| - Не за что. - Я не за деньги… За то, что не устроила истерику. «Я работникам истерик не устраиваю», — хотела сказать Вера, но разумно воздержалась, спросив о другом: - Ты думаешь, это его рук дело? - Думаю, но это ничего не меняет. Я вообще, Вера, много думаю, а, наверное, зря. У меня уже буквальное горе от ума. - Начнешь пить? - Это мысль, — удивился простейшему выходу Словцов, — традиционный русский психоаналитик — коктейль из водки и первого встречного. 2 Хотелось, конечно, застать Егорыча, но тот, видимо, опять мотался по своим буровым. Поэтому первым встречным оказался гастарбайтер-таджик, с которым Павел столкнулся в гастрономе. Правда, пить с ним пришлось, что называется, не отходя от кассы. - Выпьем за дружбу народов, как в старые добрые времена? - Если так надо, выпьем, — мудро ответил Джамшид, так звали первого встречного. Он с почти незаметным акцентом говорил по-русски. Так говорят татары, для которых он — второй родной. Это несколько удивило Словцова, о чем он заявил после двух доз из пластиковых стаканов. - Я же в Советском Союзе родился, как и ты, — объяснил Джамшид. - А пьешь, как будто не правоверный. - Я же в Советском Союзе родился, — снова повторил таджик, — это во-первых, во-вторых, Коран запрещает пить вино, про водку там не написано, втретьих, если человеку плохо, то за дружбу с ним можно и яд принять… - Ничего себе философский пассаж, — поразился Павел. Таджик был примерно одного с ним возраста и роста. У него были усталые, точнее, печальные, но не карие, а зеленоватые глаза, небритое несколько дней лицо и изъеденные грязью и тяжелой работой руки. Если на лице природная смуглость оттеняла шрамы и морщины, то на руках каждая складка отяжелялась отложениями цемента, мазута, солярки и еще Бог весть чего. - Давно здесь? — спросил Павел. - Десять лет туда-сюда… - А там? Совсем хреново? - Ты когда-нибудь за десять долларов в месяц работал? - Работал! — радостно вспомнил Павел. - Учитель, — догадался без труда Джамшид. — Я тоже был учитель. Русского языка. Теперь надо — английского. |
| Вот еще об одной модной «духовности»: «Мы не знаем никого, достигшего путем Хатхи-Йоги» 1364 . И вот при этом в мае 1995 г. рериховская газета «Знамя мира» решила сделать выговор Патриарху Алексию за недостаток «веротерпимости». В письме некоего П. Г. Дубеницкого Патриарху говорится: «Анафемой Учению Живой Этики Вы показали всему миру свое бессилие перед наступающей Новой Верой, Верой, которая не делит людей на православных и правоверных, на мусульман и кришнаитов» 1365 . И радо бы сердце поверить, что рериховцы не делят людей по религиозному признаку. Но одна маленькая деталь (точнее – целый венок аналогичных деталек) этому мешает: В этом же номере газеты помещена статья «Ловушка на индийском пути», направленная против гуру Шри Ауробиндо. В этом же номере газеты – материал «Не поддавайтесь на обманки!» – о магическом конгрессе в Новосибирске. В этом же номере газеты статья «Ложь Алисы Бейли». В этом же номере газеты статья Н. Саныкиной «Современная школа в свете «Живой этики«» содержит резко критический выпад против секты «Юнивер», руководимой Ж. Гавэром. В этом же номере газеты статья А. Абрамяна «Сорванные листья» украшена таким пассажем: «Здесь уместно напомнить о тех ухищрениях темных сил, которые через журнал «Здоровье» и специальные книги вещают о «чудесах» лечения травами и цветами. Суть одна – чтобы целая армия двуногих ринулась на природу, истребляя ее». Миролюбию рериховцев также можно поучиться и на примере пятого номера «Знамени мира» за 1995 год. Здесь статья С. Семеновой против Штейнера и вальдорфской педагогики («А король-то голый!»), и опять статья против теософки Алисы Бейли («Хозяин Алисы готовит «зомби»»); и исповедь на тему «Как я была хатха-йогом», и фельетон против пятидесятников («Сошел «Святой дух " »); и заметка против целительницы Джуны Давиташвили («Услуги черного мага»); и статья о черном оккультизме нацистской Германии с упоминанием о «черной тибетской секте «Агарти» и «темной секте Бон-по», помогавших Гитлеру («Оккультизм и нацистская Германия»). |
