| — Поверни немного в сторону от солнца, сагамор, — сказал упрямый житель лесов, — я вижу, плуты решили принести одного человека в жертву. Поверни дальше от солнца, и мы поставим остров между собой и ними. Этот маневр оказался удачным. Невдалеке лежал длинный низкий остров. Пирога беглецов прошла вдоль одного берега, преследователям пришлось плыть вдоль другого. Разведчик и его товарищи воспользовались этим преимуществом и под прикрытием кустов удвоили свои усилия, и без того поразительные. Обе лодки обошли последний, самый низкий пункт острова, словно два рысака, несущиеся во всю прыть; беглецы были впереди. — Ты не зря выбрал именно эту пирогу, Ункас, — сказал, улыбаясь, разведчик, кажется, радуясь быстроте своей пироги больше, чем открывшейся перед ними возможности спасения. — Дьяволы снова налегли изо всех своих сил на весла, и нам, чтобы отстоять свои скальпы, приходится больше полагаться на куски обструганного дерева, чем на ружья и зоркость глаз… Ну, друзья, шире замах, гребите дружнее! — Они готовятся стрелять, — сказал Хейворд, — а так как мы на одной линии с ними, то выстрел непременно попадет. — Так ложитесь на дно лодки, — возразил разведчик. — Вы и полковник — тогда будет меньше мишеней. Хейворд ответил, улыбаясь: — Дурной был бы пример, если бы старшие по чину прибегали к уверткам, когда воины находятся под огнем! — Господи! Господи! Вот оно, мужество белого человека, граничащее с безрассудством, как и многие другие поступки белых! — воскликнул разведчик. — Неужели вы думаете, что сагамор, или Ункас, или даже я стали бы раздумывать, следует ли прибегнуть к уловке, когда нельзя бороться открыто? — Все, что вы говорите, совершенно верно, мой друг, — ответил Хейворд, — но наши обычаи не позволяют поступать так, как вы желаете. Залп из ружей гуронов прервал этот разговор. Когда пули засвистели вокруг них, Дункан увидел, что Ункас повернулся и посмотрел на него и Мунро. Несмотря на близость неприятеля и грозившую ему лично опасность, на лице молодого воина не было заметно никакого волнения; оно выражало только удивление, что находятся люди, желающие подвергать себя бесполезному риску. Чингачгук, вероятно, был более знаком с понятием белых людей, потому что ни разу не взглянул в их сторону и не отрывал глаз от предмета, к которому направлял пирогу. Пуля вскоре вышибла из рук вождя легкое гладкое весло: пролетев по воздуху, оно упало в воду далеко от лодки. Гуроны закричали и выстрелили еще раз. Ункас провел по воде дугу лопастью своего весла; пирога вильнула вбок, и Чингачгук поймал свое весло, высоко поднял его, испустил боевой клич могикан и снова принялся за свое важное дело. |
| Гнев – крайняя и бурная реакция отторжения чужого мнения, желания или поведения, не совпадающего с собственной волей. Как правило, реакция неразумная, сначала осуществляемая и лишь потом поддающаяся осмыслению, если вообще поддающаяся. Гнев – реакция на несовпадение действительности с моим «Я хочу». Следовательно – проявление гордыни, следовательно – от лукавого. Прославляет святых Бог, а не люди, поэтому к Нему прежде всего нужно обращаться с молитвой об этом – Так как же быть в таких случаях? Что можно посоветовать, о чем попросить людей, которых атакует «народное благочестие», и тех, кто поддался ему, стремясь во что бы то ни стало затащить своего любимого старца, старицу и т.