| 1237. Там же. С. 67–68. 1238. Там же. С. 73–74. 1239. Там же. С. 116–118. 1240. Булатович А. К. Из Абиссинии через страну Каффа на озеро Рудольфа. В кн.: С войсками Менелика П. С. 170. 1241. Кацнельсон И., Терехова Г. По неизведанным землям Эфиопии. С. 122–126; Михайлов А. Знаменитый Сашка Булатович. С. 66. 1242. Кацнельсон И., Терехова Г. По неизведанным землям Эфиопии. С. 126. 1243. Там же. С. 130. 1244. Там же. С. 134. 1245. Там же. С. 139. 1246. Текст доклада: Булатович А. Из Абиссинии через страну Каффа на озеро Рудольфа. — Известия Русского географического общества. Т. 35.1899. Вып. 3. С. 259–283. Переиздано в кн.: С войсками Менелика II. М., 1971. С. 160–172. 1247. Африка. Энциклопедический справочник. Том первый: А–К. М., 1986. С. 372; Кацнельсон И., Терехова Г. По неизведанным землям Эфиопии. С. 141; Михайлов А. Знаменитый Сашка Булатович. С. 66. 1248. Булатович А. С войсками Менелика П. Дневник похода из Эфиопии к озеру Рудольфа. СПб., 1900. Переиздано с небольшими сокращениями в кн.: С войсками Менелика II. М., 1971. 1249. Цит. по: Кацнельсон И. А. К. Булатович — гусар, землепроходец, схимник. С. 20. 1250. Там же. 1251. Кравецкий А. Г. К истории спора о почитании Имени Божия. С. 162. 1252. Кацнельсон И., Терехова Г. По неизведанным землям Эфиопии. С. 153. 1253. Михайлов А. Знаменитый Сашка Булатович. С. 66. 1254. Материалы, посвященные третьему путешествию Булатовича в Эфиопию, были опубликованы лишь 87 лет спустя в кн.: Булатович А. Третье путешествие по Эфиопии. М., 1987. 1255. Панкратов А. Герой афонской трагедии (к предстоящему суду над имябожца–ми). Биржевые ведомости, 15.04.1914 14101). 1256. Цит. по: Кацнельсон И. А. К. Булатович — гусар, землепроходец, схимник. С. 26. 1257. Михайлов А. Знаменитый Сашка Булатович. С. 67. 1258. Панкратов А. Герой афонской трагедии (к предстоящему суду над имябожцами). — Биржевые ведомости, 16.04.1914 14 103). 1259. Там 1260. Кацнельсон И., Терехова Г. По неизведанным землям Эфиопии. С. 176. Этот орден был пожалован Булатовичу в 1900 году за освобождение из плена французского миссионера. Приведем рассказ самого Булатовича:«Это было в русско–китайскую войну в 1900 году. Мне было поручено с 20–ю охотниками освободить французского миссионера сеньора Лавесьера, захваченного китайцами. Преследовали целый день и настигли в 130 верстах Произошла стычка. Миссионера отбили. Он оказался цел и невредим. На обратном пути по отряду неприятель предпринял нападение из засады. Я был ранен в ногу навылет, а сеньор Лавесьер в спину. Рана была серьезнейшая, но вылечилась она быстро. Произошло прямо чудо. За спасение миссионеров я получил от французского правительства орден Почетного Легиона». См.: Калитин. У иеросхимонаха Антония Булатовича (от нашего корреспондента). — Биржевые ведомости, 6.11.1913 13842); 7.11.1913 13843). |
| Курака, Куракин : Иван Куракин, крестьянин, 1495 г., Новгород; кн. Андрей Васильевич Патрикеев, умер в 1544 (1554? – С. В.) г.; от него – князья Куракины; Курака Тимофеевич Унковский [см. Унковский], стрелецкий голова, опричник, казнен около 1572 г.; кн. Федор Васильевич Гагарин [см. Гагара], середина XVI в. [см. Голица] Куракса Петр Левонов, 1553 г., Рязань; от него – Левоновы-Кураксины Куранда Василий, крестьянин, 1608 г., Нижний Новгород Курап, Курапов : Куран Спешнев [см. Спешнев], помещик, начало XVI в., Кашин; Курбат [см. Курбат] Курапов, 1545 г., там же; Курапа Мартинов, крестьянин, 1592 г., Арзамас Курахта Павлов, посадский человек, 1585 г., Псков Курачов Сидор, земский целовальник, 1533 г., Белоозеро Курбак , крестьянин, конец XV в., Новгород Курбат, Курбатов : Курбат Иванович Борков [см. Бор ков], 1569 г., Ярославль; Иван Иванович Курбат Загряжский [см. Загряжские], вторая половина XVI в.; Пятый Злобин [см. Злоба] Курбатов, 1559 г. [см. Верига, Грамотин, Дедюлин, Князь, Курап, Пешек] Курбат – толстяк, карапуз Курган, Курганов : Максим