| Во время его печатания, точнее, при начале его печатания, случилось такое обстоятельство. Православные киевляне очень обрадованные, что и в их городе, в знаменитой обители, появилась типография и началось книгопечатание, желали как можно скорее пользоваться плодами от сего полезного учреждения, ибо нужда в книгах была большая, особенно для школ, которые в это время в Киеве начали уже заводиться: известно что к концу 1616 года относится основание и нашей знаменитой братской школы (впоследствии Могилянской коллегии, а затем Академии) Между тем предпринятое Лаврой печатание Анфологиона должно было по указанной причине затянуться и отвлечь типографию от других работ. И вот православные киевляне обратились к архимандриту Елисею Плетенецкому с усердной просьбой, чтобы он, не прекращая начатых работ по изданию Анфологиона, напечатал книгу сравнительно небольшую, именно Часословец, – книгу весьма потребную как для церковно-богослужебных надобностей, так и для школьного обучения. Елисей Плетенецкий, «умолен быв правоверными, яко да исполнится требование, еже в училищех в православном граде Киеве и в прочиих», – и издал упомянутый Часословец, который вышел и свет в начале 1617 года и который и есть первенец Киево-Печерской типографии, о чем в предисловии к нему прямо и заявлено. В следующем 1618 году издано было Лаврской типографией очень маленькое (6 листиков, в 4 д.) произведение, не могшее нарушить обычного хода работ по изданию Анфологиона, – панегирик в честь Елисея Плетенецкого (Везерунк цнот). Появление этого панегирика в пояснениях не нуждается. В начале 1619 года вышел в свет, как мы говорили, упомянутый Анфологион. Ясные, современные, сомнению не подлежащие сведения обо всем этом заключаются в сейчас упомянутых трех изданиях (Часословце 1617 г., Везерунке цнот 1618 г., Анфологионе 1619 г.), а также в Казании на честном погребе Елисея Плетенецкого», произнесенном его преемником Захарией Копыстенским и напечатанном в 1625 году (2+45 стр., in 4), а отчасти в Триоди Постной 1627 г. – Последние две книги суть тоже издания киево-печерские. |
| Смысл притчи не только в призыве к милосердию. Речь в ней идет о «самарянине»; правоверные иудеи еще со времен возвращения из Вавилонского плена считали самарян «коллаборационистами» (они сотрудничали и даже смешивались посредством браков с ассирийскими, а потом вавилонскими завоевателями), «изменниками веры» – и, значит, злейшими своими врагами. Ни один иудей не ел, не пил, не общался с жителями Самарии. И вот именно отверженного самарянина поставляет Иисус в пример подлинного милосердия, истинной веры и исполнения закона Божия – в противоположность иудейским священникам и левитам. Иными словами, ближний твой – тот, кто оказывает тебе помощь и проявляет любовь и сострадание, вне зависимости от национальных, расовых, кастово-вероисповедных размежеваний. Место действительно самое благоприятное для гостиницы. Оно называется еще по-арабски Талат ад-Дам («Кровавый подъем») – в точном соответствии с библейским названием Адуммим (Красные камни). То и другое название объясняется действительно красным цветом земли близлежащего холма. На его вершине видны остатки сторожевого поста рыцарей-тамплиеров, который держал под контролем Иерихонскую дорогу. И охранять было от кого. Не только во времена Доброго Самарянина или крестоносцев, но и в середине XIX в. паломническим караванам и даже знатным путешественникам не рекомендовалось отправляться в Иудейскую пустыню без вооруженной охраны. По обеим сторонам дороги простирается необозримое море желтых холмов: вечный прибой пустыни, наступающей на тощие островки цивилизации. Только ранней весной пустыня цветет и высоты вокруг бывают покрыты зеленью и алым ковром анемонов. Остальное время года тридцатикилометровый спуск к Иорданской долине по ландшафту точно соответствует образному описанию М.Ю. Лермонтова: Вот, у ног Ерусалима, Богом сожжена, Безглагольна, недвижима Мертвая страна. Бедуин забыл наезды Для своих шатров И поет, считая звезды, Про дела отцов. Трудно сказать, о том ли поет бедуин сегодня. Но, начиная с колодца Доброго Самарянина, нам часто будут попадаться то с одной, то с другой стороны шоссе «шатры» (точнее, традиционные войлочные тенты) бедуинских кочевий. |
