| Все эти военизированные купеческие экспедиции, строительство кораблей и крепостей были первыми шагами екатерининского плана полномасштабного включения России в средиземноморскую политику. Цели ставились амбициозные. После победы 1774 года Екатерина II и Григорий Потемкин разработали " греческий проект " - план ликвидации Турции и создания на ее месте греческой империи во главе с монархом из рода Романовых. " Весело время проводил только в походе... " Оправдывая и рекламируя завоевательные войны, которые вела Екатерина II, историки обычно рассказывают о том, что Крым является исконно русской территорией, а затем переходят к комплиментам в адрес " сухопутного " Суворова и " водоплавающего " Ушакова, которые на самом деле воевали в местах, не имеющих к России никакого отношения. Действительно, здесь есть чем восхищаться. Практически все свои победы Ушаков одержал силами значительно меньшими, нежели неприятельские. 3 июля 1788 года эскадра под командованием графа Марко Войновича у острова Фидониси обратила в бегство турецкие корабли. Исход этого сражения решили действия возглавляемых Федором Ушаковым четырех фрегатов авангарда. Разгадав намерение турок окружить российскую эскадру, Ушаков не дал кольцу сомкнуться и навязал бой турецкому флагману, лишив его возможности руководить задуманной атакой. После трехчасового боя турки были вынуждены отступить. Правда, эта победа чуть было не стоила карьеры не склонному к аппаратным играм Ушакову. После сражения он крупно поссорился с графом Войновичем, который считал победу исключительно своей заслугой. Конфликт с непосредственным начальником грозил отставкой, однако в дело вмешался Григорий Потемкин, который предпочел отстранить Войновича и поставить на его место Ушакова. Не лезший в политику, не желавший и не умевший плести интриги Федор Ушаков был для Потемкина находкой. Если нормальный карьерист воспринял бы безвылазную жизнь на корабле как ссылку, то Ушаков ей откровенно радовался. " Я весело время проводил только в походе,- жаловался он своему покровителю,- а возвратясь сюда, принужден опять заняться скучными письменными делами " . Потемкин пошел навстречу адмиралу и освободил его от многих административных обязанностей: " Не обременяя Вас правлением адмиралтейства,- писал он,- препоручаю Вам начальство флота по военному употреблению " . |
| Копают лично под Ушакова Оппозиция не видит никакой необходимости в повышении штрафов. Депутат Сейма Борис Цилевич в разговоре с газетой ВЗГЛЯД предположил, что поводом для законопроекта стали намеченные на 3 июня в Латвии муниципальные выборы. «Таким образом «Все для Латвии!», самая националистическая партия в парламенте, как бы напоминает своим избирателям о том, кто является самым главным патриотом», - считает депутат. По его мнению, «это медвежья услуга для латышского языка, поскольку это настраивает людей против языка. Националисты просто не могут смириться с тем, что Рига остается городом, где говорят на разных языках». Тем не менее Цилевич признает, что законопроект, «наверное, будет принят» с учетом того, что его уже успели поддержать больше половины Сейма. По его словам, в законопроекте видится второе дно, на что указывает норма отстранять чиновников от должности. «Это призрачная попытка сместить с поста мэра Риги Нила Ушакова - его соратника по партии «Центр согласия». Думаю, что попытка крайне малореальная, все-таки существуют международные стандарты, общедемократические принципы. Это вряд ли пройдет. Я не вижу никаких возможностей, чтобы даже латвийские суды восприняли это всерьез, поскольку это явно противоречит мировой практике. В крайнем случае, Европейский суд по правам человека такое дело не пропустит», - уверен депутат. Сам Ушаков, кстати, уже высмеял законопроект. «Наши правые партии придумали, как поднять нашу экономику. Какие-то страны по-прежнему по глупости пытаются развивать, например, производство. Они, наивные, не понимают, что экономику намного проще поднять с помощью штрафов за язык», - написал Ушаков в своем Facebook. Цилевич назвал «полной ерундой» обещание авторов поправок о том, что им удастся помогать народному хозяйству. По его мнению, они выдают желаемое за действительное. «На самом деле, ситуация неоднозначная. В целом ряде случаев, когда языковые инспекторы фиксируют нарушение, вопрос о штрафах в итоге решает суд. Часто на судебном уровне решение инспекторов не утверждается. В любом случае, речь не идет о тех суммах, которые сколько-то серьезно могут повлиять на бюджет», - уверен депутат. |
