| Но в религиозности Карлейля есть и уязвимая сторона, сближающая его с нашим Толстым, это – адогматичность. Мы уже указывали, что английский пуританизм стремился подрубить сук, на котором он вырос, т.е. всячески изгонял из своего обихода понятие догмы, определяя веру, как отношение человека к Богу, устанавливаемое не церковью, не Писанием, а самим человеком, его внутренним чувством. Подобная практика в сущности есть первая ступень к атеизму, ибо внутреннее чувство изменчиво и, смотря по обстоятельствам, может продиктовать самую разнообразную религию, включительно до идолопоклонства. Вследствие стремления освободиться от догмы, английский пуританизм сначала разбился на секты, а потом стал исчезать, превращаясь постепенно в совершенно ничтожную величину в общественном смысле. Карлейль, пропитанный духом пуританизма, многое заимствовал от христианства, но совершенно отбросил его суть, т.е. его догму, и в этом смысле явился родоначальником христианствующих интеллигентов, которые, не имея точки опоры, принуждены склонять свои головы под ударами материалистического меча. Заимствуя от религии только чувство, он принуждён был признавать за религию всё то, что вызывало религиозные чувства. Отсюда логика должна была привести его к признанию равноценности всех религий. И если у него не хватало храбрости поставить знак равенства между религией самопожертвования и религией эгоизма, то это являлось противоречием его основным посылкам. Карлейль выступает перед нами прежде всего как социальный моралист, и поскольку его доводы основываются на христианской религии, хотя бы и в затемнённом виде, они, повторяем, имеют огромную силу, но, поскольку его религиозные идеалы не пропитаны единством, смутны и сбивчивы, они приводят нас в тот же тупик, что у Льва Толстого и христианских социалистов, духовным отцом которых является Карлейль. У всех у них сильна критическая сторона учения, но как только дело касается положительной части, они впадают в детскую беспомощность. Вот, например, в каких страстных выражениях нападает шотландский Лютер (так прозвали Карлейля современники) на крайний индивидуализм и утилитаризм: «Мы забыли Бога. |
| Когда меня приглашали в частные богатые имения, меня окружала спокойная аристократическая изысканность специального английского устройства домов, продуманная, но свободная красота их садов, составлявших одно целое с окружающими их всегда зелёными холмами и ветвистыми как будто в воде растущими могучими дубами и гладкоствольными буками. Прислуга занималась моим скромным чемоданом, раскладывая мои вещи по ящикам и шкафам. При комнате была отдельная ванна для гостя. В спальне по вечерам зажигался газовый камин и я засыпал между чистейшими, приятно пахнувшими, простынями. Рано утром, ещё в кровати, я получал чашку чая с молоком. Позже, независимо от состояния моих хозяев, я получал всегда тот же английский утренний завтрак (breakfast): большую тарелку овсянки с молоком, заправленную сахаром (а в Шотландии солью), поджаренную ветчину с яйцом и чашку крепчайшего чая. Когда у меня было время, я любил беседовать с моими хозяевами, людьми культурными, церковно настроенными, принимавшими меня с большой простотой и сердечностью. Совсем другая обстановка ожидала меня, когда я ночевал в квартире молодого священника, помощника настоятеля прихода, или в домах горожан среднего достатка. Там в нижней общей комнате бывало жарко от ярко горевших углей в камине, зато в маленькой спальне наверху царил ледяной воздух, никакого отопления в них не полагалось. Быстро раздевшись, надо было забираться в постель с сырыми простынями. Спасала грелка с горячей водой, но нос оставался на холоде, так как окно всегда было полуоткрыто. Английское гостеприимство глубоко трогало меня. Жил ли я во дворце епископа или в маленьком домике скромной вдовы, я встречался всюду с тем же