д. на небо, ну, или по крайней мере в святцы? – Как обычно: «Итак, смотрите, поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые» (Еф. 5: 15). Проще говоря, христианство не отменяет осторожности, и интеллектуальной в том числе. Думать надо. И иногда смеяться: здоровый смех может рассеять напыщенную, самоуверенную и душевредную глупость. А ревнителей не по разуму хотелось бы попросить: не превращайте любимых вами людей в повод для разделения и противостояния, не превращайте их имена в боевой клич. Свидетельство о святости должно быть кротким, иначе оно окажет лишь медвежью услугу. Прославляет святых Бог, а не люди, поэтому к Нему прежде всего необходимо обращаться с молитвой об этом, прилагая слова: «Но да будет воля Твоя, а не моя». Не тащите силком на небо. Насильно свят не будешь. скрыть способы оплаты Смотри также Комментарии священник Алексий 21 мая 2016, 12:07 Я понимаю суть статьи, но возмущает из уст православного священника повторение сказок иконоборцев: " Ересь иконоборчества в свое время возникла не на пустом месте, не как плод чьего-то зловредного измышления, а как попытка обличить и устранить из церковного быта различные ненормальные, а то и дикие обычаи, возникшие в связи с иконопочитанием. К примеру, соскобленную с иконы краску добавляли в чашу с Причастием, брали иконы в восприемники при крещении детей, украшали иконами одежды мирян " . |
| С помощью виски и содовой воды я нынче в ночь допишу его до конца, и завтра мой народ ему внемлет. Все те районы, в которых вы родились и где уповаете сложить кости, да воздвигнутся в своем прежнем великолепии – Хаммерсмит, Кенсингтон, Бейзуотер, Челси, Баттерси, Клэпам, Балэм и не менее сотни прочих. Каждый район, он же предместье, немедля выстроит городскую стену, и ворота в ней будут запираться на закате. У всех будет Городская стража, герб, и если на го пошло, боевой клич. Я, впрочем, не буду входить в подробности, слишком переполнено чувствами мое сердце. Тем более что все подробности будут перечислены в Указе. Все вы подлежите зачислению в предместную стражу, и созывать вас будет не что иное, как набат: значение этого слова мне пока что не удалось установить. Лично я полагаю, что набат – это некий государственный чиновник, очень хорошо оплачиваемый. Итак, если где-нибудь у вас в доме сыщется что-нибудь вроде алебарды, то упражняйтесь, непременно упражняйтесь с нею где-нибудь в садике. Тут король от избытка чувств уронил лицо в платок и поспешно удалился с кафедры. Члены Общества – все, как один,– привстали в неописуемом смятении. Кое-кто из них полиловел от возмущения; другие полиловели от смеха: но большей частью никто ничего не понял. Говорят, будто некто, бледный, с горящими голубыми глазами, не спускал взгляда с короля, а когда тот закончил речь, из зала выбежал рыжеволосый мальчишка. Глава II. Совещание лорд-мэров Наутро король проснулся спозаранок и сбежал вниз, прыгая через две ступеньки, как мальчишка. Он поспешно, однако же не без аппетита позавтракал, призвал одного из высших дворцовых сановников и вручил ему шиллинг. – Ступайте, – сказал он,– и купите мне набор красок ценою в один шиллинг, который продается, если память мне не изменяет, в лавочке на углу второго по счету и весьма грязноватого переулка, кое-как выводящего из Рочестер-роуд. Хозяину королевских гончих псов уже велено в достатке снабдить меня картоном. Я решил, не знаю почему, что это его призвание Целое утро король забавлялся, благо и картона, и красок вполне хватало. |
| Тювик промахнулся: птичка успела шмыгнуть за толстый ствол дерева. Ястреб круто повернул за ней. С невероятным проворством птичка принялась кружить вокруг ствола. На третьем же кругу ястреб заметно отстал от нее: он был слишком велик для таких быстрых поворотов. Птичка стремглав метнулась в кусты и исчезла. Одураченный ястреб не подумал вернуться к своей недоеденной добыче. Он принялся летать между кустами и деревьями. Джигит едва успевал следить за его неожиданными поворотами и резкими скачками в воздухе. В это время степной орел спустился на голую