| Два параллельных и самостоятельных процесса – формирование новой религиозно-рационалистической системы мировоззрения (приведшей к перемещению внимания с объекта познания – Бога и сотворенного им мироздания, на субъект – человека, что равносильно революции в мировосприятии) и становление российской государственности – механически сведены Д. С. Лихачевым воедино, причем с указанием причинной зависимости (на основе материалистического понимания «бытия», определяющего «сознание») первого от второго. К ним по традиции присовокуплены «социально-экономические условия» и «второе южнославянское влияние» с «византийским и южнославянским Предвозрождением», то есть типовой набор «объяснений», стремящийся ничего не упустить, но по сути ничего не проясняющий. Такие «объяснения», даже если они принадлежат известному ученому, не могут быть признаны удовлетворительными. Есть и еще одна отрицательная сторона в «историческом подходе» при построении истории (и, соответственно, периодизации) древнерусской литературы: даже при максимальной затрате усилий мы не получим общей для XI–XX веков картины единого литературного процесса, поскольку в построении литературы Нового и Новейшего времени литературоведение опирается на эволюцию художественного (творческого) метода и на связанные с ним литературные направления, то есть на чисто литературные явления, а литература древнего периода – на гражданскую историю. Получается, что история древнерусской литературы, построенная на одних принципах, подверстана к истории литературы Нового времени, построенной на совершенно других критериях, чисто механически . Красноречивым тому свидетельством является четкая хронологическая граница между ними – рубеж между XVII и XVIII веками – 1700 год, прочерченная в большинстве академических и вузовских историй русской литературы. Между тем, на протяжении еще трети столетия в литературе XVIII b. ощущались черты древнерусской словесности (она по-прежнему была безымянной, носила рукописный характер, использовала церковнославянские буквы и т. д.), и до 30-х годов XVIII b. |
| Genes. другими выдержками из его трудов, привел нас к тайне esse absconditum [сокровенного бытия], таящегося в нас самих. Это не есть отрицательное понятие безымянного Бога, трансцендентного по отношению к бытию; но и нельзя сказать, что апофа- за Мейстера Экхарта, в противоположность апофазе Дионисия, приводит к имманентности Божественного Бытия. Уровень, на котором эта мысль стремится его достигнуть, превосходит противопоставление между трансцендентным и имманентным, между Богом и тварью. Это апофаза не–противопоставления, не–различения, апофаза, которая не исключает бытие только потому, что она хочет исключить единственно лишь различение. Но надо пойти еще дальше и, чтобы нейтрализовать противопоставление между неразличаемым и различным, включить определение одного в определение другого. Так диалектика пробудится вновь, и ничто не заставит ее умолкнуть, кроме прекращения самого поиска, кроме интериоризации, которая есть вхождение в имманентную трансцендентность, в Бездонность неведения Бога и самого себя. Заключительная часть немецкой проповеди Homo quidam nobilis abiit in regionem longinquam [Некоторый человек высокого рода отправлялся в дальнюю страну] (Лк. 19, 12) резюмирует все, что мы могли до сих пор сказать об апофазе Мейстера Экхарта. Это ответ на Cur quaeris nomen meum [Что ты спрашиваешь об имени Моем?], где поиск Неизреченного окончательно прекращен. Мы процитируем полностью этот прекрасный отрывок: «Начало имеет только один смысл — конец, потому что в последнем конце успокаивается все, что когда-либо было одарено разумом. Последний конец бытия — это мрак, или неведение сокровенного Божества (das vinsterniss oder unbekantniss der verborgenen gothait), где свет светит и тьма не объяла его» (Ин. 1, 5). Поэтому Моисей говорит: Сущий послал меня к вам (Исх. 3, 14), Сущий — Тот, Кто без имени, Кто есть отрицание всех имен и Кто никогда не имел имени. И потому пророк сказал: Истинно Ты Бог сокровенный (Ис. 45, 15) — сокровенный в глубине души, так что Глубь Бога и глубь души составляют одну и ту же глубинную основу (grund). |
