| Чрез всё сочинение проходит стремление автора к документальному, строго проверенному изложению дела. Ясность и последовательность суждений соединяется с умением разбираться в историко-литературном материале. Из существенных недостатков сочинения нужно отметить следующие: а) в общей характеристике проповедничества 17–18 в. автор с излишним вниманием останавливается на общеизвестных фактах русской истории этого периода, опуская немаловажные черты проповедничества; б) сочинению недо- —134— стает обстоятельных сведений о сборнике Щукина, послужившем для автора первоисточником, равно как нет необходимых сведений и о размерах литературных трудов Борковского, вошедших в этот сборник; в) простота стиля переходит иногда в излишнюю упрощенность, производя неблагоприятное впечатление стилистической бесцветностью и даже неряшливостью. В общем же сочинение нужно признать хорошим, а его автора заслуживающим кандидатской степени». б) Экстраординарного профессора Н.Г. Городенского : «Сочинение г. Ефимова состоит из шести глав, из которых три первые имеют для темы лишь подготовительное значение: автор говорит здесь о состоянии русского проповедничества в XVII и XVIII столетиях, дает краткую биографию и характеристику Константина Борковского и, наконец, знакомит нас с его воззрениями на пастырство. Собственно проповедническая деятельность Константина Борковского характеризуется в трех остальных главах, из которых наиболее существенное значение имеют четвертая и пятая. В четвертой главе автор рассматривает проповеди Константина Борковского со стороны содержания, различая в них три основных элемента («три направления», как выражается г. Ефимов): историко-панегирический, нравоучительный и обличительный. В главе пятой автор останавливается на внешней форме проповедей Константина Борковского, показывая, что в их построении проповедник следовал правилам схоластической риторики и только к концу жизни обнаруживал стремление освободиться от искусственности схоластических приемов. Глава шестая производит впечатление случайного придатка к сочинению, так как её основные мысли легко могли бы найти себе место в предшествующих главах, по отношению к которым эта заключительная глава является отчасти дополнением, а отчасти даже повторением. – Не смотря на очень скромные размеры той части сочинения, которая прямо отвечает на вопрос темы (стр. 97–231), автор дает на этот вопрос достаточно обстоятельный и толковый ответ, причем для правильной оценки труда г. Ефимова нельзя не упомянуть о том, что —135— в разработке своей темы он не имел предшественников. Язык сочинения очень простой и безыскусственный; на это можно бы было указать с похвалою, если бы безыскусственность здесь у автора не граничила иной раз с беспомощностью. Для кандидатской степени сочинение вполне достаточно». 16) О сочинении студента Иллювиева Павла на тему: |
| Не вдаваясь в подробный разбор этого учения, скажем словами одного замечательного сочинения, что «Мухаммед, употребляя в Коране выражение: «Дух святости», известное в откровении Ветхого и Нового завета, определенно не высказал в нем ни того смысла, какой дается ему в ветхозаветном писании, какой понимают с ним евреи, ни того смысла, какой имеет оно в Евангелии, какой разумеют христиане. Обставляя это выражение событиями, взятыми из новозаветных книг, передал его с такою неопределенностью, что трудно решить, которому из христианских учений более подчиняется он, – учению ли православных христиан, или толпам неправомыслящих еретических сект между христианами. Мухаммеданская наука, объясняя места Корана, где говорится о Духе Святом, также не вносит в них определенности понятия, потому что в объяснении тех мест руководствуется установившимися в их вероучении мнениями, а не требованиями научной экзегетики» 161 . Таким образом, мухаммеданское учение о пророках, как оно изложено в Коране и позднейших мухаммеданских системах, слагалось под влиянием разных учений, с которыми был знаком Мухаммед и его последователи. Но при всей своей несостоятельности в отношении происхождения, оно носит на себе резкую, неизгладимую печать мухаммеданизма, которая придает особый, мухаммеданский колорит и священно-историческим рассказам мухаммедан о пророках. 10 Emudes d’histoire religieuse par M. Ernest Renan. Paris. 1862. p. 220 et. 285. Mahomet et les origines de l , islamisme. 23 Учение о Лице Господа Иисуса Христа в трех первых веках христианства. Казань. 1870 г. стр. 62–63. 33 Сочинение это было издано Альбертом Руд. Мокс. Дресселем под следующим заглавием: Climentis Romani quae feruntur Homiliae viginti nunc primum integrae. Gottingae, 1853. 59 Происхождение ее Шпренгер относит к 616–619 гг. B.2.S. 180, а Веиль и Нельдеке ко второму периоду Мухаммеда в Мекке. См. Histor. kritische in Koran. S. 61–62: Geschichte des Korans S. 99. 60 Выражение (набий) пророк и (набуввать) встречаются 8 раз в 19 главе и в других меккских главах 10 раз, нов мединских главах оба этих выражения встречаются очень часто. |
