| 358 Митрополиты, по свидетельству той же Степенной книги, без всяких оговорок принимаемому и нашим автором, располагали, между прочим, для своего содержания и собственною землею. Для нас интересно подчеркнуть этот взгляд Евгения потому, что еще ранее его Карамзин (622 примеч. к VI т.), a после Милютин (в ст. «О недвижимых имуществах духовенства в России», Чт. в Общ. Ист. и Др. Росс. 1859 г., кн. IV, стр. 19–35) отрицательно отнеслись к авторитету Степенной книги и не нашли возможным признать факт земельных митроличьих владений при великом князе Владимир. Позднее, о. Горчаков, специально занимавшийся вопросом «О земельных владениях всероссийских митрополитов, патриархов и Святейшего Синода» (1871 г.), довольно основательно поддерживает свидетельство Степенной книги и, следовательно, преосвященного Евгения, аргументируя свое мнение вескими и вполне научными доказательствами (стр. 46–47). 359 Любопытно, однако, что в вышедшей через год после «Описания Киево-Софийского собора» «Истории российского законодательства» (Спб. 1826 г.), наш автор не полемизирует уже с Карамзиным и как-будто молча соглашается с ним. «При многих списках славянской Кормчей, пишет он там, есть устав Ярославов 1052 г. «О церковных судах и пошлинах, и земских делах». Но российский историограф Н.М. Карамзин почитает его подложным, судя по несообразности оных с Русскою Правдою и с естественным правосудием, а также и по включенным в него некоторым уже новейшим словам». (Стр. VII). 360 В сб. 71 находится, между прочим, «Систематическая и хронологическая выписка духовных указов» до 1821 г. включительно, – содержание указов 1811–1813 г. выписало рукою самого м. Евгения. 362 Имея в виду облегчить для читателя «Прибавления» справки с самою «Историею киевской иерархии», отметим страницы этой последней, к коим относятся «Прибапления»: 1=59 и 257, 2=60, 242 и 249; 3 и 4=70; 5=83 и 259; 6=91; 7=86, 8=92, 9=98; 10=115; 11=116; 12 и 13=122; 14=138; 15=149; 16=164; 17=185; 18=198; 19=200; 20=200, 204 и 264; 21=204; 22=208; 23=211; 24–27=209; 28–33=211; 34–36=213; 37=214; 38=218; 39=225; 40=226; 41=240; 42=249; 43=?; 44=248; 45=250 п 261; 46–48=253; 49=223; 50=277 и 51=291. |
| Житие начинается без искусственного предисловия типичными для Степенной книги выражениями о генеалогии Александра, восходящей к Владимиру и Рюрику: «Сей благоверный и благородный, Богом преудобренный и хвалам достойный великий князь Александр Ярославичь, иже бысть осьмый степень от самодержавнаго и равноапостольнаго царя и великаго князя Владимера Светославича, просветившаго Руськую земьлю святым крещением, от Рюрика же первый надесят степень». Из первых слов жития уже видно, что оно составляет распространенное видоизменение той редакции жития, которая была написана неизвестным иноком Владимирской обители; вместо «въспитан же бысть в добром наказании, от юна бо възраста и от младых ногтей научен бысть божественным писанием» (Владимирская редакция) – читаем в Степенной: «От юнаго бо возраста и от младых ногтей всякому делу благу научен бысть...» Известие о пострижении княгини Феодосии взято из летописи ( Coф. I г. 1244. Новг. I). Затем идет сплошное заимствование из названной редакции, местами распространенное собственными комментариями. Так, вм. чистоту вельми соблюдаше, написано: чистоту душевную и телесную соблюдаше; вм. слышаще же о сем сродницы его и зело пользовахуся и тьщахуся угодити Богу – сродницы же его, видяще его в таковых добродетелех преспевающа, и зело пользовахуся и тьщахуся всячески угодити Богу; вм. и ни едино, написано: и ни едино благоплодие душевное; вм. аще бо и честиюе земнаго царствиа почтен бысть от Бога – аще бо и честию... и супруга име и чада приложи. Лишней, по сравнению с Владимирской редакцией подробностью, является уподобление князя Веспасиану, связывающее житие Степенной с летописными версиями первоначальной редакции. Автор и здесь не отказывается