| Можешь также послушать и великого Василия, говорящего, что «энергия есть сила являющая (δηλωτηκη) всякую сущность, которой лишено одно только не сущее». Но [можешь также услышать голос] и блаженного Максима, говорящего: «Какая природа бездеятельна или вне природной энергии? Ведь как никоим образом не чуждая существования, так же [не лишена она] и природной силы. Если же она лишается ее, то лишилась бы и существования. Ибо бессильным, как совершенно бездейственное, является только не сущее». Таким образом, разлучающий друг от друга сущность и силу, которую мы называем и энергией, каждую из них изъял из среды сущих. 15. Посему, говоря об этом, скажем и то, что применительно к Богу ни «сущность», ни «энергия» не говорится в собственном смысле слова. Ибо если исследуешь свойственное каждой из этих [категорий], и в особенности то, что они порождаются одна другой, [то найдешь, что] ничто [из этого] не подходит к Богу. Ведь всякая сущность допускает противоположное себе и имеет сущностные отличия, и имеет и претерпевает это, будучи соединена с энергией. Где это у Бога? Затем, всякая энергия движет или изменяет соединенную с ней сущность к лучшему или худшему по положению или по качеству. Но уместно ли говорить такое применительно к Богу, Который есть Один и Тот же и, основав в неподвижном тождестве вечное время, не изменяясь [Сам], для всех все совершает (ενεργει). Но Он един по сущности, а силы и энергии Его многочисленны. Ведь Святой Дух, — скажем словами великого Василия, — «прост по сущности, но многообразен по силам», и имеет одну природу, но [в то же время] всесилен, ибо применительно к Богу одно не противоречит другому, как мы сказали выше. Ведь по этим-то силам и энергиям, и выступлениям Божество и является многоименным, тогда как по сущности — безымянным. 16. Безымянной же является сия сверхсущностная сущность как превосходящая всякое имя; ведь и те [имена], которыми Сам Господь наименовал Себя, глаголя: «Аз есмь Сый» (Исх.3:14), и «Бог» (Исх.20:2), и «Свет» (Ин.9:5), и «Истина и Живот» (Ин.14:6), которые богословы преимущественно относят к сверхбожественной божественности, — и они также являются именами энергий. |
| Веки моргали чаще, глаза щипало и резало, на кухне растерянный чайник из последних сил солировал фальцетом, но я по-прежнему стояла и упрямо смотрела в свою «позорную трубу». Наконец, Олегу надоело делать вид, будто он не знает, что я наблюдаю за ним, и ему пришлось, отступив на шаг назад, обречённо упасть на колени. Я пошла спасать охрипший чайник. Не спеша, налила кипяток в заварочную кружку, накрыла её фарфоровой крышкой, сверху – прихваткой, намазала маслом кусок «Бородинского»… За дверью Олег громко запел «Когда-то был я странной игрушкой безымянной. Ко мне на День рожденья никто не приходил…» Есть не хотелось, но я насильно проглотила большой кусок бутерброда и на цыпочках подкралась к входной двери. «Теперь я – Чебурашка, и каждая дворняжка при встрече сразу лапу подаёт!» Замок повернулся так быстро, будто этого только и ждал. Tortured Mind – Я свинья! – честно признался Олег и протянул мне бордовый букет роз – каждая с мой кулак. – Она же тебе дочерью приходится, – пошутила я, хотя и не собиралась этого делать. – Не понял,… – удивился Олег, – в каком смысле? – Дурак ты, Ваше Китайское Императорское Величество! – А… в этом, – облегчённо вздохнул предатель и принялся преспокойно подниматься с колен, держась за дверной косяк. Эта уверенность, что я его простила, что вот так – пришёл, пихнул импортные розы, которые я терпеть не могу, а перед этим ночью спать не давал – и всё! – дело выиграно! Эта сытая уверенность прирученного, но гуляющего, где и когда ему вздумается, кота, подлизывающегося у двери, чтобы его впустили и почесали за ухом, прогнали блох и позаботились об его полноценном питании! Олег протиснулся в прихожую, силой поцеловал меня, потащил за собой на кухню, как будто он был хозяином квартиры. – Розы в ту вазу поставим – Алёнкину? – спросил он, приспособив букет на подоконнике и наливая себе в стакан чай из моей заварочной кружки. – Горячий! На улице: брр… Слякоть и колотун. Маслице – икорное, ничего, если я пока на палец? Зоюш, дай хлебушка, а? Неожиданно для себя, я размахнулась и сильно ударила Олега по щёке. Стало очень страшно и холодно: до этого момента я никогда никого не била, только комаров на даче. |