| 652 Эту черту различия между Филастрием и Епифанием заметил уже блаж. Августин; Philastrius scripsit librum, пес illos haereses praetermittens, quae in populo judeo fuerant ante adrentum Domini. Но новые писатели мало обращают на это внимание.– Нужно заметить впрочем что в самом начале сочинения Филастрий описывает три такие секты, которые между ветхозаветными иудеями не имели последователей: Ophitae, Sethiani. Эти секты развились уже в христианстве (офитство впрочем имело корни в древнем язычестве); но к ветхозаветным иудейским сектам Филастрий отнес их вероятно потому, что их мнения касались лиц и событий ветхозаветной истории. 653 Таковы секты: 5 Sadducaei, 6 Pharisei, 7 Samaritani, 8 Nasaraei, 9 Esseni, 28 Herodiane. И о них впрочем смотри высказанное в 584 примечании. 658 Таковы преимущественно секты с 29 до 68 или пожалуй до 84 и 90. Но и здесь автор между другими более известными много вставляет и своих особенных ересей. 659 Напр. в 99 главе изобличается такая ересь, будто душа человеческая до падения называлась не anima, а intellectus; в 97 и 137 главах ересь неправильно различающая понятия образа и подобия Божия в душе человека; в 94 главе ересь считающая число небес не по изречениям Моисея, Давида и апостола Павла; в 103 главе ересь, допускающая для звезд и планет другие названия, кроме тех, которые находятся в книге Иова; в 121 главе ересь, разделяющая страны и племена земные по описаниям языческих географов и этнографов, а не по сказанию X главы книги Бытия; в 112 ересь не признающая догматического значения за счислением ветхозаветной библейской хронологии; в 110 ересь признающая христианство явившимся в последние времена (?); в 130 ересь не признающая все псалмы Давидовыми; в 119 ересь о книге второзакония, ересь такого смысла, который не взялся объяснить ни один из ученых комментаторов Филастрия; в 142–145 главах насчитывается четыре ереси о достоинстве перевода 70 толковниковъ,– в 131 и 132 две ереси о грехе Каина; в 151 главе ересь о том что Иисус Навин обрезал евреев каменными ножами; 154 ересь о том, что ворон приносил пророку Илье не только хлеб, но и мясо, и многие другие подобные этим по значению. |
| ГЛАВЫ (Сар.). Это сборник, состоящий из трех частей: 100 глав «практических и богословских», 25 «умозрительных (гностических) и богословских», и еще 100 «богословских и практических». Ж.Даррузес склонен видеть в Главах своего рода дневниковые записи, случайные заметки: «Писатель собирал изо дня в день мысли, которые казались ему подходящими, или откладывал отдельные замечания по основным пунктам вероучения, не имея какого-либо плана или логической последовательности» 68 . Однако, несмотря на то, что сборник составлен из разрозненных мыслей, в целом он представляет собой свод всего святоотеческого богословия и аскетики. Важнейшие догматические, нравственные и практические вопросы изложены в Главах с предельной ясностью и краткостью. Жанр глав, объединенных в группы по 100 (так называемые «сотницы», или центурии), традиционен для монашеской письменности со времен Евагрия, Марка Подвижника и других ранних аскетических писателей. Главы преподобного Симеона являются наименее личным и субъективным по содержанию, наиболее традиционным по форме из всех его произведений; тем не менее, и в них ясно прослеживается новизна его богословской мысли: это особенно относится к 25 главам, помещенным в середине сборника («как плод в его оболочке», по выражению Ж.Даррузеса 69 ) и являющимся его духовной сердцевиной. ГИМНЫ (Hymn). Уникальное, почти не имеющее аналогов в мировой литературе, собрание молитвенных излияний, философских и богословских трактатов, описаний мистического опыта, изложенных в поэтической форме. Полное название книги « Των θεων υοι τρωτς» можно перевести как «Любовные (излияния) Божественных Гимнов» или «Гимны Божественной любви». Сюда включены 58 Гимнов; составителем сборника и автором заглавий большинства Гимнов является Никита Стифат . Центральная тема всего сборника – видение Божественного света, которого удостоился Симеон и к которому, по его мнению, призваны все христиане. Трудно дать классификацию Гимнов по содержанию, но большая часть их говорит о Божественном осиянии, видении света и единении с Богом (1, 2, 8, 9, 11, 14 и др.): это описания собственного духовного опыта Симеона. |
