| Попробовал было аннинский Кабинет Министров применить такую же чистку (разбор) к Южной России, но должен был отступиться. Владыки Киевский и Переяславльский разъяснили, что дьячки и пономари здесь не наследуют профессии своих отцов, а священство и диаконство принимают на себя дети свободного казачества. Белгородский Владыка пояснил, что в его епархии, населенной пятью слободскими казачьими полками, все духовенство «малороссийского народа черкасского» не подлежит даже ведению губернаторов и воевод, а является самоуправляющимся кругом под «Комиссией слободских полков». Невежественные при своей абсолютистской жестокости кабинет-министры отступились, постановив — не чинить в Малой России «разбора». Вся тяжесть последних, как и вообще в создании Великой России, пала на плечи многострадального великороссийского народа, выстрадавшего исторически для себя и для других общую великодержавность. За первый же 1736-й мобилизационный год взято 6.557 человек в солдаты. Церковное ведомство естественно защищало своих людей. 7.IX.1737 r. вышел новый именной указ: — не медлить с разбором и окончить его к половине октября. Приказано сыновей духовенства от 15 до 40 лет, не состоящих в штатах церковных, «всех без разбора» забрать в солдаты. А штатные вакансии впредь заполнять малолетними до 10 лет и старшими после 40 лет. Едва кончилось это «избиение младенцев и старцев», как, вышел новый указ 3.VII.1738 r. о новом всеобщем наборе по 1 рекруту с каждых 120 человек. В самом указе ставятся упреки духовному ведомству за споры в защиту обреченных и самая защита запрещается. Но вот митр. Тобольский Антоний докладывает, что у него в Сибири много свободных мест, а за взятием даже 15-летних, их нельзя заместить малолетними. Но жестокость этого набора завершилась сверхжестокостью. Чтобы «вымести под метлу» всех возможных рекрутов из состава причтов, указ Кабинета Министров припомнил Синоду, что в ныне действующем составе причтов есть лица даже и старше 40 лет, но оставленные по нужде на действительной службе, несмотря на то, что они своевременно по той или иной причине не принесли присяги при воцарении императрицы. Теперь Кабинет в своем сообщении Синоду пишет: «было бы весьма предосудительно таких людей к церквам определять, которые в верности Ее Импер. Величеству присяги не учинили и подлежат жесточайшего истязания, от которого Ее Им. Величество из высочайшей своей милости (!) освободить и вместо того в военную службу, где они такую вину заслужить могли, определить повелела». |
| Дело важное - надобно подумать! Этот вопрос может быть решен только природными русскими! Я иноземец, и мне такое решение не под стать! Бестужев, видя, что Остерман отвиливает, сказал: " Странно, граф, что вы себя называете иноземцем, когда вы так долго занимали первую должность в Российском государстве и правили всеми государственными делами!.. Вы более русский, чем двадцать тысяч других, называющих себя русскими по происхождению. Мы не затем к вам приехали, чтобы навязывать вам чужое мнение, а затем, чтоб слышать ваше собственное от вас самих. Без этого нам и пользы нет от участия в наших совещаниях " . Остерман начал объяснять, что его слов не поняли и, по своему обыкновению, вывертывался так, что, по неясности способа его выражения, слушавшие не могли уразуметь, что он сказать хочет. Когда его, как говорится, уже приперли к стенке, а он должен был так или иначе высказаться, что думает о предоставлении регентства Бирону, Остерман произнес, что, по его личному убеждению, регентство не должно быть в более достойных руках, как у герцога, и его избрание в этот сан было бы самой благоразумной мерой. Но тем и ограничился Остерман, всегда в важных делах выражавшийся темно и нерешительно. Кабинет-министры уехали от него, не добившись того, за чем приезжали. Немедленно после их отъезда Остерман пригласил кабинет-секретаря Яковлева и продиктовал ему проект манифеста о престолонаследии... Еще этот манифест не был готов, как из дворца уже присылали за ним, и Остерман принужден был отослать его написанным