| Как известно, синоптическими в современной науке названы первые три Евангелия от греческого слова σ νοψις, обозрение, потому что содержание этих Евангелий может быть расположено в трех параллельных столбцах. Эта близость первых трех Евангелий между собою выражается не только в общности плана, выдвигающего одни и те же основные события Евангельской истории, как уже указано, явно отличающегося от плана четвертого Евангелия со стороны хронологии и географии. Совпадая в целом, синоптические Евангелия совпадают и в частностях. Можно назвать целые группы фактов, не относящихся к основным событиям Евангельской истории, которые у каждого из трех синоптиков оказываются расположенными в одном и том же порядке (напр., Мф.9:1–17 ; Мк.2:1–22 ; Лк.5:17–39 , или Мф.8:23–34 ; Мк.4:35–5:40 ; Лк.8:22–39 ). Указание совпадений может быть доведено до указания буквального совпадения отдельных выражений (напр., Мф.26:55 ; Мк.14:48 ; Лк.22:52 и др.), позволяющего предполагать уже прямое заимствование одним Евангелистом от другого или общий писанный источник. Совпадения наблюдаются не только при сравнении всех трех синоптиков между собою, но и при сопоставлении их попарно, в тех частях, которые не повторяются у каждого синоптика. Подобное сравнение особенно показательно для Матфея и Луки. Но этот общий фон только оттеняет существующие расхождения. Различия, как и совпадения, выражаются в различии плана, т.е. в ином порядке повествования об одних и тех же фактах, и в сообщении разных подробностей при передаче этих фактов. Как пример различия плана, можно привести Нагорную проповедь . Связному изложению Матфея (в главах V-VII) у Луки соответствует не только VI глава, являющаяся прямою параллелью, но и целый ряд разрозненных изречений, которые можно проследить до XVI главы включительно. Чудеса, сгруппированные Матфеем в VIII и IX главах, рассеяны у Марка на протяжении глав от I до V-й включительно, причем эти главы содержат много и иного материала, расположенного у Матфея в других главах, так, напр., в главе IV помещены у Марка первые притчи, рассказанные у Матфея в XIII главе; о посольстве апостолов, которому Матфей посвящает главу X, Марк говорит в главе VI и только о поставлении апостолов в гл. III и т.д. Многочисленные различия в частностях при передаче тех же фактов становятся особенно заметны при сопоставлении синоптических повествований о воскресении Христовом, но даже поучения Христовы (ср., напр., Мф.13:11–13 ; Мк.4:11–12 ; Лк.8:10 , или Мф.21:33–46 ; Мк.12:1–12 ; Лк.20:9–18 ) часто передаются у трех синоптиков с существенными отличиями в подробностях. |
| В первых четырех главах книги речь идет о Товите, его благочестивой, благоденственной жизни в стране пленения Ассирийского и о постигших его бедствиях в этой стране. Речь идет об израильтянах, которые были уведены в Ассирию после разрушения и уничтожения царства Израильского в 622 году до Р.Х. В остальных десяти главах речь идет о сыне Товита Товии. Рассказывается о его далеком и трудном путешествии в Раги Мидийские за получением отцовского долга и таинственном спутнике, которым явился Ангел Рафаил, о женитьбе Товии в Ектабанах, получении долга и благополучном возвращении домой. Для нас важно то, что эта книга особо подчеркивает благочестивое отношение израильтян к супружеской жизни, чистые супружеские отношения между мужем и женой, освященные молитвой и присутствием Господа в лице Ангела-хранителя, который хранил Товию на пути. Этот момент внесен в наши Требники и когда, мы молимся о путешествующих, то вспоминаем этот случай из книги Товит. «Якоже Товии иногда, посли Ангела Твоего, сохраняющего от всякого зла и обстояния, видимых и невидимых врагов…, – читаем мы в православном чинопоследовании в путь идущим. Книга Иудифи содержит повествование о знаменитой иудеянке Иудифи. Первоначальный текст книги – халдейский, до нас дошел только греческий. Время события указать очень трудно, по всей вероятности это время во время пленения колена Манасиина ассирийцами, т.