| Этим мы кончаем наш разбор книги, изданной С. Асташковым. Скажем о заключении. Заключение книги в то же время есть заключительный акт иезуитской изворотливости. Обращаясь к «добросовестному христианину» с предложением воссоединения с латинскою церковью, как вселенскою, автор с лукавством искусителя толкует, что всякая ересь. Всякое отступление есть непременно отрицание каких-либо христианских истин, а воссоединение есть принятие этих истин с сохранением прежних своих (хорошо предложение!). Таким образом нам православным, предлагается, сохраняя все свое, принять еще два новых догмата. «Об исхождении Святого Духа и от Сына», и «главенство папы». Говоря так, автор имеет жалкое и обидное представление о своем читателе. А так как он назначает свою книгу для русских – то это представление относится к нам. Такая тактика, повторяем, только и шире раскрывает между нами ту пропасть, которая уже целое тысячелетие разделяет нас. Хитростью можно обмануть, но нельзя расположить к любви и единству! Б) De Ìnfaillibilité par Julien Astromoff, prétre cathol que russe. «Veritas liberavit vos» (Иоан. VIII, 32) («О непогрешимости» русского католического священника Юлиана Астромова) Rome. 1882. Истина свободит вы ( Иоан. 8, 32 ). В обозначенном сочинении почтенный автор, о. Астромов, является не только богословом, но и философом. Он взял на себя задачу – латинское учение о непогрешимости папы ввести в систему общего мировоззрения, или, точнее, под это частное учение подвести общую теорию, почему и озаглавил свое сочинение общим словом «о непогрешимости». Сочинение распадется на две части: в первой излагается общая теория, во второй – частная собственно о непогрешимости папы. Как человек даровитый, автор излагает свои мысли с талантом; но как папист, обнаруживает все недостатки, свойственные латинскому мышлению; по местам он говорит как оратор, с убеждением и воодушевлением, а по местам рассуждает, как тонкий диалект и как сухой, отвлеченный схоластик. Все сочинение написано методом диалектическим и представляет собою ряд положений. В виде цепи, в которой звенья держаться одно за другое. |
| Непогрешимы определения вселенских соборов. Но, по системе католической, авторитет соборных определений получает свою твердость, непреложность и неприкосновенность от папского утверждения. А в переводе на более простой удобопонятный язык это и значит, что папа непогрешим, притом непогрешим только один он, что непогрешимость церкви есть непогрешимость папы, что кроме папы нет и не может быть никакого другого органа церковной непогрешимости. Поэтому идея папской непогрешимости зреет и развивается в параллель с идеей папского главенства и более или менее ясное её присутствие довольно легко открывается во всех тех принципах и притязаниях, которые двигали образованием папской системы. Иногда эта мысль и в поздние уже относительно времена высказывалась робко и неопределенно. Самые притязательные из пап не всегда ясно сознавали её. Огромная богословская школа, так называемая галликанская, даже отвергала её категорически. Но все это в порядке вещей. Если идеи папской непогрешимости не всегда ясно была сознаваема, то это еще не значит, что она чужда папской системы и не имеет с ней органической связи. Обыкновенная судьба всех теорий, что они развиваются только постепенно, и невозможно указать ни одной теории, ни одной системы, которая бы сразу явилась в законченном виде, недопускающем дальнейшего развития и прояснения основных начал. Если же эту идею не всегда признавали даже богословы и канонисты римской церкви, то это было с их стороны непоследовательностью, которая вносила в систему католичества дисгармонию, противоречие. Это противоречие всегда служило ахиллесовой пятой галликанизма, который не мог восторжествовать над ультрамонтанством, потому что последнее было последовательно, а первый, отвергая папскую непогрешимость, с боязнью отступал пред идеей папского приматства. Спорить против папской непогрешимости конечно была открыта некоторая возможность самою римскою церковью, которая оставляла эту идею без формального и торжественного признания и таким образом как бы относила её к области свободных богословских мнений. |