| — Монументальная роспись, да и иконы – это ведь часто не один и тот же художник – один мастер компонует, пишет личное, другие художники одежду, ученики – фон и так далее. Как быть с атрибуцией? — Разумеется, и этот фактор тоже надо учитывать, причем очень показательна в этом отношении более поздняя иконопись. Так, перед открытием персональной выставки Симона Ушакова , от которого сохранилось около 50 подписных икон, нам удалось провести технологические исследования и даже реставрацию некоторых произведений. Обнаружилось, что в больших подписных работах Ушакова, признаки его индивидуальной манеры проявляются в наименьшей степени, из чего, в свою очередь, был сделан логический вывод, что маэстро в подобных случаях мог ограничиваться только предварительным рисунком или какими-то заключительными правками, а порой, может быть, просто подписывал коллективную работу. Тем более, что в эту эпоху подпись была не столько актом личного самоутверждения, сколько удостоверением качества. Мне сложно представить, что тот греческий художник, который писал основную часть деисусных икон из иконостаса Благовещенского собора Московского Кремля, исполнил все изображения целиком, включая одежды и фоны. Но даже в том случае, если роскрышь одежд, например, выполняли ученики, мне все равно кажется, что мастеров могло быть двое или даже трое – очень близких по манере, но всё же обладавших своими индивидуальными приемами, которые мы, возможно, еще обнаружим – подобно тому, как были обнаружены индивидуальные различия между иконой Спаса и двумя другими иконами Звенигородского чина. Вопрос о национальности мастеров не имеет смысла — Автором икон Звенигородского чина может быть русский или греческий художник (или два художника). Вот это важно – грек или русский? — Знаете, мне кажется, что обсуждаемый вопрос не имеет вообще никакого отношения к проблеме национального самоутверждения. Мы говорим сейчас не о чем-то специфически греческом или специфически русском, мы говорим о более или менее единой духовной и художественной культуре средневекового православного мира, который ещё иногда называют «византийским содружеством». В конце концов, именно из Византии в конце X века к нам пришло христианство, а вслед за ним и христианское искусство, причем имеется в виду не просто набор образцов и иконографических схем и даже не чрезвычайно изощренные художественные приемы, но вся сложнейшая система символического изобразительного языка, нацеленного на передачу иррационального сверхчувственного содержания в чувственных образах. |
| В возрасте шестнадцати лет Феодор был представлен в герольдмейстерскую контору для смотра, где и показал, что «российской грамоте и писать обучен… желает-де он, Феодор, в Морской кадетский корпус в кадеты». Морской кадетский корпус располагался в Санкт-Петербурге, на углу набережной Большой Невы и 12-й линии Васильевского острова. В феврале 1761 года туда был зачислен Феодор Ушаков, но дяди своего в Александро-Невском монастыре уже не застал – монах Феодор был в Санаксаре, на берегу Мокши, в Тамбовской провинции. Со времени поступления Феодора Ушакова Морской корпус представлял собою еще не настроившееся для правильной учебной жизни заведение. Науки преподавались достаточно хорошо, чтобы образовать исправного морского офицера, но внутреннего порядка, должного наблюдения за нравственностью юношей не было. Кадеты были предоставлены самим себе, и при склонности подростков к подражанию и молодечеству дурные товарищи могли иметь большее влияние, чем хорошие. Кроме того, много надежд в деле воспитания возлагалось на розгу. Но неблагоприятные школьные условия не отразились на юноше Феодоре; добрые свойства его характера, принесенные им в корпус из родной семьи, оградили его от порчи. Будущий адмирал, отличаясь хорошей учебой и доброй нравственностью, прилежно постигал преподаваемые ему науки, особую склонность проявляя к арифметике, навигации и истории, и через пять лет успешно, одним из лучших, окончил Морской корпус, получил офицерский чин и был приведен к присяге: «Аз, Феодор Ушаков, обещаюся и клянуся Всемогущим Богом пред Святым Его Евангелием в том, что хощу и должен Ея Императорскому Величеству моей всемилостивейшей Государыне Императрице Екатерине Алексеевне Самодержице и Ея Императорскаго Величества любезнейшему Сыну Государю Цезаревичу и Великому Князю Павлу Петровичу, законному всероссийскаго престола Наследнику, верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови… В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий!». Вся последующая жизнь Феодора Феодоровича стала подтверждением того, что он ни в чем не изменил данной им присяге. |
