| Сохранились и др. постановления, традиционно связываемые с Собором в Равенне ( Mansi. T. 18. Col. 229-233). Возможно, это 2-я часть постановлений Собора, к-рая была посвящена урегулированию церковно-политических осложнений в Риме и во всей Италии: сообщалось об упадке церковной дисциплины и авторитета Папского престола, о повсеместной неуплате десятины, об отсутствии средств в папской казне и о бесчинствах знати, из-за чего не удалось организовать восстановление обрушившейся Латеранской базилики. Участники Собора попытались привлечь к этим фактам внимание имп. Ламберта, желая восстановить тесное сотрудничество между папой и императором в поддержании церковной и светской дисциплины. Однако в окт. 898 г. Ламберт погиб. Последовавшая борьба за власть между знатными родами и вторжение в Италию венгров (с 899) привели к дальнейшему ослаблению авторитета Папского престола. И. попытался положить конец церковным разногласиям в Византии, возникшим после низложения К-польского патриарха свт. Фотия I (886) между приверженцами патриарха свт. Игнатия : часть иерархов и клириков во главе со Стилианом, митр. Неокесарийским, отказались признать совершенные Фотием рукоположения. Митр. Стилиан поддерживал связь с папами Стефаном V (VI) (885-891) и Формозом, однако из-за сложных обстоятельств в Риме переписка временно прервалась. И. отправил Стилиану краткое послание, в к-ром призвал принять меры к прекращению разногласий. Похвалив митрополита за верность Римской Церкви, И. сообщил, что Папский престол признает законными патриархами не только свт. Игнатия, но и свт. Фотия I, Стефана I (886-893) и Антония II Кавлея (893-901), не подвергая сомнению действительность совершенных ими рукоположений. Вероятно, послание папы явилось непосредственным поводом для примирения митр. Стилиана с патриархом Антонием II в 899 г. ( Dvorn í k. 1948. P. 270-271). В марте 899 г. И. подтвердил привилегии аббатства Монте-Кассино ( Leonis Marsicani Chronica monasterii Casinensis//MGH. SS. T. 7. P. 613). Тогда же папа принял участие в разрешении спора о епископской кафедре г. Лангр (Франция) между местным духовенством и Лионским архиеп. Аврелианом, желавшим возвести на кафедру своего кандидата. Спор начался при папе Стефане V (VI), к-рый по просьбе жителей Лангра отверг епископа, рукоположенного Аврелианом, и рукоположил предложенного ими Теотбольда. Однако папа Формоз признал законным епископом Аргрина, поставленного Аврелианом, и даже послал ему паллий. В мае 899 г., отвечая на запрос лангрского духовенства, И. подтвердил решение Формоза и попросил кор. Карла Простоватого поддержать еп. Аргрина. |
| Письмо папы поставило Стилиана и его сторонников в крайне затруднительное положение. Получалось, что если св. Фотий добровольно оставил престол, то, следовательно, ранее он занимал его законно. Говорить же, что его низвергли, – значит утверждать заведомую ложь: ведь никакого специального Собора для повторного осуждения св. Фотия не собирали; и Рим прекрасно знал об этом. Целых три года «игнатиане» находились в размышлении относительно того, как отвечать апостолику; наконец, ответ был подготовлен. В ответном послании они пояснили, что якобы просто вышло недоразумение. Те, кто писал, будто св. Фотий отрекся добровольно от патриаршества, признавали его священническое достоинство, но они сами строго следовали приговорам пап Николая I и Адриана II. «Как мы могли признать осужденного добровольно отказавшимся?» – риторически вопрошали «игнатиане». Вместе с тем они обращались со старой просьбой относительно тех, кто признавал св. Фотия патриархом по насилию, и ссылались на аналогичную просьбу императора, «который вывел нас из тьмы и сени смертной и даровал свет свободы». За счет таких хитроумных словопрений митрополит Стилиан и его партия надеялись выйти из сложного положения, одновременно с этим