| Полоцкий владыка Евфимий принес королю разом две жалобы: одну на митрополита Иосифа, другую на Владимирского владыку Вассиана. Обе жалобы были рассмотрены на Брестском сейме 5 июля 1511 г. Для этого все три иерарха должны были лично явиться и стать пред королем и его панами радами. Евфимий жаловался на Иосифа, что он не называет его в своих грамотах архиепископом, как называли прежние митрополиты его предместников, и даже возбраняет ему самому титуловать себя архиепископом, как титуловались его предместники. Иосиф отвечал: «Прежние митрополиты писали Полоцких владык архиепископами, но по своей доброй воле, а не из стародавнего обычая». Король спросил князей Друцких и бояр полоцких: как было издавна? И они поведали, что издавна владыки Полоцкие писались архиепископами и все митрополиты из века писали их архиепископами. Тогда король с своею радою признал владыку Евфимия правым и приказал митрополиту писать его архиепископом и сохранить этот титул за Полоцкими владыками навсегда. Вслед за тем Евфимий высказал свою жалобу на Владимирского владыку Вассиана так: «Он хочет сидеть выше меня, а прежние владыки Владимирские никогда не сиживали выше Полоцких». Вассиан против жалобы не захотел ничего сказать. И как князья Друцкие и бояре полоцкие подтвердили слова Евфимия, то король с своею радою определил Полоцкому владыке садиться всегда выше Владимирского, но присовокупил: «Если же у Владимирского владыки будет по этому какое-либо дело на Полоцкого, то пусть пожалуется нам на него в другое время, когда мы будем иметь великий сейм со всеми панами радами нашими и когда с нами же будут митрополит и все владыки, тогда мы разберем жалобу по справедливости». Последние слова показывают, что иногда на литовских сеймах присутствовали и все православные архиереи . Владимирский и Берестейский владыка Вассиан просил Сигизмунда, чтобы он утвердил за Владимирскою кафедрою несколько имений и фольварков, которые завещал на соборную церковь Пречистой во Владимире бывший староста владимирский маршалок Федор Янушевич, и король дал утвердительную грамоту (20 апреля 1508 г.) . |
| Такое, как говорил Иоанн, ослушание Сейма соединило виды нашей Политики с Австрийскою. Император спешил воспользоваться добрым расположением Царя: писал к нему ласково; жаловался на «злодейство Карла IX, истребившего более ста тысяч верных подданных в день Св. Варфоломея, единственно за то, что они имели свою Веру особенную»; говорил с негодованием о приязни Французов с Султаном, коего ревностным вспоможением дается Генрику венец Ягеллонов; убеждал Иоанна вступиться за Христиан; предлагал ему взять Литву, а Польшу уступить Австрии и заключить тесный союз с Империею против Турков. Царь немедленно отправил гонца к Максимилиану, советуя ему употребить все способы для задержания Генрика на пути в Варшаву; желал видеть скорее Послов Императорских в Москве, чтобы утвердить вечный союз Австрии с Россиею, и писал: «Мы все будем стараться о том, чтобы Королевство Польское и Литва не отошли от наших Государств; а мне все одно, мой ли, твой ли сын сядет там на престоле... Ты, брат наш любезный, сетуешь об ужасном истреблении невинных людей и младенцев в день Св. Варфоломея: все Государи Христианские должны скорбеть о сей бесчеловечной жестокости Короля Французского, пролившего без ума столь много крови!» Однако ж Иоанн, следуя миролюбивой системе, не хотел прежде времени объявить себя врагом нового Короля Польского: напротив того, узнав об его прибытии и торжественном короновании в древней столице Пиастов, он готовился послать к нему знатного чиновника с приветствием. Но Генрик предупредил Царя: известил о своем восшествии на трон; убеждал не нарушать перемирия с Республикою до 1576 года; писал, что он в горести; что Король Французский умер; что ему должно ехать в Париж и что сие временное отсутствие не мешает Царю сноситься в делах с Вельможными Панами. Иоанн ответствовал: «Брат наш Генрик! о твоем восшествии на престол радуемся, о твоей печали сожалеем. Кончина Государей Христианских есть бедствие для Христиан и веселие для неверных. Мы хотим жить в любви с тобою. Послы мои будут в Варшаву, когда ты возвратишься: ожидаю твоих в Москву; а без тебя мне непристойно иметь дело с Панами. |