| – Поди, дед Василий голову заморочил… – поворчал Федор Игнатьевич, но спорить не стал. Действительно, почти все свое свободное время мальчишка пропадал на Волге, а отцовская лодка давно перешла в его негласное и нераздельное владение. В возрасте 16 лет Федора вместе с братьями повезли в Петербург – представить в герольдмейстерскую контору для смотра. «Российской грамоте и счету обучен... желает-де он, Феодор, в Морской кадетский корпус в кадеты», – записал чиновник герольдии. На радостях отец повел сыновей по местам своей гвардейской молодости, а матушка с дочкой отправилась по столичным магазинам. Договорились встретиться позже, у ворот Александро-Невской лавры. Здесь, в рядах монашеской братии, служил Богу брат Федора Игнатьевича, родной Федин дядя – Иван Ушаков. О нем часто вспоминали в семейном кругу, его биография была предметом спора, восхищения, назидания. «Скажи-ка, дядя» Иван Ушаков поступил на службу в гвардейский Преображенский полк при императрице Елизавете Петровне. Полк личной охраны самой императрицы – трудно себе представить более успешное начало карьеры молодого человека того времени. Торжественные выезды, роскошные балы… Статный, остроумный гвардеец Ушаков пользуется успехом у товарищей и дам. Чин капрала он получает без особых затрат времени и сил. Один вечер изменил все. В разгаре очередного блестяще-помпезного торжества, прямо на глазах у Ушакова от сердечного приступа умирает его сослуживец. Несколько минут блиставший на публике красавец-офицер вдруг хватается за сердце и в судорогах валится на паркет бальной залы. И уже невозможно что-либо когда-либо изменить. Даже покаяться. Зыбкость, мимолетность и в конечном счете абсурдность земного человеческого счастья в один момент стала для Ивана Ушакова настолько очевидна, что уже на следующий день он отпускает слугу, снимает мундир, надевает холщовую одежду и отправляется на поиски счастья настоящего – Царства Божия. Первой остановкой был берег Северной Двины. Три года живет он в ветхой келье в глуши поморских лесов. Терпит голод и холод, одному Богу поверяя свои мысли. Изредка посещает соседние селения, прося подаяние на самые необходимые нужды. |
| Минут двадцать ждали водителя. Но радость от того, что Николай чудотворец нас улышал и помог, и что мы все-таки попадем к нему была настолько велика, что никто не возроптал. Вскоре мы снова пролетали над живописной бухтой, над знаменитой крепостью, которую отбил у французов наш прославленный святой адмирал Ушаков. У его памятника мы побывали накануне. И я вдруг вспомнил, что знал о Корфу задолго до знакомства с мифами древней Греции. О подвигах Суворова и Ушакова мне читала моя бабушка вместе со сказками Пушкина. Возможно, поэтому я предствавлял Корфу, как остров, где правил царь Гвидон, с теремами, с белкой, грызшей орехи с золотой скорлупой и изумрудными ядрами. Пушечные ядра корабельной артиллерии адмирала Ушакова надолго перепутались в моем воображении с содержимым золотых орехов. Но Корфу оказался совсем не тем круглым островом, окруженным кораблями с надутыми парусами на бурных волнах с белыми гребешками, как на картинках из моей первой книжки сказок. В гавани стояло на якорях множество яхт, но это были не торговые парусники и не боевые корабли нашего знаменитого земляка, а символы рекламируемой повсюду беспечной богатой жизни. Паруса их были сняты до следующего сезона, а их хозяева, должно быть, уехали в свою далекую немецкую землю. В парках, во дворах частных домов, вдоль дорог и даже в самой крепости росли апельсиновые и лимонные деревья, сплошь покрытые оранжевыми и желтыми плодами. Высоченные пальмы соседствовали с пятиметровыми кактусами. За городом повсюду были видны оливковые рощи, над которыми кое-где возвышались темнозеленые свечи кипарисов. На кустах камелий набухли готовые распуститься бутоны. Ровные ряды живой изгороди из кустов лавра и самшита были разрежены воротцами, обвитыми не известными мне экзотическими вьюнами. Я узнал лишь темнофиолетовые граммофончики бургенвилей. Ландшафт Корфу с бесчисленными гаванями и заливчиками кажется специально разделенным Создателем на отдельные живописные уголки, чтобы человек, пораженный их красотой, увидев новое место, поразился еще больше и не мог сказать какое из них - лучше. |
