| На Руси не только получали информацию о произошедшей в Византии катастрофе. Она оказалась определенным образом вовлечена в развязку истории со свержением византийского императора. Свергнутого в результате первого штурма крестоносцами Константинополя (1202 год) императора Алексея III Ангела (старшего брата восстановленного на престоле Исаака II Ангела) в возникшей неразберихе потеряли из виду. В результате ему удалось, прихватив с собой 10 кентинариев золота и дочь Ирину, бежать в Адрианополь. А вот далее он и оказывается на Руси: в городе Галиче у князя Романа Мстиславича (ок. 1150–1205) 151 . Об этом независимо друг от друга сообщали более поздние польские (Ян Длугош) и итальянские («Новая церковная история») источники. Россия не единожды принимала у себя низвергнутых «цветными революциями» «диктаторов». В Галиче Алексей III мог пребывать не позднее 1205 года, времени убийства Романа Мстиславича поляками. Роман имел большие политические амбиции. Объединив Галицкое и Волынское княжества, он в 1203 году установил контроль и над Киевом. Не исключено, что в это самое время византийский император был уже (или еще) в Галиче, придавая вес политике Романа. В.Н. Татищев приписывал галицкому князю выдвижение в то же самое время – 1203 год – русского имперского проекта. Проект содержал идеи модернизации коллективной княжеской обороны Руси и изменение системы передачи власти. Безусловно, нахождение рядом с ним фигуры императора давало такому амбициозному князю, как Роман Мстиславич, шанс развернуть большую политическую игру. После смерти в 1204 году Исаака Ангела Русь могла позиционироваться в качестве центра пребывания единственного легитимного византийского императора. Как преемница Византии, она могла бы стать главным противовесом (более легитимным, чем Никея) Латинской империи. И не случайно в этой связи, что в 1203–1204 годах папа Иннокентий III предлагает Роману Мстиславичу в обмен на переход в католицизм коронацию в качестве короля русских. Возможно, папское предложение содержало и обращение об отказе галицкого князя от замысла по восстановлению Византии. Убийство Романа Мстиславича поляками в 1205 году было особенно выгодно Риму, так как устраняло потенциального актора борьбы против Латинской империи. |
| Иностранец („харби“) может как „мустэмин“ [т. е. заручавшись „аманом“?] проживать в мусульманском государстве и вести торговые операции. Если известно, какую пошлину берут с мусульманских купцов его соотечественники, то она применяется к нему во всей силе, так что, если в его стране мусульмане не платят ничего, то и он ничего не платит. Если же торговый тариф его страны неизвестен, то вступают в силу специальные постановления мусульманского права. Именно, „мустэмин“ платит действительно „десятину“, т. е. 10 , и, кажется, не только с товаров, привезенных на продажу, но вообще с находящегося при нем имущества, однако лишь в том случае, если оно достигает „нысаба“. Ахмед и здесь последователен: он назначает „нысаб“ для „харби“ вдвое ниже, чем для „зимми“: уже 50 диргемов серебра „харби“ подлежат оплате „десятиною“. И с „мустэмина“ „десятина“ взимается однажды в год, а с юноши не берется вовсе. Веры слову „мустэмина“ не дают ни в чем, за исключением того случая, когда он показывает, что он уже уплатил „десятину“ другому сборщику. В этом случае ему верят, „потому что недоверие к его словам послужило бы поводом к отнятию у него имущества“ 119 . Таким образом, положение купца-иностранца вдвое тяжелее, чем положение купца-зимми. Нельзя, однако, не заметить, что в некоторых законоположениях о „харби“ мусульмане почти рисуются своим великодушием. Напр. соотечественники этого „харби“ имеют обычай отнимать у мусульманских купцов их имущества, то мусульмане не подражают их дурному примеру и не идут так далеко в своем праве возмездия: они оставляют „мустэмину“ его имущество, пока он не достигнет своего убежища. Или, положим – в 1201 г. гиджры, три купца: „муслим“, „зимми“ и „мустэмин“, не платившие „десятины“, ложно показали, что они уже уплатили ее другому „десятиннику“. Подать с них не была взята. В 1202 г. „мустэмин“ возвратился на родину, в 1203 г. опять прибыл в „дар-уль-ислам“. В это время обнаружилось с несомненностью, что они все трое солгали, что в 1201 г. „десятина“ ими не уплачена. С „муслима“ и „зимми“ теперь (1203 г.) взыскивают и „десятину“ за 1201 год, а с „мустэмина“ – нет. Когда в 1202 г. он выбыл в „дар-уль-харб“, то всякая власть над ним мусульманского государя прекратилась, между тем нет причины, которая уничтожила бы его права на взимание подати с его подданных „зимми“ и муслима. |