| Это последнее право, благодаря непосредственному соседству с западом, православные князья и паны, по примеру католических панов, желали осуществлять в широких размерах, причем, однако, у католиков действовало весьма развитое патронатское право (jus patronatus), осуществление же православными панами их «права поданья» граничило иногда с отсутствием всякого церковного порядка 1000 , что и послужило поводом к возбуждению этого вопроса на виленском соборе 1509 г. 1001 . Из соборов конца XVI в. некоторые были православными, некоторые униатскими, так как иногда случалось, что представители высшей духовной иерархии принимали унию, т. е. подчинялись римскому папе на известных условиях (с сохранением православных обрядов 1002 . Из соборов XVII в. в особенности заслуживает упоминания киевский собор 1640 г., на котором было установлено учение православной церкви в отличие от католического и от протестантского учения. Юго-западная Русь была поставлена историческими обстоятельствами в непосредственное соприкосновение с католиками и протестантами западной Европы в то именно время, когда у тех и других выработалась система учения о церкви, отличавшая одно вероисповедание от другого и формулированная в кратких религиозных руководствах или катехизисах. На востоке такое краткое руководство составлено было в давние времена, в конце VIII в., св. Иоанном Дамаскиным , под названием «точного изложения православной веры». В этом руководстве излагалось учение о Боге, о Христе, об искуплении, вообще излагались догматы, раскрытые древними вселенскими соборами; но здесь не имелись в виду позднее возникшие между католиками и протестантами контроверсы в учении о церкви, об иерархии и о таинствах 1003 . Находясь лицом к лицу с католиками и протестантами, православные юго-западной Руси чувствовали себя в затруднительном положении, так как не могли ссылаться с такой же определенностью на кратко и ясно формулированные пункты учения о церкви, как это делали католики и протестанты, вследствие чего те и другие укоряли православных за то, что им неизвестна их собственная вера. |
| Избрание святителя Ионы митрополитам вполне благожелательной было встречено в западнорусских епархиях. В 1449 году король Казимир IV прислал митрополиту Ионе «жалованье и поминки» и приглашение посетить Литву. Святитель Иона прибыл в великое княжество Литовское в 1451 году. В Вильне он встретился с Казимиром IV и получил от него грамоту, засвидетельствованную князем Киевским Александром Владимировичем, бывшим великим князем Литовским Свидригайло, вельможами великого княжества Литовского и даже католическим епископом Виленским. В грамоте говорилось: «Всякое дело благое и всякий совершенный дар исходят свыше – от Божественного изволения. Во имя Пресвятой, Животворящей, Нераздельной Троицы, желая утвердить по чести и справедливости прежде бывшее, как бывало при отце нашем, короле Владиславе и дяде нашем великом князе Витовте, и иных предках наших, мы, Казимир, Божиею милостию король польский и великий князь Литовский, по совещанию с братом нашим, великим князем Василием Васильевичем, и с нашими князьями и панами, и с нашею радою полюбили себе отцом митрополитом Иону, прежде бывшего епископа Муромского и Рязанского, и дали ему престол митрополии Киевской и всея Руси, как бывало прежде по установлению и обычаю русского христианства. А он имеет править свою митрополичью честь и долг по-старому, как правили прежде бывшие митрополиты по добрым обычаям предков наших и своего христианства. Посему князья наши, и епископы, и бояре, архимандриты и игумены, священники, диаконы и иноки, и весь причт церковный, и весь народ христианства русского, имейте его, отца нашего Иону, за митрополита, чтите его и будьте ему послушны в делах духовных, как чтили и слушались прежде бывших митрополитов». Святитель Иона, по примеру своих предшественников, поставил своего наместника для заведования делами в Киеве, Вильно, Гродно и во всех западнорусских городах и селах, входивших в епархию самого митрополита. В дальнейшем митрополит святой Иона неоднократно посещал Западную Русь, в частности Киев, совершал там рукоположения. |
