| Организованный господами Лайонсом и Дон Левиным СОНР пока (когда пишется эта статья) еще не опубликовал полностью, и, вероятно, даже не выработал своей программы. Но два ее тезиса уже ясны. Это: 1) самоопределение «наций» вплоть до отделения; 2) нерушимость «демократических свобод» в той их форме, какую установил минувший XIX век, т. е. республика и партийное представительство. Оба эти тезиса отвергнуты и растоптаны всем ходом развития российской (октябрьской) революции. Ее первым актом был разгром керенской демократии и разгон безупречно демократического с точки зрения XIX века Учредительного Собрания. В ходе Гражданской войны были опрокинуты все «самоопределения». Российский народ молчаливо поддержал первый акт и активно содействовал второму. Прогрессивна или реакционна насильственная реставрация этих отвергнутых народами российской нации доктрин? Сохранили ли до сих пор племена российского народа этот протест против чуждых, навязанных им извне, политических доктрин? По словам г. Токаева, основывающегося на утверждении маршала Жукова, в Сталинградской битве участвовало 50 % нерусских солдат, а в штурме Берлина – 70 %. Эти нерусские российские солдаты защищали и защитили российское национальное единство от посягательства на нее Гитлера и Розенберга. Таков их ответ на первый тезис программы СОНРа. По словам того же г. Токаева, на тайном совещании генералов-антисталинцев было решено поддержать диктатора Сталина в борьбе за Россию, т. е. укрепить твердую власть. Это решение действенно осуществлено всей армией. В нем ключ к ответу на второй тезис СОНРа. Отсутствует ли у российского народа стремление к свободе и народоправию? Конечно, нет. Стремление к свободе заложено во всем живущем. Но российский народ глубинно, почвенно сознает, что осуществление его державства и свободы неразрывно связано с организацией твердой власти и для реализации этого процесса устарелые (и не оправдавшие себя) рецепты XIX века не пригодны. Он ищет своего пути к свободе и народоправию и находит его в одиннадцативековой традиции русской государственности, гармонично сочетавшей в себе самобытные демократические формы с самобытной же организацией твердой власти – Российской Монархией. |
| Современный крайний либерализм, выдаваемый за истину в последней инстанции для насаждения везде и повсюду, представляет собой некую попытку «теологизации» своего проекта. Создание глобального сверхобщества под единым управлением – это идея, которую в свое время проповедовал марксизм и до сих пор проповедует либерализм. Она представляется нам карикатурным отражением идеи метафизического Рима (translatio imperii), кочующего с Запада на Восток и с Востока обратно на свою родину – Запад! Поразительно, как кузены – марксизм и либерализм – используют одинаковые выражения для осуждения своих врагов. Когда мы слышим, что «история движется к триумфу свободного рынка и демократии, а некоторые страны хотят остаться на обочине этой столбовой дороги», кажется, что это цитата из выступления Никиты Хрущева на съезде КПСС. Но эти слова были произнесены не Хрущевым, а Кондолизой Райс. Здесь мне опять придется высказать «политически некорректное» замечание. В настоящее время мы видим, что все преемственные векторы векового соперничества за выходы к морю и за ресурсы соединились с элементами «холодной войны», что напоминает религиозные войны. Мы наблюдаем возврат к довестфальскому мышлению. Вестфальский договор 1648 года положил конец Тридцатилетней войне, которая велась по идеологическим и религиозным соображениям. Начиная с этого времени субъектом международного права стало национальное государство вне зависимости от формы правления, которая менялась в зависимости от национального выбора. Эпоха Просвещения сделала своей отправной точкой не только либеральную демократию, но и «суверенитет народа». Международное публичное право основано на принципе абсолютной суверенности национального государства, которое не может быть первого или второго сорта, а его суверенитет не зависит от уровня его «цивилизованности». В Главе I Устава Организации Объединенных Наций – «Цели и принципы» не содержится ни одной ссылки на какую-либо идеальную религиозно-философскую или социально-политическую систему. В ней даже не упоминается демократия в качестве цели, но делается упор на «суверенном равенстве» всех участников международных отношений, то есть республик и монархий, обществ религиозных и светских, секулярно-либеральных западного типа или иных. С точки зрения международного права и Устава ООН все эти типы государства являются абсолютно равноправными, и ни одно из них не может быть определено в качестве прогрессивного или реакционного, высшего или низшего! |