| Это, к сожалению, всё. Видимо, из десантников после этих боев вернулись единицы, если вообще вернулись, да и из офицеров и бойцов 29-й армии, остававшихся драться вместе с ними в арьергарде, мало кто уцелел. Вот что об этом написано на военно-историческом сайте г. Ржева: «В первом эшелоне шел штаб армии, десантники остались прикрывать тыл и фланги отходящих соединений. Спецназ погиб, но выполнил поставленную перед ним задачу». Но в журнале сказано лишь о гибели красноармейца Александрова, и больше - ни слова о потерях. Всего из окружения тогда вышли и присоединились к 39-й армии немногим более 5 тысяч человек - большинство с обморожениями и ранениями, истощенные голодом. Как отмечают в своих воспоминаниях медики 39-й армии, в чьи медсанбаты направляли вышедших из окружения, «здоровых - ни одного». И всё же это были солдаты с боевым опытом, а среди них не один десяток офицеров, в том числе старших, которых за три - шесть месяцев не подготовишь. Были спасены знамя и документы армии. Возникают, конечно, вопросы: почему было решено десантировать не всю бригаду, а один батальон? Не хватало самолётов, чтобы за день сделать нужное количество вылетов? Была возможность полностью вооружить только батальон? Или вынуждены были сберечь людей для будущей операции в «Демянском котле»? Туда в эти дни уже были заброшены первые разведгруппы. Как же, наверное, Сергею Лабудину и его товарищам было горько осознавать, что этот их первый бой, скорее всего, станет и последним! У них, думаю, не было иллюзий по поводу полученного приказа, особенно когда было принято решение десантировать не бригаду, а один батальон. Но человеку свойственно до конца верить в лучшее... Вспомните и о них, оставшихся лежать в зимней темноте в Мончаловских лесах, когда в очередной раз будете слушать «На безымянной высоте». О чём думал лейтенант Лабудин, когда, истекая кровью, продолжал руководить боем? Или когда его, раненого, товарищи выносили вслед за ушедшими частями 29-й армии? Или когда он, вполне возможно, принял решение, что не будет обременять собой, безнадёжным, тех, кто ещё может догнать своих (запись о его гибели в 1942 году датирована мартом 1944 года, и это наводит на мысль, что тело его могло быть оставлено на занятой немцами территории. |
| Его интерпретацию можно свести к двум утверждениям: а) перед человеком нет иного пути к Непознаваемому, кроме того, что идет через познание творений, расположенных иерархически; б) поскольку Бог сверхсущностен и пребывает «за пределами творений», человеческое знание о Боге «символично», ибо тварные существа могут быть лишь символами Бога, не способными к реальному с Ним общению. Варлаам очень часто приводит в защиту своей точки зрения цитаты из Псевдо-Дионисия; он открыто допускает прямую связь между мыслью Дионисия и греческих философов: Если хочешь знать, соглашались ли греки также с тем, что сверхсущностное и безымянное Благо превосходит рассудок, науку и всякие другие попытки соприкосновения, почитай сочинения пифагорейцев Пантенета, Бротина, Филолая, Хармида и Филоксена, посвященные этому вопросу; у них ты найдешь те же выражения, что великий Дионисий употребляет в последней главе своего «Мистического богословия» (τας ατας φωνας ας μγας Διονσιος ν τω τελευταφ το περ μυστικς θεολογας αφησι). Работа с неизданными сочинениями свт. Григория Паламы подвела нас к мысли о том, что по многим пунктам наставник исихазма был категорически не согласен с Дионисием или, по меньшей мере, занимал такую позицию, при которой развитие его собственной мысли не выглядело бы напрямую зависящим от влияния Ареопагита. Не имея возможности здесь изложить проблему полностью, ограничусь тем, что процитирую некоторые тексты. А. Обсуждая проблему апофатического богословия, Палама, как и Варлаам, допускает, что оно не является достоянием только лишь христианства. В самом деле, — пишет Палама, — кто из имеющих ум не задумается о Том, Кто прекрасно водрузил каждую вещь в ней самой и чудно согласовал все вещи одну с другой, и не познает Бога из Его образа и произведения? Кто, познав таким путем Бога, сочтет Его чем-то из созданного или уподобляемого? Значит, здесь будет и отрицательное богопознание (την ξ αποφασεως θεογνωσαν εξει). Познавать Бога по аналогии, обнаружить запредельность Премудрости через гармонию мира — все это доступно мудрецам века сего . |
