| «Отрезвитесь, как должно, и не грешите» ( 1Кор. 15, 34 ). Мирское опьянение отождествлено с грехом, так как есть проявление греховной сладости сердца, этой главной твердыни внутреннего греха. «Тем же (возлюбленные) препоясавшие чресла помышления вашего, трезвитеся» ( 1Петр. 1, 13 ). Трезвение есть усилие воли вместе с усилием ума, есть процесс духовный, интенция духа. Психофизиологически – это начало воспитания и развития спасительного процесса торможения. О роли ума в трезвении говорит Исихий: «Трезвение есть духовное художество. Оно есть и лествица к созерцанию. Трезвение есть твердое водружение помыслов ума и стояние его у двери сердца» 171 . Здесь ум изображен, как верный страж сердца, не допускающий к нему страстный помысел, ум концентрированный. Такой ум имеет в себе память Божию, об этом говорит Филофей Синайский: «Надо усокровиществовать в сердце память о Боге. Надобно оставить все, даже тело… чтобы Бога единого стяжать в сердце своем» 172 . Филофей отмечает и катартическое (очистительное) действие трезвения. «Трезвение подобно лествице Иакова, на верху которой восседает Бог и по которой ходят ангелы. Оно отторгает всякое зло, отсекает многословие, злословие и оклеветание и весь каталог чувственных страстей» 173 . Трезвение названо спасительным в житии Феогноста, который был из числа «добре поживших деянием (деланием) и разумом» 174 . Трезвение, как «тесные врата и узкий путь» Христов, ведет к вершине христианско-религиозной жизни, к Царствию и к Боговидению. «Трезвение справедливо называется путем, потому что ведет в Царствие – и то, что внутри нас – и будущее, потому что оно убеляет нравы ума и страстное переделывает в бесстрастное. Оно подобно также световому оконцу, через которое Бог, приникши, является уму» 175 . Выражение о переделывании страстного в бесстрастное является указанием на процесс превращения страстных чувств в чувства благодатные и добродетельные. Действие трезвения на душу не замедлит обнаружиться: «Трезвение до блистания очищает совесть, которая изгоняет изнутри всякую тьму. В то же время она посредством трезвения же научает невидимому состязанию с врагом, ведомому умом, и войне в мыслях, – научает как метать копия в этом единоборстве, как искусно бросать во врагов стрелы помышлений благих, не допуская, чтобы их (демонов) стрелы поражали ум. Кто вкусил сего света, тот понимает, о чем я говорю» 176 . |
| (там же, 329). Чтение (книг Св. Писания), говорит Бернард, не дает ничего без медитации, а медитация без молитвы (oratio)... Но и в медитации не нужно переходить границ, указанных Св. Отцами, чтобы не впасть в заблуждение (там же, 330). Чтение без медитации сухо (arida), медитация без чтения ошибочна (аггореа), молитва без медитации лишь тепла, не горяча, а медитация без молитвы бесплодна (infructiosa). Бернард предостерегает от безмолитвенного созерцания «Cantamplationis adepti sine oratione, aitrara, aut miracilosa» (там же, 330). Гуго С. Виктор говорит об этих же экзерцициях в их отношению к знанию: «Cogitatio est circa que libet animi occupato. Consideratic est intenta cogitatio. Meditanio est frequens cogitatio, mo-dum et causam et rationem uniu ruisque roiinvestiqans».(Opera 1706, De anima, t. II, lib. II, cos. XIV). О молитве он говорит: «Nihil aliud esto ratio quam mentis d evotio». Он устанавливает три вида молитвы: supplicatio, posmulamio, etinsinvatio Бернард толкует аллегорически новозаветный рассказ о путешествии двух учеников в Эммаус и присоединении к ним Иисуса Христа ( Лук. 24,13–31 ): «De duobus discipulis evnntibus in Emaus... 1st! duo possunt opatio et Meditatio. Per orationem illi-minalur Meditatio, et in meditatione exardecit ara-tio». (Op. cit., Feria secunda paschatis, p. 670). «Где двое собраны во имя Мое, там и Я» (Матв. 18, 20), и эти двое – oratio et meditatio (там же, 677). По Петру Алкантарскому все виды духовных упражнений (являются ступенями друг к другу: ин хоц оратионис ещерцитио, медитатионем иунги дебере цонмеплатионе, цум унум сцала сит аливд.» (Оп. цит. Де медитатион ет оратионе, п. 169). Он же различает медитацию интеллектуальную (intellectualis) и имегинативную (imaginaria) (там же, 136). Последний вид медитации требует полной интенции воображения (фантазии, в смысле древнецерковных писателей), и включает в себе семь утренних и семь вечерних медитаций, по дням недели. К ним относятся медитации: суеты мира, непрочности, непостоянства и изменчивости жизни, ее обманчивости и красоты, болезни и смерти; медитация своих грехов, вечного огня и адских мук. |