вчерне. Воротившись от Остермана, кабинет-министры явились к Бирону. Они известили его, что Остерман сейчас принимается за манифест, а о регентстве говорит, что с ним торопиться нечего, и следует подумать. Пришел Левенвольд. Тогда Бирон произнес перед ними такую речь: - Великое несчастье меня постигает, господа. Я теряю государыню благодетельницу, которая почтила меня неизмеримою милостию и доверенностию. После нее чего доброго мне ждать здесь в России, кроме неблагодарности и ненависти к себе! Но я беспокоюсь не так о себе, как о Российской империи, а я долго, по мере сил своих, способствовал ее благосостоянию. |
| Попробовал было аннинский Кабинет Министров применить такую же чистку (разбор) к Южной России, но должен был отступиться. Владыки Киевский и Переяславльский разъяснили, что дьячки и пономари здесь не наследуют профессии своих отцов, а священство и диаконство принимают на себя дети свободного казачества. Белгородский Владыка пояснил, что в его епархии, населенной пятью слободскими казачьими полками, все духовенство «малороссийского народа черкасского» не подлежит даже ведению губернаторов и воевод, а является самоуправляющимся кругом под «Комиссией слободских полков». Невежественные при своей абсолютистской жестокости кабинет-министры отступились, постановив — не чинить в Малой России «разбора». Вся тяжесть последних, как и вообще в создании Великой России, пала на плечи многострадального великороссийского народа, выстрадавшего исторически для себя и для других общую великодержавность. За первый же 1736-й мобилизационный год взято 6.557 человек в солдаты. Церковное ведомство естественно защищало своих людей. 7.IX.1737 г. вышел новый именной указ: — не медлить с разбором и окончить его к половине октября. Приказано сыновей духовенства от 15 до 40 лет, не состоящих в штатах церковных, «всех без разбора» забрать в солдаты. А штатные вакансии впредь заполнять малолетними до 10 лет и старшими после 40 лет. Едва кончилось это «избиение младенцев и старцев», как, вышел новый указ 3.VII.1738 г. о новом всеобщем наборе по 1 рекруту с каждых 120 человек. В самом указе ставятся упреки духовному ведомству за споры в защиту обреченных и самая защита запрещается. Но вот митр. Тобольский Антоний докладывает, что у него в Сибири много свободных мест, а за взятием даже 15-летних, их нельзя заместить малолетними. Но жестокость этого набора завершилась сверхжестокостью. Чтобы «вымести под метлу» всех возможных рекрутов из состава причтов, указ Кабинета Министров припомнил Синоду, что в ныне действующем составе причтов есть лица даже и старше 40 лет, но оставленные по нужде на действительной службе, несмотря на то, что они своевременно по той или иной причине не принесли присяги при воцарении императрицы. Теперь Кабинет в своем сообщении Синоду пишет: «было бы весьма предосудительно таких людей к церквам определять, которые в верности Ее Импер. Величеству присяги не учинили и подлежат жесточайшего истязания, от которого Ее Им. Величество из высочайшей своей милости (!) освободить и вместо того в военную службу, где они такую вину заслужить могли, определить повелела». |
| По указу Её Императорского Величества Святейший Правительствующий Синод, рассуждая, что в прибавлении Духовного Регламента под числом 60-м напечатано: по смерти архиереев, архимандритов и игуменов и прочего монашеского чина собственного их имения родственникам и свойственникам в награждение ничего не давать, но таковые вышних чинов присылать в Правительствующий Духовный Синод, а нижних чинов обирать в монастырскую казну; и по резолюциям, состоявшимся в Кабинете Её Императорского Величества за подписанием господ кабинет-министров велено: по первой на подаванном Её Императорскому Величеству синодальном доношении июня 21-го прошлого 727-го – оставшие после смерти духовных персон пожитки, а именно деньги, серебряную, медную и оловянную посуду собирать в одно место, а никому не раздавать и ни на что не употреблять без особливого о том указу, а платье и прочие гниющие вещи, оценив, продавать с торгу по