Курган, крестьянин, конец XV в., Новгород; Курган Тырыданов [см. Тырыдан] Акинфов, дворянин, 1544 г.; Курган Владимирович Глебов, 1586 г., Москва; Курганов, бобыль, начало XVII в., Новгород [см. Лапа] Кургановский Василий Иванович, 1596 г., Волок Ламский Кургач Аким, крестьянин, 1564 г., Олонец Кургин Алекса, крестьянин, 1571 г., Новгород Курдюк кн. Федор Данилович Шаховской [см. Шаховские], конец XVI в.; Курдюк Андрей Федорович Сумин [см. Сума], 1540 г.; Ефрем Семенович Новиков [см. Новиков], 1578 г., Кашира [см. Маслеев] Курдюм, Курдюмов : Курдюм Семенович Калитии [см. Калита], 1541 г.; Курдюмов Семен, посадский человек, 1638 г., Москва [см. Щербунов] Курдяев Андрей, крестьянин, 1627 г., Белев Куренок Яков, 1638 г., Москва; Никита Куренков, крестьянин, 1627 г., Белев Курень , торговый человек, 1425 г., Звенигород Куретников Андрей Евстафьевич, 1600 г., Арзамас Курило, Курилов : Курило, серебряный мастер, середина XV в.; Курилов Лев Саввич, 1490 г., Ростов |
| Через несколько минут оказалось, что Киевский гусарский, Астраханский драгунский полки и 16-я конная батарея идут по распоряжению герцога Лейхтенбергского на соединение с отрядом генерала Гурко. Неудача турок в атаке, обход наших семи рот полковника Вульферта их правого фланга и наконец, появление кавалерии с батареей, принудило неприятеля отступить. Энергическое преследование обратило вскоре турок в полное бегство. Правая колонна герцога Лейхтербергского действительно была атакована сильнейшим противником и около часу дня 2-я и 5-я болгарские дружины, с двумя горными орудиями и дивизионом Казанцев, отступили из города, который от турецких гранат уже горел во многих местах. Неприятель, пользуясь зарытою местностью и садами, наконец, успел своим обходом подвергнуть наш левый фланг большой опасности. Болгары дрались, как львы, и роты подполковников Калитина и Кисякова, расстреляв свои патроны, по несколько раз бросались в штыки и опрокидывали цепь противников, но встречаемые залпами резервов, гибли десятками. Много легло здесь болгар истинными героями, много пало русских, их учителей; между прочими Калитин, капитан Федоров, Усов, поручик Попов. Столь упорная оборона ошеломила турок своею стойкостью, так что они приостановились и чрез это дали ополченцам возможность свободно отойти за шоссе и прикрыть ущелье, в котором собрались беззащитные жители пылающего города. Генерал Гурко, израсходовавши почти все снаряды, не мог предпринять не только атаку, но и оставаться в виду всей армии Сулеймана, потому решился отойти к Ханкиойскому ущелью. Последствием нашей неудачи была страшная резня, жертвами которой в долине Марицы сделалось все, что не успело бежать или укрыться в лесных трущобах. Тем не менее, весьма важные приобретения балканских проходов ставили нас в относительно выгоднейшее положение перед неприятелем. Двинуть немедленно по переходе через Дунай сильный корпус, в виде передового отряда, для занятия перевалов, прежде чем турки успеют оправиться от первого ошеломляющего впечатления, было бесспорно блестящею мыслью и целесообразным планом кампании. Захват малых Балкан генерал Гурко задумал и начал ранее, чем он узнал о первой Плевне; наконец, нахождение главной квартиры в Тырнове вселяло ему полную уверенность, что за ним немедленно последуют главные силы армии, на которые он будет опираться во всех своих предприятиях. Если бы мы имели сразу более сил на театре военных действий и могли противопоставить Осману-паше соответствующую армию, не прерывая блестящих действий передового отряда, то кампания окончилась бы в два, три месяца. Так думалось и чувствовалось, но судьба назначила видимо иное... |