уклоняясь от категоричных суждений по главному вопросу – признают они св. Фотия легитимным патриархом или нет. Но папе Стефану V не суждено было завершить начатое дело, поскольку к тому времени он уже отдал Богу душу. Впрочем, смена лиц на папском престоле практически не повлияла на существо вопроса. Новый понтифик Формоза (891–896) направил в 892 г. в Константинополь послание, в котором укорял греков за то, что они не уточняют, кого следует прощать: если признавших св. Фотия патриархом мирян, то они достойны снисхождения; а если клирики, то, как сообщники осужденного, сами заслуживают осуждения. Правда, новый папа готов был простить и их, если те признают себя согрешившими, покаются и пообещают впредь не грешить. Однако имело место существенное уточнение в письме Формозы: папа особенно отмечал, что таковых он готов простить, но как мирян, из чего выходило, что и Константинопольский патриарх св. Стефан, царственный брат, по существу, должен оставить патриаршую кафедру и остаться в звании мирянина. Отдельно досталось митрополиту Стилиану, которого папа Формоза жестко отчитывал за отказ прямо и откровенно ответить на главный вопрос: признает ли он св. Фотия патриархом? Послание это было привезено в Константинополь папскими легатами, которым Формоза поручил дальнейшее расследование дела. |
| Правда, если верить Скилице, «Полиевкт, хотя и знал, что Стилиан явно дает ложную клятву, снял [с Императора] обвинение в синтекнии (брак лиц, состоящих в духовном родстве в степенях, не совместимых с браком – В. Ц.), но сохранил прежде выдвинутое требование соблюдения епитимии вступающими во второй брак, и таким образом обвинение в большом прегрешении отпало» . В 964-м г. Никифор Фока издал «томос», которым запрещалось принимать решения по церковным делам без предварительного согласования с Императором. Это требование касалось и поставления епископов. Император запретил также основание новых монастырей. Такие меры вызвали протест со стороны Патриарха Полиевкта, правда, этот протест не возымел успеха. После убийства Императора Никифора и захвата власти Иоанном Цимисхием на исходе 969 г., узурпатор, по словам Льва Диакона, «отправился в великий храм Премудрости Божьей, чтобы Патриарх, как положено, увенчал его императорской диадемой. Согласно обычаю, всякий вступающий на ромейский престол приближается к амвону храма, и тот, кто облечен в то время саном иерарха, благословляет его и возлагает на его голову царский венец. Патриарший трон занимал тогда Полиевкт. Это был муж святой и, несмотря на свой престарелый возраст, пламенный духом. Он объявил, что не дозволит Государю войти в храм, пока тот не изгонит из дворца августу и не назовет убийцу Императора, кем бы таковой ни оказался; кроме того, он потребовал вернуть синоду изданную Никифором в нарушение справедливости грамоту. Дело в том, что Никифор… заставил иерархов составить указ, согласно которому ничего нельзя было предпринимать в церковных делах без его воли. Полиевкт предложил Государю выполнить все [это]: в противном случае он не позволит ему вступить в святой храм. [Иоанн] принял условия… Только тогда Полиевкт допустил Иоанна в святой храм и венчал его» . Вскоре после своего венчания на царство Иоанн Цимисхий позаботился о замещении Антиохийского патриаршего престола, долго остававшегося вакантным. Антиохия была отвоевана у мусульман еще в правление Никифора Фоки. Кандидатом на эту кафедру он наметил Феодора. Полиевкт «вместе с бывшими в городе епископами испытал знания мужа и, найдя, что он не слишком силен в светской учености, но зато чрезвычайно опытен в священной нашей премудрости» , 23 января 970 г. совершил вместе с собором сослужащих епископов архиерейскую хиротонию и патриаршую интронизацию Феодора II. |