от собственных комментариев: вм. Еуспасьяна... иногда же исполчився ко граду Антупату приступити ( Coф. I ) – Еуспасияна, Неронова сына (ср. изд. список первон. ред.) ... иже исполчив полки своа и повеле приступити ко граду Антипату; вм. посмеяся дружине своей, рече; остависте мя единого – дружине своей посмеявся рече: по чъто оставите мя единаго. За этим эпизодом следует уподобление Александра отцу Ярославу, восходящее к Coф. I летописи: «По премногу бо милостив бысть, яко же и богохранимый отец его Ярослав, во всем последуя стопам его, издавая на пленниках много злата и сребра, посылая я ко царю Батыю во Орду за плененых Русъкия люди, иже бяху пленени от безбожьных Татар, их же искуповая и избавляя от лютыя работы и от многих бед и напастей». В Coф. I читаем: «Такоже великий князь Александр, сын его, не остави пути отца своего, посылая ко царю в Орду за люди своя, иже пленени быша от безбожных Татар, и много злата и сребра издава на пленникех, искупая от безбожных Татар, избавляя их от бед и напастий» (6754 г.). |
| 37 Доказательством того, что под демественным пением нужно разуметь асматическое пение, служит еще то обстоятельство, что в известном нам всем деместве сохранились и асматические части; напр., песнопение: «на реце вавилоньстей, ту седохом и плакахомься», относящееся к демественному пению, исследователи найдут в нижегородско-благовещенском Кондакаре как раз в асматике восьмого гласа (л. 119 об.) в следующем виде: «на реце вавоулоньстеи тоу седохом алелоуия». С целью познакомить читателей с содержанием асматических богослужений приводим сюда все стихи асматика упомянутого восьмого гласа, сохраняя их правописание: По мнению г. Смоленского, «неполнота указания Степенной книги увеличивается еще и от неупоминания о собственно-греческом пении, несомненно бывшем в древней Руси». Эта аргументация г. Смоленского не может иметь силы после того как нами доказано, что русское церковное пение целиком заимствовано из Византии. В добавок скажем, что неупоминание о собственно-греческом пении в разбираемом указании не неполнота, а именно полнота: ведь тогда самостоятельного русского церковного пения не было. Как греческий, так и русский певец в древнее время в исполнении мелодии одного и того же песнопения не расходились между собою. Разница была у них лишь в том, что один пел по-славянски, а другой по-гречески. Русские нотные богослужебные книги составлялись по образцу отчасти южнославянских, отчасти греческих. А южнославянские со своей стороны списывались с греческих подлинников. Поэтому русский певец того времени, исполняя данное песнопение по знаменам, воспроизводил греческий подлинник с некоторыми изменениями в частностях, а не в общем напеве. Уклонения от греческого оригинала зависели от применения греческого напева к числу слогов и порядку ударений в славянском тексте. Тоже самое бывает и в настоящее время у болгар. Певческие книги последних воспроизводят греческие теперешние музыкально-богослужебные книги. Поэтому греческий певец, умеющий петь по крюкам и хорошо знакомый с греческими церковными напевами, не затрудняется заменить болгарского протопсалта в церкви, если знает по-славянски; также и наоборот. То же самое происходило в России в XI, XII и т. д. вв. до XV в. Если в русских летописях встречаются сведения в роде того, что в Ростове «левый лик гречески пояху», то их не надо понимать в том смысле, что правый лик, певший по-славянски, исполняли чисто славянские напевы, а греческий – греческое, а надо думать, что как левый, так и правый исполняли одни и те же напевы и мелодии на разных языках, как это практикуется и в настоящее время в Палестине и Сирии. Там правый хор поет по-арабски, а левый по-гречески, между тем как правый, так и левый, исполняют одни и те же напевы и мелодии. Ссылка г. Смоленского на то, что разбираемая здесь «запись сделана 300 лет спустя» (стр. 23 и 25), – чем он думает ослабить значение указания Ст. книги, – ничего не доказывает. Автор Степенной при ее составлении мог иметь перед собой древний источник. |
