| ческих и практических функций принимается в раз счет, – то, как известный способ познания, то, как особая форма чувства, то, как своеобразный волевой акт. Джемс Милль, Джон Стюарт Милль, Брентано, Липпс, Стаут и некоторые другие, с одной стороны, Юм и Бэджгот, с другой, наконец, Фихте, Декарт и Бэн, с третьей, являются представителями этих различных пониманий сущности веры. Все эти взгляды страдают односторонностью, и в то же время каждый из них заключает в себе известную долю правды. Интеллектуалисты правы, поскольку беспредметной веры не существует, и представление её объекта есть основной её элемент; но их объяснения того, почему не все представляемое и мыслимое нами внушает нам веру, в чем состоит элемент, который должен присоединиться к безразличному представлению, чтобы дать ему живой колорит действительности, свойственный вере, не могут быть признаны удовлетворительными. Правы и представители эмоциональных теорий веры, когда утверждают, что элемент, дающий реальный смысл предметам нашей веры, лежит за пределами мысли и её ассоциативных и логических соотношений, что это элемент иррациональный, который, по его природе, можно назвать не иначе, как своеобразным чувством; но они не правы, когда сравнивают эмоциональный элемент веры с чувством обыкновенного удовольствия, или относят его к категории нравственных эмоции, подобных чувству любви; эмоциональный элемент веры принадлежим к категорий так называемых интеллектуальных чувств, и самым подходящим термином для его обозначения будет „чувство реальности“. В той мере, в какой признаются правыми интеллектуализм и эмоционализм в теории веры, надо считать ошибочной волюнтаристическую теорию. Но косвенное влияние на веру воля все-таки имеет: путем постепенных и долгих усилий она может изменить склад наших идей и вместе с ними увлечь нашу веру в другое русло. А с другой стороны, если воля не в состоянии непосредственно управлять нашей верой, то вера, наоборот, несомненно управляет волей – в силу закона идеомоторных действий. Итак, избегая односторонностей и объединяя то ценное, что есть в |
| как на Волге барки с яйцами боятся толкнуться с железными барками, для предупреждения чего лоцманам сих дают в некоторых случаях подарки“ 1328 ... „Дай Бог нам иметь такую духа свободность“ – отозвался м. Платон по прочтении I т. этой книги. А духовная цензура её „не пропустила“ 1329 . Duobus mermius gaudet, – этого результата не лишен изложенный спор о цензуре: авторам духовных произведений неопределенность положения была выгодна. Исключительные права московской духовной цензуры, находившаяся под сомнением до устава 1804 года, оставались, благодаря, между прочим, этим пререканиям, спорными и далее. Выдвинутое, кроме того, Платоном право академии на самостоятельную цензуру уже через год было признано в проекте устава духовно-учебных заведений. А это последнее обстоятельство, было началом конца московской духовной цензуры. Выше отмечены те анахронизмы, которые внесены в положение о московской цензуре, и та неопределенность и ненормальность, которою отличались все её отношения. Стоит принять их во внимание, – делается ясною главная причина её мертворожденности: организации, неприспособленные к окружающей их среде, утверждает закон жизни, погибают... (Продолжение следует). Ал. Котович Введенский А.И. Анализ идеи пространства 1330 //Богословский вестник 1906. Т. 1. 4. С. 692–709 (3-я пагин.). (Окончание.) —692— 3. Генезис „зрительного“ пространства Все, – и эмпирики, и нативисты, и генетисты, – согласны в том, что зрительное пространство гораздо отчетливее осязательного и что, именно в силу этого, первое у того, кто им обладает, является как бы сокращенным выражением второго, его символом и заместителем. Это понятно, конечно. В самом деле, ведь наше зрение охватывает разом или, по крайней мере, с такою быстротою, которую можно рассматривать почти как одновременность, множество сосуществующих положений и поэтому у нормально организованного человека естественно получает руководящее значение, „повелительное влияние“, как выражается Бэн 1331 , при выработке пространственных представлений, которым и сообщает признак одновременности, переносимый нами с зрительных восприятий на осязательные. |
