| Тодорский учился здесь восточным языкам, языкам Библии всего больше. И для пиетизма этот повышенный интерес к Библии очень характерен, в нем довольно неожиданно амальгамируются филологические и моралистические мотивы (срв. Collegium philobiblicum, основанный А. Г. Франке в Лейпциге; сам Франке был профессором еврейского языка). Одно время Тодорский был даже учителем в знаменитом «Сиротском доме» пиетистов в Галле. Именно здесь и тогда перевел он книгу Иоанна Арндта «Об истинном Христианстве» (издана в Галле в 1735 г.). Кроме того, он перевел «Анастасия проповедника руководство к познанию страданий Спасителя» и неизвестного автора «Учение о начале христианского жития». Все эти книги были запрещены и изъяты из русского обращения в 1743-м году, с тем чтобы и впредь таких книг на диалект российский не переводили... Из Галле Тодорский вернулся домой не сразу. «А оттуду выехавши, полтора года между езуитами пробыл на разных местах». Затем где-то в Венгрии учительствовал у православных греков. В Киеве он был снова только уже в 1739-м году... Во вторую половину века пиетическое и сентиментальное мнение становится очень чувствительным, оно скрещивается с мистическим влиянием масонства. В духовных школах влияние этого мечтательного морализма было очень заметно. Всего заметнее оно было, вероятно, в Москве, во времена Платона. Самое «вольфианство» было сентиментальным, – с основанием называют систему Вольфа «догматикой сентиментального человека..». В самом строе или организации духовных школ за весь век существенных изменений не происходило, хотя лицо века и очень менялось не раз. В начале Екатерининского царствования была образована небольшая комиссия «об учреждении полезнейших духовных училищ в епархиях». Она состояла из Гавриила, тогда епископа Тверского, Иннокентия Нечаева, епископа Псковского, и Платона Левшина , еще иеромонаха. Это было в 1766-м году. Комиссия не нашла нужным изменять латинский тип школы и проектировала только внести большую полноту, единообразие и последовательность в школьную систему (и в программы). |
| Укажем еще одно имя, имя одного архимандрита куряжского монастыря Платона Малиновского. Он также был судим в связи с делом Родышевского в одно время с еп. Феофилактом. Его лишили сана и монашества и под мирским именем Павла, сослали в Камчатку на вечное пребывание. Но после восшествия на престол Елизаветы Петровны и милостивого указа её о невинно-ссыльных, иркутский епископ Иннокентий, взяв его, за неимением учителей, в школу и ходатайствовал пред духовным и гражданским начальством о возвращении ему прежнего сана, поскольку он «о лишении священно монашества всегда пребывает в, унылости». Синод, по сношении с тайной канцелярией, разрешил возвратить ему сан и прежнее звание и определить его в какой-нибудь пристойный московский монастырь. Но унылость до того изнурила все его силы, что, прибывши в Москву, он просил Св. Синод освободить его от всякого начальства и уволить в киево-печорский монастырь на уединенное житье. «Примечая по вся дай не малую во всем теле моем здравия слабость и умножающуюся болезнь, и к всякому правительству неудобство, разеудив я в себе, по совести христианской, неудобо носимых не касаться, но на уединенное токмо проситься житье». Однако ж это желание его не исполнилось. В 1742 году он был посвящен в епископа Сарского. Скончался в 1754 г. архиепископом московским и погребен в Чудовом монастыре. Преосвященный Симон Тодорский, Архиеписком Псковский и Нарвский В архиерейской усыпальнице Псковского Троицкого кафедрального собора покоится замечательный иерарх Российской Церкви, преосвященный Симон Тодорский, бывший архиепископ Псковский и Нарвский, неутомимый труженик науки, с редким усердием слушавший уроки лучших в свое время ученых Германии, известный филолог-ориенталист, законоучитель и воспитатель двух царственных лиц русского Императорского Дома, деятельный член Святейшего Синода, искренний ревнитель веры Христовой, местно чтимый угодник Божий. Преосвященный Симон (в мире Симеон Фёдорович) Додорский, или Теодорский, по происхождению был малоросс, сын простого казака. Родился в г. Золотоноше, Полтавской губернии в 1701 году. Первоначально обучался в Киевской академии, где воспитал в себе любовь к науке, овладел её орудием – латинским языком и усвоил основные понятия и формы её. Не удовлетворившись приобретёнными здесь знаниями, в 1727 году оставил академию с тем, чтобы пуститься в далёкий путь для усовершенствования в науке в заграничных школах. Разлука с родиной, лишения и всевозможные трудности, неизбежные при тогдашних путешествиях в чужие края, неизвестность, что ожидает там, скудость средств – все это, конечно, немало тревожило и пугало Симона, но не угасило его энергии. |