| P. Rehder zum 65. Geburstag. Münch., 2004. S. 449-458; eadem. The Construction of Russian History in Stepennaja Kniga//RES. 2005. T. 76. N 1. P. 31-50; eadem. The Economics of a Medieval Literary Project: Direct and Indirect Costs of Producing the Stepennaia Kniga//Russian History. Pittsburgh (Penn.), 2007. Vol. 34. P. 219-237; eadem. The Chudov Monastery and the Stepennaia Kniga//Religion und Integration im Moskauer Russland. Wiesbaden, 2010. S. 97-116; Кривцов Д. Ю. Рассказ Степенной книги о «шествиях» в Орду митр. Алексия и царско-митрополичьи отношения 60-х гг. XVI в.//Мининские чт. Н. Новг., 2001. С. 67-84; Soldat C. Die Erzählungen über Empfängnis und Geburt russischer Herrscher in der Stepennaja kniga carskogo rodoslovia und ihr Zusammenhang mit alten slavischen Fruchtbarkeitsriten//Wiener slavistisches Jb. W., 2004. Bd. 50. S. 139-152; Охотникова В. И. Житие Всеволода-Гавриила в составе Степенной книги//Рус. агиография: Исслед. Публ. Полемика. СПб., 2005. С. 484-503; Усачёв А. С. Забытое мнение о Степенной книге: (Из неопубл. наследия М. Я. Диева)//АЕ за 2004 г. М., 2005. С. 77-84; он же. «Долгий XVI век» российской историографии//Обществ. науки и современность. 2008. 2. С. 104-115; он же. Степенная книга и древнерус. книжность времени митр. Макария. М.; СПб., 2009 [Библиогр.]; он же. Об исторической ценности древнерус. сообщений о чудесах: (На мат-ле чуда о свечении под Казанью 1552 г.)//ДРВМ. 2010. 1(39). С. 112-116; он же. Об одном читателе Чудовского списка Степенной книги//Летописи и хроники: Новые исслед., 2009-2010. М.; СПб., 2010. С. 281-287; он же. Комментарии к Степенной книге: Нек-рые доп.//ДРВМ. 2012. 4(50). C. 108-119; он же. Митр. Афанасий и памятники рус. летописания сер.- 3-й четв. XVI в.//Летописи и хроники: Новые исслед., 2011-2012. М.; СПб., 2012. С. 253-274; он же. «Третий Рим» или «Третий Киев»?: Московское царство XVI в. в восприятии современников//Обществ. науки и современность. М., 2012. 1. С. 69-87; он же. Время создания Степенной книги: В продолж. |
| из древнейших старописных и древних старопечатных до Никона патриарха книг I. Об изображениях креста в древнейших старописных книгах Здесь мы скажем: а) об изображении креста киноварью и чернилами в начале греческого рукописного Евангелия XII века и Апостола XIII века, при надлежащих к памятникам отечественной древности, и б) о древнейших памятниках креста, представленных в снимках в Степенной Лицевой книге благоверных князей (за 887–1379 годы) старинного письма и из этой книги заимствованных в рукописную же книгу, писанную в 1723 году и принадлежавшую архиепископу Архангельскому и Холмогорскому Варсонофию. а) В начале греческого рукописного Евангелия 119 1144 года (перед греческими словами: γα κα μεγλη κυριακ το πσχα), согласно древнейшему христианскому обычаю, изображён киноварью и вместе голубцом (киноварь по краям, а голубая краска в средине) следующий крестик: Кроме того, после каждого стиха чернилами начертаны маленькие четвероконечные же крестики, а в начале Апостола, пред теми же словами, такое начертание креста: + , после же каждого стиха, писанного скорописью, такое: б) Древнейшие кресты, которые следует теперь нам описать, большей частью суть не что иное, как выносные кресты, которые и прежде стояли и теперь обыкновенно стоят в алтаре за престолом и носятся в крестных ходах или при освящении церкви. Форма их большей частью однообразна везде: именно – они представляют четыре равные один другому по длине концы креста, на которых сделаны шары или круги, – форма, которая, как мы видели выше, ведёт своё начало от равноапостольного Константина; к нижнему концу таких крестов приделывались рукоятки, которые, впрочем, делались иногда из одного цельного с крестом дерева. Между этими крестами есть и крест Филофея, патриарха Константинопольского, посланный им в дар преподобному Сергию Радонежскому. Так как выписки из Степенной книги взяты в отрывке – из средины, то они и начинаются так, как будто бы составляли продолжение чего-то, о чём говорилось раньше. Представим их, как они есть: |