вершину дерева. Тювик мгновенно шмыгнул под ветки и примостился у самого ствола. Орел медленно собрал громадные крылья и втянул голову в плечи. «Гиак! гиак!» — раздался вдруг громкий крик откуда-то с высоты. Джигит сквозь листву разглядел над орлом сапсана. «Гиак!» — снова испустил сокол свой боевой клич. Орел только голову повернул. Но когда сапсан помчался на него сверху, громадный хищник невольно распустил крылья, готовясь встретить удар. Сапсан просвистал над самой спиной орла и снова взмыл над ним. Орел взмахнул крыльями и поднялся с дерева. Весь вид его говорил, что он недоволен, очень недоволен: хотелось отдохнуть, а тут этот забияка. Гассан хохотал, довольный: вот когда прилетел настоящий хозяин. Тюника на дереве уже не было: улучив минутку, воришка незаметно удрал из чужих владений, куда он прилетел пограбить, пока нет хозяина. Джигит свистнул коня. Теперь можно было спокойно отправляться домой, не требовалось даже искать гнезда сапсана: раз тут его охотничьи владения, тут его можно будет и поймать. Промах Приготовления к ловле заняли четыре дня. В первый же день Гассан починил сеть и без труда поймал в ауле белокрылого голубя. Два дня ушло на розыски гнезда чернолобого сорокопута. Эта певчая птичка ведет хищный образ жизни и отличается замечательной зоркостью. Гнездо, наконец, было найдено в заросли держидерева. Джигит вымазал птичьим клеем ветки рядом с гнездом, и на следующий день сорокопут попался: приклеился лапками к ветке. |
| Впереди второе судно, с трудом идет оно в ревущем шторме, его рваные паруса развеваются, как ленты, на мачтах, а на палубе теснятся люди, привязанные к поручням, через которые перекатываются каждое мгновенье гигантские волны, унося обреченных в пенящееся море. Заднее судно несется среди ревущих валов, с быстротой и силой, которым ничто не может противостоять, и, врезавшись в корму переднего судна, разбивает его своим килем. Из чудовищной воронки, образовавшейся на месте затонувшего судна, вырывается вопль, такой громкий и пронзительный, – предсмертные крики тонущих, слившиеся в неистовый вой, – что заглушает боевой клич стихии и прокатывается долгим эхом, которое, казалось, прорезает воздух, небо и океан. Но что это там – эта старая, седая голова, которая показалась над водой и бросая отчаянные взгляды и взывая о помощи, борется с волнами? Один взгляд – и он прыгает за борт судна и, сильными взмахами рук рассекая воду, плывет к ней. Он приближается к ней, настигает ее. Это – лицо того человека. Старик заметил его приближение и тщетно пытается от него ускользнуть. Но он крепко схватывает его и влечет ко дну. Вниз, вниз вместе с ним, на глубину трехсот футов; борьба все слабее, слабее и, наконец, прекращается. Старик мертв – он убил его и сдержал свою клятву. Босой и одинокий, идет он по раскаленным пескам необъятной пустыни. Песок душит его и слепит глаза, мелкие песчинки проникают в поры кожи и доводят почти до безумия. Гигантские массы песка, гонимые ветром и насквозь пронизанные лучами палящего солнца, вздымаются вдали, подобно огненным колоннам. Кости людей, погибших в ужасной пустыне, валяются у его ног, зловещий свет озаряет все вокруг; сколько хватает глаз, все внушает ужас и страх. В отчаянии он тщетно пытается вскрикнуть, но язык прилип к гортани, и вне себя он бросается вперед. Наделенный сверхъестественной силой, он бредет по песку, пока не падает без чувств на землю, измученный усталостью и жаждой. Какая ароматическая свежесть оживила его, что это за журчанье? Вода! Да, это источник, и чистый, прохладный ручей струится у его ног. |