| В воспоминаниях императрицы Екатерины имеются строки, касающияся этого времени, и обнаруживающия, по отзыву историка Соловьева, у 14-летней девочки «проблески той сильной воли и ясного понимания своего положения, которыми впоследствии отличалась знаменитая императрица». Государыня писала: «В десятый день после моего приезда в Москву, императрица уехала в Троицкий монастырь. Мне уже дали троих учителей: Симона Тодорского для наставления в Греческой религии, Василия Ададурова – в Русском и Лоде – для обучения танцам. Чтобы скорее успеть в Русском языке, я вставала ночью, и, когда все спали мертвым сном, я заучивала тетрадки, оставленные мне Ададуровым. Так как в комнате было тепло и я не имела никакой опытности насчет климата, то я занималась, как была в постели, босиком. И вот, на пятнадцатый день я схватила болезнь, от которой чуть-было не отправилась на тот свет. В то время, когда я одевалась, чтобы идти с матерью обедать к великому князю, стало меня знобить. С трудом упросила я мать позволить мне лечь в постель. Когда она возвратилась с обеда, то нашла меня почти без чувств, в страшном жару и с нетерпимою болью в боку. Она вообразила, что у меня оспа, послала за лекарями и хотела, чтобы они лечили меня от оспы. Лекари утверждали, что надобно мне пустить кровь. Она не хотела об этом слышать, говоря, что брата ея уморили в России кровопусканием, тогда как у него была оспа, а она не хочет, чтоб и со мною тоже случилось. Мать и лекаря спорили; я лежала без чувств, в жару, стоная от страшной боли в боку, а мать бранила меня, зачем я так нетерпелива. Наконец, на пятый день моей болезни, приезжает императрица от Троицы, прямо из кареты в мою комнату, и застает меня без чувств; с нею был Лесток и еще другой лекарь. Выслушав их мнение, она велела пустить мне кровь. Как только кровь пошла, я очнулась, и, открыв глаза, увидала, что императрица держит меня в своих объятиях. 27 дней я была между жизнью и смертью ; наконец нарыв в правом боку прорвался, и я стала выздоравливать. Я тотчас заметила, что поведение матери во время моей болезни произвело на всех очень дурное впечатление. Увидавши, что мне дурно, она хотела послать за лютеранским пастором; когда мне об этом сказали, я отвечала: «Это зачем? позовите лучше Симона Тодорского, я охотно буду с ним говорить». Призвали его, и он говорил со мною в присутствии всех, и все были очень довольны нашим разговором. Это очень расположило ко мне императрицу и весь Двор. Императрица часто плакала обо мне». |
| Из русских эллинистов XVIII-ro века нужно назвать, прежде всего, Симона Тодорского (умер Архиепископом Псковским), большого знатока языков греческого и восточных, ученика знаменитого Михаэлиса. Учениками Тодорского были в Киевской Академии Иаков Блонницкий и Варлаам Лящевский, — оба работали потом над Славянской Библией для нового издания («Елизаветинская Библия» вышла в 1751-м году, издание было повторено подряд в 1756, 1757 и 1759). Это не была легкая задача. От справщиков требовался подлинный филологический такт и чутье. Нужно было решить, какие издания взять за основание для сверки — принята была Полиглотта Вальтона, пользовались и Комплютенским изданием. Не сразу решено было, как быть в случаях ошибочного перевода в прежних и привычных изданиях. Возникала даже мысль, не печатать ли сплошь и полностью оба перевода параллельно, прежний и вновь исправленный. В печатной Библии дан только большой указатель сделанных перемен. Правили по тексту Семидесяти. Феофан был против сличения перевода не только с еврейским, но и с другими греческими текстами, «каковые в восточной Церкви в обычное употребление не вошли». Этот довод будут повторять столетием позже ревнители «обратного, хода…» Иаков Блонницкий был одно время учителем в Твери и в Москве. Библейской справы до конца не довел, тайно ушел на Афон, прожил там десять лет, в болгарском Зографе, продолжая свои грамматические занятия по-славянски и по-гречески… Положительной стороной нового богословского преподавания был его библейский реализм, стремление взять и понять священный текст в его конкретной связи и даже в исторической перспективе. В экзегетике XVIII-ro века был очень силен аллегоризм, моралистический и назидательный. Но все же Библия воспринималась, прежде всего, как книга Священной Истории. Уже начинает слагаться церковно-историческая апперцепция [ 15 ] … В 1798-м году церковная история уже вводится в план преподавания. За неимением «классической» (т. е. учебной) книги ее предлагалось преподавать по Мосгейму, Бингаму или по Лангию. |