| В числе их нет ни героев, ни героинь, никто не поставлен в центре действия, да и действия нет никакого… и, однако, невзирая на то, какое цельное впечатление «Смеха и горя» представляют и такие рассказы» («Русский вестник», 1871, декабрь, стр. 632). «Смех и горе» является очень своеобразной попыткой подвести итоги пореформенному десятилетию. Современность сравнивается у Лескова с прошлым царствованием, которое у него изображено как эпоха всевластия «голубых купидонов» — жандармов, как эпоха всеобщего трепета и рабского страха. Современное состояние умов Лесков воссоздает главным образом на основе обобщенного изображения наиболее характерных явлений в литературе и журналистике. Так, «материалист» Отрожденский высказывает взгляды, во многом сходные с теми, какие развивались в статьях В. Португалова, публициста радикального журнала «Дело», в рассуждениях философа-станового Васильева Лесков воспроизвел высказывания известного в то время спирита А. Н. Аксакова; монолог губернатора воспроизводит основные предположения, содержавшиеся в циркуляре Валуева (апрель 1870 года) о необходимости усиления власти губернаторов, и т. д. «Смех и горе» появилось перед антинигилистическим романом Лескова «На ножах» (1870–1871), поэтому для современной критики оно оказалось заслонено этим романом, и безусловно прогрессивные элементы, в этой повести очень заметные, не были отмечены в современных отзывах. Позднее Лесков писал: «Я стал думать ответственно, когда написал «Смех и горе», и с тех пор остался в этом настроении — критическом и по силам моим не злобивом и снисходительном» (Письмо к А. С. Суворину от 30 ноября 1888 года, Архив ИРЛИ. Ф. 268). Доброжелательные отзывы о повести появились только в реакционной печати («Гражданин», 1872, «Русский мир», 1871, указанная выше рецензия в «Русском вестнике», принадлежащая, по-видимому, П. К. Щебальскому). Рецензент «Дела» (1871, октябрь, новые книги, стр. 39–41) назвал всю прежнюю деятельность Лескова «чисто полицейским служением», а в сатирической повести Лескова не увидел ничего, имеющего познавательно-реалистическую ценность: «Перед нами теперь последнее произведение г. |
| Но поскольку подавляющее большинство русских эмигрантов видит источник зла не в самом русском духе, конечно, а именно в коммунизме, то нравственным долгом каждого русского эмигранта является по возможности активная оппозиция советскому режиму и породившей его идее, то есть к антикоммунизму. И я уже достаточно сказал о том, что имею в виду ненависть к злостной и зловредной идее коммунизма, равно как к активным носителям и распространителям ее, а не ко всем коммунистам без различия. Ибо, повторяю, многие коммунистические Савлы могут стать Павлами. Быть антикоммунистом — значит в наше время быть против дьавола, против мирового зла в его нынешнем воплощении. И поэтому всем русским, а желательно и нерусским эмигрантам нравственно–императивно быть антикоммунистами. О национализме до сих пор идут споры —является ли национализм преимущественно творческой, созидательной или реакционной, враждебной прогрессу силой. История не дает на этот вопрос однозначного ответа: бывали периоды, когда национализм способствовал объединению и консолидациг сил народа, и бывали другие периоды — когда он приводил у акции внутри нации и к захватнической политт вовне. Так, немецкий национализм родился в ло XIX века как реакция на завоевания Наполеона jro победы над Пруссией («Речи к немецкому наро; » Фихте). Объединение Германии, ускоренное фран 1 о–прусской войной, было прогрессивным для Германии явлением, и движущей его силой был германский национализм. Но политика подавления других на клявших тогда Германию народностей (прежде всего г шадных поляков) была в этом аспекте реакционное. А о дальнейшем не хочется и говорить. Как поч .и общее правило, национализм бывал положительным явлением, когда добивался освобождения от иноз " много ярма, и отрицательным, когда подавлял иные народы во имя единства и величия данной нации, а часто учреждал слишком авторитарный режим и у себя дома. Но о русском или, если угодно, российском национализме говорить особенно трудно в силу некоторой неопределенности самого термина «русская нация». |
