| Не так давно, во время массированной антицерковной кампании мы были свидетелями такого феномена. Тогда, неожиданным образом, по ряду острых вопросов наблюдалось поразительное единодушие между некоторыми верующими и неверующими, членами Церкви и людьми бесконечно далекими от нее. Как правило, это объяснялось конфликтом между прогрессивными либералами и реакционными охранителями. На самом же деле, мы были свидетелями ярко выраженного синдрома советского интеллигента, остро реагирующего на угрозу для своего " священного предания " , основной скрепой которого служит культ свободы. Эта свобода иногда трактуется как свобода творчества или самовыражения, иногда она приобретает политическую окраску, но при этом всегда представляет собой хронический духовный недуг, приобретенный еще в начале прошлого века. Поэтому, несмотря на поверхностное сходство с классическим европейским либерализмом, мироощущение советского интеллигента гораздо ближе к троцкизму или анархизму. В отличие от западного либерала, советскому интеллигенту присущ коллективистский синдром. Сбиваясь в небольшие группки того же кухонного формата, советские интеллигенты почти никогда не допускают в свой круг социально или культурно чуждого субъекта, даже если он декларирует схожие взгляды. При этом, как правило, первые крайне нетерпимы не только к другим взглядам, но и к любым попыткам критического осмысления их внутригрупповых ценностей. Поэтому болезнь, так называемого церковного либерализма, на мой взгляд, находится в этой плоскости, и именно в ней также лежат рецепты врачевания этого застарелого духовного недуга. Советские интеллигенты совсем не злые люди, однако тяжкое духовное, интеллектуальное и историческое наследие прошедшего столетия не дают им прийти в себя. Ведь для этого необходимо совершить огромное духовное усилие – оторваться от " священного предания " советского интеллигента, несовместимого с христианской жизнью. Конечно в сегодняшней ситуации это выглядит весьма фантастичным, но " невозможное человекам возможно Богу " (Лк 18:27). |
| В результате они сами запутываются в противоречиях своих логических построений. Теза о «дуэли двух капиталов», – так называемого промышленного, который втягивается в войну, и торгово-финансового, обнаруживающего пацифистские тенденции, не выдерживает прикосновения критики. При современной структуре экономического мира финансовый капитал оказывается неразрывно связанным с промышленным, и приходится делать оговорку о пацифистских тенденциях международных банковских сфер постольку, поскольку они не связаны с металлургической промышленностью. Русская действительность открывала иную тенденцию – идею мира советские историки прощупывали как раз среди представителей синдицированной металлургии. Действительность надлежало подогнать под догму и сделать вторую оговорку, что наступил момент, когда металлургическим синдикатчикам война перестала приносить колоссальные экономические выгоды, и надо было думать, как пушки вновь перелить на орало. Отсюда их пацифизм. С другой стороны, нельзя было скинуть с исторических счетов тот факт, что поместный класс – дворянская опора монархии – шел во время войны, в значительной, по крайней мере, пропорции, за либерально-империалистической буржуазией, представленной в Думе «прогрессивным блоком»; недаром А.Ф., желая роспуска оппозиционной в своем большинстве Гос. Думы, писала мужу: «вели им разъезжаться по деревням и следить за ходом полевых работ» (9 июля 16г.). Попытка примирить явно и выпукло выступающие противоречия приводит к новой ограничительной оговорке: пацифистски-реакционные группы, приближавшиеся в России к власти в течение войны и подготовлявшие сепаратный мир, который знаменовал собой политическую перестраховку на Германию, представляли собой объединение банковского синдиката, опирающегося на металлургическую промышленность, с аграриями, т.е. помещиками-феодалами. Правда, владельцам земельных латифундий выгодны были свободные проливы, т.е. главный «приз» войны, но затяжка военных операций, связанных с закрытием свободного вывоза хлеба, била по карману «торговый капитал, воплощаемый высшим дворянством», и т. д.... |