| От того же Сигизмунда жители Вильны, как ляхи, так и русы, получили право безмытной торговли по всему княжеству Литовскому, весчую и другие пошлины в своем городе, а великий князь Казимир Ягайлович освободил их от обязанности доставлять подводы. В привилегии короля Казимира, данной литовским землям в 1457 году, городские жители сравнены в правах с князьями, панами и боярами, кроме права выезжать за границу и кроме управы над подвластными людьми. Старый Полоцк, имевший одинакий быт с Новгородом Великим, сохраняет этот быт или по крайней мере очень заметные следы его и при князьях литовских. Так, видим, что он заключает договоры с Ригою, с магистром ливонским и привешивает к этим договорам свою печать. Король Казимир в своей уставной грамоте Полоцку говорит: «Приказываем, чтобы бояре, мещане, дворяне городские и все поспольство жили в согласии и дела бы наши городские делали все вместе согласно, по старине, а сходились бы все на том месте, где прежде издавна сходились; и без бояр мещанам, дворянам и черни сеймов не собирать». Для сбора денег на короля устроен был в Полоцке ящик за четырьмя ключами: ключ боярский, ключ мещанский, ключ дворянский и ключ поспольский; для хранения ключей избирались из всех этих сословий по два человека добрых, годных и верных, которые один без другого ящика не отпирали. Кто были эти дворяне? Без сомнения, служня прежних полоцких князей. Внешний вид русского города не разнился от внешнего вида его в прежде описанное время. В Москве явилась каменная крепость (кремль) только в княжение Димитрия Донского; мы видели, как во время Тохтамышева нашествия москвичи хвалились, что у них город каменный, твердый и ворота железные. В 1394 году задумали в Москве копать ров от Кучкова поля в Москву-реку: много было людям убытка, говорит летописец, много хором разметали, много трудились – и ничего не сделали. Через пять лет после заложения московского кремля заложен был и каменный кремль нижегородский. Заложение обширной крепости в Твери летописец приписывает еще св. |
| Охрана религиозного единства русского народа от покушений католичества являлась совершенно здоровым государственным явлением, ибо Россия неразрывно связана с Православием. Если в Европе можно было сказать: cujus regio ejus religio (чья власть, того и вера), то в России имело место иное начало. Власть могла быть только такой, какой была вера народа. Потрясения Смутного времени, трагикомедия Самозванца, окружившего себя панами-католиками и женатого на католичке, неудачная попытка польского королевича Владислава занять русский престол, оставаясь католиком, смуты при Петре Великом как результат сомнения в его Православии – все это говорило об одном: русская власть могла быть только православной. В предоставленных Екатериной II границах католическая церковь в России развивалась и процветала, имея известное влияние в государственной жизни. Не было свободы прозелитизма, но было прочное и достойное положение, полное уважение со стороны власти, о котором в иных странах приходилось только мечтать. Любопытен один из моментов сношений России с папским престолом в царствование Петра Великого (1697–1707 гг.), великолепно зарисованный покойным знатоком всего того, что касается отношений папской курии к России, историком Е.Ф. Шмурло. По соображениям политическим, в связи с осложнениями Северной войны после поражения под Нарвой, произведшего на Петра Великого ошеломляющее и угнетающее впечатление, с трудностями в турецком вопросе, Петр Великий искал поддержки великой по тому времени политической силы – папского престола. Не только беседами и лукавыми намеками, как это делал в свое время Иван Грозный, но своим внешним отношением к католической религии и князьям церкви Петр Великий давал Риму надежду на установление добрых отношений. Расчетливые политики Рима обладают пылким воображением и за этими действиями видели надежду на подчинение себе «схизматической» России, т.е. всего православного мира. За частными вопросами пропуска через Россию католических миссионеров в Персию и права открытого исповедания католиками своей веры в Москве пред взором Рима возникал соблазнительный образ унии. |