| h9 III . Лев был свободен. Некогда он объявил Евфимию: «Никогда не забуду я Зои, и наступить день, когда я пожалею и ее и себя». Этот день настал. Однако жениться на своей любовнице ему мешало одно обстоятельство, ее муж. Но Гутцуниат очень остроумно умер вскоре после смерти Феофано, и это вышло так, кстати, что злые языки, стали поговаривать, что эти две смерти, такие своевременные, быть может, произошли не вполне случайно. Но Лев был императором; Зоя была дочерью первого министра; и сочли за лучшее не раздувать подозрений. Таким образом, все, казалось, благоприятствовало желанному браку. Царь больше чем когда- либо боготворил свою любовницу, которая несколько месяцев перед тем спасла ему жизнь, раскрыв заговор, имевший целью погубить его. Отец Зои Стилиан Заутц, с начала царствования правивший делами и получивший милостью царя вновь изобретенный титул, в некотором роде символический, отца императора, изо всех сил хлопотал об этом браке, видя в нем средство, усилить свое несколько пошатнувшееся в то время влияние; и чтобы ускорить дело, он поселил молодую вдову в помещении, занимаемом им самим во дворце. Один только Евфимий, никогда не бывший в хороших отношениях с министром, все еще сопротивлялся. Он убеждал императора, что замышляемое им дело было нечестием и беззаконием. Но Лев отвечал смехом на все эти возражения: «Ну, святой отец, говорил он, слушай меня и не говори глупостей. Я ведь, как тебе известно, потерял жену; я должен, как все люди, подумать о новом браке. И вот Зоя как раз в том же положении, что я; она свободна. Зачем же ты хочешь помешать тому, что повелевают законы, и что советует Священное Писание ?» Евфимий сердился: «Никто тебе не мешает жениться на другой; но не следует жениться на этой, которую обвиняют в том, что она виновница стольких зол. Если этот брак состоится, все поверят недобрым слухам, что ходят на ее счет». И он опять заявлял, что если Зоя сделается императрицей, никогда император его больше не увидит. Влюбленный не рассуждает: в выборе между своим духовником и любовницей Лев не мог колебаться; он предложил Евфимию удалиться в монастырь, а сам женился на Зое. Но счастье его было непродолжительно, меньше чем через два года после этого, в конце 896 года, молодая императрица умерла от довольно таинственной болезни, последовавшей через несколько месяцев после смерти ее отца Стилиана Заутца. И тотчас, несмотря на горе Льва, придворные ясно увидали, что должно было после этого случиться, и родные Зои, хорошо устроившиеся при ее жизни, прямо объявили: «Император возьмет себе новую жену, а нас всех удалить». h9 IV |
| Тогда крестился и весь народ болгарский, к которому св. патриарх Игнатий, а еще более Фотий посылали епископов и учителей путеводить их к свету боговедения. Блаженный Фотий, в послании к князю болгарскому Симеону, говорит так: о прекрасное изваяние моих трудов! Благородный, законный плод моих духовных мук рождения! и проч. 18 В первый день пострижен в монашество, во второй поставлен в чтеца, в третий – в иподиакона, в четвертый рукоположен в диакона, в пятый – во пресвитера, в шестой (25 декабря 857 г.) – в епископа. А что пишет неокесарийский Стилиан, будто бы Фотий во все степени церковные произведен в один день, это есть бесстыдная ложь. Но таковы были и все обвинения, возносимые на Фотия, 19 Между ними была и та, что будто Фотий был евнух, – ложь очевиднейшая, которая уже многократно была обличаема! Однако ж доселе многие, не подумав, трубят о ней, как об истине. Да если бы эта клевета была и справедлива, все она не может служить основанием к низложению Фотия; потому что и Игнатию не воспрепятствовало это быть патриархом. Апостольские и соборные правила смотрят как на невинных на тех, которые оскоплены действием человеческого насилия. Равным образом считается позволительным прямо из мирян производить в архиереи (в чем еще укоряют поставление Фотия), разумеется, постепенно, только бы избранный был того достоин и нужен для Церкви. Примеры такого производства мы имеем на св. священномученике Киприане, епископе карфагенском, на св. Амвросие Медиоланском , на св. Епифание кипрском , на патриархах: Нектарие, Тарасие, Никите, Сисиние и на других многих знаменитейших отцах, которые, не быв с молодых лет довольно времени ни в монашестве, ни в низших званиях клира, прямо из мирян, пройдя священные степени, возводимы были на патриаршество или епископство. 