| Н. Н. Бантыш-Каменском , А. И. Мусине-Пушкине , о своем почившем друге Н. И. Матрунине (его б-ка была куплена гр. Ф. А. Толстым). Переписка К. с Мусиным-Пушкиным важна тем, что благодаря ей сохранились бесценные свидетельства об открытии и 1-й публикации «Слова о полку Игореве». В ст. «Замечания на объяснения двух грамот новгородских» (ВЕ. 1812. Ч. 61. 3. С. 204-232) К. возражал Х. А. Шлёцеру, сыну А. Л. Шлёцера . В опубликованной в следующем году ст. «Об ученых трудах митр. Киприана и о том, справедливо ли приписывается ему и митр. Макарию сочинение «Книги Степенной»» (ВЕ. 1813. Ч. 72. 23. С. 207-224) К. перечисляет ученые труды митр. св. Киприана и на основании особенностей их языка не признает его составителем «Книги степенной царского родословия» (эта т. зр. стала общепризнанной значительно позднее). В работе «Нечто о славянском переводе Кормчей и древнейшем оной списке» (ВЕ. 1820. Ч. 110. 5. С. 22-32) К. подробно описывает древнейший рус. датированный список Кормчей 1284 г. (Рязанская Кормчая//РНБ. F. п. II, 1) и приводит доказательства, что слав. перевод был сделан среди юж. славян. Рязанская Кормчая действительно является старшим восточнослав. списком сербской редакции Кормчей, сделанным с болг. списка ( Щапов Я. Н. Визант. и южнослав. правовое наследие на Руси в XI-XIII вв. М., 1978. С. 263-264). В статье К. 1822 г. «О древнем церковном языке славянском» (Тр. ОЛРС. 1822. Ч. 2. С. 57-71) рассматривались история возникновения и развития старослав. письменного языка и его влияние на сербский, болгарский и русский языки. Статья вызвала возражения В. В. Капниста, на которые К. ответил (В ответ на замечания В. В. Капниста о древности языка русского перед славянским//Тр. ОЛРС. 1823. Ч. 3. С. 342-348). К. мечтал о научном издании летописей и составлял планы буд. публикаций. В 1817 г., узнав о задуманном в Московской Синодальной типографии издании Новгородского и Архангелогородского летописцев, К. в письме от 1 нояб. 1817 г. предложил план издания, писал о готовности в нем участвовать (РНБ. |
| Аще кто медведя или иная животная и в различная игралища прехищряяй, и глумы дея, и на позоры человеки собираяй, и ловитвам прилежай, и уристания творяй на конех и на колесницах, и пеши, и самоборства, и прочая борения и всякия скомрашества едино запрещение имать, еже сим со епитемьею каятися и престати от таковых. В списке Ал.-Св. 91 пропущен отрывок, сохранившийся как в Минеях Четьих, так и в вопроснике М-Петр. 94, при составлении которого использовался текст М-Свир. 91 «баснем сказатель, во стречю веруя». Очевидно, это произошло из-за повторения слова «веруя». Видимо, весь отрывок был заимствован в Макарьевские Минеи Четьи из вопросника М-Свир. 91 или из его источника. В этом нас убеждает сравнение стиля двух текстов. Поучение представляет собой набор отрывочных и не связанных между собой постановлений по разным случаям; собственно, его можно назвать небольшим епитимийным правилом, облечённым в форму послания. Поскольку отдельные отрывки поучения не связаны друг с другом ни тематически, ни стилистически, можно предположить, что они были выбраны из других текстов, так что всё поучение представляет собой компиляцию. В то же время текст М-Свир. 91 (ст. 2–8) обладает единством стиля, его составитель явно руководствовался одним замыслом. В одной статье объединены сходные прегрешения, выделены одинаковые категории грехов. Отрывок из Степенной книги не столь близок к процитированным текстам, чтобы говорить о составлении его на основе данных исповедных вопросников. Однако формулировка этого отрывка явно указывает