| Когда стало исчезать на земле призывание Имени Божия, когда стали исчезать последние следы подлинной религии и рухнул последний рам подлинных служителей вне Палестины, и весь мир потонул в натуралистическом пантеизме, с вырождением иерургии в языческом жречестве, с мифологизмом, фантастикой и магизмом, тогда в кругах духовной элиты народов стали появляться тайные частные духовные организации в виде мистических школ, чтобы найти «Неведомого Бога», потерянного в веках и тысячелетиях, и открыть Его тайны. Тайное обучение, подготовление, аскетическое совершенствование,– такова мистагогия древних школ всех стран, завершавшаяся в мистериях и посвящениях, в устной передаче тайн, Мистагогия выработала свою иерургию-телетур-гию и в этом был великий соблазн. Иерофанты, посвященные, основатели мистогогических школ, шли ощупью, полагаясь на фрагменты (отрывки) своих «внутренних откровений». Некоторые из них стали духовными реформаторами, основателями религий и культов, как Гермес Трисмегист, Орфей, Зороастр, Рама и Кришна, Лао-Тзе, Пифагор, Сократ и другие. Моисей удостоился непосредственного Божественного Откровения и восстановил древнюю религию, завет Бога с человеком. Тем временем в соседних странах и в отдаленной Индии мистерии и посвящения начали постепенно приходить в упадок. Монотеизм их был условный и уживался рядом с натуралистическими культами. В десятках поколений происходило снижение с духовного уровня в магический психизм. Тайны попадали в недостойные руки, некоторые адепты стали жертвами «прельщения». И когда началось победное шествие апостольского Благовествования во всех странах Запада и Востока, то главной помехой стали адепты выродившихся мистерий. Перед человечеством всегда стоял вопрос: что делать? И какое из деяний лучше? Божественное Откровение пришло на помощь человеку, дав ему нормы делания и различения худых дел. Декалог Моисея – классический образец этих норм, главным образом в их негативном аспекте: «не сотвори кумира, не убий, не укради, не прелюбодействуй, не лжесвидетельствуй». Позитивные нормы пришли в Новом Завете в виде заповеди любви к Богу и к ближнему, со служением Ему в духе и Истине, с идеалом совершенствования и уподобления Ему. Нормы любви к ближнему: голодного накорми, ближнему помоги, будь милостив. И десять заповедей блаженства: будь скорбным (плачущим), алчущим и жаждущим правды, миротворцем, кротким, чистым, милостивым, смиренным. Молитва занимает центральное место в новозаветном делании. «Войди в клеть свою и помолись» (Матв. 6,7). |
| Обедневший духовно человек потерял свое царственное положение на Земле, лишился царского стола, стал питаться «полевою травою» ( Быт. 3, 18 ). Проклятая Богом земля начала производить «волчцы и тернии» и человек стал рабом нужды, труда и горя. Природа стала во враждебные отношения к человеку, все три царства природы вышли из повиновения ему и вновь «зашевелился хаос». Новая среда выросла перед глазами человека, пришлось «приспособляться» к природе, ставшей из матери мачехой, в целях индивидуального зоологического «выживания», пришлось выдерживать «борьбу за существование». Человек почти целиком ушел в биологизм. Беспримерное в истории творения потрясение человеческого духа в теле в момент падения привело к той расшатанности человеческого существа, которое носит в древнецерковной антропологии название диэраза или дезинтеграции. Нарушены внутренняя связь, координация, гармония и иерархия частей человеческой тримерии (духа, души и тела). Ум и дух стали рабами внешней силы, а низшие части восстали против высших, стали самостоятельными и автономными. Инициатор греха, разум, отделился от духа, вытеснил его и стал выступать от его имени. Если в райской жизни человека Бытие отражалось в духе, то теперь оно стало отражаться в разуме. Все, что не находило отражения в помраченном разуме, выпало из него: Бог , свобода, дух, мистерия, таинство. Великий узурпатор, разум, на протяжении тысячелетий пытается создать свою религию, религию разума, и обоготворяет или силы природы, или ангелов и планетых духов, и кончает самообожествлением человека. Изменился не только внешний, но и внутренний облик человека, он искажен и извращен. Метасхематизм (извращение) коснулся не только человека в целом, но и отдельных частей тримерии, отдельных сил духа, души и тела. Сказалось и действие преждевременного вкушенного плода с Древа Познания. Человек превратился в машину из плоти и крови. Душевная жизнь его наполнена психическими новообразованиями, психическими комплексами в виде страстей, эмоций и аффектов, а основным стержнем комплексов стал метасхематизированный разум, соединенный с фантазией. Образец метасхематизма – судьба человеческого Эроса, превратившегося в эротизм и сексуальность |