| На дворе выла буря. Ветер ломал и вырывал с корнем деревья. В 5 ч. 49 м. вечера, как раз на заходе солнца, он испустил последний вздох на маленькой железной походной кровати с четырьмя серебряными орлами по углам, на которой спал в ночь накануне Аустерлица и Маренго, и тело покрыли тем же серым плащом, который он тогда носил. Мертвое лицо его было спокойно, как будто не умер, а спал. На губах улыбка; только в левом углу рта «саркастический смех». Похоронили тут же, на Св. Елене, в Долине Гераниумов, близ родника, под двумя плакучими ивами, где он любил сидеть. Гудсон Лоу и маршал Бертран заспорили о надгробной надписи: «Наполеон Бонапарт» или просто «Наполеон»? Так и не могли согласиться, и могила осталась безымянною. III «Поверьте, мой милый, когда мы умерли, мы в самом деле умерли (quand nous sommes morts, nous sommes bien morts)… Да и что такое душа? У ребенка, у спящего, у помешанного — где она?.. Когда, бывало, на охоте передо мною свежевали оленя, я видел, что внутренности у него такие же, как у человека… Электричество, гальванизм, магнитизм — вот где великая тайна природы… Я склонен думать, что человеческий мозг, как насос, всасывает эти токи из воздуха и делает из них душу… Я знаю, что это противно религии, но таково мое убеждение: мы все только материя». Магометанство выше христианства, потому что победило половину земного шара в 100 лет, а христианству понадобилось 300 лет. «Мы, магометане» (nous autres Mahométans), — говорит он полушутя. «А папа-то! во Христа верует… по-настоящему!» — удивляется искренно. И все-таки: «Надо быть сумасшедшим, чтобы сказать наверное, что умрешь без покаяния. Столько на свете вещей, которых мы не знаем и не можем объяснить!» Его отношение к религии соответствует его отношению к революции. Кажется, именно тут, в этом соответствии — ключ ко всей загадке. Отталкивание от революции и от религии — следствие одной и той же трансцендентной силы или немощи. «Он — сын революции, но сын, который только о том и думает, как бы задушить свою мать», — замечает лорд Роузбери. |
| И жизнь предоставляет ему возможность доказать, что для него важнее – личное благополучие или правда. Главную роль, того самого четвёртого, сыграл Владимир Высоцкий, которого привлёк образ безымянного героя, стоящего перед выбором. Достойно ли он живёт все эти годы, достойна ли эта жизнь памяти его товарищей? С 1964 года Александр Борисович – педагог ВГИКа, профессор кафедры режиссуры (1971). Во ВГИКе Столпер выучил несколько поколений режиссёров, среди которых Динара Асанова, Сергей Соловьёв, Виктор Титов. Читал лекции слушателям Высших курсов сценаристов и режиссёров. Александр Борисович Столпер скончался 12 января 1979 года в Москве в возрасте 71 года. Похоронен на Введенском кладбище. Зрители до сих пор с интересом и удовольствием пересматривают ленты, созданные Александром Столпером. Его фильмы стали неотъемлемой частью отечественного и мирового кино. …Контантин Симонов: «Александр Столпер не теоретик, не любитель глубокомысленных рассуждений вокруг или около кино. Он плохой рассказчик о собственных работах и замыслах. Он просто-напросто мастер своего дела, скромный, неразговорчивый, трудолюбивый, сделавший много фильмов честно и талантливо, с любовью к своей стране и людям. В том числе и к тем людям, вместе с которыми он делал и делает свои фильмы. А это тоже важно, тем более что, по моим наблюдениям, как раз этого, случается, и не хватает некоторым даровитым художникам, работающим в кино, да и в театре. В 1932 году, недавно приехав в Москву и работая в механической мастерской тогдашнего “Межрабпомфильма”, я впервые в жизни увидел киносъёмки, актёров, операторов, режиссёров. Один из режиссёров несколько раз заходил в мастерскую. Мы что-то, сейчас уже не помню, что, изготовляли нужное для его фильма. Он был молодой, черноволосый, невысокий, но богатырского сложения, косая сажень в плечах. По молодости лет именно этим он и обратил тогда на себя моё внимание. Это и был Александр Столпер, к тому времени уже успевший принять самое непосредственное участие в работе над первым нашим звуковым фильмом “Путёвка в жизнь”». |
| Джованни Нези, Джироламмо Бенивьени, на первый план выдвигались вопросы этической ценности разума и знания, социальной роли науки. На базе освоения идей Платона и неоплатоников (Плотина, Порфирия и Прокла) возрожденческий неоплатонизм вторгся в такие сферы теологических знаний, как гносеология, онтология, космология и космогония 112 . Для возрожденческого неоплатонизма характерны глубокие религиозно-философские искания. Признание важной роли этики в достижении человеком земного счастья роднило неоплатоников с приверженцами школы гражданского гуманизма, хотя понимание нравственного идеала у них было различным. Не отрицая значимости деятельной жизни, разворачивающейся на политическом и хозяйственном