| Вместе с просьбою дворян и духовных подали на сейм просьбу казаки в более резких выражениях, чем дворяне и духовные. " В царствование покойного короля, - писали они, - мы терпели неслыханные оскорбления... Униаты отстранили от городских должностей добродетельных мещан нашей веры и засмутили сельский народ; дети остаются некрещеными, взрослые сожительствуют без брачного обряда, умирающие отходят на тот свет без причащения. Пусть уния будет уничтожена; тогда мы со всем русским народом будем полагать живот за целость любезного отечества. Если, сохрани Боже, и далее не будет иначе, мы должны будем искать других мер удовлетворения " . Такой резкий тон сильно раздражил панов, которые вовсе не хотели давать казакам права вмешиваться в государственные дела. " Они называют себя членами тела Речи Посполитой, - говорили паны, - но они такие члены, как ногти и волосы, которые обрезывают " . Но голос шляхетства не мог быть оставлен без внимания. При посредстве королевича Владислава составлен был мемориал, в котором предполагалось отдать православным киевскую митрополию, кроме Софийского собора и Выдубицкого монастыря и всех митрополичьих имений, предоставить им сверх того Львовское епископство, Печерский и Жидичевский монастыри с их имениями, дать по нескольку церквей в некоторых городах, дозволять братствам распоряжаться школами, мещанам занимать городские должности и пр. Дальнейшее решение дела о свободе православного исповедания отложено было до " элекцийного " сейма. Но и на элекцийном сейме казацкие послы вновь появились с резкими требованиями. По поводу этих домогательств начались сильные и горячие прения о вере между панами. Ревностные католики не хотели утверждать даже того мемориала, на который согласился " конвокационный " сейм. Кисель и Древинский пространно и сильно защищали права греческой религии. Православные не были довольны самым мемориалом и хотели еще более широкого. Петр Могила был душою их совещаний и, наконец, вместе с православными дворянами, он лично обратился к новоизбранному королю Владиславу. |
| Сигизмунд, бывший великим князем литовским, в 1443 г. был убит князьями Черторижскими; но Свидригелло не мог уже возвратить себе великого княжения, оставался в Луцке бездейственно и умер в глубокой старости (в 1452 году). Новым литовским князем после Сигизмунда был сын Ягелла Казимир. В следующем 1444 году он был избран польским королем, и во все продолжение его долгого царствования в Литве уже не было отдельною великого князя. Казимир действовал во всем в духе польской политики; хотя он не преследовал открыто насильными путями православной веры, но способствовал распространению католичества и вводил все признаки польского устройства в русские земли. Земяне получили самые широкие права: они делались, так сказать, полными государями в своих имениях. Вместо удельных князей, подручных великому князю, введены были, по образцу польскому, воеводы и каштеляны, назначаемые пожизненно. Таким образом, между прочим, и в Киеве, в 1476 году, после смерти князя Михаила из рода Владимира Ольгердовича, начались воеводы. Должность эту получали знатные лица. Князья, потомки Гедимина и Св. Владимира, сделались самостоятельными владетелями в своих имениях наравне с польскими панами: они обладали огромными богатствами, и вся земля русская, особенно южная, находилась во владении немногочисленных родов, каковы были Острожские, Заславские (составлявшие другую ветвь одного дома с 0строжскими), Вишневецкие и Збаражские - потомки Ольгерда, Черторижские, Сангушки, Воронецкие, Рожинские, Четвертинские и другие. На Руси начала господствовать аристократия. Остальной народ все более и более зависел от нее. Владельцы имели право суда над своими подданными и не допускали короля вмешиваться в свое управление. Города, наполняемые в значительной степени иудеями, один за другим получали магдебургское право, но, при силе аристократии, не могли быть огражденными от произвола сильных вельмож. Польские порядки более и более приходились по праву высшему классу, и это повлекло русских земян к большему сближению с Польшей. |