| Не то уже мы видим в Уттара-Миманзе. Вся её история есть, в сущности, не что иное, как попытка внести поправку в эту жестокую философию пантеистического детерминизма. Шанкара, комментатор Бадарайяны, с именем которого связана школа, правда, хочет оставаться строгим, ортодоксальным ведантистом, поборником неуклонного монизма (advaita). Но его позднейший продолжатель или, точнее, соперник и даже противник, Рамануга, вносит в монистическое миропонимание основателя или, по крайней мере, главного представителя школы очень существенные поправки в смысле философии дуализма (теизма и философии свободы). И это очень симптоматично и характерно для истории школы, – поскольку Рамануга служит выразителем более или менее общего настроения ведантистов, того, что называют духом времени. —604— Припомним прежде всего основной тезис браманизма, который, в тоже время, есть и основной тезис Уттара-Миманзы, она же и Веданта (как философская школа). „Основная мысль Веданты“, – так формулирует свой тезис, в заключении обширного исследования философии Веданты, Дейсен 1861 , – „основная мысль Веданты, как она, в кратчайшей форме, выражается в словах Вед tattwam asi 1862 , это – ты, и aham brahma asmi 1863 , я – Брама, есть положение о тожестве Брамы и души, которое говорит, что Брама, то есть вечный принцип бытия, сила, которая творит, сохраняет и снова вбирает (zurückzieht, втягивает) в себя миры, тожественна с Атманом, самостью или душой, то есть тем в нас, что мы, при правильном познании, познаём, как своё внутреннее и истинное существо. Эта душа в каждом из нас есть не часть, не излияние Брамы, но вполне и всецело сам вечный и неделимый Брама“. Этот тезис, однако, противоречит не только опыту, который показывает, что каждый индивидуальный атман существует своей, относительно независимой жизнью и подпадает своей собственной участи, но в сущности и „откровению“, которое также усвояет им относительно самостоятельное существование и не только здесь, но и там – когда заставляет их по смерти странствовать, переселяться из тела в тело, перерождаться или перевоплощаться, сообразно заслугам каждой, прежде чем они достигнут слияния с Брамой. Это противоречие, раз оно начало смущать мысль правоверных ведантистов, явилось в их философствующем сознании тем духовным ферментом, который мало-помалу неизбежно привёл его, в конце концов, к уступкам реалистическому миропониманию и, соответственно этому, теистическим постулатам. Всего яснее это выразилось в учении об Ишваре (Içvara), личном божестве, „втором“ в отношении к безлично-трансцендентному Браме-Атману. Уже Упаншпады |
| Чтобы не думать так, вам достаточно было прочитать со вниманием только один указ – 21 марта 1736 года, пока оставив другие указы, так как в нем отчасти резюмировалось содержание их, а главное – устанавливалась их взаимная связь. Я уже имел случай указать, что вы этот указ, точнее – его разъяснения о законе двойного оклада обошли вниманием. Теперь добавлю, что это было с вашей стороны большим упущением, лишившим вас возможности понять отношения аннинского правительства к расколу и положение последнего в их действительном свете. Из указанных разъяснений ясно, что ни в каком виде раскол не имел тогда права на существование. Закон о двойном окладе разделял всех раскольников на «записных» и «потаенных», т.