| Встреча мощей св[ятого] священномученика Патриарха Ермогена, восторженное, радостное ожидание приезда в Петроград Святейшего Патриарха Тихона является вполне естественным ее обнаружением. Религиозное настроение паствы захватило и душу архипастыря. Он жил, вдохновлялся этой верой народной, которая окружила его любовию, охраняла и ограждала от всех нападок и оскорблений вражиих и вдохновляла его на подвиги. Дорогие пастыри Церкви Петроградской, воспроизведите в своем сознании все пережитое нами в церковной жизни за минувший год моего архипастырства и еще раз напомните себе, что, исполняя свои пастырские священнические обязанности, вы совершаете дело величайшей важности, которое народ ценит и ставит соответственно ей весьма, весьма высоко. Прежде всего и главнее всего будьте молитвенниками, благоговейными совершителями богослужений, таинств, треб и всяких молитвословий. К вам идут верующие люди в радости и печали, чтобы помолиться, дайте им эту возможность молиться и сами молитесь с ними, доставьте им то утешение, которое они ждут, и, поверьте, мзда и награда ваша будет многа не только на небеси, но и здесь, на земле. Словом и непременно своим примером проповедуйте и разъясняйте учение Христово, что все мы братья, должны любить друг друга, служить друг другу, а не требовать, тем более не отбирать друг у друга. Всякая политика, как реакционная, так и модная прогрессивная, должна быть чужда вас. Пастыри не с аристократией, плутократией или демократией, не с буржуями или пролетариями, но со всеми и для всех верующих. На нем нет и не должно быть никакой политической вывески, и под такой он не может выступать. Царство Мое, как сказал Христос, не от мира сего [Ин. 18, 36], и никакой политический строй не может с ним совпадать. Возлюбленные братья и сестры, все вы боговрученные мне чада паствы петроградской, стойте в вере, мужайтесь и укрепляйтесь Кор. 16, 13]. Вера наша православная – это душа, жизнь народа русского, единственная наша надежда и спасение в переживаемых теперь нами великих потрясениях и бедствиях. |
| Он был полон аффектации, тщеславия, напыщенности, красноречия, мастерски умел притворяться. Все, что он говорил или писал, было рассчитано на произведение впечатления. Вместо того чтобы ощутить дух времени и встать во главе истинного прогресса, он предпочел партию, у которой не было ни силы, ни будущего, тем самым заняв ложную и проигрышную позицию, не соответствовавшую его миссии правителя. Воистину, великие умы всегда в большей или меньшей степени спорили со своим веком, что мы наблюдаем в лице деятелей Реформации, апостолов, даже самого Христа. Но их антагонизм проистекал из ясного понимания реальных потребностей и искренней преданности интересам своей эпохи; все прогрессивное и преображающее так или иначе отражает в себе лучшие особенности своего времени и поднимает его на более высокий уровень. Антагонизм Юлиана, начавшийся с радикально неверного понимания исторических тенденций и воодушевленный эгоистическими амбициями, был ретроградным и реакционным, а кроме того, он был направлен не на доброе дело. Юлиан был неправ, и потому заслужил свою трагическую судьбу, как реакционер–фанатик. Он тут же с ревностным пылом начал неустанно выполнять свои обязанности правителя, военачальника, судьи, оратора, верховного жреца и писателя. Он мечтал о славе Александра Великого, Марка Аврелия, Платона и Диогена. Единственным отдыхом, который он признавал, была перемена занятий. Он мог одновременно писать, слушать и говорить. Он посвящал все свое время выполнению своего долга перед империей и самосовершенствованию. За восемнадцать кратких месяцев правления (декабрь 361 – июнь 363) он наметил столько планов, что их хватило бы на всю жизнь, и написал большую часть своих литературных произведений. Он практиковал строжайшую экономию в общественных делах, запретил при своем дворе всю бесполезную роскошь, одним указом уволил толпы цирюльников, виночерпиев, поваров, церемониймейстеров и прочих ненужных слуг, которые заполняли дворец, – однако вместо этого окружил себя не менее бесполезными языческими мистиками, софистами, фокусниками, заклинателями, прорицателями, болтунами и насмешниками, которые теперь потоками устремлялись к его двору. |