| Напряжение сюжета в этом месте достигает своей наивысшей точки, своего апогея. Вряд ли кто-либо даже в самых смелых своих мечтах мог представить, «что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор 2:9). В результате непрестанной борьбы и аскетического подвига в течение всей жизни человека он удостаивается величайшей чести — становится сыном Божиим, получая усыновление Богу Отцу через Сына во Святом Духе, божественное наследство вместе со Христом и в будущем — вечную славу на небесах (см. Рим 8:14-18). На наш взгляд, перечисленные идеи являются главными богословскими концептами в Послании к Римлянам. Причем апостол Павел подчеркивает, что спасение человека имеет значение не только для него самого, но служит и освобождению «от суеты» всего тварного космоса, который «совокупно стенает и мучится доныне» (Рим 8:23). Ход рассуждений апостола Павла в первых восьми главах послания можно представить в виде схемы (Рис. 1.). После возвышенного, если не сказать восторженного, рассуждения о будущей судьбе человечества нить рассуждения внезапно будто бы обрывается, когда апостол Павел переходит к вопросу о судьбе Израиля (главы 9-11). На первый взгляд это рассуждение здесь не к месту, поскольку оно как бы разрывает общую композицию послания на две части. Однако это не совсем так. Изложив домостроительство спасения человека в виде стройной системы, апостол Павел словно задается вопросом: как быть с богоизбранным народом — Израилем? Ведь это ему изначально были даны обетования и обещаны блага, которыми теперь пользуются язычники? Прекрасный развернутый ответ на этот вопрос содержится в девятой-одиннадцатой главах послания. Мы не будем останавливаться на экзегезе этого проблемного места, отметим лишь, что значение понятия «Израиль» на протяжении этих трех глав несколько раз очевидным образом меняет свое значение. В общем плане композиции послания к Римлянам это место знаменует переход к сворачиванию действия. В качестве итога своего рассуждения апостол Павел указывает, что как иудеи, так и язычники объединены в одно Тело во Христе (Рим 12:5), и спасение они могут обрести только в Его Церкви. Вслед за этим тон рассуждения плавно понижается через нравственные наставления (Рим 12:6-21), вопрос об отношении ко властям (13:1-7) и проблему «немощных в вере» (Рим 14), подводя нас к развязке послания. Однако и в этой части проскальзывают наиболее важные для апостола Павла богословские идеи, такие, как облечение во Христа (Рим 13:14), новая жизнь для Бога (Рим 14:7). В заключительных наставлениях, знаменующих развязку послания, апостол Павел, подводя итог своим рассуждениям на протяжении всего письма, вновь вспоминает о Христе как служителе не только для иудеев, но и для язычников (Рим 15:8-9). Заканчивается послание многочисленными приветствиями и традиционным для апостола Павла благословением (Рим 16). |
| И все происходящее из этой тайны и загадочности, т. е. в том числе и проблема творчества, его смысл и оправдание, — все это проникнуто тайной, приближаться к которой нам дозволено, но постичь до конца не дано. Думаем, что, если богословствующая мысль и призвана не бояться вопрошать и думать, если она не должна укрываться от волнующих и трудных проблем, то все же у какого-то предела она должна смириться перед непостижимым должна преклониться перед закрываемой ангельскими крыльями тайной и умолкнуть... ГЛАВА ВОСЬМАЯ ОБОЖЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА «Ты сродник, Боже наш, по плоти, а мы Твои по Божеству Твоему». Преп. Симеон Новый Богослов. Гимн 58-ой. В последних трех главах настоящей работы мы занимаемся систематическим изложением учения Паламы о человеке. Общей схемы своей антропологии он не оставил; да это в сущности и не было в стиле мыслей свв. отцов. Нам предстояло из множества разбросанных о человеке изречений свести воедино то, что к нашей теме относится. Эти мысли Паламы о человеке мы в настоящих главах распределяем по темам: состав человека (VI), богоподобие его (VII) и назначение человека (VIII). В этом нет никакой оригинальности. Но рассмотрение этих вопросов нами поставлено в связь с богословско-философской схемой, положенной им в основание многих своих рассуждений. Об этом сказано выше в V главе. Схема эта, навеянная античной философией: сущность, энергия, ипостась. Если вопрос о составе человека сводится к решению проблемы об его сущности и рассматривается в категориях символического реализма; если проявление человека во внешнем мире; его, скажем языком Ареопагитик, «выступления», или выход его Эроса из себя навстречу Эросу божественному, или его творческие задания могут быть изучаемы как его энергия; то вопрос о небесном назначении человека, его посмертной судьбе и вечном его бытии не может быть понимаем, как бытие, растворенное в Божестве и тем лишенное своей персоналистической ценности, а только как личная вечная жизнь. Это — личный путь, каждого человека в отдельности, каждой ипостаси неслиянно с другой, и потому этот вопрос в паламическом богословии сводится к учению о человеческой ипостаси. |