е. около 680 года до Р.Х. Так как в это время показывается, что ассирийская монархия находится в самом цветущем состоянии. Также говорится о недавно бывшем иудейском пленении. Разуметь пленение вавилонское еще в то время нельзя, потому что тогда ассирийской монархии уже не существовало, а пленения иудеев еще не было. Писатель книги неизвестен и неизвестность писателя является причиной ее неканонического достоинства. Некоторые считают писателем современника Иудифи первосвященника Елеакима. Цель написания этой книги – показать потомкам промысел Божий о народе еврейском. В первых трех главах повествуется о страшнейшем завоевании Олоферна, военачальника ассирийского, главы 4–7 говорят нам об осаде Ветилуи – нагорной крепости еврейской в колене Иссахаровом, которому грозило полное уничтожение. В остальных главах повествуется о подвиге благочестивой вдовы Иудифи, которая отважилась для спасения осажденного города с верой в помощь Божию проникнуть в стан неприятельский, расположить к себе Олоферна и затем напоив его вином, отрубить ему голову. Известна картина Сандро Ботичелли «Иудифь с головой Олоферна». Книга неканоническая, на богослужениях не читается. Библейские неканонические книги времен эллинизации Востока |
| 2–4, passim). Само собою понятно, что, при такой постановке своей задачи относительно Канта, Виндельбанд должен был обратить, прежде всего, свое и читателя внимание на условия жизни и философского развития Канта, в связи с вопросом об его сочинениях. Это он и делает в двух первых главах своей монографии (стр. 5–54). Далее, так как критическая философия разделяется на три главные части – критику теоретических, практических и эстетических априорных синтетических суждений (стр. 61), – то в трех остальных главах книги он последовательно изучает каждую из этих трех частей системы. С наибольшею полнотой и тщательностью написана глава о теоретической философии Канта, хотя и в остальных главах даже человек близко знакомый с Кантом найдет для себя много поучительного. Точку зрения и внутренний смысл теоретической философии Канта Виндельбанд характеризует таким образом: Учение Канта есть рационализм, поскольку оно утверждает и устанавливает априорное познание посредством форм человеческого ума; оно есть эмпиризм, поскольку оно ограничивает это познание опытом и данными в нём явлениями, оно есть идеализм, поскольку оно учит, что мы познаем лишь мир наших представлений; оно есть реализм, так как оно утверждает, что этот мир наших представлений есть явление т. е. усвоение – ?), хотя и не отражение нашим умом действительного мира. Все эти характеристики соединяются в учении Канта под именем трансцендентального феноменализма, чем указывается, что для индивидуального ума мир объектов есть продукт надъиндивидуальной организации, которая, однако, не противостоит этому уму, как что-то чуждое, а напротив образует основу его собственной жизни. Поэтому и для —122— Канта имеет смысл ходячее определение, что истинность мышления заключается в его соответствии с предметами; но только этими предметами могут быть уже не вещи в смысле наивного реализма, а лишь представления высшего рода. Для субъективного ума истина заключается в соответствии между представлением индивидуальным и надъиндивидуальным (стр. |
| Если перечисленное выше случается с вами, то мы уверены: в определенном смысле вы сами позволили, чтобы вас принимали за такое удобство. Вы оказались слишком уж бесхарактерным человеком, так сказать, половиком, о который вытирают ноги. А «быть половиком» — это по большом счету уже ваша установка. Чтобы вызволить вас из подобных отношений с ребенком, мы предлагаем научиться отстаивать себя и навсегда распрощаться с установкой «быть половиком». Для того чтобы сделать это, надо усвоить две вещи. Одна из них – это конкретные техники настойчивости, которым мы обучим вас в главах 7–9, а другая – установка, позволяющая вам чувствовать себя в ситуации общения с ребенком комфортно, ненапряженно, ощущать и проявлять любовь в нему или к