| И в наши дни есть еще историки, как, например, Белох, которые видят в Платоне реакцию против поступательного, прогрессивного хода греческого просвещения и греческой цивилизации. Да, конечно, реакцию, но реакцию, которой суждено было длиться очень долго, тысячелетия, реакцию, обращенную вперед, к грядущей эпохе. Таким реакционером суждено, вероятно, быть Достоевскому. Средневековье можно назвать ночной эпохой всемирной истории. И это совсем не в смысле «мрака средневековья», выдуманного просветителями новой истории, а в более глубоком и онтологическом смысле слова. Новым средневековьем я называю ритмическую смену эпох, переход от рационализма новой истории к иррационализму или сверхрационализму средневекового типа. Пусть просветителям новой истории это представляется мракобесием. Меня это мало беспокоит. Я думаю, что сами эти просветители – люди в высшей степени «отсталые», что образ мыслей их совершенно «реакционный» и целиком принадлежит отживающей эпохе. Я исхожу из глубокого убеждения в том, что нет возврата ни к тому образу мыслей, ни к тому строю жизни, которые господствовали до мировой войны, до революции и потрясений, захвативших не только Россию, но и Европу и весь мир. Все привычные категории мысли и формы жизни самых «передовых», «прогрессивных», даже «революционных» людей XIX и XX веков безнадежно устарели и потеряли всякое значение для настоящего и особенно для будущего. Все термины, все слова, все понятия должны употребляться в каком-то новом, более углубленном, более онтологическом смысле. Скоро неловко, невозможно уже будет употреблять слова, применяя к ним старые квалификации «прогрессивности» или «реакционности». Скоро слова получат свой подлинный, онтологический смысл. Скоро для всех будет поставлен вопрос о том, «прогрессивен» ли «прогресс» и не был ли он часто довольно мрачной «реакцией», реакцией против смысла мира, против подлинных основ жизни. Условимся в употреблении слов, чтобы избежать совершенно лишних и праздных споров о словах. Русские люди очень любят обсуждать вопрос о том, реакционно ли что-либо или нет. |
| Но... к тому времени начала давать обильные плоды революционная пропаганда (выражаясь современным языком «обработка сознания»), которая велась не одно столетие. С XVIII века на этой ниве трудились просветители, гуманисты, народники, нигилисты, социалисты, марксисты... В XX веке идеи необходимости преобразований перешли в открытый призыв «смены строя». Диву даешься, читая «прогрессивную» печать того времени. Настолько она была пропитана ненавистью к традиционной России и главным её охранителям - Православной Церкви и Помазаннику Божию Русскому Государю. В просвещённых умах многих представителей Высшего Света глубоко засела мысль о «реакционности Самодержавия» и необходимости скорейшего устранения препятствия для преобразования «отсталой страны» в лице Царя-консерватора. «Мыслящее общество» уже не представляло будущего без создания «ответственного правительства» и созыва учредительного собрания. Таким образом, в России то время существовало два разнонаправленных внутренних движения. Одно созидательное, основанное на традиционном русском мировоззрении, другое революционное, предполагавшее слом «устаревшего, реакционного» государственного строя. В 1917 году жажда преобразований и решительных действий возобладала над здравым смыслом. Постепенный созидательный путь был отвергнут. Духовная болезнь, поразившая «прогрессивную» часть общества, стала распространяться на всё российское общество. В феврале 1917 года, накануне наступления Русской Армии, которое неизбежно привело бы к победе (о чём говорили военный специалисты), началось наступление на Самодержавие. Окружение Императора настаивало на отречении Николая Второго от Престола «ради спасения России», ввиду разрастающейся революции. Предлагалось передать власть Наследнику малолетнему Цесаревичу Алексею. Невинное на первый взгляд действие. Николай прекрасно понимал, к чему может привести подобная перестановка. Именно поэтому Император Николай Второй в Манифесте « В дни великой борьбы с внешним врагом ...» передал власть не ему, а своему родному брату Михаилу Александровичу. В настоящее время подвергается сомнению добровольность и законность отречения, но официально было объявлено так. Вот тут то и произошло то, что резко изменило ход событий, давно спланированного «спасителями отечества». Михаил Александрович Романов отложил принятие царских полномочий до того дня, когда « Учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа ». |