| Василия. 1115 Рус. пер. Ф. С. Владимирского ( Немесий Эмесский . О природе человека/Пер. с греч. Ф. С. Владимирского. Сост., послесл. и общ. ред. М. Л. Хорь-кова. М., 1998) с изм. А. М. Шуфрина. Постраничные примечания Ф. С. Владимирского. О Немесии еп. Эмесском почти ничего не известно. Время написания трактата «О природе человека» относится, вероятно, к концу IV в. 1116 Цифры в фигурных скобках указывают на номера схолий А. М. Шуфрина, которые приведены после текста. 1118 Эта глава целиком заимствована у Немесия св. Иоанном Дамаскиным в «Точном изложении» (24). Дальнейшие пространные рассуждения Немесия о вольном и невольном, заключающиеся в последующих трех главах, воспроизведены Дамаскиным в той же главе (24) очень кратко и несистематично. 1120 Ср.: Аристотель. Никомахова этика 3.2, откуда вообще заимствованы Немесием все основные мысли настоящей главы. 1129 Букв.: «говорят о желании [хотении] обогатиться, но не говорят о осознанном предпочтении обогатиться». 1140 Значит, продолжим мы неоконченную мысль Немесия, и прикидывать относительно этого мы не могли бы. 1144 Настоящая глава посвящена решению первого вопроса: в ней доказывается, что есть нечто, находящееся в нашей власти. Второй и третий вопросы решаются в следующих двух главах. 1147 Например: Строматы 2.60. Разбор этого и других примеров: Clark Е. Clement’s Use of Aristotlë the Aristotelian Contribution to Clement of Alexandria’s Refutation of Gnosticism. New-York, 1977. Pp. 45–65. 1153 δραστικ; у переводчика: «деятельное». В рукописи D (XII в.) добавлено: «в согласии с природой». 1154 Т. е. остальных двух, а именно вожделева! ельной и разумной, как явствует из почти дословно используемого здесь Немесием трактата Галена «De placitis Hippocratis et Platonis» (6.1.7 (De Lacy)) (ср.: 6.2.2). 1171 Иллюстрацией его является известный анекдот о Зеноне: «Однажды он порол раба за кражу. «Мне суждено было украсть!» – сказал ему раб. «И суждено было быть битым», – ответил Зинон» (Хиоген Лаэртский 7.23, пер. М. А. Гаспарова). |
| – усматривается в том, чтобы сохранить в памяти потомства дивный опыт покровительства небесного над народом иудейским, и, чтобы показать пример того, как неожиданно Господь посылает, иногда, спасение рабам Своим, крепко на Него надеющимся, и с какими ничтожными, по-видимому, и слабыми средствами Он устрояет это спасение. Первоначальный текст книги Полагают вообще, что книга Иудифь первоначально появилась на халдейском языке, с которого блаженным Иеронимом, сделан был в свое время латинский перевод, – как извещает сей отец церкви. Но, гораздо ранее латинского перевода существовало греческое издание книги Иудифь, которое представляется даже древнейшим и халдейского, ибо его – обширнее и подробнее, если не считать перевода Иеронимова сокращением халдейского оригинала. Примечание. Однако же, сам блаженный Иероним говорит в предисловии к своему переводу, что в нем он не придерживался буквально подлинника халдейского, а, напротив, опуская ошибки писцов, и многое другое, что казалось ему неправильным, – он оставлял только то, что находил вполне соответствующим древнейшему и утраченному подлиннику книги Иудифь. Очерк содержания В первых трех главах книги рисуется картина страшных завоеваний Олоферна, военачальника Ассирийского. Затем, в следующих четырех главах описывается осада Ветилуи, некоторой нагорной крепости еврейской, близ Дофаима и Ездрелона, в колене Иссахаровом 1059 . Остальные девять глав содержат в себе главный предмет книги. В них повествуется о геройском подвиге благочестивой вдовы из колена Симеонова, по имени Иудифь, которая, для спасения своего отечественного города Ветилуи, осажденного и доведенного до крайности страшным войском Олоферна, отважилась с одной верой в божественную помощь проникнуть в стан вражеский, сумела расположить к себе Олоферна и, овладев его доверием, отрубила ему голову, которую, как трофей, и принесла к своим согражданам. Вследствие чего, Ассирияне, пораженные ужасом, были разбиты наголову небольшим войском иудейским и в смятении и беспорядке удалились из пределов иудейских, оставив богатую добычу победителям. Последовательное чтение с необходимыми объяснениями |