21 О сем писал он к святейшему Фотию, между прочим, следующее: мы не только сами не говорим сего, т.е. и от Сына, но и тех, кои первоначально, по своему безумию, дерзнули сделать сие, почитаем превратителями божественных словес и разорителями богословия Христа Господа, апостолов и прочих отец, соборне предавших святой Символ, и поставляем их наравне с Иудою. |
| Тем же путём — путём познания живой традиции православия — идут остальные авторы, которые не были профессиональными богословами: и если последние обнаруживают в этот период свою полную бесплодность, то в культурно-интеллектуальной среде зарождаются действительно крупные фигуры, внесшие вклад в греческую богословскую традицию. Василий Татакис, по мнению Яннараса, не будучи богословом, одним из первых в Греции описывает тайну внутренней молитвы и роль сердца в богопознании; К. Георгулис — другой профессор философии в Афинском университете — обращается к средневековой христианской мысли, в которой открывает «подлинную христианскую философию», философию Византии. Вся интеллектуальная элита 60-х была захвачена тягой к истокам, и это движение переходит из богословской сферы в сферу искусства. Один из самых глубоких авторов этого времени — поэт, переводчик и литературный критик Зисимос Лорендзатос, друг лауреата Нобелевской премии Йоргоса Сефериса. Поиск необходимой и выразительной поэтической речи и смысла поэтического слова приводит его к переосмыслению идеи современного искусства: он открывает для себя «метафизику» живой народной традиции. «Главным лейтмотивом его творчества, — пишет Яннарас, — остаётся органичное сочетание искусства с жизненной метафизической традицией, но теперь ему совершенно очевидно, что любое искусство, чтобы быть истинным, должно быть укоренено в метафизической традиции конкретного места и народа, которые породили художника» . Лорендзатос одним из первых «открывает» Пападиамантиса (жившего на полвека раньше и оставшегося при жизни совершенно неизвестным писателем), для него Пападиамантис — свет исхода из духовного и культурного тупика. В последней главе рассматриваются наиболее заметные «профессиональные» богословы поколения 60-х: протоиерей Иоаннис Романидис, Панайотис Христу, Георгий Мандзаридис, Никос Нисиотис, митрополит Иоанн Зизиулас, священник Илия Мастрояннопулос, Димитрис Кутрумбис, архимандрит Василий Гондикакис, Панайотис Неллас, архиепископ Стилиан Харкианакис. |
| 26. Святой Лука Стирийский, молодой, с остроконечною бородою, говорит: Бог, имиже весть неизреченными судьбами, прославит место сие. 27. Коприй, старец с седою длинною бородою. 28. Святой Марко, старец с очень редкими волосами на подбородке. 29. Святой Даниил Скитский, старец с остроконечною бородою. 30. Святой Кассиан Римлянин , старец с остроконечною бородою. 31. Святой Нил, старец с длинною, раздвоенною бородою, говорит: бедное сердце, ты ищешь тщетного, оставляя мысленного жениха. 32. Святой Герасим, старец с густою бородою. 33. Святой Макарий Египетский , старец маститый. 34. Святой Иоанн Лествичник , старец с большою бородою говорит: восходи по степеням добродетелей, возвышая ум деятельностью и созерцанием. 35. Святой Иперихий, старец плешивый, с раздвоенною бородою. 36. Святой Стилиан Пафлагонский, старец с густою бородою, говорит: сохранив детей, я принес себя в дар Господу. 