| Общественность относилась с большим уважением к митрополиту. Проф. Рункевич пишет: «Исключительная встреча общественным мнением назначения Высокопреосвященного Антония на пост Петербургского митрополита не может быть объяснена только добрым расположением к личности Владыки. Ясно, что назначение Владыки было приветствуемо как верный шаг к осуществлению великого церковного дела и желаемых ожиданий». Впоследствии обновленцы, фальсифицируя исторические события и действительные симпатии Высокопреосвященного Антония, пытались выдать его за солидарного им иерарха и даже ссылались на его авторитет как их якобы единомышленника. Конечно, никаких серьезных оснований к этому не было, кроме доброжелательного отношения Владыки к «группе 32-х священников». Известный деятель обновленчества проф. Б. В. Титлинов в своей книге « Церковь во время революции» положительно характеризует Высокопреосвященного митрополита Антония как прогрессивного деятеля Церкви. Вот что он пишет: «Тем более что среди иерархии Митрополит Антоний (Вадковский) был в полном реакционном окружении. Два других тогдашних митрополита – Московский Владимир и Киевский Флавиан были определённые консерваторы». «Важен был, тем не менее, самый факт существования в церковных верхах такого передового человека, как митрополит Антоний. На митрополита Антония ориентировались прогрессивные церковные элементы, и он является центральной церковной фигурой в начале революционной борьбы» 342 . Рисуя митрополита Антония как прогрессивного деятеля, делающего всё возможное для проведения прогрессивных идей в жизнь, Титлинов пишет далее: «Но митрополит Антоний сделал ещё одну попытку дать движение делу, – он поспешил немедленно провести через Синод постановление: ходатайствовать перед верховной властью о созыве в Москве церковного Собора из епископов (постановление Святейшего правительствующего Синода от 17 марта 1905 года). В противовес ему правые церковные элементы выдвинули своего иерарха. Титлинов так и пишет: «Затем правые церковные элементы выдвинули в это время яркую фигуру, около которой долго потом группировался правый епископат. |
| Другой пример. Кто в России составляет массу поклонников Виссариона, уфологии, нью-эйджа и прочей современной дряни? Советская техническая интеллигенция, не умеющая думать над философскими вопросами и читать тексты. Так вышло — объяснять это можно по-разному — что человек имеет метафизические потребности (в чем смысл жизни? что есть благо? и так далее). Человек, позитивистски сформированный, не лишается этих потребностей, но не умеет их решать и о них говорить. Так мы видим людей, удовлетворяющих свои метафизические проблемы с помощью магических кристаллов или взрывов в метро. Они не умеют читать и говорить о философских проблемах. Общественность возмутилась теологической диссертацией: но фундаменталисты, фанатики, мракобесы не пишут диссертаций. Они заняты совсем другими вещами. Сама “истина” и ее “экономика” на кону: останется ли университет местом производства и дистрибуции истины или нет? Свободного поиска и обсуждения истины? Или позитивизм кроме эффекта фундаменталистского извращения религии даст еще и эффект смерти университета? Еще раз: фундаментализм — не наследие темного прошлого, а продукт модерна, а именно позитивизма, и лекарство от него — гуманитарное образование, в частности теологическое. Если не учитывать клерикально-сановничьи игры, введение теологии — антифундаменталистский жест, который надо приветствовать — простите! — всем прогрессивным силам. Медийные игры: насколько они реальны — не могу знать, но здесь же важнее не конкретные действия, а впечатление, которое все это производит на народ России. То есть не в форме стихотворений Григория Богослова, проповедей Иоанна Златоуста, озарений Симеона Нового Богослова и так далее. Здесь смыкаются две реалии: атавистическое советское неприятие религии и раздражение на постсоветскую реакционность, которая, как и всякая реакционность, несет и клерикализм. Зачем вот только Церковь опять наступает на грабли реакции и лишает себя хода на следующем круге истории? Борьба против клерикализма — одно, установление монополии одной какой-то истины — дело совсем другое. Нам нужно общество, где все могут (не)верить во что нам заблагорассудится и свободно это обсуждать. Монополия же хоть “попов”, хоть позитивистов — все равно монополия, все равно зло. И что бы сейчас ни происходило в России, читать лекции вроде тех, что, например, читает Марион прямо сейчас во Франции — можно, иначе — несвобода. |