| Идеал, как существо или сущность, в виде своего образа поднимается в сознание, как в более доступную человеку сферу. Таким образом медитация есть в начительной степени процесс металогический, есть экскурс понятия из сознания в царство подсознания – сверхсознания. Эта способность понятия или представления искать свою идею и найти ее чуждой для него области сверхсознания-подсознания чрезвычайно характерна и указывает на внутреннее, духовное родство понятия с представляемой им идеей – основной факт человеческой духовной природы, хорошо известный схоластикам, Шеллингу и Гегелю, но отрицаемый Кантом. Понятие, как продукт душевного разума и его родство с соответствующей идеей, является лучшим аргументом в пользу интеллигибельности души. Душа сходна духу, понятие сходно идее. Если бы не было сходства понятия и идеи, то понятие не могло бы найти соответствующую и нужную ему идею, а было бы смешение понятий и идей. Это – один из видов «предустановленной гармонии», – древнее учение, представленное еще в Самкия и формулированное на Западе Альбертом Великим и Лейбницем. Мгновенный, молниеносный контакт понятия с идеей лежит также в основе интуиции, научных, художественных, философских и технических открытий. Отсюда родство медитации и интуиции. В основе искусства лежит также более или менее полное созерцание идей. Религиозная интуиция есть плод медитации. Таким образом и в науке, и в философии, и в искусстве есть отрыв от внешнего мира, от рефлексии, своего рода аскеза и мистика, углубление и сущность вешей, и в этом отрешении – родство этих видов человеческой деятельности с религией и их корень в религии. Только в этом плане становится понятной тенденция этих вторичных, дочерних дисциплин вытеснить и заменить свою мать – религию. (Достаточно привести имена Э. Геккеля, В.Оствальда, Фихте, Канта, Гегеля, Рихарда Вагнера и др.). В современной западной литературе о медитации нет недостатка в попытках проникнуть в сущность медитативного процесса в связи с процессом мышления. Карл Гаппих различает особый слой в сознании, где процессы протекают не в виде связи понятий, а в форме «образных рядов». |
| Человек, живущий весь во сне и потому называемый внешним, пришедшей благодатью втесняется внутрь себя, и здесь, как пробужденный от сна, видит новый мир. Закон для внутри-пребывания: держи сознание свое в сердце и собирай туда все силы души и тела. Собрание ума в сердце есть внимание, собрание воли – бодренность, собрание чувств – трезвение. Вслед за такими душевными деланиями должны направляться и телесные, им соответствующие органы: так за вниманием – обращение внутрь очей, за бодренностью – направление мускулов во всем теле к груди, за трезвенностью – оттеснение расслабляющих движений, подходящих к сердцу из нижних частей тела, подавление услаждения и покоя плоти. Это нужно делать до тех пор, пока сознание не утвердиться в сердце, как на своем месте; и потом пребывай там неисходно, пока пользуешься сознанием, часто повторяя то же делание для возобновления и укрепления его, потому что оно поминутно то расслабляется, то нарушается. Надо знать, что это внутрь-пребывание и собрание – не то же, что и размышление, хотя много походит на него. Последнее состоит только в действии ума, оставляя другие силы незанятыми, и держится в голове, а то стоит в сердце и приводит в движение все силы. Само собой очевидно, что внутрь-пребывание есть, в истинном своем виде, условие истинного господства, человека над самим собой, следовательно истинной свободы и разумности, а потому и истинной духовной пищи. Поэтому всякое духовное делание и всякий вообще подвиг должен быть совершен отсюда, иначе он недуховен. Кто собран внутрь, тот видит все движения своих сил и может управлять ими. От собрания всех сил в сердце возникает в нем теплота – это горение духа ревности, с силой и зрячестью духа, составляющих истинный дух. Нужно потрудиться, чтобы стяжать его, ибо оно не вдруг оказывается, а по времени и многом искании. Оно есть условие духовной жизни. Его совершенствование зависит от совершенства трех производящих его душевных сил и трех телесных деланий: внимания ума, бодренности воли и трезвения сердца. В полном же свете оно явится тогда, когда будет достигнута чистота ума от помыслов, чистота воли от пожеланий, чистота сердца от пристрастий и страстей. Но и до того времени оно все же есть внутрь-пребывание, хотя и несовершенное, незрелое, и не непрерывное. Отсюда – средства к внутрь-пребыванию: удаляй все, что может нарушить показанные три делания, или все, что может отвлекать во вне силы души, с соответственными им отправлениями тела. Что ни делал бы подвизающийся, прежде всего войди внутрь и оттуда действуй. (Из книги «Путь к спасению», 1894, с. 205–214). 5. Молитва |