ней, потому что вы знаете, что сумеете позаботиться о себе, и не рискуете собственным благополучием и счастьем. В этой главе мы рассмотрим такие способы поведения и мышления, которые, по нашему мнению, будут способствовать возникновению у вас такой установки. Все, что мы порекомендуем, может быть принято или же отвергнуто вами как неподходящее, но хотелось бы, чтобы вы достаточно глубоко изучили и поняли предлагаемое вам, прежде чем отметать этот с порога. Мы полагаем, что данная установка является исходной и основной для достижения успеха при решении проблем, возникающих у вас с ребенком, а также для того, чтобы вы стали настолько счастливым в вашей собственной жизни, насколько вы этого хотите. Все эти идеи мы так или иначе затрагивали в предыдущих главах, так что они не будут совершенно новыми для вас. Рассмотрите их теперь одну за другой, чтобы привести себя в соответствующее душевное состояние, прежде чем обратиться к конкретным предписаниям по развитию настойчивости, которые будут изложены в трех следующих главах. Удерживайте ваши цели в сознании Испытывая трудности в отношениях между вами и вашим ребенком, вспомните, в чем состоит ваша главная цель. Вы хотите: Быть счастливее сами. Видеть, что ваш ребенок – ответственный и порядочный человек. |
| Главным предметом содержания книги Премудрости Соломона является с одной стороны учение об истинной богооткровенной религии как проявлении Премудрости Божией и, с другой стороны, учение об язычестве и идолопоклонстве, как следствии заблуждающегося и греховного человеческого ума. Основная цель книги – показать превосходство и спасительность богооткровенной религии и одновременно – выяснить неразумие и гибельность язычества и идолопоклонства и тем самым утешить страждущих иудеев, научить их терпению и стойкости в вере и благочестии. Эта мысль содержания раскрывается в трех частях книги (глл. 1–6; 7–9; 10–19). В первой части (1–6 глл.) писатель сначала изображает современное ему состояние язычников (господствующих и угнетающих) и иудеев, которые являясь чтителями истинного Бога и праведными, терпят притеснения от язычников (глл. 1–2). В следующих четырех главах (3–6) он говорит о несомненности награды праведным страдальцам и о неизбежности наказания язычников-угнетателей, если не здесь на земле, то за гробом. «Бог смерти не сотворил и не радуется погибели живущих», – пишет он. «Он создал все для бытия» (1:13–14). Причина же смерти в грехе человека и нечестивые своими делами привлекают ее (1:15–16), хотя это и противно человеческой природе, потому что «Бог создал человека для нетления и соделал его образом вечного бытия Своего, но завистию диавола вошла в мир смерть…» (2:23–24). «А души праведных в руке Божией, и мучение не коснется их» (3:1), страдания же и смерть имеют для них лишь испытательное и искупительное значение, так что преждевременная кончина их и жестокие страдания служат лишь к удостоверению в истинности их будущего прославления. Во второй части (7–9 глл.) автор в обоснование истинности изложенного им учения от лица премудрого Соломона, согласно 1–9 главам книги Притчей, излагает учение о Премудрости Божией, как Ипостасной Божественной силе и о благотворных плодах ее действий среди людей и в мире вообще. В третьей части книги (10–19 глл.) то же учение о неразумии язычества и идолопоклонства и спасительности следования мудрости Божией, развивается и доказывается уже не теоретически и догматически, как в первых двух частях, а практически, путем опыта и истории. Писатель рассматривает, с одной стороны, историю патриархов: Адама, Ноя, Авраама, Лома, Исаака, Иакова, Иосифа, которые спаслись, следуя мудрости, с другой стороны, он описывает судьбу нечестивых египтян и хананеев, строго наказанных Богом за их нечестие (глл. 10–12). В следующих трех главах (13–15) он говорит об идолопоклонстве, его видах, происхождения, неразумии и затем в 16–19 главах снова возвращается к событиям времен исхода из Египта и продолжает параллель между евреями и египтянами в их взаимоотношениях в исторических судьбах. |
