| Собранная команда профессионалов высочайшего класса, при этом верующих и богобоязненных людей, могла создавать храмы от фундамента до росписи. И очень красивые храмы. Неслучайно им были доверены многие будущие шедевры: однокупольный храм в честь Архангела Михаила в Архангельском, Казанская церковь в Марково, Святые ворота и надвратная церковь Михаила Архангела в Макарьеве-Желтоводском монастыре, перестройка обветшавшего деревянного храма Святой Троицы в Останкино. Подлинной жемчужиной, одной из первых в этом ожерелье, стала Никольская церковь в Николо-Урюпино. Описание поражает: пять верхов-глав, из которых одна большая - над главным четвериком, а четыре остальных - над отдельными приделами. Они соединены единым ансамблем украшений, нарядным декоративным убором, характерным для зодчества того времени. Согласно переписи вотчины 1685-1686 гг.: " За боярином за князем Никитою Ивановичем Одоевским вотчина его Никольское Урюпине тож, по обе стороны речки Липишны, а на вотчинникове земле по левую сторону церковь Николая Чудотворца каменная с приделы, по правую сторону придел благоверного князя Михаила Черниговского и боярина его Федора, а по левую сторону великомученика Федора Тирона, вверху над папертью по правую сторону придел святых мучеников Фотия и Ианикиты, по левую сторону - преподобномученицы Евдокии " . Придел Федора Тирона, как и центральный престол были перенесены в новый каменный храм из прежней деревянной церкви. Там он был устроен в честь небесного покровителя бывшего владельца усадьбы Фёдора Лихачёва (поместье было продано Поместным приказом князю Никите (Ианиките) Ивановичу Одоевскому в вотчину в 1635 году). Два верхних придела посвящены мученикам Фотию и Аниките, а также преподобномученице Евдокии, и связаны с семьёй самого легендарного князя Никиты Одоевского. В конце 40-х гг. XVII века он являлся выдающимся государственным деятелем, помощником и соратником государя Алексея Михайловича: руководил составлением Соборного уложения, участвовал в русско-польской войне, курировал внешнюю политику страны. Придел Фотия и Аникиты посвящён небесному покровителю князя, а второй - в честь святой Евдокии - небесной покровительнице Евдокии Фёдоровны Шереметевой, супруги Никиты Ивановича. Интересно посвящение нижнего правого придела, сыгравшего в своё время очень важную роль в возрождении храма. Он посвящён Михаилу Черниговскому и его верному соратнику боярину Феодору, которые приняли исповедническую смерть в стане монголо-татарского хана. По одной из версий, Михаил Черниговский - отдалённый предок Одоевских. Идея государственной службы, идея верности и внутреннего воспитания очень ярко прослеживается в истории Никольского храма. Этой идеей можно объяснить и появление придела святых Михаила и Феодора, и выстраивание личного служения Церкви и государству как самого князя Одоевского, так и его потомков, будущих владельцев усадьбы, священнослужителей. |
| В заключение старец умоляет князя щедротами Божиими переменить скупость на щедрость, немилосердие на милость, утешить плачущих и вопиющих день и ночь, избавить обидимых из руки обидящих и, повторив мысль, что все царства христианские сошлись в одно царство Русское, что два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не быть, снова умоляет великого князя внимать себе Господа ради и с помощию Его устроять благочестиво свое царство. Можно упомянуть здесь еще об одном писателе, правда не русском, а сербе, но написавшем для России три похвальных Слова: одно – в честь черниговского князя Михаила и боярина его Феодора и два – в честь Соловецких чудотворцев Зосимы и Савватия; имя писателя – Лев Филолог черноризец. Когда и по какому поводу написано им первое Слово – неизвестно, но из содержания Слова видно, что автор имел сведения в русской истории, знал недостатки русского народа и обращается к своим слушателям как бы находящийся и проповедующий среди них лично: может быть, он и действительно временно жил