| Своеобразным общим рефреном его выступления и выступлений остальных участников и гостей съезда стали словакнязя, приведённые в " Мирном Труде " : " В Севастополе, - заметилпочётный председатель ПКВОПС, - в память адмирала Корнилова поставлен памятник,на котором начертаны последние слова умирающего адмирала: " Отстаивайте же Севастополь " . Нам же приходится сказатьв настоящее время - отстаивайте Россию! " Выступивший вслед закнязем А.Г.Щербатовым председатель съезда профессор В.Ф.Залеский говорил,главным образом " о либералах и консерваторах " . Причём, несмотря нато, что его речь, посвящённая критике либеральной системы ценностей, носила ярко выраженный концептуальный характер, в терминологическом плане она была вполне доступной для понимания простых крестьян. Подчеркнув, что " само противоречие заключается во всей системе либерализма и в каждом отдельном либеральном принципе " , В.Ф.Залеский в простых выражениях показал лицемерный,антихристианский характер современного ему либерализма. При этом некоторые его высказывания весьма актуально звучат и сегодня. " Посмотрите на все эти пресловутые " свободы " , - призывал, в частности, В.Ф.Залеский. Свобода совести... какгордятся ею г.г.[оспода] либералы! Веруйтево что хотите, поклоняйтесь чему хотите - лесному пеньку, золотому тельцу,самому сатане... но не смейте веровать во Христа! Это не либерально! Во Христа веровать запрещается, и кощунственные шуточки над христианской религией считаются среди г.г.[оспод] либералов признаком хорошего тона. Либеральное движение сего " свободой совести " есть в сущности ничто иное, как организованная борьба против христианства. Для унижения христианской веры изобретён, между прочим, " высокий " либеральный принцип - отделение Церкви от государства. Применение этого принципа ведёт к тому, что христианская вера лишается покровительства законов. [...] Свобода слова вообще исвобода печатного слова в особенности - самое драгоценное благо г.г.[оспод] либералов. " Долой цензуру! " - их боевой клич. |
| Вот каково значение возвращения рясофорного в мир, и да боится сего тот, кто принял рясофор! Принятие же мантии означает следующее. Когда издадут царский приказ и выступит войско в военный поход, то каждый воин заботится о подобающем снаряжении к войне, подпоясывает меч к поясу своему и следует по Царскому повелению, согласно сказанному: «Возьми крест твой и следуй за Мной…» ( Мк.8:34 ). Войско выступает в поход. Однако бывают воины, которые на пути к сражению начинают трусить, малодушествовать, жалеют о том, что сделались воинами и, как только представится случай, поворачиваются назад… Но куда же пойти такому монаху? Куда ему скрыться? Ибо сказано: «Грешницы, камо бежим?., на небо? — тамо еси… во аде попрал еси смерть… во глубины морския? — и тамо десница Твоя, Господи…» 112 Если же случая бежать не представится, то малодушный продолжает поход, но идет в сражение с робостию, с тайными помыслами: что мне сделать, чтобы избавиться боя?.. Как мне избавиться военной службы? Как только у воина появятся эти помыслы, тотчас делается он неспособным и нерадивым к воинскому делу. Когда же войска достигнут поля брани, тогда воин, подготовившийся к бою, т. е. изучивший действие оружием и укрепившийся мужеством, стяжевает славу… Тогда облекается воин в военные доспехи, говорим: монах принимает Великую ангельскую схиму — становится великосхимником, — а когда прославится, т. е. получит обильную благодать, то делается военачальником… Когда препояшутся силы доспехами, дабы биться с врагами в великом бою, тогда войско делает боевой клич, т. е. бросается на ура, — и бьются с крайним напряжением. Если же кто по нерадению допустит свое оружие заржаветь и боязливыми мыслями, как водою, подмочит свой порох, то может ли он в бою быть храбрым воином?! Спрашиваю я вас далее: когда монах в