на то, что он был заимствован из епитимийного правила, а круг понятий, которые употребляют составители Степенной книги и указанных вопросников («позоры», «пешии уристания», «самоборство», «скомрашество»), позволяет предположить, что в основе этих текстов лежит один источник. Таким образом, не только вопросники использовали поучения в качестве источника, но и в поучения заимствовались отдельные отрывки из исповедных вопросников. Ещё один пример составления поучения на основе исповедных вопросников духовническое поучение, известное по списку первой трети XVI в. 264 Поучение записано в чине исповеди, что ещё больше сближает его с исповедными текстами. Давая наставление о грехах, которых следует избегать, духовник заимствует формулировки из покаянных текстов, а к одному из грехов прибавляет даже епитимью (такую же, как и в вопросниках). |
| апостолом Андреем русской земли и о первых князьях русских Рюрике, Олеге и Игоре, а в конце – подробное и витиеватое сказание о перенесении мощей св. Ольги а ещё более витиеватое и высокопарное похвальное ей слово. И житие и слово, как видно из многих оборотов речи, предназначались для чтения пред народом в день памяти св. Ольги 11 июля 42 . За тем, после оглавления Степенной книги, следует другое, ещё гораздо обширнейшее и столько же растянутое и многословесное житие св. князя Владимира, так же назначавшееся для чтения в день его памяти, 15 июля. В предисловии автор объясняет, что хотя и прежде обретались многие повести о равноапостольном, устные и письменные, но они не были соединены вместе, а существовали порознь, одни в летописях, другие инде, третьи в кратком житии его, многие же в похвалах ему, и что теперь из всех этих повестей собрана и составлена одна повесть «благословением и повелением господина преосвященного митрополита Макария всея Руси». Повесть эта обнимает не одну жизнь Владимира, но вкоротке и всю нашу историю, гражданскую и церковную, от начала Руси до его кончины, и разделена на 72 главы. Начинаясь заметкой о сродстве Владимира с римским кесарем Августом, она ведёт речь о Рюрике и последующих князьях наших, об обращении Руси к христианству ещё при патриархе Фотие, о крещении болгар, изобретении русской грамоты и переводе священных книг на славянский язык Кириллом и Мефодием; затем, переходя к самому Владимиру, в подробности излагает обстоятельства его обращения к христианству и крещения всей земли русской, говорит о первых наших митрополитах, епископах, епархиях, построении церквей, учреждении школ, о разных деяниях князя, воинских и гражданских, о его смерти, и оканчивается похвалою ему и его благочестивым сродникам. Здесь, между прочим, автор, упомянув о св. Ольге, замечает: «о ней же довольно есть особное сказание», имея в виду, вероятно, житие её, помещённое в начале Степенной книги; а далее, упомянув о св. муч. Борисе и Глебе, выражается: «о них же в древних повестях изрядная списания довольно изложены быша, от них же нечто отчасти собравши зде предлагахуся (т. е. |
| Нет основания сомневаться, что указанная выше скрепа на полях книги принадлежит дьяку Ивану Тимофееву , автору «Временника». Известно, что в 1605г., в период правления первого самозванца, он находился в Москве и выполнял различные поручения правительства 1108 . О том, что в данном случае мы имеем дело именно с его подписью, упоминает и Н.