в России. К написанию же двух остальных Слов Филолог вызван был самою братиею Соловецкого монастыря, которая нарочно посылала к нему в Сербию своего инока Богдана с просьбою о написании этих Слов. Богдан сообщил ему известные жития Соловецких чудотворцев: Досифеево и Спиридоново и передал еще устно некоторые другие сведения. На основании всего этого Филолог и написал похвальные Слова: в одном из них он упоминает о великом князе Василии Ивановиче как уже умершем († 1533) и о правительнице Елене как еще живущей (1538); следовательно, Слова написаны между двумя этими годами. Все три сочинения Филолога показывают в нем человека довольно образованного и знакомого с творениями святых отцов, особенно проповедников, которым он и старался подражать, но крайне преданного правилам риторики. Он любит тропы, метафоры, аллегории; употребляет сравнения, противуположения, повторения одного и того же в разных формах. Выражает мысли свои растянуто, велеречиво, напыщенно. Слог его искусственный, туманный, чуждый простоты и естественности. Похвальные Слова этого писателя-серба заслуживают нашего внимания только потому, что они для наших тогдашних малограмотных книжников казались образцами красноречия, нашли себе между ними усердных подражателей и немало способствовали к усилению и без того уже господствовавшего у нас многословия и риторизма. Но если в период литературных трудов Максима Грека и митрополита Даниила так мало явилось в России других писателей и их произведений, зато в этот самый период началась уже обширная и плодотворная литературная деятельность Макария, сперва только Новгородского архиепископа, а потом Всероссийского митрополита. |
| Развитие московской централизации имело большое влияние на судьбу местных святынь. В начале описываемого времени мы еще встречаем некоторые остатки старинных понятий о них; так, первый владыка-москвич в Новгороде Сергий не хотел почтить мощей владыки Моисея; сам Иоанн III, посетив Хутынский монастырь, унизил мощи преподобного Варлаама пред московскими мощами и был вразумлен грозным появлением подземного огня. Новый порядок вещей обнаружился собиранием местных святынь в Москву, как общий политический и церковный центр. Ее Успенский собор сделался средоточением этих святынь. В его иконостасе помещены: из покоренного Новгорода икона Спаса, из Устюга икона Благовещения, перед которой молился Прокопий Устюжский об избавлении города от каменной тучи, из Владимира икона Одигитрии, из Пскова икона Псковопечерская; в ризницу собора взяты из Новгорода сосуды Антония Римлянина. В Москву же перенесены были местные мощи черниговского князя Михаила и боярина его Феодора (при Грозном). Наконец, по определению московских соборов 1547 и 1549 годов, многие святые разных краев, прежде чтившиеся только местно, получили общее чествование по всей России. Тогда же были собраны местные службы, жития и чудеса новых чудотворцев, а для некоторых составлены вновь и тоже обнародованы повсюду. Это собирание сведений о святых, их житий и служб продолжалось и после означенных соборов. Следствием его было то, что церковное богослужение в России обогащалось новыми празднествами и службами в честь новых чудотворцев. То же самое делалось в отношении к вновь явленным чудотворным иконам, например, с 1579 года новоявленной иконе Казанской Богородицы. С XVI века у нас делаются известными некоторые новые обряды: обряд хождения на осляти в неделю Ваий, совершавшийся в Москве митрополитом, а в епархиях, хотя и не во всех, архиереями, причем осла под святителем в Москве вел за повод вместе с боярами сам государь, и обряд пещного действия, совершавшийся по кафедральным соборам перед Рождеством в неделю праотец. |
