| Православная традиция может быть рассмотрена в двух типологических формах – как традиция культурно-историческая и как Церковное Предание. Рассматривая православную традицию в категориях культурно-исторической традиции, как способ жизнеустроения, мы выделяем, прежде всего, нравственные заповеди и культовые установления, мы определяем, что является ценным в Православии, какие обычаи, правила, нормы, выработанные в течение истории в лоне Православной культуры как выражение Божественного человеческими средствами, востребованы в наше время. Нормы, установления, обычаи, и являются средством организации общей жизни, это законы управления человеческим сообществом, а значит форма управления человеком как членом социума, управление «внешним человеком». Культурно-историческая традиция, утверждая нравственные заповеди христианства в основе общественного жизнеустроения, определяет жизнь человека в мире других людей и ограничивает рассмотрение проблемы преемства только рамками аксиологической интерпретации христианства. Такой подход позволяет нам выделить культурно-историческую традицию как светский компонент православной традиции, на основе которой определяется содержание нравственного и гражданского воспитания, а также процесса социализации личности. Культурно-историческая традиция определяет начальную границу нравственного совершенствования человека, целью которого является обожение человека. Культурно-историческая традиция в Православии связана со способом выражения Богооткровенной Истины. В качестве конфессиональной традиции Православие осознается как Церковное Предание (или традиция Церковная). Церковное Предание рассматривается как способ и условие восприятие Истины. Предание сообщает каждому члену Церкви способность слышать, принимать и познавать Истину в присущем ей свете, а не в естественном свете человеческого разума. Предание не передача прошлого в будущее, а данная Церкви сила передачи, сопутствующая тому, что передается. Жить в Предании, значит жить церковной жизнью. На этом уровне Православной традиции человек видит себя перед Лицом Божиим, перемещает свой взор на «внутреннего человека», открывает в себе реальность внутреннего мира. Предание, обращение к свидетельству святых, усвоение их духа, а значит особого взгляда на мир, особой духовной ориентации человека в этом мире. Через Предание выявляется онтологическое основание православной традиции. Оно удостоверяет содержание идеалов и ценностей, образующих аксиологическую традицию. |
| Кстати, подобная многоплановость понимания прав человека признается и в преамбуле Устава Совета Европы, принятого в 1949 году: " Утверждая свою приверженность духовным и моральным ценностям, которые являются общим достоянием их народов и подлинным источником принципов свободы личности, политической свободы и верховенства права " . Таким образом, различая сферу " духовных и моральных ценностей " и сферу " принципов свободы " , " верховенства права " и " демократии " , Устав Совета Европы тем не менее подчеркивает связь между ними. Знаменательно, что светскость Совета Европы не помешала этому учреждению сделать первый дар в своей истории Страсбургскому собору. На его средства был восстановлен витраж Божией Матери, разбитый при бомбежках города во время Второй мировой войны. Правда, это был первый и единственный подарок религиозного значения за время существования Совета Европы. Серьезное столкновение мировоззрений происходит в ходе интерпретации и применения прав человека. Проблема появляется, когда нерелигиозное мировоззрение представляется как единственно возможное основание для интерпретации прав человека. Толкование, как юридическое, так и ценностное, занимает важное место в защите прав человека и является мостиком от универсального характера прав человека к конкретизации их применения в условиях функционирования различных государственных и общественных институтов, культурных особенностей страны и ее религиозных традиций. Например, можно ли организовать политический митинг в родильном отделении больницы в поддержку абортов? Когда нам пытаются доказать, что есть универсальные интерпретации прав человека и их универсальное применение, то это более или менее верно по отношению