| Подобный, если не тот же самый, адрес подписан был 33 французскими епископами, между которыми указывали на архиепископов парижского, реймсского, дижонского, санского, альбийского и авиньонского, – 27 американцами и, между прочим, архиепископами Сент-Луи, Нью-Йорка, Галифакса и Цинциннати, – 23 восточными не-латинского обряда, всеми португальцами, некоторыми итальянцами и, между прочим, архиепископами миланским и туринским, – двумя ирландцами и двумя англичанами. Многие из епископов, по разным причинам не подписавшиеся под адрес, формально заявили, однако ж, что они будут вотировать против непогрешимости; напр. кардинал Матье, безансонский архиепископ. Нужно заметить, что большая часть прелатов, подписавшихся под этими адресами, падает на значительные католические населения. Диоцезы парижский, кельнский и венский обнимают собой свыше 2 миллионов душ каждый; диоцез бреславский – 2 миллиона 500 тысяч, т.е. столько же, сколько старинная Папская область, которую на соборе представляли 143 епископа. Обобщая это замечание, можно сказать, что партия прелатов, выступивших с оппозицией против непогрешимости, имела за собой более двух третей всего католического мира, если держаться числа, и громадное большинство, если иметь в виду их нравственное значение. Замечание это нисколько не ослабляется в своей силе тем возражением поборников непогрешимости, что на их стороне стояли на соборе вестминстерский архиепископ, бельгийский примас (архиепископ мехельнский), швейцарский епископат и все апостольские викарии, «имеющие в своем заведывании три четверти будущего христианского мира, который войдет в состав церкви не позже столетия»... 8 . Выступившие с оппозицией против сторонников непогрешимости епископы были поддержаны и вне собора представителями свободного мнения Германии, Англии и Франции. Энергичнее, чем где-либо, оппозиция встретила поддержку в Германии 9 . Лишь только стала известной здесь петиция об определении непогрешимости, против нее выступил известный Деллингер, декан богословского факультета мюнхенского университета, и подверг ее беспощадному контролю своей громадной эрудиции. |
| В центре внимания собора был проект конституции «Pastor aeternus» [«Вечный пастырь»] о папской непогрешимости. Проект вызвал оппозицию. Возражали даже некоторые кардиналы (например, Гвиди, Шварценберг), ряд итальянских епископов, а также французы – епископы Дюпанлу и Дарбуа, немецкий историк епископ Гефеле, Майнцский епископ Кеттелер и многие другие. Епископ Орлеанский Дюпанлу опубликовал даже брошюры с возражениями против учения о непогрешимости («Послание клиру...» и «Замечания по поводу спора, поднятого вопросом о провозглашении непогрешимости на предстоящем соборе»). Одним из самых решительных критиков ультрамонтанского проекта был Иосиф Штроссмайер (1815–1905), епископ Сремско- (Сирмийско-) Боснийской епархии с кафедрой в городе Дьяково [Джаково] (Хорватия) – тогда это была Австро-Венгрия, теперь Югославия, – Штроссмайер, по происхождению немец, по симпатиям скорее славянин. Это была видная фигура. В его взглядах, которые он усиленно пропагандировал, было много такого, что его роднит с наиболее дальновидными католическими деятелями нашего времени и идеями «аджорнаменто» [букв.: обновление]. На соборе он произнес пять речей. В первой он протестовал против вынесения соборных постановлений от имени папы; добивался, чтобы постановления эти выносились от имени участников собора, как то было ранее на всех соборах, от Иерусалимского апостольского до Тридентского включительно. В последней речи (2 июня 1870 года) он говорил против учения о непогрешимости папы. Определенно известно, что эта речь Штроссмайера продолжалась два часа. Не совсем ясно обстоит дело с подлинным текстом этой речи. Текст, опубликованный тогда на итальянском языке, католики объявляют подложным. Но сравнить его с бесспорно подлинным не представляется возможным, так как заседания были секретными, речи собором не публиковались. Из чисто католических источников твердо известно одно: епископ Штроссмайер в течение двух часов доказывал несостоятельность учения об абсолютной и личной непогрешимости Римского первосвященника (absoluta et personalis infallibilitas Romani pontificis). |