| Что же смотреть ходили вы? Ночь с понедельника на вторник проходила. Был тот предрассветный час, когда спящие спят особенно крепко, а беседа добровольно бодрствующих становится особенно откровенной. Ключевский говорил хозяйке дома: «Л.Н-на! одна дама высказала мне такие истины: «почему, спрашивала она, вами интересуются? Ведь, вы даже не умны, но что-то в вас есть». Я привез вам давча вторую часть моего курса русской истории; в моих лекциях может быть что-то и было, но это что-то растворилось в книге». Наступила пауза. – «а интересная была дама, которая вам это говорила, спросил один из сидевших за столом. – «Как вам сказать? у ней очень маленький нос, а я не люблю дам для открытия носа у которых требуется снаряжать географические экспедиции». – «У вас ведь своеобразный вкус, В.О., сказал другой, вот вам нравится m-me М., а что в ней хорошего?» – «А мне нравятся именно те, которые никому не нравятся», сказал Ключевский. От m-me М. перешли к другой, а потом к третьей. Была общая черта у всех этих дам, черту эту не указывал Ключевский, но ее знали все: все эти дамы были несчастны в семейной жизни, и движимой состраданием Ключевский не только явно симпатизировал им, но и проявлял антипатию к их мужьям. Однако он сам? Неужели он готов был полюбить женщину только за то, что она страдала. Страдание вызывает сострадание, но не любовь. Образ, который любил Ключевский, нашел себе воплощение в литературе. Писателей XX столетия Ключевский не читал и из писателей XIX он уделил внимание немногим, но этих немногих он любил и ценил. Он невысоко ставил Толстого, спокойно заявив, что Debacle Зола гораздо выше войны и мира. Он отзывался о Достоевском, как о неопрятном писателе. Но он любил Тургенева. «Тургенев, вот – наш (?) писатель», говорил он. И среди женских образов Тургенева Лиза Калитина трогала его сердце. И он говорил и вспоминал Пензу, где он учился и где была девушка, которой он переводил Гейне и Гёте, и эта девушка была нежным и хрупким созданием, и Ключевский уехал в Москву уверенный, что она умрет. Но все это слишком сантиментально для Ключевского. «И представьте, продолжал он, недавно она была у меня в Москве; у ней взрослая дочь и в ней самой восемь пудов весу“. |
| Приветственное слово в рамках открытия конференции было предоставлено первому заместителю министра культуры Российской Федерации В.В. Аристархову. Он сказал, что для него большая честь выступать по такому знаменательному поводу, как юбилей писателя. Владимир Владимирович отметил, что писатель всегда находится между двумя крайностями – развлекательной составляющей и чем-то нравоучительным, но скучным. " Так вот, Юрий Михайлович, – подчеркнул В.В. Аристархов, – ухитряется писать так, что это и правильно, и интересно, и увлекательно! " В.В. Аристархов пожелал ему крепкого здоровья и новых творческих успехов. Ректор Московского государственного областного университета Павел Николаевич Хроменков, поздравляя юбиляра, сказал: " Уважаемые коллеги, мне очень приятно, что в этот замечательный солнечный осенний день мы беседуем с нашим выпускником, выдающимся писателем Юрием Михайловичем Поляковым. А самое главное – хочу всех нас поздравить с таким замечательным событием, с мероприятием и с массой приятных и замечательных эмоций! " П.В. Калитин, профессор МГИУ, доктор философских наук, с восхищением отметил уникальный талант Ю. Полякова – находить иронию абсолютно во всем. Александр Блок сравнивал иронию с недугом, тогда как ирония по-поляковски – спасительна. По воспоминаниям Л.Ф. Копосова, профессора, доктора филологических наук МГОУ, преподавателя Юрия Полякова по " Введению в языкознание " , Юрий был серьезным, вдумчивым юношей. Уже тогда для него не было сомнений, что этот молодой человек обладает уникальными литературными способностями. И вот, Юрий Михайлович стал одним из самых популярных писателей прошлого и нынешнего столетий. Его произведения талантливы и правдиво отражают жизнь. Ю.М. Поляков шагает в ногу со временем. Он современен во всем. Нужно обладать большим мужеством, чтобы писать о том, о чем пишет Поляков. Спектакли, которые поставлены по его пьесам, популярны по всей стране. Они также популярны, как и прозаические произведения. Юрия Михайловича отличает потрясающее трудолюбие. В завершение Лев Феодосьевич пожелал своему бывшему ученику новых творческих успехов, новых книг, новых спектаклей и почаще приезжать к нам в университет. |
