую унию, с новыми условиями, но именно унию Флорентийскую: он прямо говорил русским, что для унии с Римом им нужно только признать главенство папы и покориться ему и принять все члены римской веры, а греческие или, русские обряды, и церемонии, не противные вере, останутся неприкосновенными (ч. 3. Раздел 6). Рассуждая о мерах к воссоединению русских с Римскою Церковию, Скарга писал: «Много бы нам помогли совещания, доброе обхождение и товарищество с русскими владыками и объяснения с панами греческого закона. Если бы мы были внимательны, давно бы имели у себя русские школы, пересмотрели бы все русские книги и имели бы своих единоверцев, опытных в славянском языке. Следовало бы переводить для русских на польский или русский язык сочинения, сюда относящиеся, чтобы они яснее могли видеть правду. Хорошо бы посылать к главнейшим панам русским наших ученых, которые показывали бы им заблуждения их веры... Весьма важно было бы, если бы и паны закона русского, а особенно митрополит с владыками, о том вместе потолковали... |
| После этого на Русь напали польско-литовские полчища — у нас их звали Литвой, — разорили много городов, осквернили много святынь и убили многих людей. Они хотели, чтобы русские отреклись от царя Василия Иоанновича Шуйского и признали царем или польского короля Сигизмунда, или Тушинского вора — Лжедимитрия II. Раз вошел к старцу в келью польский воевода пан Микулинский с другими панами. «В кого ты веруешь?» — спросил он. Старец ответил: «Я верую во Святую Троицу — Отца, Сына и Святого Духа!» — «А земного царя кого имеешь?» Старец произнес громогласно: «Я имею российского царя Василия Иоанновича. Живу в России, российского царя и имею, а иного никого не имею!» Один из панов сказал: «Ты, старец, изменник, ни в нашего короля, ни в Димитрия не веруешь!» Старец отвечал: «Вашего меча тленного я не боюсь и веры своей в российского царя не изменю; если ты меня за это посечешь, то потерплю сие с радостью; немного во мне крови для тебя, а у моего живого Бога есть такой меч, который посечет вас невидимо, без мяса и крови, а души ваши пошлет в муку вечную!» И пан Микулинский подивился великой вере старца. Потом пришел из Новгорода князь Михаил Скопин-Шуйский, а против него — из-под Троице-Сергиевой лавры пан Сапега, и московская сила побила Литву. Сапега отступил и стал против Борисоглебского монастыря. Среди братии поднялась великая скорбь, а старец говорил: «Не убоимся посечения или пожжения от иноверных. Мы явимся новыми мучениками, получим венец на Небе от Христа Бога нашего». Раз пришел в монастырь пан Кирбитский, подивился старцевым «трудам» и говорит Са-пеге: «В монастыре у Бориса и Глеба я нашел трех старцев скованных». Сапега пошел в келью старца и сказал: «Благослови, отче! Как ты терпишь такую великую муку?» Старец ответил: «Ради Бога сию темницу и муку терплю в келье сей!» Паны сказали Сапеге: «Сей старец за нашего короля и Димитрия Бога не молит, а молит за Шуйского, царя!» Старец возразил: «Я в России рожден и крещен, за русского царя и Бога молю!» Сапега сказал: «Правда в батьке велика: в которой земле жить, тому царю и служить!» Старец сказал: «Возвратись, господин, в свою землю, полно тебе в России воевать! Если же не уйдешь из России или опять придешь в Россию и не послушаешь Божия слова, то будешь в России убит!» Сапега умилился и сказал: «Чем мне тебя одарить? Я ни здесь, ни в иных землях такого монаха крепкого и безбоязненного не видывал!» Он прислал старцу дары и запретил своим войскам вредить монастырю, а сам пошел в Переяславль. |