| – Если мы обратимся теперь от этих подробных цифр и сделаем некоторые выводы применительно к общей конструкции Номоканона, соответственно принимаемому делению всех частей, то получаем: епитимии общие концентрируются главным образом в двух местах Номоканона (именно между главами – 7–76 и 121–134); епитимии клирикам – в четырех местах (это – в главах – 1–10; 53–62; 131–159; 183–201); практические статьи – в трех местах (в главах – 112–122; 163–174; 198–224). Только епитимии монашеские сгруппированы более или менее в одном месте, в главах – 77–111. Но представляя такую цельную группу, они внесены в Номоканон, можно сказать, без внимательного соображения, так как в одинаковой мере и предваряются и заключаются епитимиями за общие грехи и за грехи священнослужительские. – Таким образом, из всего теперь изложенного несомненно, что цельной структуры при распределении епитимии по лицам, – обозреваемый Номоканон – не представляет. Тоже самое должно сказать, если оценивать конструкции Номоканона, имея в виду только самое содержание статей, то есть согрешения, на которые они указывают. Говорим так потому, что и здесь не наблюдается подобающей группировки статей, взаимно дополняющих друг друга, – соприкасающихся между собою по содержанию. Так, напр., – грехи против законнобрачности содержатся в статьях – 51–52, 180–182 и 211; грехи волхования и суеверия – в статьях – 13–24, 145 и 196; грехи – убийство и разбой – в статьях – 7–10 и 48; грехи против седьмой заповеди в статьях – 24–42, 54–55 и 67; оскорбление священнослужителей в статьях – 6, 121 и 127. При надлежащей конструкции такой разбросанности однородных по содержании статей никогда не наблюдалось бы. – Не наблюдали бы мы здесь в одинаковой мере порою ничем необъяснимой, совершенно без-идейной последовательности и в изложении статей, трактующих даже только о различных согрешениях. Так, напр., после статей касательно согрешений в семейных отношениях (ст. 128–130) тотчас следуют статьи о скверноядении (ст. 131–133); рядом с статьями о подобающей одежде духовных лиц находится статья о самоубийстве (ст. |
| Скачать epub pdf Предисловие. От переводчика Вниманию читателей предлагается перевод флорилегия (сборника мудрых изречений) «Богословские главы» («Loci communes»), приписываемого преп. Максиму Исповеднику (580–662). Этот сборник, как уже доказано учеными XIX-XX веков, принадлежит не преп. Максиму, а неизвестному византийскому автору-составителю и относится к IX-X векам. Флорилегий Максима разделил бы судьбу множества малоизвестных читателю псевдоэпиграфов и не заслуживал бы такого же внимания, как подлинные сочинения преп. Максима, если бы не его популярность в Византии и в других христианских странах в Средние века. Уже вскоре после создания, в XI-XII веках, он был переведен на разные, в том числе славянские, языки под общим названием «Пчела» («Мелисса») и стал одной из любимых и читаемых книг на Руси – источником духовной и светской мудрости. Флорилегий состоит из 71 Слова, или главы, на различные темы – о Боге, о вере, о добродетелях и пороках, о воспитании и философии, о смерти, о врачах, снах, опьянении, женщинах и смехе и т. д. Каждая из глав флорилегия «Богословские главы» состоит из цитат, которые можно разделить на три группы: цитаты из Священного Писания ; цитаты из отцов Церкви и церковных писателей (до VII века включительно); цитаты из античных дохристианских авторов (исторических деятелей античной эпохи, поэтов, философов) или поучительные фрагменты их жизнеописаний. Всего в этом флорилегии содержится около 2195 цитат. Большая часть глав посвящена вопросам нравственным и изредка – нравственно-аскетическим. Тематика тридцати глав – добродетели и пороки; в тринадцати главах затрагивается тема способностей человека; в пятнадцати главах – отношения человека с другими людьми, социальное положение и т. п.; в трех главах говорится о воспитании, образовании и познании. В целом флорилегий «Максима» можно охарактеризовать как своего рода духовно-нравственную энциклопедию византийского общества конца I тысячелетия по Р.