| В этой связи нельзя не заметить, что римские первосвященники весьма предусмотрительно почти никогда не пользовались правом вероопределения ex cathedra, оставляя своим преемникам свободу будущих истолкований и, если необходимо, опровержений. То, что основной целью догмата о непогрешимости епископа Рима в делах веры и нравственности было и остается стремление к потенциальной непогрешимости любых его суждений косвенно подтверждает расширительное развитие, которое эта потенциальная составляющая папской непогрешимости получила на II Ватиканском Соборе. В догматическом постановлении «О Церкви» верующим предписывается подчинение не только официальным вероучительным определениям папы, но и тому, что говорится не ex cathedra: «Это религиозное подчинение воли и разума должно особенно проявляться в отношении аутентичного учительства Римского первосвященника, даже когда он не говорит «ex cathedra»; следовательно, его верховное учительство должно приниматься с благоговением, суждение, им высказанное, приниматься чистосердечно согласно выраженной им мысли и воли или в частом повторении одного и того же учения, или же в самой форме выступления». Дальнейшее развитие этого психологического механизма мы можем наблюдать в новом «Катехизисе Католической Церкви». В нем уже явственно говорится о том, что использование дара непогрешимости «может облекаться в различные проявления», ибо: «Божественная помощь дана... преемникам апостолов, учащим в общении с преемником Петром и, особым образом, епископу Римскому, когда, не претендуя на безошибочное определение и не вынося «окончательного решения», они предлагают... поучение, которое приводит к лучшему разумению Откровения в вопросах веры и нравственности. Верующие должны дать «религиозное согласие своего духа» такому обычному поучению; это согласие отличается от согласия веры, но в то же время продолжает его» 19 . История изобилует примерами заблуждений и даже еретических суждений римских епископов, наиболее очевидными примерами которых являются полуарианское исповедание папы Либерия в IV в., монофелитство папы Гонория в VII в. и др. История и догматическая сущность римо-католического учения об исхождении Св. Духа (Filioque) |
| «Не неудовлетворительность такого понимания непогрешимости ясна сама по себе», говорит наш полемист (стр. 35). Здесь не примиряется указанное противоречие, а напротив утверждается за папою греховность, как исключительное право, без возможности какой либо аппеляции, так что грешащего папу можно назвать самодержавным греховодником, невменяемым в своей греховности, как невменяемы малые дети и слабоумные, с тем различием, что о последних могут судить кому это угодно, а о папе судить запрещается безусловно. В общем, конечно, такая непогрешимость жалкая и очень дерзновенная. Посему другие пытались примирить папскую непогрешимость с возможностью грехов их (пап) иначе, а именно, через различение непогрешимости формальной и материальной, со стороны которой могут ошибаться и грешить папы и кардиналы, причем их грехи остаются личными грехами. Разрешение это чисто теоретическое. На практике оно ничего не разъясняет, ибо различить когда папа действует от себя лично, частно, и когда официально – это дело трудное. Но вся беда заключается в том, что Констанцкому собору приходилось иметь дело с прегрешениями пап официальными, которых нельзя было отнести к частным делам, как напр., управление церковными делами. Поэтому защитники папства разграничили в отношении к непогрешимости не частную жизнь папы от церковной его деятельности, а папство, как учреждение, от самого папы. В нескольких декреталиях имелись прямые указания, что папа может быть судим и низлагаем только за ересь. Отсюда было выведено заключение, что папа может уклониться в ересь, и следовательно не быть непогрешимым. Таким образом и вся тонкость измышлений о непогрешимости не привела к желанному признанию ее. Впрочем и здесь изобрели исход, ибо говорили: «еретик папа лишался сана, следовательно, являлся миру грешным, уже не папою». Плохое утешение в том, что папа-еретик перестает быть папою, ибо все же остаются моменты, когда папа-еретик был папою. Различая идею папства как непогрешимого теоретически, оказали плохую услугу наличным папам, как способным и могущим грешить и ошибаться даже в вопросах веры. |