| «Грешницы. Рассказ», Александр Богатырев, «Православие.Ru» 17.04.2013 07:29:31 Александр Владимирович Богатырев Олег Протасов закончил филологический факультет и довольно долго преподавал западную литературу в педагогическом институте одного из губернских городов. Он даже диссертацию написал по Стендалю и Золя. Защитился он с трудом: слишком критичны были его суждения о невысоком даровании Стендаля и о безнравственности, авантюризме и карьеризме его персонажей. Золя, напротив, был оценен им высоко как талантливый и глубокий писатель. Его статья о том, как Достоевский учился у Золя ведению фабулы, в свое время была замечена и широко обсуждалась в литературоведческих кругах. Некоторое время он серьезно занимался Достоевским. Эти занятия завершились тем, что в конце 1990-х годов он оставил педагогическую карьеру и вместе с женой и двумя детьми перебрался в глубинку. Ему стало тяжело часами рассказывать молодым людям о том, как легковесные похотливые шалопаи с берегов Сены соблазняли молоденьких девиц, умыкали чужих жен и с помощью обманутых мужей делали карьеру, предаваясь любовным утехам на фоне исторических катаклизмов. Ему захотелось спокойной жизни в каком-нибудь провинциальном городке, где много храмов и домов с мезонинами, окруженных яблоневыми садами, на тихих улочках, по которым ходят Алеши Карамазовы и тургеневские девушки. Сначала он поселился в Тамбовской губернии, потом Рязанской – поближе к столице, где оставались его пожилые родители и теща с тестем. Яблоневые сады еще кое-где были, а вот с Алешами и Лизами Калитиными было сложнее. Провинциальная жизнь была бедной, унылой и такой же по сути, что и городская. И здесь без передыху трудился господин телевизор, выдавая рецепты пошлой и бессмысленной жизни. Чем беднее была весь, тем сильнее в ней был культ денег. Особенно в молодежной среде. Все уезжали в города, а оставшихся считали неудачниками. Но для Олега были великим утешением жизнь при церкви и семейные радости. То ли оттого, что не с кем было полнокровно общаться, то ли оттого, что открылось в нем какое-то новое зрение, Олег по новой влюбился в свою жену. И это была не молодежная страсть, а полное ощущение того, что его Анастасия и он являют собой единую плоть. И единство это было таким, что он реально ощущал боль, когда ей было больно. Когда на него наваливалась грусть, он знал, что эта грусть перелилась из души его жены. И радовались они одновременно. Он любил свою Анастасию давно. И поженились они на втором курсе. И жили, что называется, «душа в душу». Но только здесь Анастасия стала действительно его «второй половиной». |
| «В оценке «Накануне» публика наша разделилась на два лагеря и не сходилась в одном и том же понимании произведения, как то было при «Дворянском гнезде». Хвалебную часть публики составляли университетская молодёжь, класс учёных и писателей, энтузиасты освобождения угнетённых племён— либеральный, возбуждённый тон повести приходился им по нраву; светская часть, наоборот, была встревожена. Она жила спокойно, без особого волнения, в ожидании реформ, которые, по её мнению, не могли быть существенны и очень серьёзны,— и ужаснулась настроению автора, поднимавшего повестью страшные вопросы о правах народности и законности, в некоторых случаях, воюющей оппозиции. Вдохновенная, энтузиастическая Елена казалась этому отделу публики ещё аномалией в русском обществе, никогда не видавшем таких женщин. Между ними— членами отдела— ходило чьё-то слово: Это «Накануне» никогда не будет иметь своего завтра» 66 . Признаем: в различиях отношения к роману выявились лишь различные типы тяготения к достижению сокровищ на земле — на глубину не то что религиозного решения проблем времени общество оказалось неспособным, а и в социально-политическом осмыслении их проявило полную несостоятельность. Прислушаемся ещё к одному свидетельству: критик Н.