| Пример Роберта Гвискара и его сына Боэмунда, ставшего князем Антиохии, будоражили ему душу, и Вильгельм II решился на то, чтобы возглавить 3-й Крестовый поход. К несчастью, он умер 18 ноября 1189 г. в Палермо в возрасте 36 лет, но идея морского пути завоевала сердца англичан и французов. Однако теперь помехой для реализации этой величественной идеи стала война в Сицилии между потенциальными наследниками покойного короля, приведшая к междоусобице на острове. В результате в самом начале 1190 г. королем – последним, добавим мы – норманнской Сицилии стал Танкред (1190–1194), незаконнорожденный сын герцога Рожера Апулийского (1121–1148) – событие, как мы вскоре увидим, многое изменившее в судьбе 3-го Крестового похода 834 . Второй движущей силой стал Германский император Фридрих I Барбаросса, выступивший в поход, не дожидаясь остальных участников. Что бы ни говорили о тех суровых временах, следует признать, что даже самые жесткие сердца оставались открытыми для Бога. Не был исключением и Германский король, который вступил в поход не только из тактических соображений, о которых писалось выше, но и по иным причинам. 27 марта 1188 г. он созвал имперский съезд в Майнце, куда привлеченные призывом Римского епископа прибыли даже враги Фридриха Барбароссы. Сам император отказался председательствовать на съезде, заявив, что первое место принадлежит Христу, несомненно, присутствующему здесь. Когда шло обсуждение вопроса, слезы брызнули из глаз уже далеко не молодого и совсем не сентиментального короля, заявившего о присоединении к Крестовому походу. Организация его с германской стороны соответствовала лучшим качествам этой нации. По требованию Барбароссы в поход могли отправляться лишь обеспеченные рыцари, любой ослушник, решивший жить за счет казны, подлежал опале. Пока шли приготовления, император отправил послов в соседние страны решить вопрос о проходе германских крестоносцев. Посланники дошли даже до Саладина, передав тому требование своего короля немедленно вернуть христианам Крест Господень и освободить пленных воинов 835 . |
| Однако совершенно неверно было бы изображать Исаака II Ангела полнейшим сибаритом, все мысли которого наполнены только едой. Любовь к пирам составляла всегдашнюю слабость многих Римских императоров; не стал исключением и герой нашего повествования. Но когда того требовали обстоятельства, василевс становился и настоящим воином, поднимая за собой в атаку солдат, и опытным политиком, не упускавшим возможности укрепить императорскую власть – единственное спасение Византийской империи в буре внешних угроз и внутренних брожений. Как правило, по законам повествовательного жанра не принято подводить итоги деятельности царя перед началом его жизнеописания. Но в данном случае сделаем исключение. Хотя императорство досталось Исааку II помимо его желания, при всех слабостях василевса, можно с уверенностью сказать, что это был один из самых успешных и талантливых Римских царей. По крайней мере самый деятельный за последние 20 лет, отделявших начало его правления до трагических событий 1204 г. Ему удалось восстановить управление Римским государством после Андроника I, урегулировать отношения с Востоком, пронести мимо Византии угрозу 3-го Крестового похода, нанести поражение норманнам, от которого они так и не сумели оправиться, – вот неполный перечень деяний Исаака II Ангела. Этим мог гордиться Алексей I и Мануил I Комнины – титаны политики и гении войны. Случались, конечно, и неудачи, и ошибки – о них речь впереди. Но едва ли они могут оттенить подлинные заслуги императора перед Империей и Церковью. Нежданно получив царскую власть, Исаак II Ангел с первых же минут решил показать себя государем милостивым и справедливым. Все, находившиеся в тюрьмах и ссылках, получили освобождение, а имущество, конфискованное Андроником I Комнином, было возвращено прежним владельцам. Кроме того, все изувеченные и пострадавшие в годы правления тирана получили из казны богатое возмещение. Находясь под гнетущим впечатлением от террора своего предшественника, император в первые же дни нового царствования торжественно пообещал византийцам, что отныне и до своего последнего дня никого не предаст смерти или увечью, даже если злоумышленник станет посягать на особу самого василевса 787 . |