| —327— ною убедительностью иллюстрации положения, что вера есть 1) необходимая функция человеческого ума не в области религии только, но и в простом эмпирическом познании внешнего мира, и в опытно-научном, и философском; 2) что вера есть основа всей нашей жизнедеятельности. „Вся история человечества есть не что иное, как воплощенная в действиях и событиях человеческая вера, – вера Колумба, открывающая людям новый мир, вера пророков, призывающих толпу к истинному Богу, и вера толпы, побивающей пророков камнями“ (1–11). Под рубрикою „понятие веры“ предлагается анализ веры, как сложного психического факта. Автор выходит из рассмотрения различных психологических учений o вере, рассматривающих ее то, как известный способ познания (Джемс Милль и Джон Стюарт Милль, Брентано, Липс, Стаут и др.), то, как особую форму чувства (Паскаль, Юм, Вальтер Бэджот), то, как своеобразный волевой акт (Декарт, Фихте, Бэн). – Свое отношение к этим учениям автор формулирует так: все названные взгляды страдают односторонностью и в тоже время каждый из них заключает в себе известную долю правды. Подвергнув затем научному анализу эти взгляды, автор дает в результате следующее определение понятия „вера“: „вера есть представление объекта, соединенное с чувством его реальности и выражающееся в соответствующих ему стремлениях и актах“. Когда нарушается естественная связь этих элементов, когда представление объекта не пробуждает более чувства реальности и перестает быть стимулом деятельности, – вера исчезает – являются сомнение и неверие (стр. 26). Указанные элементы веры стоят между собою в отношении зависимости один от другого. Психологическою основою веры служит элемент интеллектуальный. Он занимает в процессе веры самостоятельное значение, остальные – определяются им. Если представление без чувства реальности и активных обнаружений перестает быть верой, то существовать оно может и без них; но ни чувство реальности, ни сознательная активность никогда не мыслимы без представления (стр. 28). Отсюда – в свойствах представлений и нужно искать условий возникнове- |
| —220— Духа, не задумывались свои собственные и чужие произведения обрабатывать сообразно нуждам своего времени» 322 . Но кроме указанных повреждений текста, открывающихся из сличения параллельных мест, есть и такие, которые обнаруживаются благодаря соображениям здравого смысла или вследствие очевидного несогласия их с законами еврейского языка. Таково напр. место из 1Цар.13:1 . Буквальный перевод его следующий: «сын года Саул (бэн шана шаул), когда начал царствовать, и два года царствовал над Израилем». Вульгата переводит это место так: Filius unius anni erat Saul, cum regnare coepisset (сын одного года был Саул, когда начал он царствовать). По выражению французского аббата Marmin’a 323 , «мы встречаем здесь неожиданное чудо: ребенок, который в других странах был бы у кормилицы, в Палестине ищет уже ослиц своего отца и имеет сыновей старше себя». LXX совсем опустили этот стих, как непонятный. По крайней мере его нет в главнейшей рукописи – Ватиканской. А где он встречается, там перевод его очень разнообразен. Так в комплютенском издании стоит: υς νιαντο Σαολ ν τ βασιλεειν ατν (сын года Саул в царствовании своем). Другие кодексы переводят: υς τρικοντα τν Σαολ ν τ βασιλεειν ατν (сын тридцати лет Саул в царствовании своем). Симмах переводит: υς ς νιασιος Σαολ ν ν βασιλεειν ατν (сын как бы годовалый Саул в царствовании своем – годовалый τν πλτητα τς ψυχς т. е. по простоте душевной, как объясняет Бл. Феодорит) 324 . Пешито дает стиху такой смысл: cum autem anno uno vel duobus regnasset Saul in regno suo super israelem... (когда же один или два года процарствовал Саул в царствовании своем над Израилем...). В Таргуме Ионафана этот стих читается так: Sicut Filius anni in quo non sunt culpae Saul quando regnavit (как бы сын года, в котором нет вины был Саул, когда царствовал) т. е. так же, как —221— у Симмаха. Наконец в арабском мы читаем: cum autem regnasset Saul uno, duobus vel tribus annis e regno suo... (когда же процарствовал Саул один, два или три года из царствования своего...) Из этих переводов видно, что все древние переводчики чувствовали большое затруднение в переводе разбираемого места и избирали одно из двух: или оставались верными еврейскому тексту и давали перевод не имеющий смысла, или вносили в него тот или другой смысл, произвольно уклоняясь от подлинного текста. Вся странность стиха исчезает, если допустить в нем некоторое опущение и читать так: «сын... лет был Саул, когда начал он царствовать, и царствовал он два года над Израилем». После слова «сын» опущена цифра, обозначающая годы Саула. Насколько правдоподобно это объяснение, доказывает сопоставление: |