вниманием и радушием. У англичан создалась репутация холодных, расчётливых людей, редко и с трудом выражающих свои чувства. Я встречался преимущественно с верующими членами англиканской Церкви и с ними я обычно легко находил общий язык. Англичане редко делают первый шаг к сближению, но я нахожу, что они охотно отзываются на желание ближе познакомиться с ними. Моё положение иностранца было особенно благоприятно, я мог безнаказанно задавать моим хозяевам такие вопросы, на которые не отважился бы обычный англичанин. Он называет свой дом – крепостью, в него не имеет права войти без его позволения даже полицейский, но раз вы к нему приглашены, он принимает вас, как близкого знакомого, почти члена семьи. |
| Более того, к нынешним оппонентам Русской Православной Церкви никакой Лютер не грядёт по причине их религиозной индифферентности – если не прямо (как у Глуховского) декларируемого неверия. Отношения с Богом находятся за пределами их интересов вообще – поэтому они не могут быть ни раскольниками, ни расколоучителями. Вот уж какой грех им точно не грозит. И тут они, пожалуй, не понимают своего счастья, потому что реальная Реформация – это очень жёсткая штука. Современные историки сравнивают её с Талибаном – и, хотя всякое сравнение хромает, в этом что-то есть. Как писал Макс Вебер в своей книге " Протестантская этика и дух капитализма " , " ...но не следует упускать из виду и то, о чём теперь часто забывают: что Реформация означала не полное устранение господства церкви в повседневной жизни, а лишь замену прежней формы господства иной; причём замену господства необременительного, практически в те времена малоощутимого, подчас едва ли не чисто формального, в высшей степени тягостной и жёсткой регламентацией всего поведения, глубоко проникающей во все сферы частной и общественной жизни. С господством католической церкви, " карающей еретиков, но милующей грешников " (прежде ещё в большей степени, чем теперь), мирятся в наши дни народы, обладающие вполне современным экономическим строем, мирились с ним и самые богатые, экономически наиболее развитые страны на рубеже XV и XVI вв. Господство же кальвинизма, в той степени, в какой оно существовало в XVI в. в Женеве и Шотландии, в конце XVI и в начале XVII в. в большей части Нидерландов, в XVII в. в Новой Англии, а порой и в самой Англии, ощущалось бы нами теперь как самая невыносимая форма церковного контроля над личностью... Именно так и воспринимали это господство широкие слои тогдашнего старого патрициата как в Женеве, так и в Голландии и Англии. Ведь реформаторы, проповедовавшие в экономически наиболее развитых странах, порицали отнюдь не чрезмерность, а недостаточность церковно-религиозного господства над жизнью! " . В самом деле, реформаторы твёрдо верили в то, что грехи соседа навлекают гнев Божий на всё общество и поэтому никоим образом не могут считаться его личным делом. С публичными кощунствами, актуальным искусством и правами ЛГБТ к реформаторам лучше было не соваться. |
| Шестьдесят пять тысяч всадников, из Детей Боярских, ежегодно собирается на берегах Оки, в угрозу Хану. Лучшая пехота – стрельцы и Козаки: первых 10000, кроме двух тысяч отборных, или стремянных; вторых около шести тысяч. Наряду с ними служат 4300 Немцев и Поляков, 4000 Козаков Литовских, 150 Шотландцев и Нидерландцев, 100 Датчан, Шведов и Греков. Для важного ратного предприятия выезжают на службу все поместные Дети Боярские с своими холопями и людьми даточными (из отчин Боярских и церковных), более крестьянами, нежели воинами, хотя и красиво одетыми (в чистые, узкие кафтаны с длинным, отложным воротником): невозможно определить их числа, умножаемого в случае нужды людьми купецкими, также наемниками и слугами Государя Московского, Ногаями, Черкесами, древними подданными Казанского Царства. Сборные областные дружины называются именами