е. на записавшихся в платеж двойного оклада и укрывшихся от каковой записи. Самим существованием этого закона безусловно уже устанавливалось, что тайный раскол безусловно воспрещается. Но и положение «записных» раскольников было особенное. Закон давал им возможность только дожить свой век, но не давал права поддерживать раскол, ни через пропаганду, ни через передачу в потомство. «Двойной оклад положен», говорилось в указе, – «за то, что, по упрямству своему, раскольники обращаться к святой церкви и в соединении с правоверными быть не хотят». Таким образом двойной оклад был наказанием за церковное противление раскольников, имевшим своей целью сломить последнее, конечно, при содействии других средств. «Хотя, – разъяснял указ далее, хотя на раскольников записных двойной оклад и положен, и они записались, однакож не для того, чтобы они свою раскольническую прелесть рассевать могли и других учили». Поэтому, записавшийся в двойной оклад мог оставаться в расколе «до обращения к правоверию» или до смерти своей, но «в том, т.е. двойном окладе, – гласил указ, – да будет сам токмо тот един, кто записывался, а другим о той раскольнической прелести разговоров и учений не только посторонним, но в одном доме живущим никому отнюдь ему не произносить, и никого тому не учить, и никакими способами к той раскольнической прелести не привлекать и учителей раскольнических и потаенных раскольников в дом к себе не принимать, и противных правому святой церкви мудрованию книг…как печатных, так и письменных отнюдь у себя не держать». Вопрос об «учителях» и «книгах» был связан с вопросом об отправлении треб церковных и прежде всего с вопросом о том, – где же раскольникам крестить своих новорожденных, но в указе было пояснено, что крестить своих детей раскольники могут, если пожелают, в православных храмах, но с тем, чтобы «отцов притом обязывать присягами и сказками, с жестоким подтверждением, что им тех своих детей…раскольнической прелести не учить и к раскольническому учению не привлекать, но коегождо, в семилетие от рождения пришедшего, представлять к церкви» для исповеди и причащения. 9 |
| Для современной критики, по мнению Казинцева, особенно значим историзм мышления. В этой связи он отмечает, что во многих публикациях конкретное произведение рассматривается как «вещь в себе», вне традиций и контекста русской литературы. Обрезанный кругозор мышления приводит к размыванию критериев и оценочному произволу. Особо подчеркну – в разговоре об историзме Казинцев не вспоминает о необходимости классового подхода, актуальности работ В. Ленина и т.д., то есть он зримо избегает тех общих – обязательных – мест, без которых статьи большинства критиков-современников – от идеологически правоверного Феликса Кузнецова до «эстета» Андрея Немзера – не мыслились. Последний в обзоре работ о Белинском «Диалог продолжается» посчитал необходимым расставить такие идеологические акценты: «Очень существенна мысль о том, что “Письмо к Гоголю”, названное В.И. Лениным “лучшим произведением бесцензурной демократической печати”, проникнуто от начала и до конца... “утопиеборчеством”; «Одним из самых бесстрашных борцов со всеми формами лжи вошёл Белинский в русскую литературу, в традицию революционной мысли» с. 51]. Историзм мышления по-разному проявляется в работах Александра Казинцева, наглядно – в статьях, где объект исследования – далёкая и близкая история, запечатлённая в художественном слове. В подобных случаях у Казинцева, как правило, существует дистанция между его позицией и позицией автора анализируемого произведения. А это возможно только при наличии серьёзных знаний и общих представлений об истории. Эти знания, явленные в работах критика в виде фактов, экскурсов и тому подобного, выполняют разные функции. В статье «Несвоевременный Катенин» история – фон, иллюстрация к судьбе и произведениям П. Катенина. В статьях «Я наблюдал, боготворя...», «Путь на пользу», «Очищение или злословие», «История – объединяющая или разобщающая», «Новая мифология», «Жертва вечерняя», «Я – русский поэт!» история, точнее историософия, – ключ к пониманию литературы и жизни. Поэтому закономерно, что размышления Казинцева о близком и далёком прошлом, о современности, о творчестве А. Блока, А. Ахматовой, Б. Пастернака, О. Мандельштама, Н. Заболоцкого, В. Гроссмана, Ю. Трифонова, В. Шаламова, Б. Ямпольского, В. Пикуля, Ф. Искандера и многих других писателей сопровождаются обязательными операциями: художественная реальность соотносится с жизненной реальностью, авторский взгляд на мир и человека поверяется системой ценностей, традиционных для отечественной литературы, культуры, истории, философии. И дело не в том, что Казинцев каких-то писателей решил отлучить от русской словесности, как утверждает А. Немзер на страницах «Литературной газеты» с. 4]. Суть в другом: немало произведений, не выдерживая испытания русской матрицей, выпадают в осадок. Их, о чём не говорит критик, нужно относить к русскоязычной литературе. |