| Леонтьев здесь провозглашает, что " высший русский идеал " " должен быть прогрессивно-охранительный " , что русской мысли " нужно быть реакционно-двигающей, т.е. проповедовать движение вперед на некоторых пунктах исторической жизни, но не иначе как посредством сильной власти " . Главный " пункт " , на котором планируется " движение вперед " - " экономические, хозяйственные реформы " : " необходимо опередить в этом отношении изношенную духом Европу, стать во главе движения...из " последних стать первыми " в мире! " Далее конкретизируется, что " путь, на котором мы должны опередить Европу " - это " рабочий вопрос " : " Надо стоять на уровне событий, надо понять, что организация отношений между трудом и капиталом в том или другом виде есть историческая неизбежность и что мы должны не обманывать себя, отвращая лицо от опасности, а, взглянув ей прямо в глаза, не смущаясь, понять всю силу ее неотвратимости, в том случае, если мы сами не поспешим изменить радикально историческое русло народной жизни " . Более того, " если социализм - не как нигилистический бунт и бред отрицания, а как законная организация труда и капитала, как новое корпоративное принудительное закрепощение человеческих обществ, имеет будущее, то в России создать и этот новый порядок, не вредящий ни Церкви, ни семье, ни высшей цивилизации, - не может никто, кроме Монархического правительства " (307). Размышления о социализме - центральная тема неоконченного трактата " Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения " (начатого еще в 1872 г.). " Соединим ли мы китайскую государственность с индийской религиозностью и, подчиняя им европейский социализм, сумеем ли мы постепенно образовать новые общественные прочные группы и расслоить общество на новые горизонтальные слои - или нет? " (308) - вопрошает Леонтьев. В работе " Владимир Соловьев против Данилевского " он высказывает надежду на то, что " Россия (или всеславянство) решит со временем наилучшим образом собственно экономический вопрос Решение это может приобрести позднее и всемирное значение " . |
| Человеческий дух в лице лучших своих представителей свободно творит правовые и политические идеалы правды и справедливости, но он реалистически опирается на взаимодействие всех общественных групп, на все прогрессивные силы общества, претворяя ограниченные стремления профессиональных групп в идеальную задачу современности, пробуждая человека в ограниченном групповом существе. Идеал справедливости производит расценку реальных групповых интересов, признавая одни из них справедливыми, другие же несправедливыми. Несправедливость групповых интересов буржуазии и ее крайняя групповая ограниченность делает эту группу в современном европейском обществе реакционной и затрудняет всякое обращение к человеческой природе ее представителей. Группа, представляющая трудовое начало современного общества, поставлена в этом отношении в несравненно более благоприятные условия, на ней не лежит пятно угнетателя и она не заинтересована в поддержании существующего зла. Но и переход к высшей культуре, к более справедливому социальному строю может быть результатом только сложного взаимодействия наиболее передовых групп, а никак не деятельности только одной группы. Пути к будущему многообразны и тут не может быть сколько-нибудь точного социологического предвидения, так как нет исторических законов, по которым идеал лучшего будущего рождался бы с фатальной необходимостью. Всегда еще очень многое остается на долю свободы нашего духа. Науке не дано постигнуть тайну человеческого творчества, так как она невхожа в царство свободы. Таким образом сверхклассовая интеллигенция, исходя из безусловной по своему значению идеи «естественного права», из вечных идеалов свободы и справедливости, выделяет очередную прогрессивную задачу, общую для многих реальных групп, объединяет параллельные ряды групповых общественных движений в общенациональном деле достойного человеческого существования. Интеллигенция возвышается над узостью каждой из общественных групп, понимая свой либерализм в настоящем, идеалистическом смысле этого слова, но вместе с тем пользуется всеми этими группами, как реальным базисом. |
| Однако практическая политика последователей марксизма в С.С.С.Р. привела к тому, что термин «идеология», особенно после Второй Mipoboй войны стал употребляться в достаточно нейтральном значении «системы идей и взглядов: политических, правовых, философских, нравственных, религиозных, эстетических, выражающих коренные интересы классов, социальных групп» . Согласно этой официальной советской «марксистской» позиции: «Идеология является отражением общественного бытия в сознании людей и в свою очередь активно воздействует на развитие общества, способствуя ему (прогрессивная идеология) или препятствуя ему (реакционная идеология). В классовом обществе идеология всегда является классовой. Идеологическая борьба является одной из форм классовой борьбы, наряду с борьбой политической и экономической. Подлинно научной идеологией, выражающей интересы рабочего класса, огромного большинства человечества, стремящегося к миру, свободе, прогрессу, является марксизм-ленинизм» . Весьма распространенными выражениями особенно в 60-80-е годы прошлого века в С.