| – Я удоволил лисестровские анбары дорогим припасом, красным лесом. Хватит на два года при большом расходе. Собрание спрашивает: – За какое время ты управил это дело? Григорий отвечает: – Начал с осени, по первому снегу. Завершил с началом навигации. Собрание говорит: – Значит, девять месяцев. Срок немалый. Благодарим, но ничего выдающегося тут нет. Петр Сухой Лоб докладывал: – Я обеспечил Лисестровскую верфь столярским и плотницким струментом. Итого двести наборов. Вот что я доспел! Собрание спрашивает: – Сколько времени ты хлопотал? – Сколько Гневашев, столько и я. Всю зиму этим беспокоился. Итого девять месяцев. Собрание говорит: – Что же… Ты исполнил свою должность. Но ни чего восхитительного тут нет… «Девять ден, девять верст, как сокол летел». Докладчик Панкрат Падиногин спросил собрание: – Известен ли вам художественный мастер и мореходец Маркел Ушаков? Собрание отвечает: – Ты бы еще спросил, известны ли нам отцы наши и матери! Мореходные и судостроительные чертежи Маркела Ушакова друг у друга отымаем. – Я уговорил Маркела Ушакова принять во свое смотрительное руководство нашу Лисестровскую верфь. Придет сюда на постоянное житье. Но чтобы расположить Маркела, мне понадобился долгий срок… – Сколь долгий? – спрашивает собрание. – Девять лет… Собрание, триста человек, как один, всплеснули руками, встали, закричали: – Мало, совсем мало времени потратил ты, Панкрат Падиногин! Для столь полезного успеха девять лет – ничтожный срок. Видение Как-то Маркел с Анфимом жили в Архангельске. У корабельной стройки взяли токарный подряд. Маркел и жил на корабле, Анфим -в городе. Редко видя учителя, Анфим соблазнился легкой наживой-торговлей. Запродал даже токарную снасть. Маркел этого ничего не знает. Но вот, рассказывают, пробует он маховое колесо у станка и видит будто, что заместо спиц в колесе вертится Анфимко Иняхин. Опамятовавшись от видения, Маркел прибежал к Анфиму: – Друг, с тобой все ли ладно? – А что же, Маркел Иванович? – удивился Анфим. – Ты сегодня в видении передо мной колесом ходил. |
| В одно время с К.П. Победоносцевым писал мне новый «Владимирский» кавалер, сотрудник мой Н.И. Григорович: «Еще раз осмеливаюсь принести Вашему Высокопреосвященству мою сердечную благодарность за награждение меня орденом Св. Владимира III степени. Награждение меня орденом этим я всегда относил к милостивому и единственному Вашему ходатайству о трудах моих по сбору и приготовлению бумаг митрополита Филарета к печатанию. Желание, от души, покончить том V, естественно, у меня обильно, но не так обильно оно у типографии. Жалею и —278— 1887 г. очень грущу, что Ваше Высокопреосвященство лишаете возможности меня выписывать для Вас книги из магазина «Нового Времени». Смею уверить, что я исполнял это дело с усердием и точно. Следовательно, оно для меня утомительно быть не могло». В ответ на это писал я от 23 числа: «Если я, желая избавить Вас от лишних трудов и забот по исполнению моих книжных поручений, причинил Вам чрез это огорчение, простите великодушно. Я готов снова доставить Вам случаи к услугам для меня, а себе – побуждения к благодарению Вас. И вот Вам доказательство. Посылая при сем в ваше распоряжение 30 р., покорнейше прошу приказать выслать мне несколько книг означенных в прилагаемом на обороте реестре. Скажите, пожалуйста, будет ли когда-нибудь конец нашему с Вами труду, будет ли когданибудь окончен V т. нашего издания? Крайне нуждаюсь в нем для справок, при чтении и приготовлении в настоящую пору к печати писем Митрополита Филарета к А.П. Ахматову 642 . Ужели Вам нет возможности напомянуть кому-нибудь о побуждении типографии к устроению дела? Я мог бы написать о сем еще раз Константину Петровичу, но боюсь еще более раздражить и ожесточить типографских гусей». 14 ч. писала мне из Москвы А.П. Ушакова: «Христос воскресе, Добрый и уважаемый Владыко! Со слезами пишу Вам: на меня неожиданно налетело великое горе. В душ так и кипит буря, и Бог знает, чтобы я хотела сделать, чтобы все разбить и разрушить. Ездили М.М. Игуменьи к Митрополиту 643 христосоваться с ним. Во время беседы спрашивает, нет ли кого у Вас из окончивших в институте курс и хорошей фамилии? М. Зосима назвала баронессу Коц; потом вдруг дернуло ее сказать: «да вот Ушакова в Рождественском монастыре, была начальницею гимназии, только она не поостри- |