| 9. Так гордец был согнан со своего престола и был вынужден встать перед Мартином и, многое поняв, отверг царь свое прежнее пренебрежение к нему, признал, опомнившись, присутствие Божественной силы и, не дожидаясь просьб блаженного мужа, исполнил все раньше, чем был о том попрошен. 10. И часто приглашал он Мартина на беседу и пир. В конце дал уходящему много даров, которые блаженный муж, будучи блюстителем своей бедности, как всегда, все раздал. VI. 1. И коль скоро мы заговорили о дворце, - хотя [тут] я свяжу события разные по времени, - то, наверное, никак не должен [быть] упущен пример удивления правоверной царицы относительно Мартина. 2. [В то время] государством управлял император Максим , муж [вполне] достойный похвалы всей [своей] жизнью, если бы он отверг незаконно возложенную [на него] во время военного бунта диадему и смог бы удержаться от гражданской войны. Однако не смог он большую власть ни без опасности [для себя] отвергнуть и ни без [помощи] оружия удержать. 3. Он, часто приглашая и принимая Мартина во дворце, оказывал ему всяческое почтение: беседу с ним [вел] все о временах нынешних, о будущем, о славе верных, о бессмертии святых, в то время, как царица днями и ночами размышляла над словами Мартина и по тому евангельскому примеру не почла за унижение ноги святого слезами оросить да волосами вытереть. 4. Мартин, которого никогда никакая женщина не касалась, такого рода усердия, точнее даже преклонения, не смог избежать. Она не думала ни о царской власти, ни о достоинстве государства, ни о диадеме, ни о пурпуре; простершись на земле, не могла она оторваться от ног Мартина. В итоге она обратилась от [имени] своего мужа, говоря, что они оба просят [разрешения] Мартина дать ему, отослав всех слуг, пир наедине. 5. И не смог блаженный муж больше упорно сопротивляться. Все было благочестиво приготовлено руками царицы: сама стульчик застелила, стол пододвинула, воду для рук поднесла, еду, ею же приготовленную, выставила. Когда он ел, она, следуя порядку прислуживания, стояла неподвижно в отдалении на одном месте, являя во всем покорность служения и смирение служанки: сама смешивала питье , сама и подавала. 6. Окончив этот скромный пир, царица собрала кусочки оставшегося хлеба и крошки, явно предпочитая эти объедки царским кушаньям. Благочестивая женщина, проявив такое почтение к Мартину, совершенно определенно должна быть сравнена с той, которая пришла с края земли послушать Соломона , если [только] мы следуем действительно правдивой истории. 7. Но вера цариц должна быть сопоставлена, ибо да позволено мне будет сказать об особом величии [этого] действа: та добивалась услышать мудреца, эта же, стремившаяся не только услышать, удостоилась [еще] и послужить мудрецу”. VII. |
| В этом случае, наверное, споры бесполезны. Показывайте собственный добрый пример. Рано или поздно это повлияет. Здравствуйте, уважаемый отец Всеволод. Какова в нынешнее время позиция Православной Церкви по отношению к иудаизму, если точнее — они враги православия или нет? Из истории известно, что правоверные иудеи ненавидели РПЦ и христианство вообще. Убийство христианина считалось святым долгом иудея. А как теперь обстоят отношения, иудеи изменили свои традиции? И еще, интересует отношение РПЦ к фильмам из серии «Православие или смерть». Они кочуют по интернету и вызывают массу негативных эмоций. Заранее спасибо за ответ. Роман из г.