| Следующим королем – вернее, соправителем королевы-жены Сибиллы, матери покойного Балдуина V, стал Гвидо де Лузиньян (1186–1192), рыцарь, не входивший в элиту аристократии, а уже потому не пользовавшийся у соотечественников авторитетом. Очень красивый и ловкий молодой человек, неожиданно ставший Иерусалимским королем, действительно не мог похвастаться древностью и знатностью рода. Его предки происходили из графства Пуату, где владели небольшой крепостью Лузиньян. Их репутация была далеко не самой блестящей – Лузиньяны слыли записными бретерами, не склонными к соблюдению обязательств перед собственными сеньорами, Английскими королями, попутно являвшимися герцогами Аквитании. С другой стороны, представители этой семьи прекрасно зарекомендовали себя на Востоке в качестве крестоносцев. Так, например, один из приближенных короля Балдуина I граф Гуго VI Лузиньян (1101–1102), к которому приклеилось характерное прозвище Дьявол. Его сын Гуго VII Лузиньян (1090–1151), сопровождавший короля Людовика VII во 2-м Крестовом походе. А также внук, Гуго VIII (1106–1164), прибывший на Восток в 1163 г. и через год погибший в плену. Но, разумеется, достоинства членов этой семьи не выдерживали сравнения с достоинствами блистательных аристократов, населявших в то время Святой город. Скорее всего выбор Сибиллы обуславливался не какими-то особыми соображениями, а желанием обеспечить будущее своего сына и значительную долю свободы в будущей семейной жизни. Такой король не мог претендовать на безусловную покорность своих высокородных подданных. Да и полномочия его считались действительными лишь при условии консорта, т.е. после согласования с супругой. Поэтому первые же дни его правления были наполнены множеством волнений. При дворах крестоносцев плелись интриги и пылали страсти, а турки уже объединили усилия против западных христиан 816 . Надо сказать, что причиной нового вооруженного столкновения стали не объективные внешние факторы, а очередные разбойные выходки – на этот раз злого гения крестоносцев – Рено де Шатийона. Еще в конце 1182 г., пользуясь тем, что Саладин отбыл в Ирак, неуемный франк с товарищами совершил дерзкий рейд вокруг Дамаска и Басры, овладев попутно городом Кейв-де-Суэт. Когда Саладину донесли об этой выходке, тот ошибочно предположил, что Рено направляет свой меч против Синая, соединяющего Египет с Дамаском. Но, как выяснилось впоследствии, планы крестоносца были гораздо более дерзкими. В самом начале 1183 г. пять галер, построенных в Кераке, были по частям перевезены им на верблюдах и спущены на воду в Красном море. Это событие вызвало шок в мусульманском мире: впервые в истории корабли латинян оказались в этой акватории и могли угрожать порту Акабе. |
| 31 августа 1189 г. крестоносцы пошли на штурм, и лишь приближение войска Саладина спасло турок в Акре от немедленной гибели; латиняне отступили. Но и после этого султан не продемонстрировал былого таланта: вместо того чтобы с ходу напасть на небольшую армию крестоносцев и смять ее, он разбил лагерь, считая за лучшее осадить их. В самое ближайшее будущее ему предстояло убедиться в ошибочности такой стратегии: уже 10 сентября к Гвидо внезапно прибыло еще одно мощное подкрепление из Европы – 12 тысяч фрисландских и датских крестоносцев. В дальнейшем лагерь осаждавших город пилигримов постоянно расширялся: прибыл ландграф Тюрингии Людвиг III Благочестивый (1172–1190), один из самых могущественных аристократов Германии, Филипп де Дре и его брат Роберт де Дре, а затем и Конрад Монферратский усилил латинян, приведя с собой 1 тысячу крестоносцев из Тира. Саладин также получал подкрепление, в результате чего возникла ситуация динамического равновесия сил. В конце сентября того же года султан предпринял смелый рейд, направленный на снятие блокады Акры и доставку продовольствия, в котором ее защитники отчаянно нуждались. Это ему удалось, однако, войдя в Акру со своими воинами, султан убедился, что снять осаду ему не по силам. Более того, в октябре крестоносцев стало уже так много, что они, осмелев, вновь начали наступление на укрепления Акры. Враги еще раз попытались решить спор сражением и 4 октября 1189 г. состоялась, как писал современник, «Великая битва за Акру». Войска выстроились друг напротив друга, Гвидо де Лузиньян держал в своей руке Евангелие, а Саладин велел кричать по рядам мусульман: «О, ислам и армия слуг единственного бога!» Он лично обходил своих солдат, вдохновляя на битву – и не напрасно. Натиск крестоносцев был настолько силен, что многие турецкие отряды начали отступать. Латиняне решили, что дело уже сделано, и приступили к обычному занятию – добивать раненых и грабить обоз. Но, как оказалось, султан вовсе не утратил боевого духа. Собрав небольшой отряд, Саладин смело бросился на врагов и уничтожил одно из подразделений крестоносцев. |