к классическим случаям, но совершенно лукаво в новых или уникальных обстоятельствах. Так, классическим случаем является свобода оппозиции критиковать действия правительства в СМИ или на митинге. Другое дело – когда в законах или международных документах предлагается закрепить новые определения таким фундаментальным понятиям, как жизнь и смерть человека, пол (дается ли он от природы или является результатом самоощущения), семьи, родительства. Как это ни удивительно, но именно такие вопросы сегодня выносятся на обсуждение Совета Европы и других международных организаций. В этом случае без мировоззренческих представлений не обойтись. Сейчас на рассмотрении Страсбургского суда находится дело женщины из Швейцарии, которая желает совершить эвтаназию не по причине тяжелой болезни, а потому что она не хочет подвергаться процессу старения. |
| Конец XX века можно охарактеризовать как больший поворот к рассмотрению конкретных личностей главных героев. В этом можно усмотреть влияние экзистенциальной философии, развитие психологии как науки и всё более возрастающий интерес к отдельно взятому человеку. Эту тенденцию можно увидеть у таких авторов как Анна Ильинична Шмаинова-Великанова, Рэндольф Тэйт, Лора Дональдсон. Они рассматривают именно личности героев повествования, их мотивы, характер и действия. И уже после рассмотрения каждого героя по отдельности они делают общий вывод. Тем же путём идут авторы феминистических, колониальных и квир интерпретаций: сначала описание личности, а затем уже общие выводы. Однако в них акцент делается не на самом герое, а на вещах, которые хочет отразить автор, вкладывая в мотивы и поступки библейских героев необходимый ему смысловой оттенок, и таким образом может абсолютно исказить понимание исследуемого текста. Подводя итог, можно сказать, что изменения в общественной и социальной сферах жизни общества непосредственным образом отражаются на содержании экзегетических работ, не находящихся в русле какой-либо древней и авторитетной традиции. Заключение Подводя итог по исагогическому и экзегетическому разбору книги Руфь, можно сказать, что период с XX по XXI века внёс большой вклад в развитие библейской науки и, в частности, в изучение данной книги Священного Писания. Вклад, который позволил сделать следующие выводы: Исследователи затрагивали огромный спектр вопросов, от датировки до характера отношений между двумя главными героинями. С появлением археологических данных количество профильных исследований росло, интерес к юридическим вопросам левирата и искупления тоже интересовали исследователей. В протестантской и иудейской модернистской среде рос интерес к исследованиям внутреннего культурного фона и личностям главных героев. На стыке веков под воздействием общественного интереса к гендерным исследованиям и активно развивающегося феминистического богословия появилось большое количество исследований по интерпретации повествования в про-феминистическом ключе. С развитием толерантности и распространением христианства текст Библии стал применяться и в других культурах. Так, например развитие получили азиатские интерпретации Священного Писания. После коренных изменений в обществе, произошедших в «эпоху сексуальной революции», стали появляться исследования и интерпретации библейской истории, в которых развивалась данная тема. |
| Подчеркивается важность «актуализации» Библии, т. е. нового прочтения ее текста в свете вновь возникших обстоятельств, и связанного с этим вопроса об усилиях в различных странах и культурных «кругах по трансплантации библейского благовестия», чего можно достичь с помощью соответствующего культуре перевода и его интерпретации. Даются подробные рекомендации о чтении Библии за богослужением, о домашнем индивидуальном или групповом чтении Свящ. Писания, ведущем к созерцанию, размышлению и молитве (lectio divina, или духовное чтение), об употреблении Слова Божия в душепопечительной деятельности (см. в ст. Свящ. Писание ), а также о ряде библейских проблем, связанных с экуменической деятельностью. В частности, речь идет о проблемах, какие книги должны входить в канонические списки, как решать герменевтические вопросы и т. п. Библейская экзегеза призвана внести важный