| «На монастыре в келье Игумен Пимен, да чёрный священник Ермоген, да священник белый Кузьма Григорьев, питаются от церкви Божией». «Около монастыря Архиепископа Иосифа Суздальского слобода, а в ней живут Архиепископовы дети Боярские и всякие дворовые люди и бобыли нетяглые». «Слободка кожевенная на реке на Каменке, по обе стороны реки по берегу, а в ней храм во имя Богоявления Господа нашего Иисуса Христа, другой храм тёплый во имя Иоанна Предтечи деревянны клетцки». В слободке этой показано 28 дворов посадских людей: Макарова, Володимирова, Быкова, Шестова, Сонина; бобылей: Синцова, Биркиных, Холопова, Соколова, Быкова, Ермолина, Ермолаева и других. «Слобода Архиепископа на реке на Каменке, на Иванове горе, а в ней церковь Архангела Гавриила, да Иоанна Богослова, деревянна вверх, стоит без пения. В той же слободе нетяглые дворы Иосифа Архиепископа Суздальского и Тарусского» (13 дворов)». «Слобода Архиепископа на Андрееве стороне, за рекою за Каменкою, а в ней церковь во имя Андрея Первозванного, деревянна клетцки, другой храм тёплый Петра и Павла». В этой слободе показано 17 дворов, большею частью бобыльских. «На Варварской стороне улица Варварская; в той же улице церковь Святой мученицы Варвары, другой храм, тёплый, Христовой мученицы Екатерины, да престол Зосимы и Савваттия Соловецких Чудотворцев, деревянны клетцки, а в церквах церковное строение мирское». На Варварской улице и в другой, смежной, позади Ризположенского монастыря, показаны бывшие дворы – посадских людей: Лихониных, Ростокина, Юрьева, Баева, Илейкова, Чумичева, бобылей: Баева, Стромова, Нечаева и друг., всего 20 дворов. «В Суздале ж на посаде идучи от острожной осыпи к Спасскому монастырю большою улицею на леве монастырь преподобной княжны Евфросинии Суждальской ружной, на монастыре церковь каменная Ризположения пречистой Богородицы, да предел благоверной княжны Евфросинии Суждальской, да тёплая церковь деревянны клетцки Знамение пречистой Богородицы, да предел князя Михаила Черниговского и боярина его Феодора, ограда деревянная, двои ворота святые, строение прежних государей и царей и нынешнего государя царя и великого князя Михаила Феодоровича всея Руссии. На монастыре 34 келии, а в них игуменья Ливея да 51 старица, а денежную ругу емлют они из Большого прихода, а хлебную – из дворца. |
| А звезды не могут ничего ни прибавить, ни отнять . Все эти мысли о падении первого и второго Рима и всех христианских царств и о высоком значении Москвы и царства Русского, равно и самое наставление великому князю бояться Бога и уповать не на золото и богатство, а на Бога Филофей повторяет почти теми же словами и в начале своего послания к великому князю Василию Иоанновичу. И затем убеждает князя исполнить, в частности, еще три заповеди: а) позаботиться, чтобы все в России право возлагали на себе крестное знамение; б) наполнить соборные церкви епископами, да не вдовствует святая Божия Церковь , и не обижать, как завещали прежние князья, церквей и монастырей относительно их имущества и в) искоренить в православном царстве Русском «горький плевел» — содомский грех, который умножился не только между мирскими людьми, но и другими. В заключение старец умоляет князя щедротами Божиими переменить скупость на щедрость, немилосердие на милость, утешить плачущих и вопиющих день и ночь, избавить обидимых из руки обидящих и, повторив мысль, что все царства христианские сошлись в одно царство Русское, что два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не быть, снова умоляет великого князя внимать себе Господа ради и с помощию Его устроять благочестиво свое царство . Можно упомянуть здесь еще об одном писателе, правда не русском, а сербе, но написавшем для России три похвальных Слова: одно — в честь черниговского князя Михаила и боярина его Феодора и два — в честь Соловецких чудотворцев Зосимы и Савватия; имя писателя — Лев Филолог черноризец . Когда и по какому поводу написано им первое Слово — неизвестно, но из содержания Слова видно, что автор имел сведения в русской истории, знал недостатки русского народа и обращается к своим слушателям как бы находящийся и проповедующий среди них лично: может быть, он и действительно временно жил в России . К написанию же двух остальных Слов Филолог вызван был самою братиею Соловецкого монастыря, которая нарочно посылала к нему в Сербию своего инока Богдана с просьбою о написании этих Слов. |