| В своей книге «Христос и духовный мир» (Christus und die geistige Welt), он фальсифицирует образ Христа, идентифицируя Его с Заратустрой. Эосфоризм принимает у Штейнера более конкретные формы, чем у Блаватской. Эосфор является для него источником знания и откровения, он называет его «символически» Звездой, духовным существом, не называя по имени. В изложении Штейнера эта «Звезда» царствует в высшем деваканическом мире и «лучами своими пронизывает всю духовную жизнь». Штейнер продолжает: «Духовный опыт заключается в непосредственном восприятии «Звезды». Если кто находится под воздействием духовного мира, то – является Звезда, духовное существо. Всякое углубленное мышление со времен нашего летоисчисления (?!) есть результат воздействия лучей этой Звезды. Кто напряженно ждет, тот испытывает сильное влияние силовых лучей Звезды и тот ждет недаром» 100 . Штейнер всю свою жизнь находился под непосредственным воздействием своего вдохновителя и черпал свою «мудрость» из его откровений. Тантризм Штейнера принимает иные формы. В качестве махатмы фигурирует само «Духовное существо – Звезда», а медиум-ясновидящий – Штейнер. Тантризм Штейнера выражается в чтении «хроники Акаши», которая есть не что иное в восприятии медиума, как калейдоскоп Сатаны. Чтение подлинной хроники Акаши недоступно «ясновидящей душе» (hellseherische Seele) трансирующих медиумов, мужских и женских. Оно доступно только чистому созерцанию святых, как в видениях Ефрема Сирина , Амвросия Миланского, Иринея Лионского , Исаака, Максима и др. Книга Штейнера «Из хроники Акаши» 101 свидетельствует о медиумической одержимости Штейнера, является классическим образцом психической спутанности и бессвязности. Мессианизм Свет, сила и творческая активность внутреннего Логоса дают себя знать каждому человеку в большей или меньшей степени. Это ощущение внутренней силы не постоянно в различных индивидах, то усиливается, то ослабевает, может исчезнуть на время или принять уродливые формы. Значительную роль играет и другой внутренний фактор – живое ощущение человеческого архетипизма как дальнего отголоска былого величия праотца Адама, который в латентном состоянии живет в каждом человеке и ищет выхода. |
| Но всех превзошел душевнобольной Фридрих Ницше, подписавший свои последние письма именем… Jesus Christus. Эти письма хранятся в одном из музеев Германии. Больной Ницше высказал с полной откровенностью то, что бродило в его полубольном подсознании. Больной Ницше разоблачает «здоровых» из философского созвездия Кант-Фихте-Гегель-Шопенгауэр. Психологию мессианства выразил в своих записках композитор Рихард Вагнер. Еще в детском возрасте, в Дрездене, смотря в церкви на распятие в алтаре с болезненным, экстатическим восхищением, он хотел быть на месте распятого на кресте Спасителя 105 . Взрослый Вагнер занимался со своим другом Ницше мистикой Диониса. Мессианизм выразился у Вагнера в музыке, в его широковещательных, но безвкусных «праздниках сценических посвящений» (Bühneweihfestspiel), например в «Парсифале». Основная тема записок Вагнера – «миф искусства», его попытка – синэстетизм, то есть соединение всех видов искусства в одном произведении. Вагнер возродил древний дохристианский германизм. Как образец «всеискусства» – музыкальная драма, а основная тема в ней – тема искупления. Вагнер в роли искупителя!.. Гомеровские боги хохочут… Хохочут так, что трясется вся Валгалла вместе с Вотаном и Фриккой. Даже христианство решил Вагнер поставить на службу своему языческому искусству. Вагнер остался верен дионисизму, вакхическое неистовство выражается у него не только в оркестре, но и в сольных партиях. Вагнер имел поклонников и во Франции в лице Вилье де Лиля Адана, Жана Мореаса и Верлена. В наше время Андре Суаре (Suârez) и Андре Жид считают вагнеризм «варварством». Варварский германизм воплотился сначала в Эккарте, а затем в Вагнере. К. Г. Юнг говорит о рецидиве Вотана в германской жизни. Каждый такой рецидив приносит неисчислимый вред европейской культуре и жизни. Освальд Шпенглер говорит, что мы видим все последствия германского хаоса в жизни Европы. Полусумасшедший германизм Вагнера привел Европу к духовному, политическому и культурному хаосу и способствовал «закату Европы». |