вклад в достижение всеобщего единства. Благодаря принятию одинаковых методов и аналогичных герменевтических целей экзегеты различных христ. конфессий уже пришли к значительному согласию в интерпретации Свящ. Писания, как это можно видеть на примере текста и примечаний к различным экуменическим переводам Библии. Свящ. Дж. Рицци, Э. П. С. Лит.: Принципы и методы: Савваитов П. И. Библейская герменевтика. СПб., 1844, 1859; Вайс М. Библия и совр. литературоведение: метод целостной интерпретации: Пер. с англ. Иерусалим; М., 2001; Библия в совр. мире: аспекты толкования: Пер. с англ./Ю. Петерсон и др. М., 2002; Толкование НЗ: Сб. эссе о принципах и методах: Пер. с англ./Ред.: А. Г. Маршалл. СПб., 2004; Толкование в иудаизме Второго храма и в эллинистическом иудаизме: Корсунский И. Н. Иудейское толкование Ветхого Завета. М., 1882; он же. Новозаветное толкование Ветхого Завета. М., 1885; Трубецкой С. Н. Учение о Логосе в его истории. М., 1900. Х., 2000; Штерн М. Период Второго храма//Очерк истории еврейского народа: В 2 т./Ред.: Ш. Эттингер. Т. 1. [Иерусалим], 1992. с. 111-208; Г. б. в Др. Церкви : Vaccari A. La «theoria» nella scuola esegetica di Antiochia//Biblica. |
| Соч.: Дорога в Китеж//Театр. 1966. 10. С. 100-106; Памятники русской культуры//Сов. музыка. 1968. 3. С. 74-79; О симфонизме Рахманинова: Очерк 1//Сов. музыка. 1973. 4. С. 83-93; Симфонизм Рахманинова и его поэма «Колокола»: Очерк 2//Там же. 1973. 6. С. 88-98; 7. С. 86-98; История русской музыки. М., 1979. Т. 2: 2-я пол. XIX в. Кн. 2: Н. А. Римский-Корсаков; То же. М., 1984 2; Расширяется сфера исследований: [«Памятники русской хоровой культуры»]//Сов. музыкант. 1982. 9 (999), 2 июня. С. 4 (совм. с Т. Ф. Владышевской); Жанр «славянских» произведений в русской музыке: Их культурно-исторические и муз. истоки//Нек-рые проблемы отеч. муз. культуры: (Генезис и эволюция жанров. Своеобразие творческой личности): Сб. науч. тр./МГК. М., 1987. С. 141-161; Научные связи советских и болгарских музыковедов//Сов. музыкант. 1987. 5 (1088), 25 марта. С. 2; Проблематика докладов: [Памятники рус. хоровой музыки: По мат-лам II науч.-метод. конф.]//Там же. 1987. 13 (1096), 30 сент. С. 2; «Всенощное бдение» Рахманинова и рус. искусство рубежа веков: (К вопр. об интерпретации памятника)// Рахманинов С. В. Всенощное бдение. М., 1989. С. 73-78; «Симфонические танцы» Рахманинова: (К проблеме историзма)//Сов. музыка. 1989. 1. С. 92-100; 2. С. 76-84; Мусоргский и русская музыка нач. XX в.: Нек-рые параллели и сопоставления//М. П. Мусоргский: Совр. проблемы интерпретации: (К 150-летию со дня рождения): Сб. науч. тр./МГК. М., 1990. С. 5-27; Цена подлинника: [о постановке 1-й ред. оперы «Борис Годунов» Мусоргского]//Сов. музыка. 1990. 8. С. 42-49; «Всенощное бдение» Рахманинова и рус. искусство рубежа веков//Сов. музыка. 1991. 5. С. 4-9; 7. С. 91-97; Песнопения всенощного бдения в интерпретации Рахманинова: (Из истории памятников рус. хоровой музыки)//Муз. культура Средневековья. М., 1992. Вып. 2. С. 183-186; О трагическом в «Борисе Годунове» Мусоргского//О композиторском и исполнительском творчестве рус. музыкантов. М., 1993. С. 88-107. (Науч. тр. МГК; Сб. 3); Литургия св. Иоанна Златоуста [Рахманинова]//Муз. академия. 1993. 3. С. 148-155; Хоровой цикл ор. 31 С. В. Рахманинова в контексте литургического богослужения//С. В. Рахманинов: К 120-летию со дня рождения (1873-1993). М., 1995. С. 15-29. (Науч. тр. МГК; Сб. 7); О Литургии ор. 31 Рахманинова//Келдышевский сб.: Муз.-ист. чт. памяти Ю. В. Келдыша, 1997/ГИИ. М., 1999. С. 176-183; Хоровые циклы Рахманинова//Традиционные жанры рус. духовной музыки и современность: Сб. ст., исслед., интервью. М., 1999. Вып. 1. С. 66-117; История и легенда: Образ Псковитянки в опере Римского-Корсакова//Н. А. Римский-Корсаков: К 150-летию со дня рождения и 90-летию со дня смерти. М., 2000. С. 9-36. (Науч. тр. МГК; Сб. 30); О религиозно-нравственной основе «Хованщины» М. П. Мусоргского//Из истории рус. муз. культуры: Памяти А. И. Кандинского. М., 2002. С. 7-30. (Науч. тр. МГК; Сб. 35); М. А. Балакирев//История русской музыки. М., 2009. Вып. 2. Кн. 1. С. 227-320; Статьи о русской музыке. М., 2010. |