поприще, гуманисты-неоплатоники разрабатывали идеал человека-мудреца, для которого главная ценность жизнь созерцательная, но не отшельническая, а сосредоточенная на научных знаниях, столь же полезных, как и другие формы человеческой деятельности с. 31]. Неоплатоники создали учение об идеальном, совершенном человеке. На философии неоплатонизма произошел расцвет искусства Высокого Возрождения. У Фичино человек является связующим звеном между миром небесным и миром земным. У Мирандолы Вселенная разворачивается от человека. Фичино синтезирует духовное и чувственное начало в познании мира. В его системе главенствует эстетическое любование миром, которое присутствует на полотнах Ботичелли. Мирандола большое внимание уделял миру философии как пути познания научной мысли. Этой идее близко творчество Рафаэля. Образ совершенной, благородной, идеализированной и героизированной личности, способной к самопознанию и постижению тайн мироздания, был наиболее распространен в возрожденческой литературе и искусстве второй половины XV первых десятилетий XVI вв., определяя парадный фасад итальянской культуры. Но эпохе Возрождения было присуще и другое проявление личностных качеств, так скажем, поведение персонажей в повседневном обиходе. Реалии жизни представлены в так называемой «второстепенной» итальянской литературе, считающейся народной, в новеллах и хрониках, а также в памятниках безымянной устной прозы и поэзии джулларов (жонглеры, скоморохи) и уличных певцов (кантампанка), зафиксированных писцами или нотариями на свободных пространствах рукописей. Народные традиции проявились и в процессе перехода от классической латыни к разговорной, а от нее к итальянскому языку. Признание сложности и противоречивости природы человека, далеко не всегда руководствовавшегося разумом и знаниями, обращение к жизненной практике способствовало распространению скептицизма и цинизма, отделению морали от политики. |
| 2 Такой вывод можно сделать из того, что у Каллиста сначала сказано: «он…облекается в монашеские одежды», без какого бы то ни было указания на постриг, Life , 4 (5,5); описывая же прибытие Григория на Синай, Каллист прямо указывает: «постригаются власы его» (5,8). 4 Разумеется, выражения «деятельная жизнь» и «созерцательная жизнь» употреблены здесь в их исходном, патристическом смысле, а не в их современном западном понимании. «Деятельная жизнь» означает не деятельность, направленную непосредственно на служение – например, проповедование, просвещение, деятельность в социальной сфере – но труд, имеющий целью искоренение страстей и обретение добродетелей. Исходя из такого понимания, можно сказать, что многие отшельники, монахи и монахини, хотя и подвизаются в строгом уединении, тем не менее, погружены в деятельную жизнь. Аналогично, есть люди, посвятившие себя служению в миру, которые обладают истинной сердечной молитвой – и о них можно сказать, что они живут «созерцательной жизнью». Важна не внешняя ситуация, а внутренняя реальность. 5 О понятии «синайской» духовности см. I. Hausherr, SJ, LaMethoded " OraisonHesychaste (OrientaliaChristiana , ix, 2 Rome 1927), pp. 118–29, 134–42, в особенности с.125. Идея «синайской духовности» настойчиво проводится в ‘Un Moine de l’Eglise d’Orient’, LaPrieredeJesus (3rd ed.: Chevetogne 1959), pp. 24–57, где устами безымянного монаха, высказывается мысль, что Григорий Синаит знаменует собой «конец синайской фазы и начало афонской фазы» (с.44). Однако, автор ошибается, когда пишет, что Григорий познакомился с Арсением на Синае (ibid ). Позднее о. Хаусхерр отверг или пересмотрел многое из того, что написал о синайской духовности в 1927 г. – см. ‘Un Moine de l’Eglise d’Orient’, La Priere de Jesus (3rd ed.: Chevetogne 1959), pp. 24–57. 8 О Никифоре Афонском (Исихасте) см. Gregory Palamas, Triads in Defence of the Holy Hesychasts, I, 2, 12 (ed. J. Meyendorff Kallistos, Life , 15 (33, 7–8). 11 Патриарх Филофей, Житие св. Исидора, 22 (изд. А. Пападопуло-Керамевса , Записки Историко-филологического факультета Императорского Санкт-Петербургского университета, XXVI. Спб, 1905, с. 21–26). Ср. Meyendorff, Introduction & l’etudedeGregoirePalamas , p. 54: « В этом мы видим еще одну характерную черту, присущую исихазму XIII и XIV вв., одним из подвижников которого был св. Феолипт Филадельфийский : монашество понимается как пророческое служение в мире и ради мира, а не только как средство личного спасения». |
|
|