городов своих: Смоленскою, Новогородскою и проч.; в каждой бывает от 300 до 1200 ратников. Многие вооружены худо; только пехота имеет пищали: но огнестрельный снаряд не уступает лучшему в Европе. Доспехи и конские приборы Воевод, чиновников, Дворян блистают светлостию булата и каменьями драгоценными; на знаменах, освещаемых Патриархом, изображается Св. Георгий. В битвах удары конницы бывают всегда при звуке огромных набатов (или барабанов), сурн и бубнов: всадники пускают тучу стрел, извлекают мечи, машут ими вокруг головы и стремятся вперед густыми толпами. Пехота, действуя в степи против Крымцев, обыкновенно защищает себя гуляем, или подвижным складным городком, возимым на телегах; то есть ставят два ряда досок на пространстве двух или трех верст в длину и стреляют из сего укрепления сквозь отверстия в обеих стенах. Ожидая Хана, Воеводы высылают Козаков в степи, где изредка растут высокие дубы: там, под каждым деревом, видите двух оседланных лошадей: один из всадников держит их под узду, а товарищ его сидит на вершине дуба и смотрит во все стороны; увидев пыль, слезает немедленно, садится на лошадь, скачет к другому дубу, кричит издали и показывает рукою, где видел пыль; страж сего дерева велит своему товарищу также скакать к третьему дереву с вестию, которая в несколько часов доходит до ближайшего города или до передового Воеводы». |
| Следовательно, с точки зрения и Гильдебранда, и Вассершлебена, пенитенциалы Феодора кентербюрийского и Бэды суть пенитендиалы „римские” и вопрос Регинона: „si habeat poenitentiale romanum vel a Theodoro episcopo aut a venerabili presbytero Beda editum”, должен быть объясняем не в том смысле, что “puмckuq” пенитенциал есть нечто самостоятельное, отличное от пенитенциалов Феодора и Бэды, а в том, что оба последние суть римские, хотя и разного качества по различию составителей, авторство которых притом не было несомненным. Шмитц, собственно говоря, присоединяется к мнению Гильдебранда и Вассершлебена в том отношеши, что под названием: „римский пенитенциал» понимает не какой-либо определенный, официальный, во всей западной церкви действовавший пенитенциал, а целую группу пенитенциалов известного качества, находящихся в известном отношении к Риму, как к средоточию западного христианства, но при этом особенно настаивает на действии римского пенитенциала в местной римской церкви. Однако, для того, чтобы были понятны рассуждения Шмитца, следует привести себе в ясность важный пункт различия в воззрениах названных ученых на историю пенитенциалов в западной Европе. По господствовавшему в науке взгляду, на католическом западе сборники покаянных правил явились первоначально в Британии, скачала у кельтов (в виде постановлений некоторых соборов ирландских и британских и в виде пенитенциалов Гильды, Виньяя и др.), потом у англосаксов, (в виде пенитенциала, приписанного Феодору, архиепископу кентербюрийскому, пенитенциалов Бэды Достопочтенного и Эгберта йоркского, – все они, впрочем, явились не раньше VШ в.), а из Британии уже пенитенциалы проникли на континент Европы, в государство франкское, – ирландско-британские в конце VI в., благодаря св. Колумбану, англо-саксонские в VII в., благодаря Куммеану и другим шотландским монахам, которые явились сюда из своего отечества и основали несколько монастырей, вводя церковную дисциплину по ирландско-британскому типу 151 . По мнению Вассершлебена, до VII в. |