| 27 февр. 1968 г. назначен архиепископом Воронежским и Липецким. Ухудшение здоровья заставило М. почти прекратить в эти годы поездки по приходам епархии. Тем не менее он старался усилить учет епархиальных финансов, поощрял деятельных пастырей, укреплял церковную дисциплину; по его инициативе был проведен капитальный ремонт кафедрального Покровского собора Воронежа. Однако пребывание на Воронежской кафедре стало для М. одним из самых тяжелых периодов его жизни; по его словам, он «нигде не наблюдал такой вражды и такой злобы, как в Воронежской епархии». Причиной этому была приходская реформа, навязанная Русской Церкви в 1961 г., после к-рой на адм. должности в приходские советы («исполнительные органы» в советской терминологии) пришли нецерковные люди, тесно связанные с местными властями. М. пришлось противостоять попыткам сильного давления со стороны своих противников в приходских советах, поддерживаемых властями. Дело дошло до того, что накануне дня тезоименитства М. в его доме были выбиты стекла, а ворота измазаны машинным маслом. Уполномоченный Совета по делам религий по Воронежской обл. М. А. Шибанов обвинял М. в «поддержке наиболее фанатично-реакционных священников и состава исполорганов, и наоборот, в неприязни, ущемлении и дискредитации лояльно и прогрессивно настроенных служителей культа и исполорганов». Уполномоченный ставил в вину М. то, что архиерей затягивал увольнения священнослужителей, снятых с регистрации местными властями, и быстро решал вопросы об отставке тех, кого считал недостойными пастырями, но к-рые пользовались покровительством властей. Во время пребывания на Воронежской кафедре М. подготовил для «Журнала Московской Патриархии» статьи о канонизированном прп. Германе Аляскинском и богословском наследии Воронежского еп. свт. Тихона Задонского и Симферопольского архиеп. свт. Луки (Войно-Ясенецкого). В связи с этим уполномоченный Шибанов отметил в донесении как факт «отрицательной деятельности» М. «воспевание в 2-х статьях в Журнале Московской патриархии самых реакционных, наиболее антигуманных и антиобщественных сторон проповедничества архиепископа Луки и Тихона Задонского». |
| Миссионерский отдел Московской митрополии РПЦ Main menu Авторы Свт. Лука Жидята (или Жирята) — второй (по времени) епископ Новгородский, в первой половине XI века. Первый русский человек, ставший епископом. Исходя из его прозвища можно… далее» (ок. 265 — ок. 340) — «отец церковной истории», епископ, приближённый к Константину, к концу жизни впал в умеренное арианство (о чем впрочем идут споры: некоторые… далее» Михаил Павлович Сабинин (1845-1900) — выдающийся просветитель, историк и агиограф Грузинской Церкви. Сын русского священника и грузинки. Окончил СПб-ую Духовную Академию. Там же принял постриг с… далее» С Розановым стало легко, когда было решено что он сладенький и свой. Но он стал такой; ведь сначала был совсем другой Розанов. «В отношении того, как… далее» Годы жизни: 1930 — 2008. Родом из Испании, иеромонах-иезуит, литургист, доктор церковных восточных наук, магистр богословия. Основными темами научных исследований М. Арранца являются Студийский устав, чинопоследования… далее» (1831-1895 гг.) – великий русский писатель с очень несчастной литературной судьбой: цензура не пускала его произведения за критику существующих порядков, прогрессивные журналы не печатали за «реакционность»…. далее» (род. 1944 г.) — патролог, историк Церкви. Ведущий научный сотрудник Института мировой литературы РАН, к. и. н., доктор церковной истории. Преподавал в МДА, РПУ, ПСТГУ. Кулаков Михаил Петрович (+2010) — один из руководителей церкви адвентистов седьмого дня в СССР и России. Сидел за веру 12 лет. По отзывам знавших его, замечательный… далее» (1882 — 1917 гг.) — русский философ, не успевший развить свои идеи из-за ранней смерти. Вместе с Флоренским и Свенцицким состоял в «Союзе христианкой борьбы». Один… далее» Александр Ильич Клибанов (1910-1994) — крупный историк религий и сектантства. Родился в семье врача в городе Борисове Минской губернии Российской империи, но с раннего детства рос… далее» |
|
|