С.С.Р. стали «советская идеология» и «социалистическая идеология», которые подчеркивали именно их общегосударственное, а не только партийное значение. Однако в последней стадии так называемой «перестройки», в конце 80-х - начале 90-х годов, такая «государственная идеология», которая была фактически и законодательно утверждена 6 статьей Конституции С.С.С.Р. 1977 года, стала подвергаться ожесточенной критике. Это происходило как в либеральной, собственно «перестроечной» части партийной «элиты», так и среди советской интеллигенции. При этом достаточно нейтральному в мipoboй практике понятию «идеология» усиленно стало усваиваться резко-отрицательное значение. Предлагалось не просто изменить официальную идеологию, что в политике вполне допустимо, ведь история знает тому немало примеров, а вообще отказать идеологии как таковой. В ходу у этих перестройщиков стал демагогический призыв к «деидеологизации» различных сторон жизни и даже государственной политики, хотя в прямом смысловом значении этого призыва государственная политика должна была стать безыдейной и, следовательно, безсмысленной, безумной, слепой по отношению к своему прошлому, настоящему и будущему. Ведь политическая память, осознание своего исторического наследия это тоже важнейший идеологический элемент государственной политики. |
| Херсон. В каторжной тюрьме 1700 каторжан обезоружили стражу, овладели тюрьмой, освободили ещё 200 каторжан из другого отделения. В это время у ворот тюрьмы собралась волновавшаяся толпа, взломала ворота и освободила ещё 300 арестантов уголовников. Более 2000 освобождённых рассеялись по городу. При отсутствии достаточных сил администрации поимка бежавших затруднена. В Одессу раскаты очистительной грозы проникли 3 марта, но военная цензура ещё сохранялась. На улицах тысячи людей с летучками в руках обменивались впечатлениями. Генерал-губернатор просил общественных деятелей приложить старания к порядку и по настоянию общественности устранил полицеймейстера, заподозренного в неблагонадёжных приготовлениях. Собрание чинов полиции в присутствии рабочих обсуждало возможность искреннего служения полиции новому строю. Из тюремного замка освободили политических заключённых, оказалось 7 человек. Опасались черносотенных эксцессов. Запрещены собрания Союза Русского народа и Союза Михаила Архангела. Реакционная «Русская Речь» превращена в прогрессивную «Свободную Россию». Газеты полны статей о заре новой жизни. По базарам поползли слухи, что теперь в России будет восстановлено крепостное право. Парад войск на Соборной площади принимал начальник штаба Округа генерал Маркс, пользующийся симпатиями общества и печати. Он преподнёс красную розу «одесской прессе от свободной армии». Красными бантами были перевиты офицерские портупеи, и городовые тоже шли с красным флагом. В кресле везли старого политического ссыльного Геккера. Киев. Освобождаемых из Лукьяновской тюрьмы забрасывали цветами. Среди освобождённых – знаменитая анархистка Таратута, приговорённая к 20 годам каторги и уже бежавшая однажды из одесской тюрьмы. Приостановлена назначенная казнь двух уголовных. Архивы Охранного отделения переданы в распоряжение совета присяжных поверенных. Производятся предварительные аресты в порядке целесообразности. Толпа требует ареста инакомыслящих. По городу произведен ряд обысков в поисках Маркова и Замысловского, которые, по слухам, приехали в Киев. Городская дума постановила включить в свой состав 5 представителей еврейского населения. Организуется объединённый совет еврейских общественных организаций Киева. Перед городской думой произведен парад войск и затем второй парад для неучаствовавших в первом. Обращало внимание малиновое знамя с белым одноглавым орлом – польское знамя 1863 года. Студенты коммерческого института сняли со своих погонов медные императорские короны и сдали их на снарядный завод. На городских базарах всего в изобилии, но распускаются тёмные слухи. Чёрные силы не спят. 447 |