И.Сазонов утверждал: «...главным его (романа.— М.Д.) достоинством является создание такого женского характера, которого не дали читателю ни одна русская поэма, ни один русский роман... В последнем романе г.Тургенева мы имеем женский характер, законченный, живой, типический и вполне русский» 67 . Можно сказать, что в образе Елены Стаховой тип «тургеневской девушки» получил воплощение наиболее полное. Основной чертой её стало присущее этому типу самопожертвование, только в отличие от Лизы Калитиной у Елены в душе нет противоречия между нравственным долгом и естественным стремлением к счастью, но полное их совпадение. Натура и сознание у неё— одно целое, поэтому-то для Стаховой вначале не существует проблемы отречения от личного счастья. Деятельное добро— идеал Елены, связанный с её пониманием |
| Курьёзно восприятие этого образа Писаревым: «Тургенев... показал в личности Лизы недостатки современного женского воспитания» и «фантастическое увлечение неправильно понятым долгом» 60 . Воспитание же Лиза получила вполне определённое: решающее влияние принадлежало в нём богомольной крестьянке Агафье. «Агафья рассказывает ей не сказки: мерным и ровным голосом рассказывает она житие Пречистой Девы, житие отшельников, угодников Божиих, святых мучениц; говорит она Лизе, как жили святые в пустынях, как спасались, голод терпели и нужду,— и царей не боялись, Христа исповедовали; как им птицы небесные корм носили и звери их слушались; как на тех местах, где кровь их падала, цветы вырастали. Агафья говорила с Лизой важно и смиренно, точно она сама чувствовала, что не ей бы произносить такие высокие и святые слова. Лиза её слушала— и образ Вездесущего, Всезнающего Бога с какой-то сладкой силой втеснялся в её душу, наполнял её чистым, благоговейным страхом, а Христос становился ей чем-то близким, знакомым, чуть не родным; Агафья и молиться её выучила. Иногда она будила Лизу рано на заре, торопливо её одевала и уводила тайком к заутрене...» (2, 255). Писарев излишне прямолинейно пытался связать тургеневский образ с конкретностью злобы дня— но не революционному же демократу сознать в Лизе нечто надмирное, надвременное, возвышающее её над сиюминутными практически-социальными идеями. Правда, Писарев первым дал сопоставление Лизы с пушкинской Татьяной, но не раскрыл глубокой основы их единства— это сделал Достоевский. Загадка Татьяны Лариной, разгаданная Достоевским, помогает понять и Лизу Калитину. Недаром в своей знаменитой Пушкинской речи (1880), говоря о Татьяне, писатель утверждал: «Можно даже сказать, что такой красоты положительный тип русской женщины почти уже не повторялся в нашей художественной литературе— кроме разве образа Лизы Калитиной в «Дворянском гнезде» Тургенева» 61 . В чём же увидел Достоевский эту красоту ? В полном и безусловном самопожертвовании, в остром ощущении невозможности «основать своё счастие на несчастии другого». |
| счастья: «Она с детства жаждала деятельности, деятельного добра; нищие, голодные, больные её занимали, тревожили, мучили; она видела их во сне, расспрашивала об них всех своих знакомых; милостыню она подавала заботливо, с невольною важностью, почти с волнением. Все притеснённые животные, худые дворовые собаки, осуждённые на смерть котята, выпавшие из гнезда воробьи, даже насекомые и гады находили в Елене покровительство и защиту: она сама кормила их, не гнушалась ими» (3, 32). Однако в самой жажде самоотречения есть у Елены Стаховой ещё одно важное отличие от Лизы Калитиной: та отрекается только от эгоистической потребности счастья и несёт на себе тяжесть ответственности за несовершенство мира, Стахова же видит счастье в отречении от самой себя, от личностной свободы