| Конечно, даже самое образцовое христианское воспитание не дает стопроцентной гарантии того, что, достигнув определенного возраста, человек не отойдет от веры. Тем не менее, даже в таких случаях заложенные в детстве крепкие основы веры продолжают сохраняться в глубинах души человека вплоть до того момента, когда он, подобно блудному сыну из евангельской притчи ( Лк. 15:11–24 ), не вспомнит о небесном Отце и не захочет вернуться к Нему. Восьмое. Воспитание детей в христианской семье должно строиться на любви, а не на насилии или принуждении свободно и самостоятельно выбирать добро и отвергать зло. Распространенная ошибка – стремление навязать ребенку образ Бога, наказывающего за непослушание родителям и другие проступки. Гораздо важнее научить ребенка любить Бога, любить Христа и Церковь. А для того, чтобы этого достичь, необходимо, чтобы вся система воспитательных методов в семье строилась на любви. Именно любовь – не только основанная на кровном родстве, но духовная, основанная на любви Божией, – должна скреплять членов семьи в единую «домашнюю Церковь». Девятое. Послания апостола Павла содержат простые советы, касающиеся жизни и взаимоотношений между родителями и детьми: «Дети, будьте послушны родителям вашим во всем, ибо это благоугодно Господу» ( Кол. 3:20 ); «Дети, повинуйтесь своим родителям в Господе, ибо сего требует справедливость… И вы, отцы, не раздражайте детей ваших, но воспитывайте их в учении и наставлении Господнем» ( Еф.6:1–4 ). Эти советы отражают тот способ воспитания, который на протяжении многих веков существовал у разных народов, но в настоящее время оспаривается в тех обществах, где на первое место ставится свобода и независимость ребенка от каких бы то ни было факторов. Десятое. В наше время религию нередко воспринимают исключительно как один из способов принуждения ребенка к тому или иному мировоззрению или тем или иным нравственным установкам. Некоторые оспаривают право Церкви на воспитание детей, считая, что это нарушает их свободу. Между тем в христианстве свобода – одно из ключевых понятий. «К свободе призваны вы, братия», – говорит апостол Павел. Но тут же прибавляет: «только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти» ( Гал. 5:13 ). |
| Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? как написано: за Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, [обреченных] на заклание. Но все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас. Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем (Рим. 8, 35–39) . Христианской вере в Воскресшего Христа противостоит материалистическая философия, которая верит не в Бога, но в человека, наделяя его тем самым властью диктатора. Мир пусть слабо, но еще видит уготованную в этом опасность, но неспособен противостоять ей, ибо возлагает надежды не на вечное, а на преходящие ценности, которые призваны обеспечить политики и экономисты. И когда они оказываются неспособными сделать это, то единственное решение, которое мир может предложить для этой проблемы, – это кадровые перестановки и общественные перевороты. Для того, чтобы противостоять безбожию, нужно иметь Бога, а не богов Мир повернулся спиной к огням, горевшим на посвященных Богу вечных алтарях, и потому он не может зажечь факелы блуждающих в темноте людей. Человек ищет света, но, не зная, к чему стремиться, подобно ночному мотыльку, бросается в пламя и сгорает. Это неравная брань: материализм вооружен философией, перед которой человечество безоружно, потому что мир, который оно создало, разобщен и раздроблен. Стоя перед одним из величайших памятников христианской церковной архитектуры, Гейне сказал: «Люди прошлого имели убеждения; мы имеем лишь мнения. Но для того, чтобы построить собор, требуется больше, чем просто мнение». Для того, чтобы противостоять идеологии, необходима идеология, а не набор мнений; для того, чтобы противостоять безбожию, нужно иметь Бога, а не богов; иное мировоззрение невозможно изменить, не имея собственного, стараясь угодить всем и опираясь только на компромиссы: если на тебя нападает медведь и ты, желая успокоить его, отдашь ему свою правую руку, это не значит, что он не захочет съесть и левую. |