| В конечном счете (возможно, лишь через год) он вернулся в Британию к своей семье. Здесь или в Галлии он обучился некоторым церковным дисциплинам и был рукоположен во священника; позднее британские епископы смеялись над его ошибками, когда он писал на латыни. Несмотря на некоторую оппозицию с их стороны, он был рукоположен во епископа для Ирландии и около 435 г. приступил к служению. Кажется, он сосредоточил свои усилия на севере, на своей кафедре в Арме. Миссия была очень успешной. В “Исповеди” святой Патрик рассказывает, что он “крестил много тысяч”, что “повсюду рукополагали священников для них” и что он не в силах сосчитать количество монахов и монахинь. На помощь ему прибывали епископы с континента. В “Ольстерских анналах” записаны имена трех таких епископов: Секундин, Огзилий и Изернин. Однако Патрик не был первым епископом Ирландии. По словам летописца того времени, Проспера Аквитанского, в 431 г. папа Целестин послал епископа Палладия “к ирландцам, верующим во Христа, как их первого епископа”. В IV в. на юге Ирландии могли оказаться христиане из южного Уэльса. По всей видимости, миссия Палладия не была успешной. Спустя год он уехал в Шотландию, где и умер. Видимо, Патрик выбрал Арму из-за близости к могущественному ирландскому королю, зная, что в случае успеха евангельской проповеди ему придется общаться как со знатью, так и с простолюдинами. Церковную структуру с епархиальными кафедрами он создал по образцу, который видел на континенте. Ирландская традиция удачно разделяет историю своей ранней Церкви на два “порядка”. При так называемом “первом порядке”, главы (общин — Пер.) были “все епископами”. При “втором порядке” было “несколько епископов и много священников”, а также много монастырей, как больших, так и маленьких. Патрик и Палладий основали первый порядок; второй порядок более или менее соответствует так называемому Островному периоду и определяется влиянием монашества. Центральная фигура этого времени — святой Финниан Клонардский. Храмы Возможно, самые замечательные археологические находки — это великолепная напольная мозаика IV в. в Хинтон-Сент-Мэри, графство Дорсет, и настенная роспись домовой церкви в Лаллингстоуне, графство Кент. Мастер изобразил Христа в круге, и эта мозаика является одним из ранних (возможно, и самым ранним) несимволических 44 изображений Христа в Римской империи. Ныне это изображение хранится в Британском музее, его размеры — 6 на 9 м. Христос изображен юным, светловолосым и без бороды. За Его головой помещен традиционный символ раннего христианства — хризма. |
| После отделения от Католической церкви в Англии 989 и Шотландии 990 публикуются различные редакции «Книги общественной молитвы», в т.ч. в переводах на классические языки 991 . В России в 1874–1878 гг. профессор греческого языка Санкт–Петербургской духовной академии Евграф Иванович Ловягин (1822–1909) вместе с коллегами по академии – латинистом Никандром Ивановичем Глориантовым (1828–1898) и историком Церкви, специалистом по христианскому Востоку Иваном Егоровичем Троицким (1834–1901), – публикует в журнале «Христианское чтение» в едином 5–томном собрании переводы древних литургий на русский язык (в основном – с изданий Гоара, Ассемани, Ренодо и Даниеля) с критическими статьями («Собрание древних Литургий, восточных и западных, в переводе на русский язык») 992 ; это собрание дважды переиздано: Свято–Владимирским братством в 5 выпусках (1997–1999) и издательством «Дар» (2007). До данного издания были изданы переводы: литургии Апостольских постановлений 993 ; армянской 994 , коптской 995 и эфиопской 996 литургии; литургии яковитов 997 и римской литургии 998 . Важным научным фактом стали описания греческих богослужебных книг, подготовленные крупнейшим отечественным литургистом, профессором Казанской духовной академии, членом–корреспондентом Российской академии Алексеем Афанасьевичем Дмитриевским (1856–1929) по результатам его восточного путешествия: греческого Типикона (в 2–х частях) и греческого Евхология 999 , куда автор изначально планировал включить тексты греческих чинов и последований 8–16 вв. и отдельные чины 17 в., с тем чтобы это издание было научно более совершенным и полным, чем Евхологий Гоара. Академик Б.