указу, и взятые деньги присовокуплять к прочим пожиткам; по второй на подаванном в Кабинет Её Императорского Величества синодальном же сообщении марта 30-го дня 1738-го года – об отдаче золота и серебра, меди и прочего в надлежащие места поступать по состоявшемуся указу от 20-го декабря прошлого 737-го года о конфискованных пожитках, а прочие вещи продавать и взятые за них деньги собирать в Святейший Синод, а между теми оставшимися по смерти духовных персон пожитками в ведомстве синодальном имеются ныне святые иконы, кресты и церковные книги, а по именным Её Императорского Величества указам велено: по первому 1730 г. – храмы святые, которые от скудости или иным каким образом опустели, возобновить и всеми потребами удовольствовать; по второму вышепомянутому декабря от 20-го дня 737-го года о конфискованных пожитках по 9-му пункту – иконы, и всякую утварь, и книги церковные не продавать, но отсылать в Синод, и такую утварь и книги из Синода раздавать по рассмотрению в бедные монастыри и церкви ружные, где их не довольно, а иконы хранить в синодальном Казённом Приказе; а понеже от времени до времени таких икон прибавляться будет, и хотя по рассуждению Святейший Синод как оные конфискованные, так и оставшие после смерти духовных персон церковные книги надлежит к снабдению раздавать по рассмотрению в бедные монастыри и церкви ружные, но без особливого Её Императорского Величества указу собою Святейший Синод того учинить опасен, того ради приказали из Святейшего Синода о вышеписанном для рассмотрения сообщить в Кабинет Её Императорского Величества. |
| 3411 . – 11 мая. О рассылке по епархиям и учреждениям, подведомственным Св. Синоду, ведения Правительствующего Сената о том, как поступать с грабителями могил По указу Её Императорского Величества Святейший Правительствующий Синод по ведению Правительствующего Сената приказали : приобщённые при том о гробокопателях, которые погребённые мёртвые тела будут грабить, что с таковыми чинить, печатанные указы к синодальным членам, в Московскую синодального правления Канцелярию, в епархии к архиереям и в ставропигиальные монастыри ко властям, расписав по пропорции, разослать при указах. 3412 . – 11 мая. О приводе к присяге на верность подданства приезжающих в Россию из Польши и Литвы духовного и мирского звания людей 51 Учинённою в Кабинете Её Императорского Величества декабря 28 дня прошлого 1738 года резолюциею определено: которые священного и прочего духовного чина польской и литовской нации ради гонения от униатов за благочестие вышли оттуда в Россию после того времени, как о присягах состоялись указы, и которые впредь выходить будут, с оных всех штрафа брать не надлежит, ибо они тогда в России не жили и за подданных не почитались; однако ж всех их ныне к присяге немедленно привесть, и впредь вышедших всех приводить, а без того не токмо к местам не определять, но и жить в Украйне не попускать. А понеже Святейший Синод, уповая, что после того, когда о учинении оных присяг состоялись Её Императорского Величества указы, и мирские польской и литовской нации выходцы, может быть, при духовных персонах в разных местах обретаются, – того ради о вышеписанном в Кабинет Её Императорского Величества на благорассмотрение прошедшего апреля 5 дня сего года представлено было от Святейшего Синода письменно и требовано, не повелено ль будет и упомяненных после состояния об учинении оных присяг указов в Россию вышедших мирских объявленных наций людей, ежели где таковые при духовных персонах и при школах имеются, к присягам привесть, и впредь выходящих приводить так, как вышеозначенною резолюциею и о духовных чинах определено, без всякого штрафа; и на оное синодальное представление в Кабинет Её Императорского Величества за подписанием господ кабинет-министров состоявшеюся сего мая 1 дня резолюциею определено: священников и прочих духовного чина людей польской и литовской нации, которые вышли из Польши в Россию после того времени, как о присягах состоялись указы, привесть к присяге, и которые впредь выходить будут, по тому ж к присяге приводить, а штрафа с них не брать для того, что они тогда в России не жили и за подданных не почитались, по тому ж поступать и о мирских выходцах. |