| И тем не менее нельзя забывать, что Иннокентий III являлся одним из самых могущественных Римских епископов за всю историю папства. Это была не та фигура, с которой можно не церемониться. Поэтому едва ли обоснованно верить, что папа был обманут и разыгран «вслепую» маркграфом Монферратским и дожем. С другой стороны, нужно избежать иной крайности выставлять понтифика тайным организатором всей этой трагичной истории. Наверняка Иннокентий III о многом догадывался, что-то знал и, как человек опытный, практичный, был не против решить некоторые стратегические вопросы чужими руками. Но, безусловно, не теряя при этом достоинства Апостольской кафедры. А потому искренне негодовал по поводу актов вандализма, которые случились в пути крестоносного воинства. Можно не сомневаться в том, что первоначально папа Иннокентий III не был расположен к царевичуАлексею Ангелу, за которого просил Филипп Швабский и его супруга. Во-первых, отношение апостолика к спорящим за королевский титул Германии лицам к тому времени коренным образом изменилось. Вдовствующая королева Констанция признала протекторат папы над Сицилией и своим малолетним сыном Фридрихом II. Оттон IV Брауншвейгский не стал возражать против принятия Иннокентием III в свои владения всей Северной Италии, никак не отреагировав на заключенный Римом Нейсский конкордат и уступив папе Равеннский экзархат, Пентаполис, герцогство Сполетто, а также Тосканскую и Анконскую марку. Остался лишь Филипп Швабский, не желавший разменивать вожделенный титул на земли, которого папа в 1201 г. отлучил от Церкви. И хотя это почти никак не проявилось вовне, обращаться в такой ситуации к папе за помощью королю явно было не с руки. А, во-вторых, Иннокентий III прекрасно понимал, что в случае фронтального противостояния с византийцами Крестовый поход далеко не продвинется, и его мечта – вернуть Иерусалим под сень креста – не сбудется . Но вскоре все резко изменилось. Началось с того, что отношения Рима с императором Алексеем III Ангелом окончательно расстроились. |
| Он даже был вынужден на свой страх и риск отпустить несколько отрядов воинов из северо-иракских провинций домой на всю зиму. Просто счастье, что крестоносцы не прознали об этом, иначе зимнее перемирие могло сложиться иначе 845 . Поразительно, но дни мира позволили врагам чуть лучше узнать друг друга и даже прийти к неким неписаным правилам общения. Например, когда в лагерь крестоносцев прибыло около 300 проституток из Европы, некоторые сарацины незаметно от своего командования прибегали к их услугам. Турки и латиняне делились едой и напитками, обсуждали минувшие схватки. Конечно, чтобы не замечали командиры. В течение всего этого времени Саладин укрепился в мысли, что Акра является ключевым пунктом в его противостоянии с пилигримами. Он провел гигантскую подготовительную работу, дабы весной сломить врага. В лагере латинян также произошли изменения. Убедившись на деле в том, каким мужественным и опытным полководцем является король Гвидо, Конрад Монферратский принес ему оммаж 846 . В начале мая 1190 г. военные действия возобновились. Саладин вызвал войска из Месопотамии во главе со своим сыном аль-Афдалем, а к крестоносцам подошли подкрепления во главе с графом Генрихом II Шампанским (1181–1197), племянником Французского и Английского королей, в количестве 10 тысяч рыцарей и пехоты. Ситуация для сарацин осложнилась еще больше после того, как пришло известие о том, что первая волна крестоносцев – германцы во главе с императором Фридрихом I – уже продвигаются к границам султанских владений. Саладин понял, что ему скорее всего придется сражаться на два фронта. Тем временем латиняне соорудили три больших штурмовых башни, при помощи которых надеялись ворваться в город. Спас положение турок один молодой металлург из Дамаска, сумевший придумать специальный снаряд с «греческим огнем», уничтоживший башни 847 . Все лето прошло во взаимных атаках и контратаках, стоивших соперникам многих жертв. Вследствие жары трупы павших воинов разлагались, создавая пищу для паразитов, и вскоре болезни охватили оба лагеря. |