| Православная традиция может быть рассмотрена в двух типологических формах – как традиция культурно-историческая (аксиологическая) и как Церковное Предание. Рассматривая православную традицию в категориях культурно-исторической традиции, как способ жизнеустроения, выделяем, прежде всего, нравственные заповеди и культовые установления. Мы определяем, что является ценным в православии, какие обычаи, правила, нормы, выработанные в течение истории в лоне православной культуры как выражение Божественного человеческими средствами, востребованы в наше время. Нормы, установления, обычаи и являются средством организации общей жизни, это законы управления человеческим сообществом, а значит, форма управления человеком как членом социума, управление «внешним человеком». Культурно-историческая традиция, утверждая нравственные заповеди христианства в основе общественного жизнеустроения, определяет жизнь человека в мире других людей и ограничивает рассмотрение проблемы преемства только рамками аксиологической интерпретации христианства. Такой подход позволяет нам выделить культурно-историческую традицию как светский компонент православной традиции, на основе которой определяется содержание нравственного и гражданского воспитания, а также процесса социализации личности. Культурно-историческая традиция определяет начальную границу нравственного совершенствования человека, целью которого является обожение человека. Культурно-историческая традиция в православии связана со способом выражения Богооткровенной Истины в языке культуры, в направлении созидательной активности человека, обустраивающего свою жизнь на земле. В качестве конфессиональной традиции православие осознается как церковное Предание (или традиция церковная). Церковное Предание рассматривается как способ и условие восприятия Истины. Предание сообщает каждому члену Церкви способность слышать, принимать и познавать Истину в присущем ей свете, а не в естественном свете человеческого разума. Предание – не передача прошлого в будущее, а данная Церкви сила передачи, сопутствующая тому, что передается. Жить в Предании – значит жить церковной жизнью. На этом уровне православной традиции человек видит себя перед Лицом Божиим, перемещает свой взор на «внутреннего человека», открывает в себе реальность внутреннего мира. Предание, обращение к свидетельству святых, усвоение их духа, а значит, особого взгляда на мир, особой духовной ориентации человека в этом мире. Через Предание выявляется онтологическое основание православной традиции. Оно удостоверяет содержание идеалов и ценностей, образующих аксиологическую традицию. |
| Митрополит Кирилл прокомментировал вопрос о религиозной интерпретации категории прав человека 28 марта 2006 г. 12:30 В опубликованном 28 марта в «Труде» интервью с митрополитом Смоленским и Калининградским Кириллом глава ОВЦС дал пространный комментарий по поводу проблемы прав человека и церковного взгляда на этот вопрос. В частности, владыка отметил, что «концепция прав человека, как она представлена сегодня в международных организациях и в западной политической мысли, не является производной нашего исторического опыта и культурного контекста». «Это результат развития философской мысли в Западной Европе. Кульминационными точками этого культурно-исторического процесса стали эпоха Возрождения и век Просвещения. А затем идея прав человека на штыках Великой французской революции была принесена в политическую жизнь Старого Света, чтобы затем утвердиться в ней в качестве базисной нормы существования, войти в ее плоть и кровь», — напомнил иерарх. «Россия с ее культурной, религиозной, исторической традицией никакого участия в формировании и формулировании этих стандартов не принимала. Точно так же, как мусульмане, буддисты или последователи традиционного иудаизма. Таким образом, в мире ныне господствует сформированная западным секулярным философским мышлением система ценностей, в выработке которой не принимали никакого участия главные культурно-исторические и религиозные традиции мира, давшие свое имя ключевым цивилизационным моделям (христианская цивилизация, исламская цивилизация и так далее). Духовные ценности этих традиций, их самобытные аксиологические системы при формировании концепции прав человека не