| Не странно ли же утверждать, будто бы Христос требовал веры лишь в Свое учение? Несомненная странность этой мысли еще более уясняется из следующего. Говоря Никодиму о Себе, как Сыне Божием. Христос присовокупил: верующий в Нею (в этого Сына Божия) не судится, а неверующий уже осужден, потому что не уверовал во имя Единородною Сына Божия (τι μ πεπστεχερ εις τ νομα το Μονογενος υο το Θεο). 767 Иисус же Христос говорит людям: если не уверуете, что это Я, то умрете во грехах ваших. 768 Вера же в Него Самого указывается и в следующих словах Богочеловека: верующий в Меня имеет жизнь вечную. 769 Как видим, Христос не только требовал веры в Себя Самого, но и поставлял в зависимость от этой веры временную и вечную участь людей, их спасение или погибель. Требуя же веры в Себя и придавая ей такое безусловно важное значение, Он вместе с этим внушал людям веровать и во все, чему Он учил, что совершил для спасения человечества и что учредил с той же целью. Отсюда Христос выражал свое требование веры во все это такими словами: веруйте в Евангелие (πιστεετε ν τφ Εανγελφ) 770 или верьте делам Моим (τος ργοις πιστεσατε). 771 Но что же нужно разуметь под верою, имеющею столь великое значение в жизни людей? И в деле определения веры Толстой поступает со свойственной ему произвольностью. Он утверждает, будто бы вера не состоять в признания того, что лежит вне сферы доступного нашим внешним чувствам, и не возникает от доверия к чьим-либо словам, а есть не иное что, как сознание гибельности нашего положения и познание средств к выходу из него. Если даже и не иметь в виду специально-религиозной веры, о которой собственно должна быть речь здесь, и в таком случае представляется несостоятельным определение её со стороны этого писателя. В настоящее время все мыслящие люди справедливо признают, что к области веры, взятой в обширном смысле этого слова, нельзя не относить именно того, чего не показывает наше чувственное наблюдение и вообще наш личный опыт. Так, например, психолог Бэн считает не иным чем, как верою признание нами того, что завтра солнце снова взойдет, что Турция, в которой мы лично не находимся и лично ничего не наблюдали, управляется дурно 772 и прочее. |
| «Изучая нашу литературу, говорит он, пастырь будет введен как бы в сердцевину русской общественной жизни: он по ней увидит, какими именно нравственными побуждениями русские люди вовлекаются в те или другие направления мысли и жизни. Поняв же это, он при ясности и широте собственного христианского мировоззрения уже без труда может показывать его нравственное превосходство над всеми заблуждениями и, таким образом, явится для заблудших прежде всего занимательным, а далее – близким, наконец – полезным, утешительным и просветительным собеседником. Тут-то он и будет для подзаконных как подзаконный, для неподзаконных неподзаконным подобно Верховному Апостолу». (т. II, 280) Прежде чем давать этот совет другим преосвященный Антоний, сам выполнил его. Читая его труды, поражаешься начитанностью автора. Сочинения преосвященного Антония обнаруживают в нем прекрасное знакомство не только с нашими классиками – Пушкиным, Лермонтовым, Гоголем, Тургеневым, Достоевским и Толстым, но и массою второстепенных писателей. На страницах его сочинений мы постоянно встречаем имена Некрасова, А.Толстого, Майкова, Писемского, Щедрина, Лескова, Немировича-Данченко, Ливанова, Забытого, Мещерского, Вс. Соловьева, Данилевского, Елагина, Потапенко… Не менее знакома автору и новейшая философская литература и ее наиболее известные и влиятельные представители – Спенсер, Милль, Бэн, Литтре, Кант, Тэн, Фулье, Вундт, Шопенгауэр, Гартман, Секретан, Кавелин, Кареев, Чичерин, Дебольский, А.Введенский … Изящная и философская литература и внесли в богословское миросозерцание автора свежую и плодотворную струю, которая непосредственно чувствуется читателем. Особенно сильное влияние на воззрения преосвященного Антония оказали писатели, наиболее близкие к христианству и церкви, славянофилы – Аксаков, Хомяков, Достоевский, из философии – Кант и французские спиритуалисты. Аналогия между воззрениями преосвященного Антония и Достоевского сама собой бросается в глаза, если сравнить между собой лекции по Пастырскому богословию со статьей: Пастырское изучение людей и жизни по сочинениям Ф.М. |