| Первого февраля М. З. в первый раз пришла к батюшке на исповедь, и он сказал ей: «Трифон мученик поможет». Ей стало лучше, уже не было такой изнурительной слабости, как прежде; во второй раз попала она на исповедь накануне Николина дня, и после приобщения Святых Таин она совсем исцелилась и окрепла силами и стала быстро ходить, тогда как прежде доктора не позволяли ей этого; теперь же она целыми днями бывала на ногах и не чувствовала никакой усталости. Вот как быстро поднял ее дорогой целитель-батюшка. Муж ее Петр прежде пил запоем. Сокрушаясь о таком горестном состоянии своего мужа, М. З. убеждала его пойти к батюшке, но, сколько она ни звала его, он и слушать не хотел, говоря: «И в нашем приходе есть священник, зачем я пойду в собор». Так три года ничего не могла сделать с ним несчастная женщина; это были такие ужасные томительные для нее годы, что она и вспомнить не может о них. Чтобы возбудить в ней горячность молитвы за мужа, батюшка наложил на нее продолжительную епитимию, почти не подпускал к себе, строго держал вдали, а это было ужаснее всего. Немилость пастыря доставляла всегда человеку такое ужасное духовное страдание, что невозможно и передать этого. Три года молилась несчастная женщина, изнывая в тяжкой скорби, наконец душевный карантин окончился, милосердие Божие пролилось на М. З. Батюшка, видя чистосердечное сокрушение ее о муже, умолил Господа и его принять в число достойных чад Своей Церкви; тяжкое трехлетнее испытание окончилось и принесло желанную радость: муж ее озарился светом веры и вступил в духовное стадо благодатного пастыря. Это случилось так: в конце трехлетнего тяжкого искуса М. З. подходит к батюшке около мощей черниговских чудотворцев, князя Михаила и боярина его Феодора, подает ему записку о муже и три рубля денег. Батюшка не берет ни записки, ни денег, но видимо смягчается и уже не так порывисто-строго относится к ней. Муж ее внезапно заболел: у него опухли и закрылись глаза так, что он ничего не видел, с ним сделался сильный жар. М. З. идет в собор, молится за мужа, берет святой воды и приносит домой. Когда она омочила святой водой глаза больного мужа, то у него сейчас же открылся один глаз, а через несколько времени и другой, и он быстро выздоровел. Такое чудесное исцеление сильно подействовало на него и, видимо, послужило для него спасительным толчком, так что он накануне 22 октября пошел в собор ко всенощной и получил благословение от батюшки; 22 октября, в день празднования Казанской Божией Матери, он опять пошел в собор, батюшка исповедовал его около жертвенника и сказал ему: «Оставим вино, оставим пиво, оставим папиросы курить». Для закрепления такого великого благостного решения батюшка сказал ему: «Давай помолимся»,– и стал возносить горячую молитву о вновь обращенном на путь истины и спасения грешнике. Велика, горяча, благодатна была молитва праведника о заблудшей овце, потому что Петр Петрович (так звали мужа М. З.) с того времени до самой смерти своей не взял в рот ни спиртных напитков, ни папирос. |
| построением на Казанские деньги девятиглавой каменной церкви Покрова Божией Матери в Китае. День восшествия своего на престол Борис освятил созданием церкви Св. Симеона Столпника за Яузою; Ивановская колокольня, известная с XVII века под именем Ивановского столпа, осталась памятником забот Годунова о бедствовавшем народе и благолепии церковном. В память возвращения от Литвы Смоленска в 1514 году начато, а в 1525 г. окончено построение Новодевичьего монастыря, на Девичьем поле, близь обители Св. Саввы и церкви Происхождения честного Креста; принесение из Чернигова в Москву, 1578 года, св. мощей Князя Михаила и Боярина Феодора ознаменовано сооружением церкви под бором за рекою Сретения мощей Великого Князя Черниговского Михаила 112 ; по случаю