| Посему молим и богоизбранное твое Царство, да подашь и сам нашим патриаршим людям, и да возвратятся к нам. Вседержитель же Бог да сохранить святое твое Царство.» Господарь Волошский, Иеремия Могила, ходатайствовал также пред Государем о помощи Патриарху Константинопольскому по его просьбе, для крайних нужд Константинопольской Церкви, поскольку в те времена церкви Божии терпели от людей злочестивых многие великие напасти, вред и искушение, и если бы не Государей Христианских помощь, то от многого времени разрушились бы сими напастями, и слава Божия угасла бы. Сего ради святейший Патриарх пребывает в великой напасти, видя нужды нынешние святой Церкви; между иными панами Христианскими взирает на вашу царскую милость, как на столп и подпору Церквей Божиих, и обратился к державе вашей, дабы и вы, как Христианский Царь, из любви к Богу и славе его святой, по долгу Христианскому и ради благоутробия щедрот своих, падшим и плененным Церквам Божиим помощь дали, и за сие, в здешнем мире, от Патриарха благословение и молитвы получили, на небесах же вечную от Господа мзду себе исходатайствовали. Посему и поручал ему посланного патриаршего, Архиепископа Феодосия. Грамота писана в Сочаве, Июля 16-го 1603 года. По слогу грамоты видно, что Господарю Иеремии Могиле знаком был более язык Малороссийский, нежели Русский. Какая была отпущена милостыня Архиепископу Феодосию для Патриарха Царьградского, из дел не видно, вероятно по смутным обстоятельствам, которые вскоре за тем последовали. (Св. 1, 2) В том же 1604 году воеводы Смоленска известили Государя, что приехал Греческой земли Митрополит Иеремия, из города Пелагона, за милостынею, который, как показал при допросе на рубеже, за восемнадцать лет пред тем приходил за милостынею к Царю Феодору Ивановичу, а теперь уже полтора года как вышел из Сербской своей земли и, проходя чрез Молдавию, попался в плен Крымцам, но был освобожден людьми Цесаря Римского, воевавшего с Турками, и Господарь Молдавский Иеремия Могила был убит, а сын его взять в плен. Цесарь приказал отпустить Митрополита, и он с трудом пробрался в Россию чрез Литовскую землю, будучи принужден назвать толмачей своими племянниками. Между тем вышло неудовольствие у келаря митрополичьего Серафима с сими двумя мнимыми племянниками: он на них показывал, будто они хотели Митрополита убить, они же, с своей стороны, показывали на келаря Серафима, что он воровски ездил, от имени Пантелеимонова монастыря, за милостынею, и ложно называл себя в Литве Архимандритом. Сами же они, оба Грека, объявили иск на воеводу Черниговского Кашина в том, что он отобрал у них, в приезд их в Россию с Архиепископом Охридским Нектарием, дорогой золотой крест с каменьем, за которым они решились вторично явиться в Россию. Кашин же показал, что крест тот не дорогой, он у них выменял на пятнадцать рублей денег. По докладу о сем деле Государь приказал Митрополита Иеремию отправить с его людьми в Москву, а келаря Серафима отпустить обратно за рубеж. (Св. 1, 3) |
| Тяжелыми и долгими подвигами очистилось духовное зрение преподобного, и дух его стал так силен, что начал он оказывать услуги не только Ростовскому краю, то и целой России. В одно время в тонком сне видит он Москву в огне и во власти ляхов и голос сказал ему: «Иди, скажи об этом царю». Дважды осенил он себя крестным знамением, боясь искушения вражеского, но, услышав второй раз то же повеление, он с благословения игумена пошел в Москву, явился к царю Василию Иоанновичу Шуйскому и рассказал о видении; царь принял его с честью, но он пробыл в Москве только одни сутки. Пророчество его сбылось. В 1609 году ляхи завладели Ростовом, ограбили храмы и раки чудотворцев Ростовских и разорили все окрестные селения. Свирепый пан Микульский явился в Борисоглебский монастырь и, войдя к старцу с другими панами, спросил, кого он признает за царя. «Я живу на Руси, – отвечал старец, – и признаю русского царя, а другого не знаю». Один из панов возразил ему: «Ты, старец, изменник нашему королю, и Димитрия не приемлешь». Старец отвечал: «Да, не приемлю и, если вы меня за это убьете, с радостью приму смерть, а уживого Бога есть меч, невидимо посекающий без крови». Подивились поляки его дерзновению и мудрости и оставили его в покое. Когда подошел Сапега с войсками к монастырю, все ожидали, что монастырь будет истреблен вместе с иноками. Преподобный Иринарх слезно молился Господу. Сапега пришел к старцу в келлию. «Благослови, батько! Как терпишь ты эту муку в такой темнице?» – говорил подвижнику Сапега. «Для Бога терплю», – отвечал старец. «Он не хочет молиться ни за короля, ни