| 2. кн. 3. ст. 71). 300 Так утверждают: Дарвин (см, 7-ю главу последнего сочинения его «о происхождении человека»), Вундт (см. его сочинение: «душа человека и животных»), Карл Фогт, Геккель („Natürliche Schöpfungsgeschichte») и другие. 301 Вопрос о том, имеют ли животные какое-нибудь сознание, сводится к вопросу о природе и сущности этого психологического явления. Между тем, в области современной психологии еще не установлено такого взгляда на сознание, который всесторонне обнимал бы это явление и был бы общепринятым. Явление сознания служит предметом разногласия между современными психологами, так что здесь вполне приложима русская пословица: «всяк молодец на свой образец». Различные психологи имеют различный взгляд на сознание, его природу и значение в психической области. Так, одни из них представляют сознание, как деятельность, различающую и сравнивающую, для которой, хотя и служат непременным условием ощущения, но которая сама распоряжается последними; другие имеют взгляд на сознание, как на силу, превращающую впечатления в ощущения и представления; третьи представляют сознание, как фон, или поле, на котором совершаются передвижения и разные сцепления представлений; наконец, для иных психологов сознание является светочем, вносящим свет в темный материал и содержание психической жизни, а также зеркалом, в котором отражается эта последняя, и т. д. В словесной речи слово «сознание» употребляется также с различными смыслами и значениями. Английский психолог Бэн насчитывает тринадцать разных смыслов слова «сознание». (The Emotions and the Will. Bain. sec. edit Lond.1865, стр. 555 и дальнейшие). – По грамматическому значению, сознание (с и знание) есть знание сопутствующее, сопровождающее. Т. е., таким значением термина «сознание» предполагается, во-первых, знание, содержанием которого служат все наши психические состояния, и, во-вторых, нечто, сопутствующее этому знанию. Что ж такое это нечто, сопутствующее нашим психическим состояниям? Оно есть наше я. Отсюда, сознание есть не что иное, как присутствие тех или других душевных явлений в нашем я, или сопровождение их мыслью о себе. |
| Это кратенькое замечание 110 об искушении с выяснением того, в чем существенная разница между двумя одинаковыми по внешности понятиями, может служить примером читателю, как нужно поступать ему и в иных случаях. 3. Необходимо еще принять во внимание цель, которую преследовал священный бытописатель при своем изложении. Может оказаться, что ею исключается описание таких сторон предмета, которые как раз, если бы были налицо, сгладили бы и уничтожили данную противоречивость. Например, известное место — Мф. 1, 25, которое считается соблазнительным и противоречащим верованию всей Церкви и самому Евангелию (Лк. 1, 26–35), легко объясняется, если мы примем во внимание, что святой евангелист Матфей писал свою книгу для иудеев 111 с целью доказать им плотское происхождение Господа Иисуса Христа как обетованного праотцам Мессии-Богочеловека («Эммануила») от семени Авраама — в частности, Его рождение от девы (Мф. 1, 23). Евангелисту нужно было доказать, что до рождения Мессии-Христа все происходило так, как говорили пророчества; а что было после Его рождения, об этом он и не имел намерения писать и нелогично было бы об этом у него посему вычитывать 112 . Другие примеры: Мк. 5, 19 и 8, 26 (здесь как будто противоречит Себе Сам Христос). Тоже: Мф. 5, 39 и Ин. 18, 23. Еще: Мф. 27, 44 и Лк. 23, 39; Мф. 8, 28 и Мк. 5, 1. 4. Не нужно также забывать и того, что библейский текст на протяжении нескольких веков прошел через тысячи рук копиистов и переписчиков. Поэтому множество собственных имен получило теперь иное, сравнительно с первоначальным, произношение; цифры (то есть буквы в подлинных текстах; ср. наши славянские) в некоторых местах заменились сходственными другими и т. п. Например, сказано в еврейском подлиннике (2 Пар. 22, 2), что Охозии было 42 года («бэн арбайм ушетайм шана»), когда он воцарился по смерти отца, чего никак не может быть, потому что отец его Норам умер сорока лет (2 Пар. 21, 20). Ошибка (исправленная в русском синодальном переводе) произошла очевидно оттого, что переписчики вместо «» (22) поставили по недосмотру «» (42). |