А. Тураев, известный отечественный востоковед, составил описания эфиопских литургических древностей, находящихся в России 1000 . Эфиопские рукописи в Санкт- Петербургской духовной академии описал В.В. Болотов 1001 . Большое значение для распространения православной печатной продукции на греческом языке имело создание Лаоником в 1486 г. типографии в Венеции. Началом ее деятельности стало печатание поэмы Батрахомиомахия («Война лягушек и мышей» – пародия на гомеровский эпос, автором которой в античности считался сам Гомер) и Псалтири, а в период 1499–1509 гг. здесь вышли в свет Большой Этимологикон (данное издание, editio princeps этого компедиума середины 11 в., предпринято Захарией Каллиергесом в 1499 г.), комментарий Симплиция на категории Аристотеля и Часослов. Начали появляться (в издании Андрея и Иакова Спинеллов, получивших от венецианского правительства 20–летнюю монополию на издание и распространение греческой Минеи) церковные книги, которыми в обиходе заменялись рукописи: Постная триодь (1522), комплект богослужебной Минеи (1527–1558), Триодь цветная (в издании Христофора Запета, 1567), Великий часослов (в издании Феодосия Пана, 1800) 1002 и др. |
| Гимон Т.В. Статья 1049 г. Англо-Саксонской хроники: Опыт «микротекстологии»//Homo Historicus: К 80-летию со дня рождения Ю.Л. Бессмертного. М., 2003. Кн. 1. С. 385–395. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. Гуревич А.Я. Народная культура раннего средневековья в зеркале «покаянных книг»//Средние века. М., 1973. Вып. 37. Даркевич В.П. Народная культура средневековья. М., 1988. Диллон М., Чедвик Н.К. Кельтские королевства. СПб., 2002. Добиаш-Рождественская О.А. Культура Западноевропейского Средневековья. М., 1987. Дюби Ж. Европа в средние века. Смоленск, 1994. Живов В.М. Краткий словарь агиографических терминов. М., 1994. Интеллектуальная история в лицах. Иваново, 1996. Карсавин Л.П. Культура средних веков. Петроград, 1918. Карсавин Л.П. Монашество в средние века. М., 1992. Кимелев Ю.А., Полякова Н.Л. Наука и религия: историко-культурный очерк. М., 1988. Кривушин И.В. Рождение церковной историографии: Евсевий Кесарийский . Иваново, 1995. Кузнецова Т.Ф. Картина мира и образы культуры//Культура: теории и проблемы. М., 1995. Ле Гофф Ж. Средневековый мир воображаемого. М., 2001. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992. Лозовская Н.М. Энциклопедическое знание раннего средневековья. М., 1988. Майоров Г.Г. Формирование средневековой философии. Латинская патристика. М., 1979. Мак-Кензи А. Рождение Шотландии. СПб., 2003. Матузова В.И. Английские средневековые источники. М., 1979. Мельникова Е.А. Формирование и эволюция географических представлений в средневековой западной Европе//Средние века. М., 1990. 53. Метлицкая З.Ю. Англосаксонская Англия и нормандское завоевание. Аналитический обзор. М., 2003. Метлицкая З.Ю. Историческое сознание англосаксонских анналистов IX-XI веков (по материалам англосаксонской хроники): Автореф.дисс. М., 2005. Ненарокова М.Р. Святой Феликс Ноланский – герой поздней античности и раннего средневековья//Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Вып. 8. М., 2002. Неретина С.С. Слово и текст в средневековой культуре. М., 1994. |
| Кор. Этельстан подносит св. Кутберту кн. Жития святых (Cantabr. Corp. Crist. 183. Fol. 1v) Из «вторичных» реликвий К. в период англо-шотл. войн кон. XIII - нач. XIV в. особое значение приобрела т. н. хоругвь К. (впервые упом. в кон. XI в.; см.: Bliese. 