| И опять перед глазами отца Николая предстала стоящая на коленях плачущая женщина. Бредет она, беспомощная, теперь в свою убогую избу, обливаясь слезами, бредет к своей бедной дочери, чтобы сказать ей, что счастью ее не суждено сбыться. И слышит отец Николай упрек от святителя: «Зачем оттолкнул бедную вдову и не оказал ей помощи?» Закончилась церковная служба, пришел священник домой, а праздника в душе нет. Занял он тогда у благодетеля нужную сумму и решил тотчас послать их женщине: правлением товарищества ему было разрешено удовлетворить просьбу Фроловой, если будут деньги. В этот период в доме отца Николая жил молодой человек, Александр Тодорский , который помогал ему в издании журнала. По просьбе отца Николая он направился в деревню, где жила женщина, отстоявшую за десять километров от Власьева. После долгих поисков он наконец нашел избу вдовы Феодоры Фроловой, и его глазам предстала такая картина. В бедной, убогой избе у окна с шитьем сидит молодая девушка и, плача, тихо напевает что-то очень-очень грустное. Слезы текут по ее лицу и капают на шитье, на лавку. Оплакивая свою горькую участь, она не услышала, как отворилась дверь и в избу вошел незнакомый человек. – Послушайте, здесь живет Феодора Фролова? – спросил Александр Тодорский. – Здесь, – ответила девушка, – а что вам нужно? – Да вот я деньги принес вам. – Какие деньги? – Да из Власьевского товарищества. Только тут девушка поняла, в чем дело, лицо ее преобразилось, и она побежала в горницу позвать мать. На крик дочери пришла мать и сначала никак не могла поверить словам дочери, пока пришедший не отдал ей 20 рублей. Радости бедной вдовы не было границ. Она горячо, со слезами на глазах молилась Богу и благодарила святителя Николая, пославшего ей на свой праздник великую милость. Горя, которое повисло над бедной семьей, как не бывало. Благодаря оказанной помощи через несколько дней состоялась свадьба. Отец Николай рассматривал этот случай не как относящийся к нему, потому что он сделал то, что должен был сделать, а если бы не сделал, то это бы был ему грех, а как пример того, что во многих случаях само кредитное товарищество могло бы оказывать помощь своим нуждающимся или попавшим в беду членам. |
| Синода (1721 г.), не перешли в ведение последнего и не составили часть его «области», будучи управляемы непосредственно Московскою консисторией, переименованною указом 17 июля 1727 г, в дикастерию. Так дело обстояло до 1744 г. Именным указом 21 апреля этого года учреждалась епископия в Галиче с именованием епископа Галичским и Костромским; но не успели ещё хиротонисать намеченного кандидата, на вновь открытую кафедру, как резиденция архиерея была перенесена в Кострому и самому ему повелено титуловаться Костромским и Галичским (указ 15 июля 1744 г.). Первый, кто носил этот титул был – Симон Тодорский. Симон Тодорский (1 марта – 18 авг. 1745 г.) Малороссийский дворянин по происхождению (род. 1 сент. 1700 года), воспитанник Киевской академии, слушатель заграничных университетов – Галльского и Иенского, человек высокообразованный и глубокой знаток еврейского и сиро-халдейского языков Симон принял монашество в 1740 г., проходя должность профессора Киевской академии, в 1742 г переселился в Москву, а в 1744 г, – в С.-Петербурге обучал Закону Божию племянника императрицы Елизаветы Петровны, впоследствии императора Петра III, и будущую императрицу Екатерину II, супругу последнего, 15 сент. 1743 г. пожалован архимандритом Костр. Ипатиевского монастыря, оставаясь членом св. Синода, 1 марта 1745 г. назначен Костромским епископом, но не побывав на месте службы, 18 авг. того же года переведён в Псков, где и скончался в 1754 г. (в ночь с 21 на 22 февр.) в звании архиепископа, которое носил с 20 Марта 1748 г. Надгробная надпись называет Тодорского «образом для всех милосердия отеческого к странным и убогим». В богословской литературе преосв. Симон известен, между прочим, переводом на рус. язык сочинения Арндта «О истинном христианстве» (1735 г.). Его богатая библиотека осталась в Пскове. Там же хранятся и собранные им рукописи, впервые разобранные покойным киевским митрополитом Евгением, Болховитиновым († 1837 г.), в бытность его псковским архиепископом (1816–1822 гг.). Живя в Петербурге, Симон управлял Костромскою епархию чрез тамошнюю Консисторию, переименованную около этого времени из Костр. |