учреждения в 1596 году празднования трем Святителям Московским сооружена крестовая церковь в честь сих Иерархов 113 ,на сенях в Патриаршем дворе, где она упала и разобрана в 1763 году. Дух благочестия и любовь к благолепию дома Божия были тогда могущественными побуждениями к построению, или возобновлению и украшению церквей и к основанию монастырей. Укажем на некоторые сооруженные храмы: в 1505 году, вместо старых, вновь начато сооружение каменных церквей: Св. Михаила Архангела на площади и Св. Иоанна Лествичника под колоколами, с колокольницею, строенною Фрязиным 114 , в 1507 и 1508 г. Св. Николы Голстунского, в 1527 г. Спаса Преображения на бору, Св. Великомуч. Георгия у Флоровских ворот и Св. Бориса и Глеба на Арбате. В 1514 г. на большом Посаде за торгом церковь Введения, в садах Св. Владимира, на Воронцовом поле, Благовещение, на Государевом дворе Св. Лазаря, за Неглинною Св. Леонтия Ростовского и Св. Петра Чудотворца, на Ваганькове Благовещения Богоматери, на Стретенке Введение Божией Матери. В 1518 г. повелением В. Кн. Василия Иоанновича поставлены девять каменных церквей в Москве: 1) Св. Николая Заяцкого, 2) Св. Иоанна под рогом (под бором?), 3) Алексея человека Божия в Девичьем монастыре, 1) Всех святых за Неглинною на берегу, 5) Св. |
| В Архангельском соборе почивают св. мощи: 1) у первого южного столпа, отрока, царевича Димитрия (Уара), сына царя Иоанна Васильевича Грозного, убиенного в Угличе на 7 году возраста его, 15 мая 1591. Нетленные мощи сии перенесены сюда, по повелению царя Василия Иоанновича Шуйского 3 июня, 1606 года, Филаретом Никитичем, бывшим тогда митрополитом в Ростове. Нынешнюю раку для них, обложенную серебром, устроил царь Михаил Феодорович, в 1630 году. Святотатственная рука неприятелей, в 1812 г., коснулась этой святыни, которая была сохранена за иконостасом Вознесенского Кремлевского монастыря тамошним священником, и при возобновлении собора перенесена опять на нынешнее место. 2) У второго южного столпа – Черниговских чудотворцев, князя Михаила Всеволодовича и боярина его Феодора, приявших мученическую смерть в Орде за ревность к Православной вере, и изрубленных в куски, 20 сентября 1246 года. Мощи этих исповедников Христовых были сначала привезены во Владимир, потом в Чернигов, где и почивали около 330 лет; наконец, по желанию царя Uoahha IV , перенесены в Москву при митрополите Антонии в 1572 году и 14 февраля положены в храме, во имя их построенном в Кремле, у верхних Тайницких ворот, откуда, на время перестройки этой церкви, 1681, были износимы сюда, в Архангельский собор, а 1683 возвращены на прежнее место; но когда Приказы и все строения, окружавшие Черниговский Собор по гребню горы Кремлевской, были сломаны, да и самый собор, по случаю закладки огромного Баженовского Дворца, уничтожен: то мощи угодников, перенесены 25 августа, 1770 года в Сретенский, а оттуда, 21 ноября, 1774, в Архангельской собор, с того времени и находятся они тут неподвижно, под спудом. По повелению императрицы Екатерины II, тогда ж сделана была для мощей искусным мастером Петром Робертом богатая чеканенная из серебра рака, которая в 1812 году похищена и заменена бронзовою высеребренною, с образами превосходной кисти как на самой раке, так и над нею, на столпе. Ризница Архангельского собора вмещает в себе, кроме драгоценных утварей и священных облачений, многие достопримечательные вклады прежних царей и вельмож. |