учитывались и не принимались во внимание. На каком же основании эта концепция претендует на то, чтобы покрывать собою все мыслимые потребности рода человеческого в деле защиты неотъемлемых прав и свобод, выступать в качестве универсальной, одинаково пригодной для всех народов, всех людей?» — недоумевает владыка. Отвечая на вопрос о принципиальном отличии религиозного взгляда на права человека от секулярного, Председатель ОВЦС подчеркнул: «Верующие люди возражают против того, чтобы сам грешный человек устанавливал и определял, что есть добро, а что есть зло. Только заповеди Божии могут и должны быть основанием для различения между тем и другим. В этом отношении весьма важным и показательным фактом является то обстоятельство, что все основные религии мира согласны между собой в определении добра и зла. С точки зрения традиционных религий не могут быть признаваемы в качестве нормы глумление над святынями, аборты, гомосексуализм, азартные игры, эвтаназия и иное, что сегодня активно отстаивается с позиции защиты прав человека. |
| Интерпретация фразеологии — один из способов интерпретации культуры. Лексикон как ключ к истории и культуре — это исследовательская стратегия, провозглашенная Анной Вержбицкой, теория фразеологии как языка культуры предложена и описана В.Н.Телия 40 . В лингвокультурологической концепции В.Н. Телия субъект языка получает дополнительное членение как субъект культуры, и связующим звеном между ними является культурная коннотация — результат интерпретации денотата в категориях культуры. При этом особое внимание уделяется внутренней форме: образность языка постулируется как «ниша для кумуляции видения», которая может свидетельствовать о «[…] культурно-национальном опыте и традициях» 41 . Внутренняя форма сигнализирует наличие в структуре знака мотивирующего элемента, знания, которое разделяется носителями культуры и придает знаку прозрачность именно среди «своих», т.е. тех субъектов, которые разделяют условия такой мотивации с членами собственного сообщества. Культурная коннотация, таким образом, и создает сообщество — в данном случае, это сообщество говорящих на русском языке и разделяющих мотивационные основы русских метафор. Тела имен несут в себе информацию об «инорациональных», идиоматически непрозрачных элементах культурного знания — стереотипах, эталонах, мерках и т.д., которыми субъект культуры «измеряет» свой мир, придавая онтологии характер культурной идиомы. При этом «проблема непереводимости в языке — это, прежде всего, проблема несводимости культурных идиом, а не онтических картин мира» 42 . Вопрос о переводимости/непереводимости заставляет смотреть на культуру не как на органическое целое, а как на поле производства смыслов. Точно так же и межкультурный контакт оказывается не столкновением двух или более органических целостностей (ср. бердяевское понятие «национального человека» как примера такой супра-индивидуальной целостности) 43 , а полем негоциации значения. Негоциация же подразумевает наличие цели, интереса, выгоды и представления о средствах, которыми эти цели и интересы достигаются. Поэтому и интерпретирующий потенциал культурной коннотации следует рассматривать в связи с работой по взаимному обговариванию условий интерпретации, т.е. условий чтения как Своего, так и Иного 44 . |
| Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. 1 Ин. 3,15 В Индии прошла международная конференция по библеистике 05.02.2014 В Объединенном теологическом колледже, расположенном в столице индийского штата Карнатака, прошла международная конференция, посвященная исследованиям в области различных библейских дисциплин, сообщается на сайте учебного заведения. В форуме «Открывая новые горизонты независимой от Запада библеистики » приняли участие библеисты, историки Христианства, богословы и священнослужители из Индии, Великобритании, Шри-Ланки, Бирмы, Малайзии. Как указывается в анонсе конференции, «Библейские исследования в Индии и других странах Юго-Восточной Азии развиваются под сильным позитивным влиянием западной богословской науки. Однако на сегодняшний день назрела необходимость преодолевать рамки просвещенских концепций Запада для решения проблем кастового деления, бедности, плюрализма, экологии