| Симон, архиепископ Псковский, Изборский и Нарвский (Тодорский) Родился 1 сентября 1700 года близ Киева. Окончил Киевскую духовную академию, уехал за границу в 1727 году и в течение десяти лет слушал лекции в заграничных университетах, в частности в университете в Галле (Германия). После возвращения в Россию был определён наставником и преподавателем греческого и древнееврейского языков в Киевскую духовную академию. В 1740 году пострижен в монашество и рукоположен во иеромонаха. В 1742 году избран законоучителем для великого князя Петра Федоровича (будущего императора Петра III) и его невесты Екатерины Алексеевны (будущей императрицы Екатерины II). 12 сентября 1743 года возведён в сан архимандрита Костромского Ипатьевского монастыря. При нём монастырь был обращён в архиерейский дом. С 1745 года – член Святейшего Синода. 31 марта 1745 года хиротонисан во епископа Костромского и Галичского. 18 августа 1745 года переведён на Псковскую кафедру. В 1746 году епископ Симон организовал богословский класс в Псковской духовной семинарии. 15 марта 1748 года возведён в сан архиепископа. Скончался 22 февраля 1754 года во Пскове. Погребён во Пскове, в нижнем этаже Троицкого собора, в восточном отделении усыпальницы. Архиепископ Симон – духовный писатель-проповедник. Знал в совершенстве языки: еврейский, сирский, халдейский, арабский, греческий, латинский и немецкий, был филологом-ориенталистом. Принимал участие в исправлении текста Библии . Архиепископ Симон был известен в Европе. Архиепископ Симон приобрёл себе особенное уважение в народе как толкователь так называемых «больших инструкций» при Киевской духовной академии (по праздникам). Благочестивой жизнью оставил о себе светлую память. У гроба его неоднократно совершались знамения и чудеса. Труды: Поучение на 10 февраля. М. 1743. Поучение на брак великого князя Петра Федоровича с Екатериною. М. 1745. Поучение на день рождения императрицы Елизаветы. М. 1746. В день восшествия на престол императрицы Елизаветы Петровны. М. 1747. Библиографическая заметка о похвальном слове Петру III//Записки императорской Академии наук. СПб., 1862–1895, т. 3, кн. 2, стр. 258–264. |
| В Пскове прошла панихида по архиепископу Симону Тодорскому Псков, 9 марта 2004 г. Усыпальница Троицкого собора (фото ПАИ) 7 марта (22 февраля по ст.с.) исполнилось 250 лет со дня кончины архиепископа Псковского и Нарвского Симона (Тодорского), сообщает наш корреспондент Ольга Кирьянова. Он родился в Малоросии, в благочестивой верующей семье казака Переяславского полка Феодора. Сестра будущего Владыки Иустина стала игуменией Киевского Флоровского монастыря, сын другой сестры – Алексий, также принял монашество, а впоследствии был епископом Милитийским. Симеон Тодорский окончил Киевскую Духовную Академию и Галльский университет под Магдебургом, а затем по приглашению митрополита Киевского Рафаила (Зборовского) четыре года преподавал в Киевской Академии греческий, еврейский и немецкий языки. В 1740 году Симеон принял монашество с именем Симон, а два года спустя митрополит Рафаил рекомендовал его императрице Елизавете Петровне в качестве воспитателя будущего императора Петра III и его невесты Екатерины. Помимо обязанностей преподавателя Закона Божия и русского языка иеромонах Симон исполнял обязанности придворного духовника и проповедника. В 1743 году Симон Тодорский стал архимандритом Костромского Ипатьевского монастыря и членом Святейшего Синода. В этом качестве он принял участие в издании Елизаветинской Библии, сверив и заново переведя с еврейского языка книгу Бытия. 31 марта 1745 года архимандрит Симон был возведен на Костромскую епископскую кафедру, а вскоре переведен во Псков. Здесь по свидетельству церковного историка митрополита Евгения (Болховитинова) архиепископ Симон много потрудился, искореняя невежество и суеверия, обновляя и украшая древние псковские храмы. На Псковской кафедре он оставался до своей кончины и был погребен в Троицком кафедральном соборе города Пскова. Православные псковичи чтили память архиепископа Симона, как великого подвижника, молитвенно обращаясь к нему за помощью. В 1853 году причт кафедрального храма представил архиепископу Рижскому Платону книгу с 16-ю свидетельствами чудесных исцелений, произошедших у гробницы псковского архипастыря. Год спустя при повреждении склепа его останки были обнаружены нетленными, о чем засвидетельствовал архиепископ Платон и духовенство Троицкого собора. |