| Наоборот, христианство одухотворяет брак и семью, поднимает их на такую высоту, которую они не могут получить в мире нехристианском и с точки зрения нехристианского мировоззрения. Брак и семья в христианском понимании не хозяйственная только организация, не бытовое только общение, не естественно-биологический только союз (существующий и в животном мире), имеющий целью поддержание рода, наконец, не единство только общественно-политического строя, - моменты, выступающие на первый план в нехристианской жизни, в нехристианском быте и сознании. Христианство возводит брак и семью на степень высшей духовной связи и с точки зрения данной духовной основы подходит ко всем внешним проявлениям семейной жизни. Брак основан на глубоких внутренних личных отношениях, проникающих все стороны жизни. Это союз для совместного прохождения жизненного пути в свете высшей цели жизни и при взаимной поддержке. Это союз любви, при котором соединяющиеся составляют как бы единое целое, единый организм, не теряя при этом своей личности. В силу указанных свойств и в силу связи христианского брака и семьи с общими началами христианского дела апостол называет семью " малой Церковью " , а брачный союз уподобляет союзу Христа и Церкви. " Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее, очистив банею водною посредством слова; чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна. Так должны мужья любить своих жен, как свои тела: любящий свою жену любит самого себя. Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь, потому что мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его. Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть (Быт. 2:24). Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви " (Еф. 5:25-32). Об этом значении семьи, как " малой церкви " , о проникновении задач и целей брака задачами осуществления дела Христа на земле, требующими благодатных средств, получаемых от общения со Христом, ясно говорится в христианском учении о браке. |
| Наша любовь не есть наше свободное самопожертвование, а требует жертвы любимого: любя, мы уничтожаем. «Мы то всего вернее губим, что сердцу нашему милей». Кажущиеся случаи самоотверженной естественной любви всецело объясняются (несвободным) инстинктом, свойственным человеку в некоторых отношениях наравне с животными. Во всяком случае, действительное общежитие людей не создается собственно любовью, но общественным инстинктом, весьма сильным, кроме человека, у некоторых видов животных и насекомых, нуждою и рассудком. Естественная любовь, хотя и исходит всецело из сердца самого человека, однако не находится в его власти: чувство естественной любви не может быть предписано человеку по отношению к тому или другому объекту. Христианская любовь противоположна естественной по своему характеру. «Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего, и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас... Ибо, если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники» ( Mф. V, 43–47 )? В духовной любви нет пристрастия: она есть любовь ко всякому человеку. Это потому, что христианская любовь по своему содержанию есть прежде всего любовь к Богу и к другим только в Боге. «Что мы любим детей Божиих, узнаем из того, когда любим Бога и соблюдаем заповеди Его» ( I Uoah. V, 2 ). Но любовь к Богу исключает совершенно самолюбие и любовь к миру. «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей» (II, 15). Духовная любовь обусловливается невозлюблением души своей даже до смерти, душевно – личною смертью. Именно душевно – личная смерть делает возможною любовь в Боге ко всякому человеку. «Тот любит всех человеков, кто не любит ничего человеческого» ( Максим Исповедник ). Любить мир и то, что в мире, а вместе любить в Боге всякого человека – невозможно. |