| Хотя пилигримов было в четыре раза меньше – не более 50 рыцарей и 2 тысячи пехоты, мусульманам так и не удалось прорвать фронт англичан. Безусловно, это стало возможным исключительно благодаря тому мужеству, которое проявлял Ричард на поле боя и его умению разговаривать с боевыми товарищами. «Мы – воины Христа, – обратился король к солдатам, – мы пришли сюда умереть. Бегство невозможно, и мы должны подороже продать наши жизни. Тесней ряды!» 892 Сам Ричард с горсткой рыцарей бросился на сарацин, но тут под ним пала лошадь. Приближенные султана тут же предложили ему пленить короля, пока тот пеш, но Саладин ответил: «Это не дело, чтобы король сражался пешим среди своих солдат. Так нельзя!» А потом приказал своему слуге взять двух арабских скакунов и немедленно передать их Ричарду. «Скажи ему, что это я ему передал их!» Каковы нравы! Битва продолжалась, сам Ричард был в гуще событий, в его доспехах было столько стрел, что он, по словам солдат, был похож на ежа. Наконец, противники разошлись. Это была последняя битва 3-го Крестового похода 893 . Взволнованный известиями с родины, обозрев свое заметно поредевшее и утомленное войско, 2 сентября 1192 г. Ричард Львиное Сердце заключил мирный договор с Саладином сроком на 3 года. По его условиям Иерусалим оставался за мусульманами, а христианам отходил участок берега от Яффы до Тира. Это был позорный и унизительный мир – Ричарда даже обвиняли, будто он вступил в тайный сговор с султаном. По дороге домой короля преследовали многие неудачи, а в Австрии он был даже схвачен герцогом Леопольдом с ведома Германского короля и брошен в темницу. Только заступничество Римского папы Целестина III (1191–1198) и горячая поддержка английского народа позволили ему вернуться на родину 894 . По возвращении в Англию, которое совершилось лишь 13 марта 1194 г., Ричарда Львиное Сердце ожидала тяжелая и упорная война с королем Филиппом Августом за освобождение своих земель в Нормандии, захваченных французами за время его нахождения в плену, а также восстания вассалов в Аквитании и Бретани. |
| Достаточно было выдержать лишь верный тон и не оскорбить их каким-либо неприятным намеком. По существу, мысль уничтожить Византию уже много лет витала на Западе. Даже во время 1-го Крестового похода, когда общий настрой был более возвышенным, чем сейчас, Константинополь едва не пал жертвой пилигримов. Затем на него заглядывался Фридрих I Барбаросса и его сын Генрих VI. В сознании французских рыцарей византийцы давно являлись первой и последней причиной неудач последних крестоносных мероприятий, и жажда мести обуревала их. Не отставал и Рим, где греков называли не иначе как «схизматиками». Насилие, совершенное Алексеем III над братом, служило прекрасным поводом для легального нападения крестоносцев на «Новый Рим» 984 . Ничего не говоря об истинных целях путешествия, венецианцы посадили пилигримов на корабли и целый месяц бесцельно крейсировали по Адриатике. 10 ноября 1202 г. корабли подступили к Заре, и рыцарям было сказано, что это – единственный пункт, где можно перезимовать. Здесь произошел один любопытный эпизод, замечательно иллюстрирующий многоцветие отношений, царящих в лагере пилигримов. Представитель папы в походе кардинал Пьетро Капуано, сопровождавший крестоносцев, прекрасно понимал, в какой ситуации те оказались. Его попытки уговорить венецианцев перевезти рыцарей в Александрию не увенчались успехом – дож не был намерен простить долг Республике. И тогда легат, по сути, благословил нападение на Зару. Но сам папа был настроен против этого начинания. Не успели пилигримы разбить лагерь у стен города, как их догнало послание Иннокентия III, в котором тот категорически запрещал им нападать на христианские земли 985 . Наверное, понтифик действительно не желал этого скандала, но невольно закрадывается мысль: мог ли не знать этот Римский епископ, что никакой альтернативы у крестоносцев уже не осталось?! Что в ноябре месяце никакой иной гавани, способной обеспечить их пребывание в течение зимних месяцев, просто нет? И если да, то какую ценность имеет этот запрет? Так или иначе, но запрет папы не произвел никакого практического действия, штурм Зары начался. |
|
|