| Московские послы хотели писать своего государя царем; Поссевин возражал, что король не может дать ему этого титула без повеления папы. «Уговорить панов и Антония никак было нельзя, – пишут послы, – Антоний стоит с панами заодно». Вследствие чего положили написать Иоанна царем, государем лифляндским и смоленским только в московской грамоте. В договоре упоминалось о Поссевине как после папы Григория XIII; Поссевин, услыхав это выражение папы Григория XIII, закричал с сердцем: «Государь ваш пишет папу как простого попа, а цесарь и все государи христианские пишут папу наместником Христовым и учителем всего христианства». Когда московские послы хотели написать, что царь уступает королю Курляндию и Ливонию, то Поссевин опять стал кричать: «Вы пришли воровать, а не посольствовать!» У Алферьева вырвал из рук грамоту, кинул ее в двери, князя Елецкого взял за воротник, за шубу, перевернул, пуговицы оборвал и кричал: «Подите от меня из избы вон, я с вами не стану ничего.говорить!» После этой сцены послам дали знать, чтоб они сбирались домой, что переговоры кончились; тогда они по конечной неволе согласились написать, что царь уступает те города в Ливонии, которые еще за ним, а не те, которые уже завоеваны поляками. Узнавши о заключении перемирия, царь велел отпустить королевского гонца, который привез упомянутую бранчивую грамоту; сначала было этому гонцу дали ответную грамоту, также бранчивую; но теперь ее у него взяли и дали другую, в которой царь писал: «Прислал ты к нам грамоту и в ней писал многие укорительные и жестокие слова; слова бранные между нами были прежде, а теперь между нами мирное постановление, и нам, государям великим, о таких делах бранных, которые гнев воздвигают, писать непригоже». В июне 1582 года приехали в Москву литовские послы, князь Збаражский с товарищами, для подтверждения перемирного договора и вытребовали новое обязательство, чтоб царь не воевал Эстонии в продолжение десяти лет. Приставам посольским давался такой наказ: «Если послы станут хвалиться, что король у государя много городов взял и королевские люди землю государеву во многих местах воевали, а нигде королю и его людям от государя встречи не было, то отвечать: вы на ту уступчивость не смотрите, сколько городов государь наш уступил Стефану королю в своей вотчине, в Лифляндской земле; а вам этим хвастаться нечего, то дело божие, на одной мере не стоит, а безмерного и гордого Бог смиряет, на смиренного же призирает. |
| Но особенно богатые приношения в пользу почаевской обители во времена пренодобного Иова сделаны были супругами «Евою з Бережец» 523 и Феодором Грицевич – Домашевскими». В 1649 году Домашевские «обое вместе и нераздельно, будучи на теле и уме добре здоровы, и не будучи ни от кого подговорены, но по доброй воле своей, на сомнительный час живота своего, и сами будучи лет преклонных, а хотячи, дабы с тех (имений), которые были им от пана Бога даны в распоряжение, дотоле еще в диспозиции их оставались, не кому-либо, но имени Его (т. е. Божию) святому хвала была воздаваема на вечныя времена», записали почаевскому монастырю 33, злотых польских, числящихся на разных заставных имениях, заложенных у Домашевских соседними панами, как то: Романом Гойским на местечке Устечку – (2500 злотых), Михайлом Чарторыйским на селе Островку (7000 злотых), и др. И это все с тем, чтобы «старший (т.е. игумен) и братия, в том монастыре тогда и на потом будучья и находящияся, по смерти их обойга тыя добра до поссесии своея взявши», пользовались оными «аж до отданя, со всеми доходами, какия за что из записов покажутся» – под условием только, чтобы «получивши тыя суммы или которую часть из них», получатели не на свою корысть какую световую (т. е. мирскую) ворочали, но тогда и на потом... за отпущение грехов их пана-Бога уставичне (постоянно) просили и набоженство за умерших звыклое (обычное) отправовали, також с тоеж провизии и церковь справовали» (т. е. содержали) и т. д. 524 5 .Другим не менее важным делом преподобного Иова для устроения Почаевской обители было построение нового каменного храма на место прежней деревянной церкви Успения Божией Матери. Теперь эта последняя оказывалась совершенно невместительною, особенно от множества богомольцев, начинавших стекаться на поклонение чудотворному образу Почаевской Божией Матери. 525 Преподобный Иов так успел подействовать на благочестивое семейство Домашевских, что они решились «собственным коштом» соорудить на горе Почаевской новый каменный храм во имя Пресвятыя Троицы. Надобно думать, что по указанию самого же преподобного Иова новая церковь сооружена была несколько выше Успенской церкви, так что скала с Цельбоносною Стопою тогда вошла в состав самого храма, подобно тому как и теперь помещается она внутри большого лаврского собора во имя Успения Божией Матери. 526 |
|
|