| Керенский колебался. Его вхождение в правительство означало конфликт с Исп. Ком. и возможный уход из Совета. Все друзья разсказывает он – убеждали его покончить с Советом и войти в кабинет. То же, в сущности, рекомендовали и члены Совета, с которыми в «частном порядке» вел переговоры Керенский в утренние часы второго марта. Они, по словам Шляпникова, даже «уговаривали» Керенскаго вступить в правительство за свою личную ответственность. – Шляпников присутствовал при беседе Керенскаго со Стекловым, который доказывал, что Керенский, не связанный партийным решением, может в правительство вступить. «Советский Макиавелли» – Суханов, заставший аналогичную беседу Керенскаго с Соколовым, не так был определенен и дал двугранный ответ, когда его мнение спросил Керенский. Свой ответ в записках он формулирует так: «ни в Исп. Ком., ни в Совете эти вопросы ещё не ставились (это, как мы видели, неверно), и говорить об этом было преждевременно. Но мое личное отношение к этому делу я высказал Керенскому. Я сказал, что я являюсь решительным противником, как принятия власти советской демократией, так и образования коалиционнаго правительства. Я не считаю возможным и официальное представительство социалистической демократии в цензовом министерстве. Заложник Совета в буржуазно-империалистическом кабинете связал бы руки демократии. Вступление Керенскаго в кабинет Милюкова в качестве представителя революционной демократии совершенно невозможно... Но... индивидуальное вступление Керенскаго... в революционный кабинет я считал бы объективно небезполезным... Это придало бы всякому кабинету большую устойчивость перед лицом стихийно ползущих влево масс»... «Керенскаго не мог удовлетворить такой ответ " » – замечает резонирующий мемуарист: «Ему явно хотелось быть министром. Но ему нужно было быть посланником демократии и официально представлять ее в первом правительстве революции». Как видна из воспоминаний самого Керенскаго, позиция индивидуальнаго вхождения в министерство, действительно, его не удовлетворяла, он считал такое решение политически невозможным, ибо предвидел огромную опасность, которая угрожала в том случае, если революционыя массы будут предоставлены случайному руководству Совета, не имея официальнаго своего представителя во временном правительстве. Допустить это Керенский не мог (« Je ne pouvais le permettre» – несколько претенциозно выражается он во французском тексте). Такое временное правительство было бы заранее обречено. В то же время Керенский, по его словам, сознавал невозможность переубедить советских лидеров и повлиять на изменение их позиции. Надо признать, что нет никаких намеков на то, что Керенский пытался воздействовать на изменение лишь намечавшейся перваго марта тактики. Почва для его инициативы и для его выступления была подходящая, но в ночь с перваго на второе марта он в идеологических спорах участия не принимал; не оказал влияния представитель демократии и при подборе кандидатов в будущее революционное правительство. |
| Он был идеолог-теоретик, а режим творился безыдейными «мудрецами» житейской борьбы за существование. И подлинный «умник» превратился в слугу временно поработивших и Россию и его самого маньяков «сыска», пыток, тюрем, ссылок и казней. Печальная судьба таланта. Синод был терроризован через него и в потоке дел, приобретавших характер политического розыска, часто забегал вперед и рекомендовал суровые меры раньше органов государственных. Дух диктатуры кабинет министров поставил управление церковью в зависимость не только от учреждений государственных, но прямо от лиц диктаторов, именовавшихся тогда временщиками. Главным временщиком слыл не входивший в Кабинет, но тяготевший над ним не формально законный, а фактический муж императрицы, барон Бирон. Царило убеждение, что Анна была всецело в воле ее фаворита, чужака, немца, лютеранина. И все тяжести времени и, в частности, многообразные