| Но хотя ни единой рукописи с толкованиями на Евангелие, автором которых числился бы Кант, до нас, кажется, не дошло, в данном пункте своей экзегезы он, по-видимому, был прав. Христова заповедь любить даже наших врагов, разумеется, не равнозначна требованию вызывать в себе чувство душевного расположения, скажем, к террористам или тиранам. Христианская же любовь (αγαπη), я думаю, вполне выдерживает сравнение с Кантовой идеей уважения, поскольку означает безусловное признание значимости своего предмета. Как таковая, христианская любовь «не ищет своего», иначе говоря, не зависит от того, ответят ли ей взаимностью. Любовь является обязательной безотносительно к поведению ее объекта. Насколько я понимаю, в основе Христовой заповеди безусловной любви к людям лежит их безусловная ценность. А так как каждая личность по природе своей обладает безусловной значимостью, – не зависящей от каких-либо внешних факторов, – то морально правильным отношением к ней может быть лишь позиция безусловного признания этой значимости. По-видимому, здесь мы имеем параллель между христианским представлением о любви и Кантовым понятием уважения – и даже, если угодно, конфуцианской идеей жэнъ. В каждом из этих случаев утверждается безусловная личная значимость и предписывается признание ценности личностей. И в каждом из этих случаев эта ценность и ее признание составляют ядро этической системы. Центральная роль христианской любви явствует из переданного в Евангелии от Луки разговора между Иисусом и законником (10:25–27): И вот, один законник встал и, искушая Его, сказал: Учитель! Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Он же сказал ему: в законе что написано? как читаешь? Он сказал в ответ: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя». Иисус сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить. Связь любви к Богу и любви к ближнему вовсе не случайна, ведь основанием для любви к ближнему – и к человечеству в целом – служат те самые причины, по которым мы должны любить Бога всем своим существом. И это потому, что ценность личности, в свою очередь, коренится в личностности Бога. Личности как таковые сотворены по образу Божьему, ведь сам Бог есть личность. В иудео-христианском мировоззрении личное достоинство человека, будучи внутренним, является все же производным. Ценность человеческих личностей укоренена в том, что они как носители imago dei (образа Божия) в самой своей личностности обладают значительным сходством с Богом 245 . Бог и человеческие личности имеют общее свойство – принадлежность к личностному бытию, и именно она составляет основу человеческого достоинства. |
| Общепринято называть дохристианскую Русь языческой. На самом деле за три тысячи лет до христианизации на Руси была стройная,высокоморальная монотеистическая религия 454 . Если деревья, например, старые дубы, являлись центрами, около которых совершались религиозные обряды, то это не означало, что русы поклонялись самому дубу – поклонялись той силе, которая создала этот дуб. Религия древних руссов была религией радости, восхищения перед силой и красотой природы. Критикуя мировоззрение древних русов, отцы Русской Православной Церкви в то же время уважительно относились к древней мудрости и выявили многочисленные элементы, которые могли бы найти место и в христианстве. Древних русов нельзя в полной мере считать язычниками. Настоящее язычество – это политеистические верования и обряды. Но древние русы верили в одного единого Бога («Триглава») 455 . На самом деле «язычниками» наши предки называли чужестранцев, иноплеменников, говоривших на иных языках и веривших в иных богов, имеющих чуждые верования, традиции и культуру 456 . Язычниками древние русы могут условно быть признаны до момента Крещения Руси, как люди, не оглашенные евангельской проповедью спасения и не принявшие христианства. Здесь уместно привести слова апостола Павла о язычниках: «Когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их " ( Рим. 2:14–15 ). Русские были христианами до того, как приняли христианство. Поэтому на русской почве христианское учение привилось без сопротивления и распространилось без массового насилия, как если бы христианство здесь давно ждали. Именно духу Нового, а не Ветхого Завета русский человек был открыт самым идеальным образом. Христианское учение распространялось очень успешно потому, что оно соответствовало традиционному русскому мировосприятию. Окончательный и сознательный выбор веры становится для Руси самой серьезной и насущной потребностью, определяющей историческую неизбежность такого выбора. Внутренне, духовно, этот выбор был предрешен в пользу христианства, т.к. народ, в душе которого совесть и Правда поставлялись выше всех жизненных благ, выше всего на свете, не мог удовлетвориться другой религией. Должен был осуществиться закон бытия, выраженный в словах Иисуса Христа: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» ( Мф.5:6 ). |