| Его не было и на Ватиканском соборе: из 764 отцов собора – 163 оставили Рим под разными предлогами, чтобы только спасти свою совесть, не раздражая папы; 81 не участвовали в голосовании; 91 воздержались от подачи своего голоса, 61 изъявили условное согласие, 85 вотировали против папской непогрешимости и только 283 безусловно согласились на Ватиканское определение, приблизительно то число прелатов, какое было содержимо на иждивении папы. Можно ли после этого говорить о единстве? Если таким образом нет единства в самом епископате, и если непогрешимая истина определяется только подачей голосов, то, без сомнения, папе принадлежит право или пристать к большинству, или принять и утвердить мнение меньшинства. А если это так, и если для засвидетельствования единства папы с епископатом довольно и ста епископов, как учат латинские богословы, а у него в Риме найдется гораздо большее число епископов, которые состоят при его дворе и из раболепного служения ему готовы принять за богооткровенную истину всякое его мнение, то единство папы с епископатом и епископата с папой не представляет никакого ругательства в кафедральности и потому непогрешимости папского определения. Во-первых, такого единства нет, а во-вторых, это мнение единство всегда можно искусственно подобрать и составить, и потом выдать за общее, вселенское единство. Но помимо всего этого, теория папского главенства, возвеличивая римского епископа и умаляя значение прочих епископов, подает основательный повод спросить: может ли епископат представлять какой-либо авторитет в деле определений? Во-первых, такого единства нет, а во-вторых, это мнимое единство всегда можно искусственно подобрать и составить, и потом выдать за общее, вселенское единство. Но помимо всего этого, теория папского главенства, возвеличивая римского епископа и умаляя значение прочих епископов, подает основательный повод спросить: может ли епископат представлять какой-либо авторитет в деле определений? Но теория папского главенства не может. Епископы суть викарии папы, дают ему присягу, как своему господину, и относятся к нему также, как пресвитеры по отношению к своему епископу. |
| Во всю почти первую половину X века папским престолом заправляли не папы, а знатные безнравственные римлянки Феодора и дочери ее Марозия и Феодора младшая; так что весь этот период времени в истории римской церкви называют обыкновенно периодом порнократии. Крайняя безнравственность, господствовавшая в то время на папском престоле, подала повод к тому, что впоследствии образовалась сказка, будто римской церковью когда-то управляла женщина под именем папы Uoahha VIII , которая будто бы умерла родами во время торжественной церковной церемонии 26 . Такими же были и авиньонские папы (1309–1378). Петрарка, сестра которого, говорят, была обольщена папой Бенедиктом XII, сравнивает двор авиньонских пап с лабиринтом, «где гордый Минос бросает жребии людей в роковую урну, где ревет минотавр-хищник, где царствует бесстыдная Венера. Там нет руководителя, нет Ариадны; чтобы укротить чудовище, задобрить гнусного привратника, там нет другого средства, кроме золота, но за золото там можно купить небо и самого Иисуса Христа. В этом нечестивом Вавилоне будущая жизнь, бессмертие, будущий суд наравне с Елисейскими полями, Ахероном и Стиксом поставлены в разряд басен, предлагаемых грубому суеверию» 27 . В другом месте своих сочинений Петрарка характеризует авиньонских пап еще более энергическими чертами: «Рим, – говорит он, – есть развращенный Вавилон, гнездо разбойников, в котором высиживается отрава для всей вселенной. Он только пьет и опохмеляется. Он – гнусный блудник, утопающий в роскоши, убежище заблуждений и ересей, темница, в которой умерщвляется всякое добро и воспитывается всякое зло, мятежник против Христа и апостолов, обожатель Венеры и Бахуса» 28 . Спрашивается теперь, как помирить эти экземпляры глубокого разврата и безнравственности с прерогативой непогрешимости? Не мирится, затем, прерогатива непогрешимости с теми суждениями и определениями пап, которые или стоят в противоречии с традиционным догматом, или взаимно исключаются одни другими и притом часто у одного и того же папы. |