37. Святой Ефрем Сирин , старец с редкою бородою, в кукуле, говорит: дерзновение, со смехом смешанное, легко ниспровергает души. 38. Святой Харитон, престарелый. 39. Святой Иоанникий, старец с длинною бородою и с длинными волосами, в одном хитоне, босой. Руки и ноги его обнажены. Он держит крест и говорит на хартии: упование мое Отец, прибежище мое Сын, покров мой Дух Святый, Троице Святая слава Тебе. 40. Святой Захария, старец с бородою, разделенною на пять прядей. 41. Святой Иоанн, монах, маститый старец. 42. Святой Иоанн Хозевит, старец с длинною раздвоенною бородою. 43. Святой Аммун, старец с длинными волосами. 44. Святой Феодул, старец с остроконечною бородою. 45. Святой Маркиан, старец плешивый. 46. Святой Лазарь Исповедник, старец плешивый, с длинною бородою. 47. Святой Василий Новый, с проседью в курчавой бороде. 48. Святой Дометиан, старец с остроконечною бородою. 49. Святой Венедикт, старец с редкою бородою. 50. Святой Онуфрий, старец, нагой, с длинными волосами, с бородою длинною до ступней. Он говорит: пресыщение чрева да не отлучает тебя от Христа, пучина страстей да не услаждает тебя: иначе будешь плакать в пламени всепожирающем. |
| Но самому императору не удалось вкусить всех плодов своих трудов. Как гласит предание, однажды он, уже далеко не молодой человек, помчался за громадным оленем. Внезапно животное остановилось, развернулось и, случайно зацепив пояс императора своим рогом, понеслось вместе с несчастным царем в чащу. Напрасно придворные, обнаружившие царского скакуна без седока, пытались перехватить оленя – животное неизменно убегало от охотников. Только через несколько часов двум слугам удалось подкрасться к оленю и перерубить пояс императора, на котором тот висел; Василий Македонянин без чувств рухнул на землю. Интересно, что старый и израненный император, изверившийся во многом, придя в себя, никак не мог поверить, что слуги не смогли перерубить ремни, на которых он висел, – ему казалось, что они покушались на его жизнь, а потому своим бездействием убивали царя. Впрочем, возможно, что подозрения императора были небезосновательны. Возникал помимо указанного выше еще один вопрос: как животное могло протащить по лесу такое грузное тело, не пытаясь освободиться от обременительного груза? Наконец, самое большое подозрение вызывало то обстоятельство, что спасательный отряд в лесу возглавил Стилиан Заутца, отец любовницы Льва Мудрого , которого император откровенно не любил. Вполне возможно, что, опасаясь неуравновешенности императора, который однажды уже чуть не погубил сына, сановник решил помочь царевичу получить престол, надеясь на будущие преференции. Было это так или иначе – никто достоверно не знал, по крайней мере в хрониках нигде не упоминаются альтернативные версии случившегося 98 . Императора принесли во дворец, где обнаружились признаки серьезного повреждения внутренних органов. Поняв, что ему осталось совсем немного времени, Василий Македонянин отдал последние распоряжения. По его приказу, опекуном его сыновей Льва и Александра был назначен Заутца – армянин, родившийся в Македонии, как и сам Василий I. Ему он поручил управление всеми церковными и государственными делами. Спустя 9 дней, 29 августа 886 г., великий император скончался в возрасте 74 лет 99 . |
| Впрочем, в традициях греческих авторов XVII века было более мягкое отношение к грехам и епитимьям, нежели в следующем, XVIII веке. Так, прп. Никодим Святогорец обличает греческого униата иеромонаха Неофита Кипрского (1576/77—1659), прозванного Родиным (Ροδινς), за «чрезмерные снисхождения» в епитимьях , которые он рекомендует в своей книге «Об исповеди» (Περ ξομολογσεως, изд. в Риме в 1630 г.; второе издание — 1671 г. , а также Вена 1787 г. ). Теперь мы приведём ещё один рассказ о наказании грешников, которые встречаем в тексте «Руководства»: «Расскажи ему также ужасные примеры хулителей, о которых говорит книга “Грешников