| По учению препод. Исаака Сир., «смиренномудрие, по причине постоянного самоограничения, приходит в созерцание» 2191 . Из представленного понятие о существе и особенностях христианской добродетели «смирения» ясно видно, что оно не есть состояние пассивное, ослабляющее я принижающее самосознание человека н парализующее его самодеятельность. Напротив, – оно неразрывно связано с всецелым напряжением всех сил человека, с целью постепенного, бесконечного приближения к идеалу безусловного религиозно-нравственного совершенства. Сознавая свою жизнь и служение ничтожными, поскольку они относятся лично к нему – человеку ограниченному и слабому, – христианин, вместе с тем и несмотря на это, признает за ними высший смысл и глубокое значение, поскольку они являются жизнью и служением Христу, «возлюбившему» человека и «предавшему себя» за него. В этом отношении и с указанной точки зрения каждое действие и состояние христианина, всякий момент его жизни приобретают важное значение, как совершающиеся силою Христа, для Христа, во славу Его 2192 . Совершенный образец и характерный тип такого истинно-христианского смирения представляет в своем лице св. Ап. Павел. Он называет себя « наименьшим из Апостолов», « недостойным называться Апостолом». Однако же он говорит о себе: « благодатию Божиею есмь то, что есмь; и: благодать Его во мне не была тщетна, но я более всех их (т. е. других Апостолов) потрудился; не я, впрочем, а благодать Божия, которая со Мною» 2193 . – « Я могу похвалиться в Иисусе Христе в том, что относится к Богу. Ибо не осмелюсь сказать что-нибудь такое, что не совершил Христос через меня в покорении язычников вере словом и делом» 2194 . Таким образом, по смыслу христианского учения, особенно определенно истолкованному в аскетическом мировоззрении, «смирение» есть великая и всеобъемлющая сила религиозно-нравственного порядка, обеспечивающая подвижнику успешное, правильное, целесообразное и непрерывное поступательное движение по пути безостановочного религиозно-нравственного совершенствования, определяемого в своем содержании и направлении бесконечным идеалом богоподобия 2195 . Но «смирению». точнее «смиренномудрию», принадлежит далеко не одно только методологическое, аскетическое значение в деле религиозно-нравственного совершенствования. Этому совершенству принадлежит в высшей степени важное метафизическое и глубокое мистическое значение. Наиболее углубленное раскрытие этого значения принадлежит препод. Исааку Сирину. |
| Подозрительность - тяжелый грех, указующий на нехристианское устроение души человека. Христианин во всех жизненных обстоятельствах всегда должен в отношениях с ближними ставить себя низко, а всех других - высоко, и потому рассматривать поступки людей и их мотивы с лучшей стороны. Таков мирный дух. Дела любви должны совершаться не по самоизмышлению (самодельный крест), а там и тогда, когда Господь через сложившиеся жизненные обстоятельства нас к тому призывает. Уделять посильную (хоть копейку) толику нищим мы обязаны всегда невзирая на лица. Если же есть возможность благотворить существенным образом, то мы это должны совершать с рассуждением, стремясь понять, какова на то воля Божия, с серьезным рассмотрением, на что и кому мы жертвуем средства и как они будут использоваться. Нерадение о спасении ближнего. В каждом человеке нужно видеть прежде всего его бессмертную душу, а не только тленную плоть, и отношения с нашим ближним строить так, чтобы способствовать укоренению его души в вечной жизни. Непочитание родителей - нарушение пятой заповеди закона Божия: " Почитай отца твоего и матерь твою, как повелел тебе Господь, Бог твой, чтобы продлились дни твои и чтобы хорошо тебе было на той земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе " (Втор. 5, 16). Но почитание родителей не должно отодвигать на второй план почитание Бога: " Кто любит отца или мать более, нежели Меня, недостоин Меня " (Мф. 10, 37). По учению Церкви, родители на Страшном Суде Божием ответят перед Богом за то, как они воспитывали своих детей. Поэтому христианское воспитание детей - это и вопрос спасения души самих родителей. Верующие родители должны как можно раньше крестить своего ребенка и с того времени ходить с ним в церковь, регулярно причащать его, с младенчества молиться о нем и при нем вслух, в свое время обучить его молитвам и основам веры. Главное - своей душой, своим примером, " иерархией ценностей " в своей жизни привить ребенку христианское мировоззрение и соответствующее устроение души. Аборты - смертный грех убиения невинного младенца. |