Ростова-на-Дону. Иудаизм – это, бесспорно, религия, отличающаяся от христианства. Непризнание ею в ней Господа Иисуса Христа как Мессии делает наши религиозные убеждения несовместимыми. Это, впрочем, вовсе не должно мешать нам общаться и взаимодействовать в некоторых вещах, вести богословские диспуты в корректной, цивилизованной форме. В определенные периоды истории практически во всех религиях, включая Православие, раздавались призывы уничтожать или ограничивать в правах тех, кто этих религий не придерживался. То, что сегодня в большинстве случаев этого не происходит, неплохо, потому что, как я уже говорил, мы живем в одном обществе, что, впрочем, не исключает вероучительной полемики и права считать именно свою религию истинной, а остальные заблуждениями. Фильмы, про которые Вы говорите, я не видел, поэтому высказываться сложно. Думаю, неплохо было бы, чтобы духовенство больше обсуждало такого рода фильмы, прямо говоря, где в них правда, а где ложь; где настоящее ревнительство, а где ревность не по разуму, основанная на гордыне и на жажде «революции» в Церкви. Как Вы считаете, возможно ли установить рекомендуемый материальный уровень для представителей Церкви, например: — для архиереев и руководителей синодальных отделов — машина не более 2 млн. рублей; — для иереев и заместителей руководителей отделов — 1,5 млн. р.; — для диаконов — не более 1 млн. руб.? |
| В издании же ее 1843 года правила изложены на одном только славянском наречии с прибавлением алфавитного указателя предметов, содержащихся в целой книге. б) Духовный Регламент, изданный (25 Января 1821 г.) в руководство Св. Синоду, составлен был, по поручению Петра архиепископом Феофаном Прокоповичем и редактирован рукою самого императора. По содержанию своему, он разделяется на три части: в 1-й указываются причины замены патриаршества в России Св. Синодом; во 2-й определяется круг лиц и дел, подведомых Св. Синоду и в 3-й излагаются обязанности Св. Синода и состав его. Духовный Регламент представляет собою не только законодательный кодекс, но вместе и нравоучительное сочинение, в котором нередко просвечивают чувства законодателя; сверх того, в нем, по местам, довольно подробно изображаются черты бытовой жизни русского народа. Совместно с Регламентом обыкновенно печатаются в виде приложения к нему: а) Послание Св. Синода о браках правоверных лиц с иноверными, изд. 18 августа 1721 г. и б) Инструкция обер-прокурору Св. Синода (Высоч. Утв. 13 июня 1722 r.). в) Номоканон, печатаемый при большом Требнике, состоящий из 228 глав. При малом Требнике он издается (с 1687 г.) только в числе 117 глав в виде «извлечения из Номоканона нужнейших правил». Номоканон этот составлен на Афоне около половины XV века и уже в первой половине XVI века существовал в переводе на сербском языке. Первоначальное назначение его было–служить руководством для духовников при наложении церковных епитимий на кающихся. Как частный сборник эпитимийных правил, не утвержденный при своем издании никаким высшим иерархическим авторитетом, он вошел в силу путем непосредственного употребления его в церковной практике. Первые издания его были также делом частным, и только с 1639 года, с изданием его при Требнике, он получил характер официального кодекса, издаваемого церковным правительством. При самом принятии его в великорусской церкви, оговорено было, что он имеет каноническую или, точнее, церковно-практическую важность лишь настолько, насколько оказывается согласным с общепризнанным церковным кодексом или Кормчею книгою 37 . г) Учительное Известие, печатаемое при Служебнике, составлено в конце столетия, по приказанию патриарха Иоакима, монахом Евфимием, учеником Епифания Славинецкого. Оно вызвано было распространением последователями Симеона Полоцкого (в особенности же монахом Сильвестром Медведевым) латинского и протестантского учения о времени пресуществления св. даров. Малообразованное русское духовенство терялось в разнообразии новопоявившихся мнений, отразившихся и в церковной богослужебной практике. Задача Евфимиева труда состояла в том, чтоб способствовать распространению среди духовенства истинных понятий и ввести возможное единство в богослужебной практике. Но церковно-практическое значение Учительное Известие получило y нас не ранее XVIII века 38 . |
|
|