| И действительно, об этих началах на западе скоро забыли совсем и папский абсолютизм восторжествовал окончательно, В XII веке папа Александр III (1159–1181) издал постановление, в котором папская власть приобретает характер, не только верховный, но вместе и всеобъемлющий. Александр III объявил именно, что верховному суду папы подлежат в одинаковой мере как дела, относящиеся к ведомству церковного трибунала, так и относящиеся к ведомству трибунала светского, притом область влияний папы не следует ограничивать кругом дел только важнейших (causae majores), к апостольскому престолу можно апеллировать и по делам незначительным (in causis minimis). По мнению Иннокентия III папы занимают в христианской церкви такое же положение, как первосвященники в церкви иудейской. Следовательно, папам должна принадлежать высшая судебная власть также, как и ветхозаветным первосвященникам. Бонифаций VIII рассуждает: всякое наше действие причастно, в большей или меньшей степени, греху; следовательно, никакое дело не может подлежать изъятию из ведения папского суда. Примененные к делу, воззрения эти послужили источником страшного зла, на которое горько жалуются средневековые хроникеры. Стремление Рима подчинить все дела своему верховному суду уничтожало всякий след самостоятельности национальных церквей, колебало авторитет всех других органов судебной власти, развивало дух сутяжничества и кляуз. Особенно же сильны были сетования на то, что папский трибунал, добившись верховенства, сделался продажным. В Риме без разбору принималась всякая апелляция, и если апеллировавший был богат, то за деньги папский трибунал отменял приговоры всех низших инстанций. Бывали даже примеры, что виновные, рассчитывая на продажность Рима, прямо обращались к суду папы, минуя низшие инстанции, где золото далеко не имело такой силы, как в верховном трибунале папы. Жалобы на это были громки. Однако папство нимало не расположено было к ограничению своего всевластия, в котором заключался весь корень зла. Напротив в Риме только и думали о том, нельзя ли папское всевластие, и без того абсолютное, расширить еще более. Трибунал папы поставлен был выше всякой земной власти. Этого было еще мало, и вот, под влиянием папского высокомерия, которое оказывалось ненасытным, составилось воззрение, что власть папы, по своей широте и неограниченности, равняется власти божественной. Развивая теорию папского абсолютизма, сторонники этой теории встретились с вопросом: можно ли апеллировать от папского суда к суду Божию? Ответ найден отрицательный, ибо «у Бога и папы, как говорит Альваро Пелагий, суд общий». На тысячу ладов варьировалось также положение, формулированное раньше, что папа судит всех и все, а его самого судить никто не может. Впрочем многие папы сделались жертвою этого принципа. Суда над папами искать было не где, а потому они стали подвергаться жестокой расправе самосуда, который употреблял против них яд и кинжал. |
| Идея непогрешимости папской вместе с идеей папского главенства или верховенства в Церкви (suprematus) стала развиваться на западе уже при самом отделение западной Церкви от восточной с IX века и временами резко высказывалась папами и католическими богословами в XI, XIII, XIV, XVI, XVII веках. Но окончательно эта идея возведена в догмат в провозглашена в недавнее время – на ватиканском соборе 1870 года. Впрочем понимают эту идею католические богословы весьма различно. Некоторые пытались понятие папской непогрешимости распространить на всякий частный факт, и учили, что папа непогрешим как в вере, так и в жизни, и что если папа что-нибудь станет утверждать, вопреки прямому показанию, опыта в свидетельству внешних чувств, его словам нужно верить более, чем самому очевидному факту, убеждения разума и свидетельству чувств. Но большая часть католических богословов, в особенности имея в виду многочисленные факты из истории папства, совершенно противоречащие понятию святости и непогрешимости, учат, что папа непогрешим только в вере. Но так как бывали случаи, показавшие, что папы согрешали и в вере (напр, на 6-м вселенском соборе папу Гонория осудили за соучастие в заблуждениях монофелитством, на римском соборе 963 г. папу Uoahha XII обвиняли в нечестии и богохульстве, на констанском соборе 1414 г. папу Uoahha XXIII в отрицание загробной жизни): то более умеренные католические богословы нашлись вынужденными пустить в ход еще более утонченное объяснение, что папа непогрешим только тогда, когда высказывает какое учение не как частное лицо, а как глава церкви – ex cathedra. (Но как же различать, когда папа говорить ex cathedra и не ex cathedra?). Еще более умеренные богословы так называемого галликанского направления полагают, что непогрешимость папскую нужно признавать только тогда, когда мнение папы согласно с учением всей Церкви. Но при таком толковании от непогрешимости папской уже ничего не остается. В этом смысле и всякий христианин, высказывающий мнение согласно с истинным учением Церкви, должен быть признаваем не погрешающим. |
|
|
