| В названных переложениях опущены также и припевы к тропарям, а между тем кому неизвестно какое трогательно-умилительное впечатление производит пение этих припевов на богомольцев при совершении напр. молебствий («Пресвятая Богородице, спаси нас!... Святителю Отче Николае, моли Бога о нас!» и т. п.)! Для подтверждения нашей мысли о глубоко – назидательном значении тропарей и припевов в канонах сошлемся на пример великого молитвенника земли Русской, протоиерея Иоанна Ильича Сергиева (Кронштадтского). Не слыша в храме Божием пения этих тропарей и припевов, по неимению таковых в нашей духовно-музыкальной литературе, и сознавая недостаточную выразительность обычного чтения этих высоко-назидательных образцов священной поэзии устами наших немудреных церковников, досточтимый пастырь, при совершении утреннего богослужения, всегда сам неопустительно выходит из алтаря на клирос и своим вдохновенно-разумным и молитвенно-выразительным чтением возжигает пламень веры и созерцательного богомыслия в сердцах народа, молящегося за утренею. Итак службы канонов представляют собою совершенно еще непочатой угол для продуктивной деятельности духовного композитора. Приступать к музыкальному изложению канонов, со всеми их ирмосами, тропарями и припевами, следует во всеоружии истинного таланта и обширных музыкальных познаний: того требует особенная высота содержания этих канонов. Помимо обстоятельного изучения текста и глубокой вдумчивости в смысл этого текста, композитору необходимо всесторонне ознакомиться со всеми старинными напевами древнерусских голосовых мелодий канонов. В этих напевах он найдет не только черты музыкального вдохновения византийских песнописцев – этих первичных творцов канонов, но и многое из того, что вылилось долгими веками из религиозно-музыкального сознания русского народного гения. Подобно историку, который, роясь в мертвых архивных манускриптах, восстановляет иногда, путем исторического воображения, поразительно живую картину давнопрошедшей жизни и изящно излагает её современным нам литературным языком, и духовный композитор, разбираясь в старинных церковных напевах, может, путем музыкального воображения, воскресить в современной гармонии звуков то религиозно-музыкальное настроение, какое переживали за много веков тому назад византийцы и наши предки, когда благоговейно внимали песням канонов. Многообразное содержание этих чудных песен требует непременно возвышенной и сложной музыкальной гармонии. Как на образец подобной гармонии мы можем указать на прекрасную контрапунктическую разработку древней церковной мелодии в упомянутом уже нами музыкальном изложении ирмосов канона «Волною Морскою», принадлежащем вдохновению г. Гречанинова. XVII |
| Молитвой я изгонял и бесов и изгнал их бесчисленное множество. Но были случаи, когда я их не мог изгнать, когда они прямо и дерзко заявляли мне: «Мы – самые главные... мы начальники духов... не выйдем...» И несчастные в страшных мучениях так и помирали бесноватыми. Конечно, и их можно бы изгнать, так как бесы трепещут пред именем Христа, но я оказывался слаб потому, что по роду приходской службы своей, за постоянными разъездами по больным для напутствований, я не имел возможности ни уединиться, ни помолиться более или менее продолжительное время, ни попоститься и вообще не мог надлежащим образом подготовиться к борьбе с ними, а между тем «род сей ничим же исходит, токмо постом и молитвой» 33 . Мы, други мои, всегда ведем борьбу с духами злобы поднебесной, и только благодаря диаволу, «который человекоубийца бе искони» 34 , совершается в мире столько нравственных падений и «мир во зле лежит» 35 Духи злобы преследуют нас своими кознями на каждом шагу, действуя преимущественно на наши внешние чувства и возбуждая через них соответственные страсти. Они всегда нападали и нападают и на меня; ни днем, ни ночью я не знаю от них покоя. Конечно, я не видел их глазами, потому что бесы, с целью скрыть свое бытие, не являются людям в видимом