| Влагая всю душу в дело преподавания, Симон стремился дать ученикам своим, помимо знания языков, и общее развитие. Изучение языков он считал средством к тому, чтоб овладеть еще более важными знаниями — пониманием Священного Писания, богословием, философией. По отзыву учеников его, личность Тодорского производила на них глубокое нравственное воздействие. Они говорят, что «учились у него нравственному совершенству», что он, «прилежал Божественному, воздержен был к земному, искал не своего, а принадлежащего возлюбленному им Христу». Было принято, чтоб профессора Академии были монахи. Тодорский не только ничего не имел против этого звания, но оно соответствовало вполне его аскетическим наклонностям. Один из учеников его писал: «Каким образом обнимаешь ты заботы века сего, облекшись во всю любовь ко Христу, витая в ином мире и отложив все? У тебя хорошая корысть, ради которой ты желаешь во всем терпеть убыток и быть сором, чтоб только приобресть богатство у Христа». 17 мая 1740 г. 89-ти-летний Тодорский пострижен в монахи. Получив священство, он был назначен еще и проповедником. Насколько ценились его проповеди, видно из того, что некоторые из них доселе сохранились в переписке частных лиц. Симон старался также нести благовествование и нехристианам, — евреям, в чем ему много помогало его прекрасное знание еврейского языка. — Ваши священные речи, — писал ему один из обращенных им евреев, — отверзли мое сердце и просветили мне очи. Я познал, что возвещенный мне вами Мессия, сын Давидов, истинен, как истинен Сам Бог, вследствие чего я и принял истинную веру в силу Божию. Как смотрел Симон на подвиг проповеди, видно из его слов: «Те, кои искренно и в смирении духа стараются о распространении Царства Христова, имеют непостыдное и животворное упование в евангелии Христовом — услышать глас великого Спасителя нашего, благовременно и безвременно нами проповедуемого: „Благий рабе, вниди в радость Господа твоего». Вот наше успокоение, ободрение, утешение и укрепление во всех скорбях, во всех напастях внешних и внутренних». |
| Из русских эллинистов XVIII-ro века нужно назвать, прежде всего, Симона Тодорского (умер Архиепископом Псковским), большого знатока языков греческого и восточных, ученика знаменитого Михаэлиса. Учениками Тодорского были в Киевской Академии Иаков Блонницкий и Варлаам Лящевский, – оба работали потом над Славянской Библией для нового издания («Елизаветинская Библия» вышла в 1751-м году, издание было повторено подряд в 1756, 1757 и 1759). Это не была легкая задача. От справщиков требовался подлинный филологический такт и чутье. Нужно было решить, какие издания взять за основание для сверки – принята была Полиглотта Вальтона, пользовались и Комплютенским изданием. Не сразу решено было, как быть в случаях ошибочного перевода в прежних и привычных изданиях. Возникала даже мысль, не печатать ли сплошь и полностью оба перевода параллельно, прежний и вновь исправленный. В печатной Библии дан только большой указатель сделанных перемен. Правили по тексту Семидесяти. Феофан был против сличения перевода не только с еврейским, но и с другими греческими текстами, «каковые в восточной Церкви в обычное употребление не вошли». Этот довод будут повторять столетием позже ревнители «обратного, хода..». Иаков Блонницкий был одно время учителем в Твери и в Москве. Библейской справы до конца не довел, тайно ушел на Афон, прожил там десять лет, в болгарском Зографе, продолжая свои грамматические занятия по-славянски и по-гречески... Положительной стороной нового богословского преподавания был его библейский реализм, стремление взять и понять священный текст в его конкретной связи и даже в исторической перспективе. В экзегетике XVIII-ro века был очень силен аллегоризм, моралистический и назидательный. Но все же Библия воспринималась, прежде всего, как книга Священной Истории. Уже начинает слагаться церковно-историческая апперцепция 15 ... В 1798-м году церковная история уже вводится в план преподавания. За неимением «классической» (т. е. учебной) книги ее предлагалось преподавать по Мосгейму, Бингаму или по Лангию. |
|
|