и др. в свете библейского откровения. Это требует, в свою очередь, переосмысление культурных, религиозных, национальных основ, что может сделать прочтение Библии более глубинным и оригинальным именно в азиатских контекстах, особенно потому, что страны Азии гораздо ближе по ментальности и культуре к Средиземноморскому миру, нежели страны Запада». Цель конференции по мнению ее организаторов, состояла в освещении новых направлений в междисциплинарном изучении библейских текстов, что могло бы способствовать новому специфически «азиатскому подходу» к интерпретации библейских текстов через призму местных религиозных и культурных традиций. Секции конференции были посвящены следующим темам: «Герменевтические модели интерпретации Ветхого Завета»; Иудаизм и религии Древнего Ближнего Востока», «История Израиля», «Бог и многообразие наций», «Новозаветная герменевтика», «Библейские типы верований в разные эпохи и другие религии периода античности» и т. д. Объединенный теологический колледж (основан в 1910 г.) в г. Бангалор входит в структуру Сенатского Университета Серампора. Последний является одним из крупнейших христианских вузов Индии, который был основан английскими миссионерами, переводчиками и исследователями Библии Дж. Маршмэном, У. Кэри, У. Уардом в 1818 г. с целью дать молодым индийцам общегуманитарное и богословское образование «независимо от касты, цвета кожи и места жительства и способствовать распространению христианства в Индии» (Из первого «Устава» университета). На сегодняшний день университет объединяет более 50 теологических колледжей разной конфессиональной и экуменической ориентации в Индии, Непале, Бангладеш и Шри-Ланке. Седмица.Ru / Древо-инфо.Ru Редакция текста от: 05.02.2014 17:22:58 |
| Историческая литература Израиля имеет сходство с хронографическими текстами и лишь в немногих отдельных примерах сопоставима с царскими надписями и литературными историческими текстами. Но литература Израиля подчинена религиозной цели. Как и всякое историческое произведение, она избирательна и имеет в своей основе определенную концепцию. Библейского историка не интересует фиксация фактов ради них самих. Его цель – документально подтвердить деяния Яхве в истории и Его власть над ходом событий. В этих документах народ играет более важную роль, чем царь, а главным действующим лицом является Бог. Назначение Израиля как избранного народа Яхве составляет самую сущность всех книг исторического корпуса. Таким образом, мы можем сказать, что если целью большинства древних исторических писаний является позитивная интерпретация деятельности царя, то целью библейской историографии является позитивная интерпретация деятельности Бога. Следует также отдавать себе отчет в том, что в Древнем мире на роль божества в истории смотрели иначе, чем в современной западной культуре. Вплоть до эпохи Просвещения мировоззрение человека полностью определялось верой в сверхъестественное. Роль божества не вызывала сомнений, а вера в чудеса, не поддающиеся естественному объяснению, была повсеместной. Просвещение внесло в эту картину существенные изменения. Историко-критический метод, возникший в результате этих изменений, основывался на постулате, согласно которому за истину следует принимать только то, что поддается эмпирической проверке. Новую историографию интересовали только естественные причины и следствия в истории. В значительной мере эта точка зрения была воспринята современной западной культурой. Современное мировоззрение кардинальным образом отличается от мировоззрения древних историков. Подход к описанию истории в наши дни показался бы древним авторам чрезвычайно странным. Простое перечисление фактов и событий представлялось им бессмысленным, если эта информация никак не использовалась. Древние не отрицали существования естественных причинно-следственных связей в истории, но участие высших сил в историческом процессе интересовало их значительно больше. Оценивая древнееврейскую историографию, современный историк может сказать, что «она не предоставляет информации, заслуживающей доверия», на что древнееврейский историк мог бы возразить, что современная историография «не предоставляет информации, имеющей ценность». |
|
|