образе; но я всегда чувствовал их уязвления и искушения, хотя молитвой и всесильным именем Христа всегда их отражал и побеждал. Особенно много мне пришлось испытать искушений и соблазнов в начале моей службы при совершении таинств крещения и миропомазания и даже при совершении величайшего таинства св. Евхаристии, но с течением времени они уже не были для меня так назойливы, и я освободился от них. Кроме исцелений больных и бесноватых, моей известности много способствовало и то, конечно, что заветы Христовы я всегда старался и стараюсь проводить не на словах только, но и на деле – в жизни своей. А это самое главное, чем каждый пастырь может привлечь к себе внимание и доверие своих пасомых, а через это и подчинить их своему влиянию и авторитету. Свое общее духовное развитие я начал прежде всего с самопознания; я старался разобраться в себе и отметить все доброе и худое. |
| Теперь вернемся к Вашей рекомендации: где больше духовности - в час смерти помнить заповеди и суметь исполнить их, или убить во имя любви к ближнему, а потом помолиться и благословить мертвого врага? Юрий 17 сентября 2012, 17:28 правдиво иерей Евгений 17 сентября 2012, 08:13 Геннадию-либералу. Нельзя сводить действия " духовной природы " только к молитве. Иначе получится, что Бог ставит нас в определенную ситуацию, побуждает к поступку (да, духовному, а не зверскому), а мы говорим Ему: " Господи, сделай за нас Ты " . Мы - воины, и должны сражаться во всеоружии (Еф.6,13), а это не только молитва. Главное не забывать, что сражаемся за Любовь, и не хотим потерять ее в пылу ревности: " Не будь побежден злом, но побеждай зло добром " (Рим.12,21). Любовь может быть строгой (иной раз это неизбежно), но она остается любовью. Для нее равно дорог и оскорбленный пастырь, и заблудшая овца (а может, овца еще дороже: Мф.18,12). Любовь всегда активна, в ней равным образом нет и ненависти, и равнодушия. Зачастую мы не видим альтернативы между жестокостью и бездействием, потому что слабы в своем грехе. Есть пример, который помогает нам понять Божественный закон любви: " ...Вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим... " (Лк.11,13). Мы остановим своего ребенка, когда он делает зло, накажем его, но никогда не отвергнем и тем более не убьем. Мы строги настолько, сколько нужно для его блага. Евгений 16 сентября 2012, 14:57 Христианина останавливает от активных действий многое, главное это сами постулаты Веры, если коротко, - ударили по правой щеке, подставь левую. Это касается всего, кроме одного, нам нужно твёрдо и однозначно помнить, что хула на Духа Святого не простится никогда и никому!!! Пресечение этой хулы, - наш долг. Как православный, верующий человек, думаю, что единственно, от чего необходимо воздерживаться православным наказуя кощунника, это от ярости, ругани и ненависти, ибо в противном случае мы пойдём на поводу у этого провокатора. Действия должны быть быстрыми, без лишних эмоций, криков толкотни, фанатичных призывов к крови, - скрутили, вывели из храма, вызвали полицию, составили акт и собрали свидетельства, после процедур передали в руки полиции. Но исходя из реалий нынешнего дня, необходимо обеспечить массовый контроль за дальнейшей судьбой кощунника, всеми возможными способами информировать широкие народные массы о содеянном и принятых мерах, дабы не допустить искажений и кривотолков. |
| Он должен быть весь проникнут и преисполнен Божественной любовию ко всем и главнейшею заботою иметь то, чтобы без греха предстоять престолу Божию и воздевать преподобные руки о всех людях и спасать рано и поздно вверенные ему души, искупленные бесценною кровию Христовою. «И к сим кто доволен»? ( 2Кор.2:16 .) Да даст нам это Господь Сам по множеству благости Своей, ибо мы хладны, самолюбивы, враждолюбивы, сребролюбивы, унылы, ропотливы и ленивы». Пастырь и паства «Не надо никогда забывать, что все мы – едино тело и должны поощрять друг друга к любви и добрым делам; особенно же мы, пастыри, должны это