жестокости в церковной среде, быте и повинностях духовенства приписывались Бирону, как гонителю православия. Если в делах внешней политики может быть и справедливо указание на всемогущее влияние Бирона, то нельзя с достаточными основаниями утверждать это и о всем круге дел церковных. Ни архив св. Синода, ни изданные ИРИ Общ. протоколы Кабинета этого не подтверждают. Налицо бесспорные персонажи, непосредственно управлявшие церковными делами и во главе их граф (при Петре I барон) «Андрей Иванович» (Генрих Иоганн) Остерман. «Птенец гнезда Петрова», он ко времени Анны был самым опытным государственным человеком. Он завоевал особое доверие государыни тем, что, состоя в круге верховников, охотно предал «затейщиков» и слился с немцами, окружившими царицу: Бирон, Миних, Левенвольд. В 1730 г. Испанский посланник Дюк-де-Лирия писал: «Остерман до того забрал в руки все дела, что здесь является настоящим распорядителем он, а не царица, безусловно покоряющаяся его влиянию». Самый Кабинет — измышление Остермана. Бирон влиял на дела только интимно. В формальной деловой сфере реальным правителем государства был Остерман. |
| 204. Чтобы Всемилостивейшие жалуемые духовным лицам Панагии и Кресты, драгоценными камнями украшенные, по смерти тех, кому принадлежали, отдавать наследникам. (По Высочайшему повеленью). Прошедшего 1828 года декабря 15 дня г. Тайный Советник, Синодальный Обер-Прокурор и Кавалер, князь Петр Сергеевич Мещерский в предложении Святейшему Синоду изъяснил: что г. Министр Императорского Двора сообщил ему, г. Обер-Прокурору, что Государь Император по докладу его о весьма значительном числе накопившихся в кабинете Его Величества драгоценных Панагий и Крестов, поступающих после умерших духовных лиц, Высочайше повелеть соизволил объявить ему, г. Обер-Прокурору, что впредь за присылаемые в кабинет Кресты и Панагии не ранее могут быть выдаваемы деньги, как по мере расхода означенных вещей. Он, г. Синодальный Обер-Прокурор, предложил о сем Святейшему Синоду для надлежащего сведения. По сему предложению Святейший Синод определением своим, состоявшимся 14 января сего 1829 года, заключила поскольку выдача денег за вносимые в кабинет Его Велиества после умерших духовных лиц драгоценные вещи, по мере расхода оных, может продолжаться неопределенно долгое время, а чрез сие наследники умерших, как известно, люди большею частью недостаточные, будут лишаться в нуждах своих значительного пособия, то с одной стороны к отклонению сего неудобства, и с другой к уменьшению затруднений для кабинета, производимых возвратом в оный упоминаемых вещей, Святейший Синод, соображаясь с Именным Высочайшим указом 1800 года мая 13-го дня, коим повелено: жалуемые драгоценные вещи, после кого останутся, предоставлять в пользу наследников или выдавать им денежное, соразмерное цене вещей, награждение, полагал: Всемилостивейше жалуемые духовным лицам Панагии и Кресты, драгоценными камнями украшенные, после смерти их, не возвращая в кабинет, отдавать наследникам, вынимая впрочем из них священные изображения для предосторожности, чтобы с оными вещи те не могли войти в неприличное употребление, и оставляя оные для хранения в ризнице того места, к коему умерший принадлежал по служению. |
| Мы видели, что в 1731 году был учрежден Кабинет для лучшего отправления дел, подлежащих решению императрицы. Тайные дела еще прежде были взяты у Сената и переданы в особую Канцелярию тайных розыскных дел, и в январе 1734 года велено главной Полицеймейстерской канцелярии быть в дирекции одного Кабинета; в сентябре 1739 года принадлежащие Кабинету дела велено расписать по экспедициям, «дабы впредь конфузии происходить не могли». По смерти канцлера графа Головкина Остерман назывался первым кабинет-министром. Жалованья кабинет-министры получали по 6000 рублей. Двор переехал в Петербург, но сначала думали или, вероятнее, хотели заставить думать, что это переселение временное, и потому только часть сенаторов была взята в Петербург, другая оставлена в Москве, здесь же оставлена и Тайная канцелярия, но уже в августе 