Лихачев в своей книге «Разрядные дьяки XVI века» 1109 . Сличение подписи-скрепы с почерком указанных выше записей и заметок убеждает нас в их тождественности. А если это так, то во всех этих случаях мы имеем дело с подлинным автографом дьяка Ивана Тимофеева . Но начертание букв этого автографа не имеет ничего общего ни с почерком 6 изучаемого нами «Временника», ни с одним из других пяти почерков, которыми написан памятник. Все это дает нам право заключить, что ни в переписывании «Временника», ни в его редактировании автор не принимал участия и вставки в текст, заметки на полях и оглавление сделаны другим лицом. Работа эта была проделана, вероятно, уже после смерти автора, причем надо думать, что у редактора был в руках другой, более исправный список труда Тимофеева, по которому им и были восстановлены пропущенные слова и фразы. Этот список, к сожалению, до нас не дошел. Так как рукопись сразу после написания не была переплетена и ее части и отдельные тетради сохранялись в разрозненном виде, некоторые листы и тетради со временем были утеряны, и когда о «Временнике» вспомнили, рукопись пришлось вновь восполнять и редактировать. Переписчик с почерком 2 восстановил и вставил в надлежащие места текста недостающие листы и тетради, и рукопись была переплетена. Выше было указано, что эта работа была проведена в 50–60-е годы XVIIb., т.е. лет через 30–40 после написания рукописи. Это подтверждается следующей исторической справкой: известно, что в царствование царя Алексея Михайловича интересовались историческими трудами Ивана Тимофеева , так как их предполагалось использовать при работе над продолжением «Степенной книги». Дьяк «Записного приказа» Тимофей Кудрявцев, которому было поручено царем составить продолжение «Степенной книги», пишет: |
| Но, впрочем, если есть у нас некоторые книги, целиком взятые от славян, то есть и такие, в которых сильно заметно греческое пение. Таковы книги «кондакарь» (XIII век). В нем есть песнопения сначала с славянским текстом, а потом и с греческим; в нем же есть остаток некоторых песнопений, которые теперь вышли из употребления. Все это служит доказательством того, что древнее наше нотное пение было заимствовано от греков. Таким образом, как из литературных летописных свидетельств, так и из свидетельства церковных памятников видно, что пение перешло к нам частью от греков и частью от славян. Наше церковное пение заимствовано частью у греков, частью у славян. Первое упоминание о пении находим в Степенной книге. Здесь говорится, что это было «ангелоподобное пение, изрядное осмогласие и трисоставное сладкогласие». Анализируя означенные слова Степенной книги, одни видят здесь указание на два рода пения: церковное и домашнее, и основываются на том, что в древнегреческой Церкви церковные песни употреблялись и в домах частным образом и пелись несколько отлично от собственно церковного напева. Другие видели здесь указание на три рода пения: осмогласное или Дамаскина, дворцовое или демественное и гармоническое или трисоставное. Под именем осмогласия действительно нельзя разуметь никакого др[угого] пения, кроме дама- скинского. Но что нужно понимать под демественным пением? Разумовский производит это название от слова δημστι 73 и разумеет под именем демественного простое домашнее, частное пение, так как христиане в древние времена вместо светских песен употребляли песни церковные. Но этого нельзя ничем подтвердить. Скорее можно производить это название от «доместик», имени придворных чиновников, на обязанности которых лежало, между прочим, и заведывание придворным церковным пением. Так[им] обр[азом] демественное пение было не что иное, как пение придворное. Оно значительно отличается от осмогласного. Как придворное, оно заключает более искусственности. Самые мелодии демественного пения имеют большое отличие от осмогласия, последнее старается поставить мелодии в соответствие с содержанием, демественное же не стесняет этими правилами своей искусственности, сложности и замысловатости. Осмогласное пение организовано и преобразовано Дамаскиным, а демественное свободно от его изменений. Оно не имеет гласов, как пение Дамаскина, которые могли бы мешать его свободе. Правда, и над демественными песнями ставилось иногда обозначение гласа, но это происходило от привычки переписчиков непременно ставить тот или другой глас над известными песнями. Так[им] обр[азом], демественное и осмогласное пение – два совершенно различные рода пения. |
|
|