помнить и делать. Да, мы должны помнить, что если мы светлы душою, стоим твердо в вере и благочестии, то и паства наша бывает тверже, светлее и чище жизнью; если глава светла, светлы и члены, а если мы потемнели душою от страстей многоразличных, темнее будет и тело Церкви, паства наша, потому что тесная связь находится между главою и членами, между пастырем и пасомым. Итак, думаешь ли ты, что твое чревоугодие, твое любостяжание не отзывается на пастве твоей, во-первых, от твоего нерадения о душах, ибо какое радение о душах у того, кто радеет о рублях? Никакого. Да, если свет в пастыре помрачается, то он необходимо помрачается и в пастве: по тесной, духовной связи его с нею, главы с членами. Крепко ты стоишь в душевных доблестях – и они тверды; стоишь на молитве и усердно молишься за них – и они это чувствуют; укрепляешься духовно ты – укрепляются и они; расслабляешься ты – расслабевают и они. Господи, помилуй мя!» Будь смел на любовь «Будь смел, решителен на всякое добро, особенно на слова ласки, нежности, участи, тем более на дела сострадания и взаимной помощи. Считай за мечту – уныние, отчаяние, в каком бы то ни было добром деле. «Вся могу, – говори, – о укрепляющем мя Иисусе» (см.: Флп.4:13 ), хотя я и первый из грешников. Вся возможна верующему». Общение с пасомыми «Даруй и нам иметь это общение любви с людьми Твоими, да не заключаемся мы, пастыри, от овец Твоих в домах наших, как в замках или темницах, выходя только для службы в церкви или для треб в домах, по одной обязанности, одними заученными молитвами. Да раскрываются уста наши для свободной в духе веры и любви речи с нашими прихожанами. Да раскрывается и укрепляется христианская любовь наша к духовным чадам чрез живое, свободное, отеческое собеседование с ними. |
| 1874 г. Январь 1 января 1874 г Облияние свое скверное сделал во мне враг бесплотный, блудный ночью, представив мне блазненное видение и произведши во мне блудное, прелюбодейное излияние. Виноват, премного виноват я в этом сам, ибо я сам подготовил это блудное разлияние сластотворное своим чревоугодием, непрестанным сладким чаем, сливками, питием вина, пирогами пресными; давно было во мне сильное расположение к блудному излиянию, только наяву я удерживал себя размышлением и молитвою, а ночью видение очей с блудным возбешением прельстило, и вдруг поверг меня в грех лукавый блудный мой обычай – мое сластное зрение наяву на прелести женские. Вот к чему ведет эта лицезрительность – к блудному растлению! Плюю же на всякую лукавую сласть плотскую блудную и попираю ее как непотребную для меня и оскорбительную для Господа, да отвращаю немедленно очи от всяких холмов и возвышенностей, имеющих свою благостную и священную и святую цель, а не блудную и сластную. Прости, Господи! Согрешил я пред Тобой. Благодарю Тебя, Господи, за дарование нового лета благости Твоея! Даждь мне благоугодить Тебе во обновлении жизни, во умерщвлении телесе, во умерщвлении всех страстей, в чистоте души и тела, в смирении, терпении, воздержании, незлобии, доброжелательстве, простоте, в радении о спасении душ человеческих, в милосердии и милостыне, в слове учения, во всяком благодеянии, в покаянии, нелицемерном и всегдашнем. Святителю отче Василие Великий ! Ты – умерщвление плоти совершенное, душа, вся горе взята; ты – сосуд чистоты, правило жизни совершенное, ум небесный, сердце – столп веры, упования и любви Христовой; весь – жилище Духа Святого, небесный человек, земной ангел в полном значении этих слов – в духе и силе, пастырь ревнительнейший, пламенный, готовый положить и положивший произволением душу за Пастыреначальника Христа и за словесное Его стадо, – Василие небоявленный, душа, объемлющая пламенной любовию весь мир и жаждущая спасения и блаженства в Боге всех людей! Слава тако прославившему Тебя Господу! |