за царя Димитрия», – сказали пришедшие с Сапегою. Старец повторил прежний свой ответ: «Я на Руси рожден и крещен, а потому и Богу молюсь за русского царя». Сапега сказал: «Правда в батьке велика: в какой земле жить, тому царю и прямить». Старец сказал Сапеге: «Возвратись, пан, в свою землю; полно тебе разорять Русь; если не выйдешь из России или опять придешь, уверяю тебя Богом, убьют тебя на Руси». Сапега призадумался и сказал: «Что бы подарить тебе? Такого батьку не видал я нигде, столько бесстрашного пред нашим мечом!» – «Господь питает меня, – отвечал старец, – но как наставит тебя Бог, так и поступай». |
| Чтобы иметь больший успех, они вступили в 1599 г. в политический союз (конфедерацию) с дворянами протестантского исповедания. Акт этого союза торжественно был заключен в Вильне при содействии К. Острожского, представителя православного дворянства, и Христофора Радзивилла, представителя протестантских дворян, а также при соучастии нескольких духовных лиц с той и другой стороны (Лука белградский, Исаакий, игум. дубнинский, и Гедеон архидиак. дубнинский, – от православных, Еразм Глицнер лютеранин, Даниил Николаевский кальвинист и Симон Турновский гуссит). Православные и протестанты обещались общими силами поддерживать друг друга в сенате, на сеймах, пред королем, панами и везде, где придется. Для непосредственного наблюдения за притеснениями и ходатайств избрано было 119 провизоров или попечителей. Действительно, протестанты нередко оказывали обещанную поддержку православным. Но так как между православными и протестантами лежала рознь и религиозной унии между ними не удалось заключить, то и политический союз чрез несколько времени распался 712 . Из православных дворян наибольшей ревностью к православной вере и заботливостью о ней отличался Константин Константинович Острожский. Владевший громадными именьями, занимавший высокое положение в государстве, сильный своим знатным родом и связями с высшей аристократией, он, естественно сделался столпом и опорою православной церкви. Это было общим мнением православных, даже униатов и католиков. Не даром сам папа и король старались склонить его в унию, надеясь, что вместе с ним покорится вся православная южнорусская церковь . Не даром и Мелетий Пигас нарек его патриаршим экзархом, как защитника веры в Литве и югозападной России (1597 г.). Он заботился о построении монастырей, учреждении школ и типографий и печатании нужных книг, рассылал православным послания, ходатайствовал пред королем, поддерживал православных в Киеве и его окрестностях, будучи киевским воеводою Но такая деятельность дворянства в пользу Церкви продолжалась сравнительно недолго. |
| Наименование обители в честь тезоименитой небесной покровительницы благочестивейшей Августейшей Цесаревны, будущей Российской императрицы, должно было еще более укрепить преданность казаков царствующей династии Романовых. И не только наименованию, но всему делу устроения Марие-Магдалинской обители был придан высокий дух Государева Служения. Прежде всего, этот дух исходил от грамотного и энергичного казачьего атамана Рашпиля, до прихода к руководству Черноморским казачьим войском 25 лет от служившего в гвардейских частях Санкт-Петербурга. Генерал-атаман непрестанно напоминал казакам, что их главное призвание от Бога - защита Русского Монарха и Православного Отечества. Высмеивая привязанность к оседлому житию в среде казачества, атаман атаковал таковых шутками: «Недостаточно, господа, быть панами, надо быть офицерами». И очень скоро «степные неповороты» показывали чудеса доблести в строю вслед за любимым атаманом. Но атаман понимал и то, как казакам-воинам нужны благочестивые жены, могущие понести на своих слабых плечах семейные и бытовые заботы во время воинских отлучек мужей. Ссылаясь на слова Государя о том, что России нужны «благоразумно образованные жены, хозяйки и, в особенности, матери, которые, будучи первыми наставницами детей, поселили бы в юных сердцах чувства христианского смирения и благоговения к воле Господней, искреннюю привязанность к Православной Церкви