и от ответственности прежде всего: «Кто отдался весь... весь... весь... тому горя мало, тот уж ни за что не отвечает. Не я хочу: то хочет» (3, 81). Эта очень важная запись в дневнике Елены приоткрывает сущностную черту её натуры. И опасность, какую несут в себе такие самоотверженные деятели. Отречение от ответственности за свои действия соединяется у подобного типа «борцов» с частою решительностью осуждения людей, даже с безжалостностью к ним. «Слабость возмущала её, глупость сердила, ложь она не прощала «во веки веков»; требования её ни перед чем не отступали, самые молитвы не раз мешались с укором. Стоило человеку потерять её уважение,— а суд произносила она скоро, часто слишком скоро,— и уж он переставал существовать для неё» (3, 31). Молитвы мешались с осуждением... Характеристика явно религиозного уровня— и слишком внятная. Углубление такой черты было бы губительно для индивидуальности— и поэтому здесь находится тот предел, далее которого Тургенев не пожелал продолжить развитие любимого литературного типа. Жизнь же оказалась к этому типу суровее, даже безжалостнее, чем автор. Критик Ю.Николаев (Говоруха-Отрок) предлагал в конце века такое наблюдение над реальностью: «Если вывести Елену из окружающего её романического ореола, что же от неё останется? Нервная барышня с головою, набитою «идеями», почерпнутыми из романов и журнальных статей, а потом несносная женщина, сущее наказание для мужа, для детей, для всех окружающих. И тургеневская Елена хотя хорошо воспитана, выхолена, изящна, она— дворянская барышня, но что сказать о многочисленных Еленах, вышедших из иного быта, вульгарных, невоспитанных, не сдержанных? С этими уже, конечно, сущее наказание. Они вечно суетятся, вечно «ищут исхода», бросаются то в социализм, то в толстовщину, вечно отыскивают «героев»...» 68 . Литература второй |
| В такого рода лжи он не видел ничего предосудительного, а обличения в обмане не боялся. Он отлично знал, что всякого рода законченность уже тем хороша, что она не оставляет места для новых комедий дальнейших разговоров. Нужно только поставить точку и написать большими буквами слово " к о н е ц " , и читатели будут рады радешеньки, что сам учитель нашел возможным прекратить дальнейшее движение мысли, а разумеется, раз уж говорится о Боге, то больше не о чем спрашивать. В таком же роде, как и " Рудин " , оказалось " Дворянское гнездо " . Лаврецкий, через восемь лет после истории с Лизой, вновь возвращается в Калитинский дом: " В течение этих восьми лет совершился, наконец, перелом в его жизни, тот перелом, которого многие не испытывают, но без которого нельзя остаться порядочным человеком до конца: он действительно перестал думать о собственном счастье, о своекорыстных целях. Он утих и, к чему таить правду? постарел не одним лицом и телом, постарел душою; сохранить до старостя сердце молодым, как говорят иные, и трудно и почти смешно; тот уже может быть доволен, кто не утратил веры в добро, постоянства воли, охоты к деятельности. Лаврецкий имел право быть довольным: он сделался действительно хорошим хозяином, действительно выучился пахать землю и трудился не для одного себя; он, насколько мог, обеспечил и упрочил быт своих крестьян. " [Т., " Дворянское гнездо " , т.3, стр.396.] Здесь идет речь об одном из наиболее занимавших Тургенева жизненных положений. Человеку, погубившему свою молодость, судьба на мгновенье посылает надежду, и тотчас отнимает. Как принять это? Лаврецкий решает, что нужно принять без упрека и ожесточения. Не выпало счастья на долю — не беда: исполняй свой долг. Он устроил " насколько мог " своих мужиков. Правда, у Тургенева об этом только два слова сказано. Уже с Пушкина пошел у нас такой обычай: интересные герои всегда устраивают своих мужиков, но как — об этом подробно не рассказывается. Про Онегина сообщается: Ярем он барщины суровой Оброком легким заменил, И раб судьбу благословил. |
|
|