| Пастырь Церкви есть, прежде всего, совершитель таинств, и это – его главная обязанность. Но и на второй ступени пастырских обязанностей проповедь не стоит. Народ более всего обращается к своему пастырю со словами: «батюшка, помолитесь за нас». Народ почитает в священнике прежде всего не оратора, а молитвенника. Вот почему ему и дорог о. Иоанн Кронштадтский , как дороги и другие наиболее известные молитвенники перед Богом. Проповедь среди пастырских обязанностей в сознании народа стоит только на третьем месте. Где батюшка усердно молится и вообще хорош для народа, там последний и не требует от него ораторских речей. 382 О преимуществах истового совершения богослужения перед проповедью говорил и П.Б. Мансуров 383 : Мы, миряне, действительно всегда ожидаем найти в храме за богослужением прежде всего именно молитвы и тайнодействия. Дело же проповеди верующим представляется второстепенным, причем мы ищем от проповедника, чтобы его слово исходило от сердца, а если проповедь не имеет этого свойства, то она и не нужна. 384 С.А. Котляревский 385 не видел особого смысла в требовании проповедовать за каждой литургией. По его мнению, православие не придает учительству такого значения, какое ему придано протестантством. К тому же обязательность проповеди может привести к тому, что священники будут следовать этому правилу формально, и качество проповедей будет невысоким: Я думаю, что безмолвие нежелательно, но некоторые проповеди, которые мне приходилось слышать, таковы, что было бы лучше, если бы они не были произнесены: так они были неудачны. Говорю это не в обвинение: у нас проповедническая деятельность не развивалась, и я боюсь, что категорическое требование, обязывающее священника за каждой службой произносить проповедь, приведет к тому, что проповедь обратится во что-то внешнее, механическое и не будет отвечать запросам времени. Гораздо лучше, чтобы проповеди вовсе не произносились, чем водворился бы у нас такой тип проповеди, который довольно распространен в некоторых протестантских странах, где проповедь обратилась в механическую часть богослужения и где, в сущности, она выродилась. 386 |
| Реакция окружающих на душевнобольных также в значительной мере зависела от половой принадлежности последних. В целом окружающие, хотя и опасались мужчин с отклонениями, относились к ним все же терпимо. Однако если душевнобольной объявляли женщину, особенно из средних слоев общества, ее, как правило, помещали в лечебницу, с мужчинами так поступали гораздо реже. Такое неравенство отчасти объяснялось тем, что близкие больше боялись реакции мужчины на попытку изолировать его от общества. Родители душевнобольных сыновей, например, признавались о. Иоанну, что физически боятся выгнать молодых людей из дому, но не меньше того опасаются, что погибнут их души или же что их дети станут бродягами. Они спрашивали совета пастыря, как вести себя с детьми: мягко или жестко 367 . Те же, у кого были дочери, сомневались гораздо меньше. Одна молодая женщина, которую предал жених, была отправлена на три года в санаторий. Другая в 1899 г. в письме о. Иоанну утверждала, что мать ошибочно поместила ее в психиатрическую лечебницу два года назад; она жаждала выйти на волю, опасаясь, что уже потеряла душу за время пребывания здесь. Еще одна женщина была упрятана в лечебницу в Хельсинки за то, что увлекалась спиритизмом (она пишет: «Помогите мне отсюда выбраться; я не сумасшедшая») 368 . Все это подтверждает, что в России XIX – начала XX века, как и в тогдашней Франции, женщины, чье поведение не укладывалось в принятые рамки и могло, по мнению близких, стать позором для семьи, гораздо чаще, чем мужчины, помещались в лечебницы под предлогом депрессивности или истеричности 369 . Примечательно, что, находясь в заточении, они видели в о. Иоанне того, кто сможет их вызволить, – и потому что он обладал большим авторитетом в духовной и светской среде, и потому что они знали о действенной силе его молитвы. Именно в подобных просьбах о вмешательстве и заступничестве пастырь выступает как наделенная полномочиями фигура, используемая людьми в их противостоянии несправедливым властям. Еще одним симптомом душевной болезни, кроме страха, считалось несоблюдение причастия и непосещение церкви. |