Х. или как учебник духовной и житейской мудрости. Выражения флорилегия отличаются лаконичностью и в то же время глубиной, остроумностью и подчас даже юмором. Данные цитаты, очевидно, предназначались к заучиванию наизусть или близко к тексту, чтобы в той или иной жизненной ситуации иметь некоторый «комментарий» или авторитетную оценку происходящего как между людьми, так и в самом человеке. От всевозможных современных сборников данный флорилегий отличается тем, что составление его относится к самой византийской эпохе и наглядно отражает оригинальный взгляд византийцев на самих себя, свое общество, взаимоотношения, в целом на человека и его место в мире. |
| Подобно многим другим книгам Библии, автор этой книги доподлинно неизвестен. Иудейская традиция приписывает авторство книги Иеремии (Баба Батра 15а), а Септуагинта и латинская Вульгата просто следуют ей. Во 2 книге Паралипоменон 35:25 сказано, что Иеремия составил по умершему царю Иосии плач, который был помещен в книгу с одноименным названием. Известно также, что Иеремия время от времени оплакивал судьбу своих соплеменников (9:1) и жил до самого разрушения Иерусалима. И в том, что некоторые приписывают авторство книги именно ему, нет ничего удивительного. Тем не менее, текст нигде не называет Иеремию автором этой книги. Судя по стилю книги, она была написана человеком, который пережил разрушение Иерусалима и воочию видел разрушенный город. Автор любил Иерусалим и глубоко страдал из-за разорения и падения города. Структура Иудейский и христианский каноны помещают книгу Плач Иеремии в разные сборники. В иудейском каноне она стоит либо в третьем разделе, который называется Кетубим (Писания) после книге Кохелет (Экклезиаст) и перед книгой Эсфирь, либо в четвертом так называемом сборнике пяти Меггилот или Ролей. 815 Эти пять книг традиционно читались в синагогах по праздникам. Плач читался девятого числа месяца Ав (Июль/Август) в память о разрушении иерусалимского храма в 587 году до н.э. 816 Септуагинта (ок. 250200 гг. до н.э.) приписывает авторство книги пророку Иеремии и помещает се сразу же за книгой пророка. Христианский канон унаследовал эту последовательность. Название книги на еврейском языке – ивр. (эйхах «как» или «каким образом») – первое слово в стихах 1:1, 2:1 и 4:1. Позднее иудейские толкователи назвали ее Кинотп, что значит «Плачи» и Септуагинта, следуя этой традиции назвала книгу Треной (т.е. «Плачи»). Плач – короткая книга, состоящая всего из пяти глав. Она организована по принципу поэтического акростиха, в котором каждая строка или группа строк начинается с последующей буквы алфавита. Поскольку в еврейском алфавите двадцать две буквы, каждая глава Плача содержит двадцать две строфы или стансы (которые и являются началом стихов в главах 1,2, 4 и 5) или шестьдесят шесть строф (в главе 3). Однако главы имеют различную длину из-за различного применения структуры акростиха. Каждая строфа в главах 1 и 2 состоит из трех строк, в которых каждая первая строка начинается с очередной буквы алфавита. 817 В третьей главе каждая строфа также состоит из трех строк, но теперь не только первая строка, а каждая из трех строк начинается с соответствующей буквы алфавита. 818 Глава 4 следует структуре глав 1 и 2, за исключением того, что каждая строфа состоит из двух строк. В главе 5 нет акростиха, но, тем не менее, она состоит из двадцати двух строк (стихов), то есть также подчеркивает число двадцать два. |