| Двадцатый день Поучение 1-е. Св. благоверный князь Михаил и боярин Феодор, Черниговские чудотворцы (Подвиг исповедания веры в наше время и в нашем отечестве) I. K сонму святых православная Церковь давно причислила двух мучеников земли русской – Черниговского князя Михаила и боярина его Феодора, подвиги которых в исповедании ими Христовой веры она и воспоминает в нынешнее день. Почти пятьсот лет отдедяют нас от мученической их смерти, но размышление о ней всегда сопровождается для нас, их потомков, великою нравственною пользою. Князь Михаил жил в то тяжелое для России время, когда ею владели татары – язычники. Получив приказание явиться в Орду, как данник хана, он отправился туда с твердою решимостью скорее умереть мучеником за св. христианскую веру, чем постыдно изменить ей, поклонившись идолам, на что решились некоторые князья, раньше его отправлявшиеся к татарскому хану. Одинаковых мыслей с князем был и сопутствовавший ему боярин его – Феодор. Хан Батый, враждебно расположенный к Черниговскому князю за то, что тот, пылая любовью к святой вере и дорогой родине, побуждал своих соседей восстать против татарского ига, приказал не иначе допустить его к себе, как после того, как он пройдет чрез так называемый «священный огонь» и поклонится языческим богам татар – войлочным идолам. «Нет, – мужественно отвечал Михаил, – я могу поклониться вашему царю, которому небо вручило судьбу земных государств; но христианин не служит ни огню, ни бездушным идолам». Батый пришел в ярость, услышав такой смелый ответ от своего бессильного данника. Он велел передать на его выбор одно из двух: или поклониться его богам и получить жизнь, свободу и право на владение княжеством, или за сопротивление его воле умереть злою смертью. Когда Батыю был передан решительный отказ Черниговского князя поклониться идолам, последовало приказание замучить его до смерти. Явились убийцы и бросились, как дикие звери, на князя; повалив на землю, кулаками и палками били его по груди и, повернув лицом к земле, продолжали с удвоенной яростью наносить удары. Последнее слово мученика было: «я – христианин», после чего ему отсекли голову. Подобным же образом был замучен татарами и благочестивый его боярин Феодор. |
| Отрадно стоять на высотах Кремля в час всенощной, когда на зов златоглавого великана, внезапно и со всех сторон, откликаются его бесчисленные дети и ходит гул в дрогнувшем эфире, серебристый, многоглагольный, слитый не из одних звуков, но из чувств и мыслей и слов, которые, однако же, не опускаются до земли: язык неба плавает в небе, обтекая столицу своим медным гимном. Это священные кимвалы полчищ ангельских, стражей Русской земли, вечно бодрствующих над богохранимым градом для отгнания лукавых князей тьмы. А между тем под сенью благовествующего неба сладко упокоевается земля, как бы на лоне у матери, и светел вечерний лик белокаменной Москвы, и синих вод ее и зеленых садов, в последний час угасающего дня, который будто нехотя расстается с нею, убирая, как невесту, своенравными цветами, – где только можно медлят запоздалые лучи его, то догорая золотом на сонме куполов и крестов, то девственным румянцем на стенах храмов, то воздвигая белые призраки башен из массы зданий. Но эти призраки, подымаясь как бы из тьмы времен, гласят о славном минувшем; это громадная летопись нашего царства, каменные грани, которые ставили предки на рубеже веков, ознаменованных великими деяниями, чтобы при виде их потомки укреплялись молитвою на новые подвиги. Прямо против Кремля церковь Черниговских чудотворцев, где долго покоились святые мощи князя Михаила и боярина Феодора, кровью запечатлевших веру во Христа пред диким Батыем; далее, позади величественных храмов Пятницы, «Всех скорбящих» и Климента, Папы Римского, главу коего принес св. Владимир из покоренной Корсуни, яснеют вдали древние башни Симонова, память первой победы над татарами. Сергий, молитвенно двинувший рать Донского на Мамая, указал и место для обители благодарному князю. Левее одиноко восстает величавая колокольня Новоспасская и с нею воспоминание другого конечного торжества над монголами – это бегство последнего хана Ахмата и падение Золотой Орды, два века тяготевшей над Россиею, и величие Иоанна, собирателя Руси, соорудившего обитель в лето свержения ига. И третья славная обитель виднеется правее Симонова из толпы церквей, Донская именем и отголоском первой победы. Сергий и витязь, сокрушитель Мамая, опять действуют чрез два столетия, уже под стенами Москвы. |
|
|