| Мы сподоблены превысочайшего ангельского чина – да зрим же горé всегда, да украшаемся кротостью, незлобием, чистотою, воздержанием, совершенною преданностью Господу Богу. Мы понуждаем себя некоторое время зреть горé и зрим горé, наслаждаемся благодатью духовной – миром, светом, пространством, сладостью, но скоро изменяем Богу и ниспускаемся опять долу к обычным своим пристрастиям и опять уязвляемся тернием страстей. Нет в нас постоянства, глубины благочестивого чувства и настроения. Мы позволяем себе и пресыщаться, и напиваться, и обольщаться корыстью, скупиться, жестокосердствовать, смотреть на красивые лица и прельщаться ими, домогаться земных отличий и наград. Правда, это терние режет нам ребра, тяготит и теснит, сжимает душу как бы железными оковами, но это мы не вразумляемся этим, ибо сила привычки велика и равняется второй природе. 27 мая Благодарю Спасителя моего, Господа Иисуса Христа – мое вседовлеющее Благо, яко помиловал меня во время прогулки моей в гавань (на стенку), и изъял из души моей терние земных пристрастий и обиду, от директора мне бывшую, и наполнил сердце мое Собою, миром Своим, благоуханием Своей Святыни. Слава Тебе, Господи, слава Тебе! Слава вере твоей святой, всеспасительной. Всяк возносяйся смирится [ Лк. 14, 11 ], – смирюсь, и Господь вознесет меня. Не виню никого (хотя и винит в этом сердце мое некоторых) в отказе мне награды (ордена), а виню себя одного, как достойного не награды, а замечания и взыскания за свое нерадение и разные грехи. Сколь естественно должно быть мне, человеку многогрешному, немощнейшему, слабому, смиряться и считать себя последним, а не возвышаться, не искать отличия и возвышения! Какое у меня отличие от других братий моих – разве во грехах, что я грешнее всех? Не садись на первое место (не ищи протоиерейства и отличий по честолюбию), но на последнем, чтобы не случился кто из званых... почетнее тебя, чтоб не сказали достойнейшему тебя: пересядь выше... и тогда со стыдом должен будешь занять последнее место [ Лк. 14, 8 – 10 ]. Кротость и смирение должны быть первыми добродетелями иерея, служителя Христа Бога, смирившегося до смерти, смерти же крестной, уничижившего себя до рабия зрака 89 [ Фил. 2, 6 – 11 ]. А у нас, особенно в духовенстве, бывает напротив: все ищут наград, стремятся превзойти друг друга наградами, а для этого нередко заграждают путь к отличиям ближнему, чтобы он не сравнялся как-нибудь с ними. У нас всё наизнанку: земные награды заедают души священнослужителей, надмевают их, делают недоступными для многих, нерадящими о духовных пользах паствы, ибо если сам пастырь заботится о земных благах, а не о небесных, о земной почести, а не о почести горнего звания, то как будет заботиться о духовных пользах пасомых, с какими глазами будет говорить им о небесных благах, ихже око не виде... [ 1Кор. 2, 9 ]. |
| Единственно благий Пастырь Господь пасет вас, братия мои, внутренно, пасет озарениями, вразумлениями, скорбями, радостями, милостями, наказаниями. Будьте внимательны к Его внутреннему, таинственному пасению, всеблагому, премудрому. Мы, облеченные Его саном и властию пастыри, также пасем, пасем вас на пажити Господней – Евангелии, проповедуя вам слово евангельское, и вы должны слушать нас, ибо слушаяй нас, Его слушает, и отметаяйся нас, Его отметается [ Лк. 10, 16 ]. Мы должны пасти с мудростию, кротостию, смирением, долготерпением. Прости, приимше Божественных, Святых, Пречистых, Безсмертных, Небесных и Животворящих, Страшных Христовых Таин... Здесь прости значит: в простоте сердца, – значит, и в других случаях то же значит, а не то, что «стоя прямо»: это само собою разумеется. Если случится раздражиться, то немедленно должно раскаяться, чтобы огонь геенский не внедрился в душу и в тело и не начал тлить и ту и другое. Здесь вера и горячая, глубокая молитва покаяния спасает человека от разлития геенского огня и всех вредных последствий его и возвращает ему тишину и спокойствие. Не тот кроток, кто никогда не раздражается, но кто, раздражаясь внутренно, сдерживает свой гнев и не изливает его на других или кто, раздражившись по немощи, тотчас кается и просит прощения у обиженного. Не раздражаться не значит вовсе не гневаться. Есть место справедливому гневу... Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем [ Мф. 11, 29 ]. Кротость и смирение неразлучны. Кротость проистекает от смирения. Из-за каких пустых вещей раздражаемся, яримся, злобимся, иногда из-за одного слова, иногда из-за сладкого куска или за несколько копеек! Что же лучше: душевное спокойствие или вещь пустая? Слово стерпеть или бессловесно яриться? Сколько уроков, сколько назидания каждый день будничный, каждый воскресный, каждый праздничный – ибо каждый святой дня своим примером поучает нас какой-либо добродетели, каждый воскресный и праздничный день дает назидание – а мы всё остаемся без исправления, исполненные страстей! Отчего? От невнимания. Благодарю Господа за чудеса спасения, явленные ныне (17 февраля) на мне, окаянном, во время обедни, в классе и дома по уязвлении злобою на нищих. Стараться преподать с твердостию и ясностию гимназистам то, что должно сопровождать их всю жизнь, именно: молитвы утренние и вечерние, богослужение, исторические уроки, катехизические уроки,– пусть напечатлеются в их сердце доблести лиц истории ветхозаветной, святейший образ Иисуса Христа, доблести и подвиги святых апостолов, иерархов, мучеников, преподобных и всех святых. Чаще обращать их мысли на нравоучительную сторону предмета. Объединять их познания. Сласти сильно подавляют наши сердца. Надо немедленно остеречься их. Как мы, земнолюбивые, дерзаем предстоять престолу Господа славы и совершать служение ангельское и вкушать Тело и Кровь Божественного Агнца! |
| Меня осаждают каждый день просьбами, так что иногда мне тяжело и не хочется, но я делаю, стараюсь удовлетворить всех просителей. Где бы я ни был, а особенно в Кронштадте, я каждодневно сам совершаю Литургию и искренно, сердечно – усердно и благоговейно приношу святую бескровную Жертву Богу о грехах своих и всех православных христиан. Молящиеся видят и чувствуют мое искреннее, благоговейное служение и сами проникаются святыми чувствами и молятся усердно. За каждой воскресной Литургией я проповедую живое слово Божие. В моих поучениях изображается моя внутренняя жизнь, моя душа; я беспощадно караю грехи, пороки и страсти человеческие, обличаю заблуждения сектантов и раскольников. Благодарение Богу – я сам вижу плоды своих пастырских трудов. В Андреевском соборе, а он большой, народу бывает тысяч до пяти, и все это множество слушает меня, как один человек, никакого шума, толкотни; глаза всех устремлены на меня. Когда я выхожу из храма, меня с любовью окружает народ, все с сияющими лицами, у всех видно благодатно-радостное настроение. Все это – плоды моей молитвы и проповеди. Извините меня, досточтимые пастыри, что я говорю так о себе. Боже, сохрани меня, чтобы я говорил это для самохваления. Боже, упаси! Нет, не я все это делаю, а благодать Божия, почивающая на мне – священнике. Меня часто приглашают для молитвы в богатые и знатные дома, где много жертвуют. Этими средствами я делюсь с нищетой, которой так много стало в наше время. Я посылаю свои лепты в учреждения и в бедные церкви, делюсь с собратьями – пастырями и вообще бедными людьми. Кроме того, мой доверенный ежедневно подает из моих средств тысяче бедняков на хлеб. Но я должен сказать, что я не всем подаю: пьяницам, вообще кто надеется только на свои ноги, попрошайничает, – таким я не подаю. Ко мне часто приносят больных, так называемых бесноватых, и просят, чтобы я помолился о них. В этих случаях я действую простотой своей веры. Обыкновенно подобные больные очень беспокойны. Когда их приводят ко мне, то они плюются, пинаются; и притом всегда, как замечено мною, закрывают свои глаза. |
|
|