| е. в первой речи, находится тесная связь и строгая последовательность, между тем в первых, т. е. в последних трех речах, этого нет; они скорее образуют ряд отдельных частей, которых содержание составляют различные предписания, не всегда стоящие между собою в связи. Таким образом три последние речи, на сколько между собою однородны, на столько с первою разнородны 46 . Причина, почему Гаан пришел к предположению каких-то однородных и разнородных частей кн. Екклесиаст, весьма понятна: в первых главах связь книги и последовательное развитие мыслей довольно заметны; между тем в дальнейших главах, где рассуждение более и более переплетается гномическими изречениями и притчами, где книга принимаем более эпиграмматический характер, там связь книги, по видимому, теряется, и требуется много искусства, чтобы восстановить план автора. Уже то говорит против Гаана, что вся книга Екклесиаст есть произведете одного автора, написана в одно время, носит одинаковый характер, развивает одну и туже основную мысль; следовательно, должна соблюсти равенство, или как выражается Гаан, однородность, и в изложении представленного в ней рассуждения. Но главное то, что предложенное Гааном доказательство в пользу своей гипотезы совершенно неосновательно. Он находит его в самой книге, в ее заключении. Ст. 8 гл. 12-й, или первый стих эпилога, читается: «суета сует, говорит проповедник, все суета». Этими словами, говорит Гаан, автор указывает тему первых глав своей книги или первой речи. Но почему же только первых глав, а не всей книги? Потому что далее автор продолжает: «И кроме того, что проповедник сам был муж мудрый, он еще и народ поучал ведению, и взвешивал, и испытывал, составил много притчей и проч.…» (9–14). В этих словах Гаан находит указание общего содержания и особенных свойств изложения дальнейшего рассуждения в следующих трех речах, представленного в форме уже отрывочных притчей и поучение народу. «Таким образом», заключает Гаан, «по указанию самого автора должно различать первую речь от трех последних тем, что в первой мы имеем связное изложение, между тем последняя содержать притчи» 47 . |
| – Если великое имя содержится в котором-нибудь одном из шести слов, то к чему надобно было прибирать к нему прочих пять? Почему Газзалий предполагал, что великое имя сокрыто в шести словах, а не в большем или меньшем этого числе слов? Из того, что шесть слов числом букв равняются числу букв в арабских словах «бисми-ль-ляги-ррахмани-ррахим», (бсм аллг алрхмн алрхим), выводит, что в них заключается великое имя. есть дело одной фантазии, но не рассудка 99 . К исламским богословам переходили от Евреев и Христиан, рассказы, которые, неправильно понятые, неверно припоминаемые, переделывались ими на лад мусульманский: потому и в числе шести слов, указанных Газзалием, предполагаю намек на то, что к мохаммеданам приходило слово, что у христиан великое имя называется четырехбуквенным именем. Мохаммеданский богослов, не зная верно имени, не помня точно числа букв в нем, четырехбуквенное имя заменил шестисловным именем. Но как бы то ни было, их его указаний на великое имя видим, что он не знал и не нашел этого имени. г) Мнение, что великое имя Бога заключается в словах «Живый, Присносущий» (аль-Хай-уль-Кайюм, 62 и 63-е в девяностодевяти-именном списке) опирается так же на нетвердые основы. Оно основывается на словах Абу-Омами, которому кто-то сказал, что великое имя содержится в известных трех главах Корана; и в каждой из трех глав встречаются имена Хай, Каюм; то эти слова и есть великое имя. Тот, кто так указывал Абу-Омаме на великое имя, не решался прямо указать не те два имени, как на великое имя; почему? Он сознавал, что в самом нем не было твердой уверенности принять их за великое имя, потому что за признак великого имени принимал не значение тех слов. как имени Богу, а одно только трикратное чтение их в трех главах Корана; признак внешний: протяженную величину определяют аршином или другой какой-либо линейной мерою; а он великое имя определяет кратным чтением его в Коране. Неудовлетворительное указание. д) Слова книги «Ад-дурр-уль мянсур», что два имени «Живый, Присносущий» составляют великое имя божие, потому что этими словами Иисус Христос воскрешал мертвых, могут казаться достаточным доказательством только мохаммеданам, которые, не зная учения Евангелия, не имея верного понятия о учении всего истинного откровения, неразборчиво верят сказкам («вымыслы, лживые рассказы» Коран. |
|
|