1732 года Тайная канцелярия переведена была в Петербург, в Москве только оставлена ее контора. В ноябре 1732 года обер-прокурор Анисим Маслов подал репорт: «Ныне в Петербурге сенаторов семь человек, только полного собрания никогда не бывает, и редко случается, чтоб было три или четыре человека, обыкновенно же по два, прочие же не присутствуют, одни за болезнью, другие за дежурством при дворе, иные обязаны другими делами, и хотя к отсутствующим дела посылаются на дом, однако за болезнями дел слушать и резолюций крепить не могут, которые же государственные дела требуют основательного рассуждения, по таким без общего собрания, заочно согласить очень трудно». Между прочим, Маслов доносил, что вотчинная глава нового Уложения сочинена определенными в Москве членами, а в Петербурге не слушана за всегдашним неполным сенатским собранием и таким образом остановилось 209 государственных дел да 289 челобитчиковых. Вероятно, вследствие этого представления в июне 1733 года велено остававшимся в Москве сенаторам со всею канцеляриею быть в Петербурге и присутствовать в общем собрании, в Москве же оставить от Сената контору, в которой из сенатских членов быть генералу и обер-гофмейстеру графу Солтыкову; он должен был иметь то же самое значение, какое имел с 1723 года остававшийся в Москве сенатский член, т. е. первенствующее значение. |
| По указу Её Императорского Величества Святейший Правительствующий Синод слушал полученного из Кабинета Её Императорского Величества за подписанием господ кабинет-министров сообщения о учреждении по епархиям школ и о учинении о том основательного штата: 1) какое число где школьников содержать по числу имеющихся в каждой епархии церквей; 2) чему их обучать; 3) сколько и каких наук учителей содержать и откуда их определить; 4) какие для учения их книги и инструменты иметь и откуда их получить; 5) какое жалованье учителям, а ученикам пропитание на год положить, и какою пищею им довольствоваться, и откуда оную получать, и сколько где лекарей для пользования больных с их медикаментами и на каком жалованье содержать, – и такой штат учинив, применяясь в иных случаях к апробированному штату о гарнизонных для солдатских детей школах, для Всемилостивейшей Её Императорского Величества конфирмации подать в Кабинет. Приказали учинить следующее: 1) по синодальной области от Духовной Дикастерии, а ведомства Санкт-Петербургского Духовного Правления от того Правления, а по епархиям в архиерейских домах учинив в самой крайней скорости краткие ведомости, сколько где как к соборным и прочим ружным, так и к приходящим церквам определено десятинной пашни, и по скольку где какового хлеба в посеве и из того в приплоде бывает, и сколько ж в 735, 736 и 737 годах какого ж хлеба в приплоде было порознь и при тех же ведомостях, сообщив о тридцатой части, расписание прислать в Святейший Синод без всякого отлагательства, а что в монастырях того приплодного хлеба по ведомостям Коллегии Экономии значится, о том и колико в том приплодном двадцатой части быть имеет, расписав, в Святейшем Синоде (ежели такие ведомости имеются) предложить к докладу немедленно; буде же таких ведомостей в присылке откуда не имеется, то о немедленной оных ведомостей в Святейший Синод присылке куда надлежит послать из Святейшего Синода указы. 2) Каким наукам во оных школах учеников надлежит обучать, о том, выписав из Духовного Регламента и из указов по тому ж, предложить к докладу неукоснительно. 3) С помянутого апробованного о гарнизонных для солдатских детей школах штата требовать из Военной Коллегии в Святейший Синод копии. 4) В Кабинет Её Императорского Величества на оное сообщение представить, что по тому сообщению (о учреждении по епархиям школ), не собрав вышеозначенных из епархий ведомостей, рассмотрения и штата учинить невозможно, а тех ведомостей, как чаятельно, вскоре в присылке быть, хотя о том Святейшего Синода и ревностное тщание есть, ненадёжно; однако ж по силе оного сообщения надлежащее о сочинении того о школах штата исполнение, сколько возможно, Синод чинить будет. |
|
|