и неограниченную преданность престолу, приучали бы своих дочерей к хозяйству, рукоделиям и порядку, - Г. А. Рашпиль мечтал воплотить это в святой обители. Устроить под ея сенью воспитательное женское учреждение, соответствующее «быту воинского народа», в котором будут воспитываться не «белоручки», а достойные казаков спутницы для жизни, представлялось атаману возможным и угодным Богу делом. Он внес эту задачу отдельным параграфом проекта обители, который лично составлял. Другая известная личность, стоящая у истоков основания Марие-Магдалинской обители, - Преосвященный Иеремия, первый Кавказский епископ. Это был также человек с горячей верой в Бога и истинный патриот Русского Отечества. С теплотою и архипастырским участием отнесся преосвященный Владыка к устройству обители, благословляя все добрые начинания атамана. От епископа Иеремии будущая игумения Митрофания получила в благословение икону Святой Марии Магдалины, когда была встречена и любезно принята им в Ставрополе, а также игуменский жезл. В письме к атаману Григорию Антоновичу матушка Митрофания писала с удивлением и радостью об этом приеме и «каком-то особенно святом восторге, с которым он (епископ Иеремия) делает все для обители» (Ставрополь, 1846 год). |
| 112 Материалы для истории церквей Курской, Харьковской, Орловской, Черниговской и Воронежской губерний, городов и станиц Донской области по приходным окладным книгам жилых данных церквей патриаршего Казенного приказа, 1628–1746 гг. М., 1913. С. 30. 113 Головацкий Яков Федорович (1814–1888) – исследователь, поэт, филолог, библиограф. Архив Я. Ф. Головацкого хранится в ИЛ АН УССР, ЦНБ АН УССР, Львовской НБ АН УССР. (Гульчинский В.И. Архивы деятелей библиографии//Сов. библиогр. 1989. 4. С. 59). 114 Монастыри юго-западной России вообще и Креховский монастырь/Я. Головацкий [СПб., 1885]. С. 7. 118 БСЭ. 3-е изд. Т. 6. С. 594, Родословная князей Глинских приведена в «Родословной книге с дополнительными статьями. Рукопись середины 18 века». (РГБ, ф. 178. 734). 126 Михаил Глинский в войне с польско-литовскими панами тайно предложил Сигизмунду свои услуги, «…ночью сел на коня и бежал из Российского стана…» ( Карамзин Н.М. История государства Российского. Кн. 2. Т. VII, гл. II. М.; Книга, 1989. Ст. 42). Но Михаила Глинского и слуг его настигли, «схватили и представили в Дорогобуже Великому князю. Глинский не мог запираться: у него вынули из кармана Сигизмундовы письма… Государь приказал отвезти его скованного в Москву…» (Там же). 127 Карамзин Н.М. История государства Российского. Кн. 2. Т. VIII, гл. III. М., Книга, 1989. Ст. 59. Понятно теперь, почему народ стремился отомстить Глинским за их произвол. Так, когда началось расследование причин пожара в Москве в 1547 г., то народ, собравшийся у Кремля, видел виновных в Глинских и громко кричал: «Глинские! Глинские! Мать их княгиня Анна…» (Там же. Ст. 62). Н. М. Карамзин далее продолжает: «Многие поджигали народ, и самые Бояре. Княгиня Анна, бабка Государева, с сыном Михайлом находилась тогда во Ржевском своем поместье. Другой сын ея, Князь Юрий, стоял на Кремлевской площади в кругу Бояр: изумленный нелепым обвинением и видя ярость черни, он искал безопасности в церкви Успения, куда вломился за ним и народ. Совершилось дотоле неслыханное в Москве злодейство: мятежники в святом храме убили родного дядю Государева…», извлекли его тело из Кремля и положили на лобном месте; разграбили имение Глинских, умертвили множество их слуг и детей боярских: «Много же Детей Боярских незнакомых побиша из Северы, называючи их Глинского людьми. Никто не унимал беззакония: Правительства как бы не было…» (Там же. Ст. 62). Сам царь Иоанн в грамоте к князю Андрею Курбскому пишет: «Множество народа, воскричав Иудейским обычаем, приидоша Соборныя церкви в предел Св. Великомученика Димитрия Селунского, и изымав Боярина Нашего К. Юрья Вас. Глинского, безчеловечне выволокли в Соборную церковь и убиша безвинно в церкви против Митрополича места и кровию его помост церковный окровивше». (Там же. Ст. 27, примеч. 174 к Т. VIII. Гл. III). |
|
|