| Нигилизм 60-х годов был молодым, здоровым протестом, «бурей и натиском» со всеми крайностями и угловатостями подобных эпох. Он был силен и значителен своим отрицанием нашего исторического, властвующего, мракобесного «нигилизма», нашего старого, гнетущего «небытия». Но и сам он, этот положительный, прогрессивный, а не реакционный нигилизм заключал в себе аскетическое отношение к культуре, к творчеству, к полноте жизни и потому нес с собой тоже дух небытия. И наше декадентство было молодым протестом, тоже «бурей и натиском», но оно с болезненным задором боролось за культуру, за свободу творчества, за утонченность переживаний, за полноту бытия. Оно тоже ведь было бунтом против нашего старого, исторического, умерщвляющего жизнь нигилизма, но революционный характер декадентства не разглядели наши прогрессивные нигилисты. В отношении между нигилизмом и декадентством мы видим яркое отражение и как бы символизацию издавна существующего у нас отношения между политикой и культурой. У «нигилистов» и их детей и внуков мы видим дух бытия, утверждения в политике и аскетизм, дух небытия в творчестве культуры; у «декадентов» и родственных им по духу, наоборот, – аскетизм, дух небытия и утверждения в политике, дух бытия в творчестве культуры. Это знаменательно. Много можно привести примеров нигилистического и аскетического отношения учителей интеллигенции и интеллигентного общества нашего к культуре, к творчеству ценностей. Прежде всего это сказалось в традиционном отношении к русской литературе. Самостоятельное значение красоты и творческого слова было беспощадно отвергнуто и был установлен чисто утилитарный взгляд на литературу. Писарев, самый смелый и самый симпатичный из учителей нашей молодости, отверг Пушкина, исключил его из истории русской культуры. Потом более умеренные продолжатели дела Писарева нашли, что это была крайность и увлечение, они милостиво признали за Пушкиным право на существование. И все-таки Пушкин остался отвергнутым, он ненужная роскошь, его не читают, не понимают. Тоже приблизительно повторялось и со всеми величайшими русскими писателями, судьба их беспримерно печальна. Религиозные муки Гоголя остались под проклятием и оценен он был только как общественный сатирик. JI. Толстой и Достоевский были признаны мировыми гениями и учителями в Западной Европе, а наша передовая критика придиралась к каким-то мелочам, делала им выговоры за недостаточное знание арифметических идей и проглядела все их значение для русской и всемирной культуры, все, что в них было переворачивающего, религиозного и пророческого. Для передовой русской критики, утилитарной и оскопленной, русская литература осталась неведомой страной, каким-то чуждым миром, и тут сказалась эта болезненная оторванность передовой интеллигенции страны от национальных корней культурного творчества. Истинная оценка русской литературы началась уже в совершенно иной полосе мысли, у людей иных настроений, ее можно встретить у Вл. Соловьева, Розанова, Мережковского, Волынского и т. п. |
| Напротив, партии, имеющие своею целью отстоять привилегированность господствующих классов, чувствуют тяготение к монархическому абсолютизму. Впрочем, связь социальных реформ с политическим строем в указанном нами смысле не следует преувеличивать. История оставляет в настоящее время, вне всякого сомнения, тот факт, что конституционная монархия может вступить на путь социальных реформ с неменьшим, выражаясь скромно, успехом, чем республика. Примером этого может служить Англия и Германия. На амстердамском конгрессе германский социал-демократ Бебель, отвечая на речь французского социалиста Жореса, говорил между прочим. „Конечно, Германия – страна реакционная, феодальная, полицейская страна, с наихудшим правительством во всей Западной Европе. И мы знаем это очень хорошо, так как кому же, как не нам, приходится ежедневно бороться с этим режимом; и мы нисколько не нуждаемся в том, чтобы иностранцы приходили указывать нам, в каких плачевных условиях мы находимся... Как бы сильно мы ни завидовали вам, французы, вашей —531— республике, и как бы мы ни желали её для нас, мы не стали бы разбивать из-за неё свои головы: не стоит того... Монархия не так плоха и буржуазная республика тем более не так уж хороша, как вы их воображаете. Даже в нашей Германии, в царстве милитаризма, аграриев и буржуазии, имеются учреждения, которые для вашей буржуазной республики являются пока еще идеалом. Взгляните на законодательство о налогах в Пруссии и других союзных государствах и сравните его с французским. Я не знаю в Европе другой страны с такой несчастной, такой реакционной, такой эксплуататорской системой налогов, как Франция. Вместо этой системы высасывания, с бюджетом в 3½ миллиарда фр., мы имеем по крайней мере прогрессивный налог на доходы и наследства. А когда речь идет об осуществлении требований рабочего класса, буржуазная республика выдвигает все свои силы против рабочих. Где видели вы более циничное, более скотское, более мерзкое обращение с рабочими, чем в великой заокеанской буржуазной республике, являющейся идеалом для стольких людей?.. |
|
|