| Покаяние заключает в себе сознание полной бессмысленности личной жизни, полного бессилия придать своей жизни абсолютное значение личными усилиями, крушение всех мирских идеалов, – кратко сказать, оно есть ощущение голода в стране мира и устремление души к Богу как единственному истинному благу. Человек приходит в себя и говорит: «сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода! Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою, и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих»... Молитва. Пост. Христианское юродство I. Духовная жизнь есть наслаждение Божие в человеке. Это наслаждение нуждается в соответствующем питании и надлежащем укреплении особенно в начале, когда оно бывает нежно и легко подвержено действию противных влияний. Таким питанием и укреплением служат молитва , пост и Христа ради юродство. Что для растения свет и воздух, то молитва для духовной жизни. Молитва – это мысленное общение человека с Богом, «беседа ума к Богу, – по словам Нила Синайского , – восхождение ума к Богу». С точки зрения истинной цели человеческой жизни как откровения славы Божией в уничижении, последнею ступенью в достижении человеком своего назначения служит богообщение. Действительное явление в человеке божественной духовной жизни это и есть богообщение. Человек предназначен к общению с Богом истинному, – к тому, чтобы стать причастником божеского естества ( 2Nem. I, 4 ), быть своим Богу ( Eфec. II, 19 ), быть духовно и телесно жилищем Богу ( Eфec. II, 22; I Кор. VI, 19). Христос пред отшествием Своим на небо молился Отцу о верующих в Него так: «да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино» ( Uoah. XVII, 21 ). Это богообщение имеет различные степени, но во всяком случае, чтобы быть действительным и истинным, оно предварительно должно быть мысленным. Это и есть молитва . «Молитва настраивает нас на собеседование с Богом и долговременным навыком вводит с Ним в содружество» ( Нил Синайский ). |
| Поэтому христианская любовь, которою мы естественно любим своих: это любовь к ним в Боге, как к детям Божиим. Христианская любовь производит коренное изменение в самой личности человека, в его самочувствии, в его отношении к своему и не – своему. Это различие своего и не – своего изменяется так, что свое исчезает в Божием, а Божиим обнимается все не – свое (и, конечно, свое, ставшее сначала не – своим). Поэтому же самому и различие между братом и врагом не есть безусловное, но, основываясь на естественном пристрастии и ненависти, оно падает вместе с ними. Как христианин, я не могу любить своих только потому, что они свои, и ненавидеть врагов только потому, что они враги; но, очевидно, от меня не требуется, чтобы я любил врагов только потому, что они враги, и ненавидел своих безусловно. От меня требуется, чтобы я любил врагов, как детей Божиих, а равно и своих, не как уже своих, а как тоже детей Божиих. Естественный порядок снова как бы восстановляется: «если кто о своих, и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры, и хуже неверного» ( I Tuм. V, 8 ), но это уже обновленный порядок. Христианин заботится о своих, но желает он им того же, чего желает врагам как детям Божиим. В этом основной нерв христианской любви. Он уже не может желать им красоты, богатства, почестей; он желает им духовных благ, честности, правды, мира, чистоты, святости. Естество не искореняется, но обновляется. Как ап. Павел любил своих евреев, но по тому-то самому он желал им не национальных благ, но желал их привести вместе с язычниками к единому Христу! Так всякий христианин должен любить свою семью, свой народ! Тот же ап. Павел в словах, вдохновенно – прекрасных, описывает и значение любви для христианина и свойства христианской любви, в противоположность плотской: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я медь звенящая, или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви; то я ничто. |
|
|