бою будет побежден страстями, то не опозорит ли он ангельскую схиму? Какого таковый может ждать себе спасения?.. Да, вооружается воин, даются ему воинские доспехи, но какая от сего польза воину, который своим нерадением и трусостию служит лишь худым примером для всего войска?.. Говорим: монах вооружается, как в доспехи, в ангельскую схиму, получает при сем благодать и помазание Всесвятаго Духа, но какая польза от блеска ангельских схим и небесных дарований для ленивых, которые лишь худой пример вносят в монашескую жизнь нерадением своим, вместо того, чтобы подвизаться в борьбе со страстями, обманывают ближнего, обижают его, и умышляют, как бы предать другого? |
| Словом, когда Каспиан с отрядом подходил к воротам замка, почти весь город, громко крича, шел за ним, – и губернатор, сидевший над грудой отчетов, циркуляров и указов, услышал эти крики. Трубач Каспиана протрубил в рог и крикнул: «Отворите ворота королю Нарнии, который прибыл с визитом к своему любимому и верному слуге!» В те времена на Островах все делали неторопливо. В воротах отворилась небольшая дверца, из нее вышел взъерошенный и заспанный стражник в грязной старой шляпе вместо шлема и с заржавленной пикой в руке. Он заморгал, глядя на сверкающие мечи и прошамкал: – Жакрыто, жакрыто! Прием ш девяти до дешяти каждую вторую шубботу! – Шляпу долой перед королем! – прогремел лорд Берн и хлопнул стражника по плечу рукой в боевой рукавице так, что шляпа слетела сама. – А? Што шлучилссь? – начал было стражник, но никто не обратил на него внимания. Двое солдат Каспиана вбежали в дверцу и, повозившись с засовами и задвижками, которые очень заржавели, настежь распахнули ворота. Войдя в них с отрядом, Каспиан оказался во внутреннем дворике. Несколько стражников слонялись тут без дела, а другие, дожевывая что-то на бегу, выскакивали в беспорядке кто откуда. Оружие их и доспехи тоже заржавели, однако сами они все же могли бы сражаться, если бы кто-нибудь приказал или они бы знали, в чем дело. Но Каспиан не дал им опомниться. – Кто ваш начальник? – громко спросил он. – Вроде бы я, – ответил томный, щеголеватый, довольно молодой человек без доспехов. – Мы, король Нарнии, – сказал король, – хотим, чтобы наше посещение вселяло не страх, а радость. Лишь поэтому мы ничего не говорим тебе об оружии и доспехах твоих солдат. Мы прощаем тебя. Вели своим солдатам открыть бочонок вина и выпить за наше здоровье, но помни, что поутру мы увидим здесь, в замке, настоящих воинов, а не оборванных бродяг. Позаботься об этом, иначе мы разгневаемся. Начальник разинул рот от удивления, но Берн тут же крикнул: – Да здравствует король! – и солдаты, сообразившие только, что им дадут вина, громко подхватили этот клич. |
| С помощью виски и содовой воды я нынче в ночь допишу его до конца, и завтра мой народ ему внемлет. Все те районы, в которых вы родились и где уповаете сложить кости, да воздвигнутся в своем прежнем великолепии – Хаммерсмит, Кенсингтон, Бейзуотер, Челси, Баттерси, Клэпам, Балэм и не менее сотни прочих. Каждый район, он же предместье, немедля выстроит городскую стену, и ворота в ней будут запираться на закате. У всех будет Городская стража, герб, и если на го пошло, боевой клич. Я, впрочем, не буду входить в подробности, слишком переполнено чувствами мое сердце. Тем более что все подробности будут перечислены в Указе. Все вы подлежите зачислению в предместную стражу, и созывать вас будет не что иное, как набат: значение этого слова мне пока что не удалось установить. Лично я полагаю, что набат – это некий государственный чиновник, очень хорошо оплачиваемый. Итак, если где-нибудь у вас в доме сыщется что-нибудь вроде алебарды, то упражняйтесь, непременно упражняйтесь с