1998. Р. 235-241). Она находилась в англ. армии, в частности в сражениях при Фолкерке (1298), Невилс-Кросс (1346) и Флоддене (1513). В последний раз хоругвь упоминалась в источниках в связи с «Паломничеством милости» - прокатолич. восстанием в Сев. Англии (1536). С XII в. известно о хранившихся в Дареме колоколе К. и казуле, якобы снятой с мощей святого в 698 г. В XV - нач. XVI в. на о-ве Линдисфарн хранились посох, перчатки и пояс святого. В раннее средневековье почитание К. не ограничивалось общиной Линдисфарна. По-видимому, важными центрами культа святого были аббатство Мелроз и г. Карлайл. Уже в поэме Алкуина о королях, епископах и святых Йорка (2-я пол. VIII в.) К. был представлен как покровитель всей Нортумбрии. К XI в. в связи с упадком или исчезновением мн. церковных общин Сев. Англии почитание К. приобрело еще большее значение. Территория между реками Тайн и Тис рассматривалась как земля К., а ее жители - как «народ святого» (древнеангл. Haliwerfolc). Обширные правовые и податные привилегии Дарема сохранились после Нормандского завоевания 1066 г. В 1293 г., готовясь к вторжению в Шотландию, кор. Эдуард I (1272-1307) предоставил Даремскому еп. Энтони Беку (1283-1311) широкий адм., судебный и фискальный иммунитет, даровав ему титул палатина (palatinus). Как автономное образование графство-палатинат Дарем существовало до 1836 г. Благодаря почитанию св. К. и представлению о «народе святого» в графстве Дарем сложилась устойчивая региональная идентичность, в значительной мере сохранившаяся и в Новое время ( Liddy. 2008). Одним из чудес, связанных в массовом сознании с К., стали события весны 1942 г., когда в ходе нем. налета на север Англии Дарем не пострадал из-за внезапно возникшего густого тумана ( Webb E., Duncan J. Blitz over Britain. Tunbridge Wells, 1990. P. 163). Крест К. изображен на флаге графства Дарем (с 2013), на гербах ун-тов Дарема и Ньюкасла-апон-Тайн. |
| Почитание К. достоверно засвидетельствовано при дворе кор. Этельстана (924/5-939). Летом 934 г., во время похода в Шотландию, король посетил Честер-ле-Стрит, где находилась «община св. Кутберта». Впосл. король подарил общине рукопись стихотворного и прозаического Житий К., составленных Бедой Достопочтенным, к которым приложены главы о чудесах К. из «Церковной истории...» и посвященные ему литургическое тексты (Cantabr. Corp. Christ. 183), а также выполненное на континенте иллюминированное Евангелие (Lond. Brit. Lib. Cotton. Otho B.ix, ок. 900, возможно, написано в Бретани; сохр. во фрагментах). Среди дополнений, сделанных к рукописи при дворе Этельстана,- гимн с упоминанием К. В обоих рукописях были миниатюры с изображением короля, подносившего книгу святому (в лондонской рукописи не сохр., известны по описаниям; см.: Karkov C. The Ruler Portraits of Anglo-Saxon England. Camb., 2004. P. 53-83). Начиная с посл. трети Х в. почитание К. широко засвидетельствовано в Юж. Англии. В сакраментариях и миссалах сохранились посвященные ему литургические тексты (Нью-Минстерский миссал, Миссал Роберта из Жюмьежа), его имя включено в литании святых ( Blair. 2002. P. 521-522; Gretsch. 2005. P. 96-101). С кон. IX в. в англ. календарях наряду с основным днем памяти К. (20 марта) появляется праздник перенесения мощей святого (4 сент.; неясно, с каким из перенесений мощей связан этот праздник). Согласно 1-й версии перечня мест упокоения англ. святых (Secgan A, создан не позднее сер. IX в.; см.: Rollason D. W. Lists of Saints " Resting-Places in Anglo-Saxon England//Anglo-Saxon England. 1978. Vol. 7. P. 61-93), мощи К. находились в Уббанфорде (Нореме), согласно поздней редакции (Secgan B, создан после 1013) - в Дареме. Почитание К. в Англии достигло апогея в XII в. Рассказы о его жизни и посмертных чудесах занимают важное место в сочинениях крупнейших хронистов этого времени (Уильяма из Малмсбери, Генриха Хантингдонского, Элреда из Риво и др.). Реджиналд Колдингемский называл К. одним из 3 главных святых Англии наряду с кор. мч. Эдмундом и аббатисой Этельтритой , чьи мощи также считались нетленными. Дарем оставался важным местом паломничества до Реформации, но с кон. XII в. находился в тени Кентербери, где широко почитался католич. св. Фома Бекет. Известны 135 церквей, посвященных К. в Англии (гл. обр. в сев. части страны). |
|
|