| Это значило бы произвольно извращать волю завещателя, придавая ей в осуществлении совсем не то значение, какое она имела в сознании завещателя, значило бы прилагать мерку закона не к подлинной воле завещателя, а к произвольному выводу из этой воли. Вот пример. Ушаков завещал свое имение Александре Изосимовой, а по ней детям ее в вечное и потомственное владение. Сама Изосимова умерла прежде завещателя, оставив детей, а когда умер завещатель, возник вопрос о законности его распоряжения и о праве детей на имение, завещанное матери их, а после нее – им, в собственность. Распоряжение это, в целости своей, несогласно с 1011 ст. Зак. Гражд., и внешнее событие – смерть Изосимовой – нисколько не изменяло сущности юридического отношения, созданного волей завещателя. Но в суде состоялось следующее решение: по силе примечания к 1011 ст. распоряжение о дальнейшем переходе имения недействительно в том случае, когда завещанное имущество, поступив во владение наследника, делается по смерти его уже родовым (смысл закона выражен неверно: закон устанавливает правило не на этот только случай, но объясняет решительное свое запрещение этим соображением, на все запрещенные случаи распространяемым). Но в настоящем случае – продолжает решение – первая часть завещательного распоряжения Ушакова, о предоставлении имущества Изосимовой, осталась вовсе неосуществленной, а как наследство открывается лишь со смертью завещателя, то очевидно, что по смерти Ушакова оставалась действительной (здесь фактическое последствие внешнего события смешано с юридическим определением воли) только вторая часть его распоряжения о передаче имущества детям Изосимовой, которые и д.б. признаны непосредственными наследниками его по завещанию в имении, не сделавшемся родовым: О толковании воли завещателя см. вообще § 74. Случаи приращения см. в § 74, примеч. Й. § 70. Исполнение завещания. – Назначение душеприказчиков. – Сущность душеприказчичьего звания. – Права, обязанности и ответственность душеприказчика. – Примеры из судебной практики. |
| 4–6 об.). Это письмо Дугин хранил при себе, надеясь, очевидно, при удачном случае передать императрице. Опытный доносчик сам стал жертвой доноса. 15 марта 1732 г. один из присланных на вечную каторгу колодников сообщил охране, что у находящегося в их партии распопа Саввы Дугина есть некое письмо большой важности (л. 2 об.). Письмо изъяли, а Дугина вернули в Тайную канцелярию. Началось новое следствие. Собственно в самом письме не содержалось никаких сведений, кроме желания Дугина, чтобы императрица прочитала его «Устав». Да и в самом «Уставе» ничего преступного не было. Однако теперь неприятности грозили уже непосредственно Ушакову. Если бы кто-то из его недоброжелателей узнал, что начальник Тайной канцелярии скрыл от императрицы сведения о сомнительных словах Шаховского, это могло негативно сказаться на отношении к нему императрицы. Дугин же, хотя и настаивал лишь на желании донести до императрицы «Устав», вряд ли ограничился бы только этим. Между тем в ноябре 1731 г. при Анне Иоанновне оформился Кабинет министров, включавший канцлера Г. И. Головкина, князя А. М. Черкасского и вице-канцлера А. И. Остермана, что уменьшило влияние Ушакова на царицу. Кроме того в некоторых случаях государыня вместо экстракта требовала от Ушакова показания, записанные обвиняемым – как раз то, чего добивался Дугин. В новом деле Дугина выписаны законы, под действие которых он якобы попадал: один из пунктов указа от 10 апреля 1730 г. о смертной казни за ложный донос по «великому делу», а также Морской устав Петра Первого, устанавливающий смертную казнь за хульные слова об императоре и пункт о смертной казни за хулу на слово Божие. Данные законы к Дугину нельзя было применить без натяжки, поскольку он не выступал против власти или веры, а лишь пытался обратить внимание государыни на свой проект преобразований. Однако формальная сторона дела следователей не интересовала. 30 марта 1732 г. было указано распопу Дугину отсечь голову за то, что «будучи в колодничеи полате не удержав себя от прежних своих важных вымышленных продерзостей, дерзновенно на черном лоскутке написал некоторые вновь также предерзости», хотел утрудить императорское величество, хотя дело уже явилось ложным, «он же, Дугин, объявляя токмо из своего мнения, дерзновенно показал, чтоб имеющихся под державою ея императорского величества всех иноверных людей соизволила ея императорское величество привесть и окрестить в православную веру греческого исповедания в неволю, почему видно, оное ево вымышление к нежеланию в России общаго покоя, ибо всех иноверных в веру православную привесть ни как не возможно, и которые в православную веру пожелают сами, то тех и без ево Дугина попечения приемлютца». |
|
|