спасение” (С. 13), особенно о том, как демоны схватили в теле того ребёнка, который научился хуле. Также о том человеке, который проиграл в карты, и потому начал хулить и горестно испустил свою душу» . Это повествование находится на с. 17 доступного нам венецианского издания 1743 года и предваряется упоминанием о том, что эти рассказы о наказании грешников взяты из книги епископа Викентия «Нравственное зерцало» . Из множества упоминаний западных имён и концепции удовлетворения (κανοποησις) правде Божией за грех становится понятным, что автор обильно использовал западные источники. Источники, использованные Агапием Ландом при составлении книги «Грешников спасение» Известнейший греческий патролог Стилиан Пападопулос (+2012) считал, что труд «Грешников спасение» является оригинальным произведением Ланда . Более поздние исследования показали, что это далеко не так. Е. Какулиди удалось установить источники, которыми пользовался автор. В рукописи афонского монастыря Зограф в тексте «Грешных спасение» присутствуют многочисленные ссылки на источники. Такие отсылки отсутствуют в других рукописях. Семь из восьми источников — западного происхождения: Шестой источник — это «История благовещения» (στορα το Εαγγελισμο). Седьмой — «Цветущий луг» (νθισμνον Λιβδιον), который точно не имеет отношения к «Лимонарию» Иоанна Мосха и тоже западного происхождения. Однако исследовательнице не удалось установить их точные инославные аналоги. Восьмой источник — книга малоизвестного критского священника Иоанна Мореза «Ложе Соломоново» (Σολομντειος Κλνη) . |
| 4. Таковое ревнование Православных в отстаивании Истины Божией о Церкви продолжалось, к сожалению, недолго. Всего через четыре года после создания Bceмiphoro совета церквей Царьградский патриарх Афинагор издал Энциклику 1952 года, которой призвал всех Предстоятелей поместных Православных Церквей присоединиться к ВСЦ. И хотя мотивы для такого призыва были совсем банальные и нецерковные (скажем, «сближение народов и наций» с целью «дать ответ на вызовы нашего времени»), отдельные Православные Церкви уже в том же 1952 году спешат войти во Bceмiphый совет церквей. Вселенская Патриархия посылает своих представителей в штаб-квартиру ВСЦ в Женеве. В 1959 году Центральный комитет ВСЦ встречается на Родосе с представителями всех Православных Церквей, и с тех пор экуменизм проник в твердыню Православия и начал разъедать его изнутри наподобие рака. После Родоса Православные просто соревнуются между собой, кто окажется бóльшим экуменистом. Начиная с 1961 года, православные экуменисты созвали ряд конференций для осуществления экуменических целей. Так, в 1964 году состоялась III конференция на Родосе, где было принято решение вести «диалоги» с еретиками «на равноправной основе», так же, как и о том, что каждая поместная Православная Церковь самостоятельно развивает «братские отношения» с еретиками. Заводилой во всех этих экуменических играх был Константинопольский патриарх Афинагор, затеявший серию встреч с Римским папой, взаимное снятие анафем от 1054 года, совместные молитвы и подобное, а позднее - его наследники и их сотрудники, как-то: Иаков Американский, Стилиан Австралийский, Дамаскин Женевский и многие другие. Эту работу экуменического толка сопровождают и неадекватные заявления отдельных представителей Православных Церквей - и не только с Константинопольской кафедры, - не имеющие ничего общего с положениями и учением Святых Отцов. Сдвинуты установленные Отцами нашими границы между истиной и ложью, светом и тьмою, Христом и велиаром. Основная задача всех этих излияний сентиментальной (а, в сущности, обоюдно лицемерной) любви, якобы через них проявляющейся, заключается в том, чтобы у православных христиан развилось сознание, что они с неправославными являются братьями во Христе и членами одной и истинной Церкви Христовой. |
|
|