| Святитель Феофан Затворник точно сформулировал психотерапевтическое значение слова: «Пути и способы, коими воздействует благодать на дух человека, зачастую немы: ко всем им должен быть приложен еще способ дополнительный и совершительный. Это – слово, или проповедь. Слово Божие в разных его видах действительно и сопровождает все способы, поясняя указывая последнюю цель. «Всем всюду проповедовать», да покаются ( Деян. 17. 30 ). Вера от слуха. И вот существенная нужда оглашения – сказание общего, спасительного порядка, необходимость общеизвестных лиц и места, куда должен обратиться за истолкованием возбужденный, чтобы не потерять напрасно возбуждения. Слово не только восполняет все показанные способы, но и заменяет их. Оно возбуждает полнее и внятнее. По сродству его с духом нашим, оно проходит внутрь, до разделения души и духа, оживляет последний и осеменяет его к плодоношению дел духовных. Возбудительная сила его тем значительнее, что оно действует разом на всего человека, на весь его состав. Звук, или членосостав слова, поражает слух, мысль занимает душу, а невидимая сокровенная в нем энергия касается духа, который если вонмет, то после того как слово благополучно пройдет и тело и душу – эти грубые заставы, – возбуждается и, приходя в напряжение, разрывает держащие его узы». Принципиальным условием данного психотерапевтического направления является то, что оно реализуется посредством воздействия на пациента словом не просто врача-психотерапевта, а словом врача-психотерапевта православного. Здесь личность психотерапевта играет значительную роль, а применяемые методы работы с пациентом должны отвечать конкретно решаемой задаче, при этом сами методы применяются в интерпретации православного врача, т. е. на основе данных православной антропологии, аскетики и в пределах догматической и канонической допустимости. При безусловном исповедании православной веры можно выделить еще две основополагающие черты православного врача-психотерапевта: 1) Чуждость антропоцентрическому гуманизму, в основе которого лежат самодостаточность человека и такое представление о мире, что он есть и должен быть только областью человека. |
| е. нет внешней силы, которая внушит «быть или не быть», даже под гипнозом. Момент «обсуждение», по аскетике в психологии называется внутренним интеллектуальным планом с функцией сознательной регуляции деятельности. Определенным является то, что психотерапевтическая коммуникация направлена к духовному уровню человека и конкретно к этому моменту волевого акта. У человека обсуждение с самим с собой включает не только нравственные понятия и нормы, но и вообще информационное поле о предмете выбора. В этом аспекте следует отметить, что психотерапевтическая беседа входит в зону волевого акта, она имитирует внутреннее обсуждение. Врач целенаправленно и структурированно излагает свое видение проблемы и тем участвует в совещании в душе человека, но выбор сделает сам человек, как, например, может предпочесть бегство в болезнь. В действе этого ряда лежит причина, почему оппонентами говорится о подавлении воли в психотерапевтическом лечении, т. е. от незнания святоотеческой антропологии и без ее сопоставления с психотерапевтическим процессом. По сути, в этом вопросе задача и возможности психотерапии лежат в организации восстановления нарушенного баланса смысловых регуляторных систем, формирующих деятельность и поведение. Смыслы стали предметом изучения в психологии; так, Д. А. Леонтьев в монографии «Психология смысла» пишет: «Почему люди делают то, что они делают?» – ключевой вопрос психологии личности, поскольку личность вбирает в себя и интегрирует различные механизмы регуляции деятельности и жизни в целом» (Леонтьев Д. А., 1999). Им выделены шесть типов регуляции деятельности: 1 . Логика удовлетворения потребностей; 2 . логика реагирования на стимул; 3 . логика предрасположенности; 4 . логика социальной нормативности; 5 . логика смысла или логика жизненной необходимости; 6 . логика свободного выбора. Первые три системы регуляции деятельности не нуждаются в представлении о мире как о целом, т. е. находятся за гранью духовности. Детерминанты всех этих форм поведения не выходят за пределы конкретной ситуации. |
|
|