| He будем настаивать на том, что отмеченные направления в западно-европейской схоластике представляют собою заимствование из византийских систем. Мы утверждаем только, что круг идей, в котором вращалось европейское мышление в период от XI до XIII века, тот же самый, какой находим в Византии. Сопоставляя отреченные мнения, изложенные в 11 положениях против Итала и те философские выводы, которые сделаны были его учениками в XII веке и нашли себе место в Синодике – с метафизическими и психологическими построениями латинских и арабских схоластиков, нельзя сомневаться в общности философского направления на западе и востоке, которая не ограничивается методологическими приемами, но простирается на самое содержание выдвигаемых отвлеченным мышлением вопросов. Объясняется ли это литературным обменом и заимствованиями латинского запада от греческого востока, или общим источником, из которого черпали византийские и западные мыслители свои материалы, это может быть решено не прежде, как будут изданы и изучены византийские философские системы. В самом деле, хотя предложенная выше экскурсия в область средневековой схоластики, ознакомив с волновавшими защитников чистоты церковного учения вопросами, дала нам до некоторой степени возможность установить определенный взгляд на заключающийся в Синодике материал, но этим далеко еще не разрешены трудности при детальном изучении материала. Так если бы мы попытались распределить на группы статьи Синодика и на основании их вывести основные положения системы И. Итала, то встретились бы при этом с довольно важными затруднениями, из которых не все могут быть объяснены целью и назначением изучаемого памятника. В Синодике нашли место лишь те выводы из системы, которые прямо противоположны церковному учению; тут, следовательно, нет места ни основным посылкам, ни доказательствам, подтверждающим выводы. До некоторой степени упомянутая краткость и отрывочность возмещается повторениями, которые представляют одно и то же противоцерковное мнение с разных точек зрения и в неодинаковом освещении. Но если вдуматься в эти повторения, то едва ли не следует прийти к заключению, что в 11 главах против Итала предается осуждению не одна философская система с ее выводами, а несколько направлений, несколько систем, что, впрочем, находит себе внешнее оправдание в самой редакции занимающих нас положений 92 . Возьмем для примера учение о душе или о душах человеческих: об нем упоминается в трех главах, из коих две относятся между собой как противоположные системы. |
| Цель написания этой книги — показать потомкам промысел Божий о народе еврейском. В первых трех главах повествуется о страшнейшем завоевании Олоферна, военачальника ассирийского, главы 4-7 говорят нам об осаде Ветилуи — нагорной крепости еврейской в колене Иссахаровом, которому грозило полное уничтожение. В остальных главах повествуется о подвиге благочестивой вдовы Иудифи, которая отважилась для спасения осажденного города с верой в помощь Божию проникнуть в стан неприятельский, расположить к себе Олоферна и затем напоив его вином, отрубить ему голову. Известна картина Сандро Ботичелли «Иудифь с головой Олоферна». Книга неканоническая, на богослужениях не читается. Библейские неканонические книги времен эллинизации Востока Под эллинизацией Востока принимается проникновение в IV в. до Р.Х. в Египет, Персию, Палестину греческой религии и культуры. Это процесс, который затронул самое сокровенное в жизни многих народов обширного региона, не мог пройти незаметным. Народы Востока по-разному реагировали на проникновение в их среду чуждого религиозного культа. Не избежали такого влияния и иудеи. Если судить по уже пройденным книгам, такие ситуации имели место, когда иудеи были взаимосвязаны с другими народами. Языческие культы Древнего Востока — Египта, Персии, Индии, Вавилона — основывались на натурализме и отличались пышными обрядами. Так, религиозные воззрения египтян развивались из-за того, что их воззрения, их жизнь была — разлитие Нила. В Вавилоне и Ассирии олицетворяли силы природы: Ваала, как производителя, Анад и Астарту, как смену времен года, плодоносное начало. Культовая сторона служения этим богам сопровождалась бесстыдными оргиями. Молоху в жертву приносили детей, а служение Астарте и Анад приводило к разврату. Понятно, что такая религия не могла возвысить душу человека и поэтому для многих мыслящих и прогрессивных людей того времени языческий культ оставался всегда жалким суеверием, а подчас и предметом насмешек и издевательств. И вот наступает эпоха эллинизации, которая начинается с исходов Александра Македонского. Этот период характеризуется тем, что Восток получил возможность познакомиться с культами Древней Греции и Эллады. |
|
|