нею где-нибудь в садике. Тут король от избытка чувств уронил лицо в платок и поспешно удалился с кафедры. Члены Общества – все, как один,– привстали в неописуемом смятении. Кое-кто из них полиловел от возмущения; другие полиловели от смеха: но большей частью никто ничего не понял. Говорят, будто некто, бледный, с горящими голубыми глазами, не спускал взгляда с короля, а когда тот закончил речь, из зала выбежал рыжеволосый мальчишка. Глава II СОВЕЩАНИЕ ЛОРД-МЭРОВ Наутро король проснулся спозаранок и сбежал вниз, прыгая через две ступеньки, как мальчишка. Он поспешно, однако же не без аппетита позавтракал, призвал одного из высших дворцовых сановников и вручил ему шиллинг. – Ступайте, – сказал он,– и купите мне набор красок ценою в один шиллинг, который продается, если память мне не изменяет, в лавочке на углу второго по счету и весьма грязноватого переулка, кое-как выводящего из Рочестер-роуд. Хозяину королевских гончих псов уже велено в достатке снабдить меня картоном. Я решил, не знаю почему, что это его призвание Целое утро король забавлялся, благо и картона, и красок вполне хватало. |
| Фламбо со смешком поинтересовался, не означает ли старинный боевой клич «На Запад, хэй–хоу!» всего–навсего желание девонширцев перебраться в Корнуолл. Фэншоу отвечал, что не стал бы подшучивать над отважными моряками Корнуолла, дух которых и поныне витает на открытых всем ветрам просторах Юго–Западной Англии. Взять хотя бы старого адмирала, который живет неподалеку. Этот израненный в баталиях морской волк еще в юности открыл Тихоокеанский архипелаг. Восемь островов, не известные дотоле, появились благодаря ему на карте мира. Сесил Фэншоу принадлежал к тому типу людей, которые все на свете готовы принимать с наивной восторженностью. Трудно было вообразить себе людей более несхожих между собой, чем хрупкий белокурый юноша аристократического сложения с мальчишеским азартом и нежным девичьим румянцем, и широкоплечий Фламбо, чей облик мушкетера подчеркивали густые черные брови и развязность. Отец Браун слушал и наблюдал, хотя слова спутников проходили мимо его сознания, точно так же, как перестук колес не мешает усталому пассажиру, как примелькавшийся рисунок обоев в комнате человека, прикованного к постели, больше не останавливает на себе взгляда. Разве можно знать заранее, когда наступит решающий перелом в настроении человека, медленно поправляющегося после болезни? Хандра, в которой пребывал отец Браун, очевидно, усугублялась непривычкой к морским путешествиям, ибо по мере того, как яхта заходила все глубже в устье реки, сужавшееся наподобие бутылочного горлышка, волны успокаивались, а с суши стал долетать теплый, ласковый ветерок, отец Браун оживлялся буквально на глазах и с детским любопытством всматривался в окружающий пейзаж. Наступил краткий предвечерний миг, когда небо и море вдруг светлеют, озаренные последними лучами заходящего солнца, а берег, покрытый растительностью, сливается в сплошную черную массу. Все вокруг было пронизано предчувствием необычного. Погода стояла редкостная. Казалось, будто чья–то рука отвела в сторону тончайшее дымчатое стекло, скрадывающее подлинную сочность и богатство природных красок. Даже темные цвета в такой день обнаруживают больше глубины и блеска, чем светлые краски в обычную погоду. Утоптанная полоса земли по краю берега, торфяные пятна на поверхности заводей вместо грязно–бурых стали охристо–золотыми. Роща, терявшаяся в сплошной серой мгле, походила на поле ярких лиловых цветов, колеблемых ветром. Сказочное пиршество красок, неизъяснимая таинственность природы подействовали на отца Брауна самым притягательным образом. От сковывавшего дотоле сонного оцепенения не осталось и следа. |
|
|