| Позитивизм, как философское направление, имеет своею основною задачей следить за развитием всех отдельных положительных наук, 12 приводить их в систему, делать общие выводы и, на основании этих выводов, уяснять происхождение, потребности и цели как всего творения вообще, так и человека в частности. Происхождение и усиление позитивизма определяется усовершенствованием естественнонаучных исследований. Естествознание имеет своею основною задачей подмечать законы сходства и последовательности явлений, сводить их, по возможности, к наименьшему числу самых общих и простейших законов, предполагая при этом, что все сложное и совершеннейшее не может быть первоначальным, а является вследствие постепенного развития и усовершенствования мировой жизни. При таком направлении естествознания понятно, что оно могло дать основание попыткам, усиливающимся особенно в наше время, уяснять все сложное, находящееся на высшей ступени развития, из простого и элементарного. Это стремление, сложное и совершенное возводить к простейшему, применяется к уяснению развития и усовершенствования животной жизни. Исследования Дарвина – «Происхождение видов помощью натурального подбора», Миварта «Уроки от природы» (Lesson from Nature), Спенсера «Основания биологии» и др. имеют в виду уяснять если не самое происхождение жизни, то, по крайней мере, постепенное развитие и усовершенствование ее в течение веков. При объяснении психологических явлений употребляется тот же самый способ. Психологические теории Гербарта и Бенеке в Германии, и особенно современная английская школа психологии (Бэн, Спенсер и др.) имеют в виду объяснить весь сложный механизм развития душевной жизни из первоначальных простейших основ психической жизни, развивающихся постепенно в силу присущего всему творению закона развития и усовершенствования. Если к этому присоединить то сочувствие, с которым общество относится к указанному научному направлению, с каким увлечением оно принимает всякие новые научные попытки объяснять более сложное и совершенное путем естественного развития из простого и элементарного; то становится понятным, почему мы в настоящее время замечаем с одной стороны недоверие к чистой мысли, скептическое отношение к философскому направлению, стремившемуся уяснять вопросы о сущности вещей, о первой причине и т. д., а с другой – стремление с точки зрения положительной науки дать ответы на все существенные вопросы, касающиеся человеческой жизни и деятельности. |
| Глава 11. В воскресенье Миссис Мосс разбудила Бэна на следующее утро материнским поцелуем. Она глубоко переживала за мальчика, оставшегося без отца. Бэн во сне забыл о своих проблемах, но память о них вернулась к нему, как только он открыл глаза. Он больше не плакал, но странно и одиноко чувствовал себя до того момента, пока не позвал Санчо и не рассказал ему обо всем, потому что стеснялся даже миссис Мосс. Санчо понимал, что у его хозяина горе, и внимательно слушал эту грустную историю, иногда подвывая из сострадания. Его немая привязанность была необходима мальчику больше каких-либо слов. Санчо знал и любил и отца, и сына. Это их сближало. - Мы должны быть в трауре, мой старый приятель. Это необходимая вещь, хотя никто сейчас этого не делает, - сказал Бэн, когда одевался, вспоминая о похоронах Мелии. Мальчик сменил свой новый голубой костюм с соломенной шляпой на старый черный. Он сделал это искренне, хотя немного сомневался на этот счет, ведь прежняя цирковая жизнь заставляла его задумываться только о произведенном на кого-то эффекте, а не о людях. Бэн не мог найти ничего такого, во что бы одеть Санчо. Он увидел только батистовый карман, почти оторванный от его штанов. Этот черный карман он и прицепил к ошейнику собаки. Когда миссис Мосс увидела их обоих спускающимися по лестнице, она не нашла слов. Улыбка не смогла появиться на ее губах, когда она заметила этот своеобразный траурный бант на шее Санчо. Когда Бэн прибежал к мисс Селии после завтрака, чтобы узнать, есть ли для него какие-нибудь распоряжения, она сказала: - Я хочу, чтобы ты отвез меня в церковь. Для Торни это слишком рисковое мероприятие. - Да, мэм. С удовольствием. Если мой внешний вид для этого подходит, - ответил Бэн. - Богу все равно, какая на нас одежда. Он любит бедных так же, как и богатых. Пред ним все равны. Ты не волнуйся насчет одежды. Не волнуешься? - Нет, мэм. Мой папа отдыхал по воскресениям или просто шел со мной в лес. - Голос Бена немного задрожал, когда он вспомнил о тех счастливых временах, которые никогда уже не вернуть. |
|
|
