| Они те же, что и в проекте 1810 г. Академия представляет из себя учреждение триединого вида: высшую духовную школу, высшее духовно-ученое учреждение и административный орган для управления духовными школами низших, подчиненных ей, степеней. В редакции, данной им Филаретом, уставы духовных академий и других духовных школ были утверждены императором 30 августа 1814 г. В указе комиссии духовных училищ, которыми сопровождалось это утверждение. Александр I выразил свой взгляд на задачи духовной школы. «Я желаю», – говорилось в указе, – «чтобы комиссия обратила свое внимание... на училища, чтобы устроить их в прямом смысле училищами истины. Просвещение по своему значению есть распространение света и, конечно, должно быть того, который во тьме светится, и тьма его не объять. Сего то света держась во всех случаях, вести учащихся к истинным источникам и теми способами, коими Евангелие очень просто, но премудро учит: там сказано, что Христос есть путь, истина и живот: следовательно, внутреннее образование юношей к деятельному христианству да будет единственною целью сих училищ» 13 . В апреле 1814 г. комиссия рассматривала составленный Филаретом проект открытия московского духовно-учебного округа и преобразования московской духовной академии по новому уставу. Московскую академию не предстояло создавать вновь. Она уже существовала с 1685 г., она развивалась самостоятельно и жила вполне самобытною жизнью. За свое более чем вековое существование старая Славяно-Греко-Латинская академия, детище братьев Лихудов, неоднократно изменялась. По мысли ее основателей, людей близких к царю Федору Алексеевичу и царевне Софье, она предназначалась быть общеобразовательной школой, первым русским университетом и по открытии своем наполнилась искавшими образования студентами всех сословий московского общества, среди которых было немало титулованной знати. Затем она усвоила значение высшей духовной школы, но усвоив такое значение, она возрастила в стенах своих того, кто создал первый русский университет – Ломоносова. |
| – Панегирик Афанасию архиепископа Никанора В Декабре 1828 год поступил на службу в Святейший Синод Степан Дмитриевич Нечаев. 6 Декабря митрополит Филарет писал к своему викарному в Москву: «Степан Дмитриевич Нечаев посажен за обер-прокурорский стол в Синод. О нём можно иметь добрые чаяния». По сообщаемым в «Воспоминаниях графа М.В. Толстого » сведениям, Нечаев, зажиточный помещик Рязанской губернии, в молодости занимался литературой; с 1819 г. был учеником в какой-то масонской ложе, потом служил в Москве при князе Д.В. Голицыне, женился на Софье Сергеевне (Мальцевой) и, пользуясь покровительством дяди её, обер-прокурора Святейшего Синода, князя Мещерского и князя А.Н. Голицына, получил место за обер-прокурорским столом в Синоде 405 . В следующем 1829 году, 6 Апреля, назначен членом Комиссии Духовных Училищ (с жалованьем по 2.500 р. в год) и в отсутствие князя Мещерского, с Мая по Сентябрь этого года за границу, исполнял его обязанности по Синоду и по Комиссии; в 1831 г. 8 Декабря произведён в действительные статские советники, а в 1833 г. 2 Апреля определён на место князя Мещерского обер-прокурором. Бывший обер-прокурор, князь Мещерский, произведён в сенаторы, но остался членом Комиссии Духовных Училищ и в отсутствии Нечаева, в 1834 г. с Июля по Декабрь, исполнял его обер-прокурорские обязанности. С.Д. Нечаеву довелось быть обер-прокурором Святейшего Синода в трудное время, когда начавшееся, за несколько лет перед тем, сближение западно-русских униатов с православной церковью приняло весьма значительные размеры и надлежало принять решительные меры к верному и твёрдому направлению и к успешному окончанию этого важного, сложного и трудного дела. Чтобы ознакомиться с положением его на месте, он предпринял, с Высочайшего соизволения, личное обозрение униатских епархий и в продолжение полугода, с Июня по Декабрь 1834 г., изучал там обстоятельства и ход событий, наблюдал за направлением умов униатского духовенства и населения и, с одной стороны, направлял духовные и гражданские власти действовать по той системе, которая была выработана правительством, с другой – поверял на месте правильность самой этой системы как в основаниях её, так и в важнейших подробностях. |
| «В связи с вышеизложенным просим Вас инициировать среди москвичей другое голосование через портал " Активный гражданин " : конкурс на лучшее, наиболее подходящее место для возведения памятника Святому благоверному князю Александру Невскому. Следуя традициям возведения памятников русским святым и героям " всем миром " , всем народом, Общество " Царьград " готово полностью оплатить расходы на памятник за счёт своих членов и единомышленников. Рассчитываем на Вашу поддержку в данной объединяющей москвичей инициативе», - заключил Константин Малофеев. Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите " Ctrl+Enter " . РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям. Комментарии Оставьте комментарий Закрыть Закрыть 7. Ответ на 8, наталья чистякова: Ненавидите Русских Царей, мадам? Сочувствую. 6. Ответ на 3, Туляк: Главное, чтобы мы и наши дети знали и помнили. И когда наступит время, не забыли. 5. Ответ на 2, Silvio63: Конечно, я хорошо понимаю, что никто памятников ставить не будет, это не более чем риторический призыв с моей стороны, призванный лишь напомнить, что помимо искусственно навязанного выбора " или-или " имеется много других вариантов. 4. надо провести ещё один конкурс Коммунисты упёрлись рогом, хотят на Лубянке - или Дзержинскому или никому. А почему бы тогда не провести конкурс где будет лучшее место для мавзолея и праха Вовки Ульянова? 3. Ответ на 1, Русский Сталинист: в свою очередь хотел бы нижайше попросить господина мэра Москвы рассмотреть также вопрос об установке в столице памятников Ивану Калите, Дмитрию Донскому, Василию Первому, Ивану Третьему Великому, Василию Третьему, Ивану Четвёртому Грозному, Феодору Иоанновичу, Борису Годунову, Михаилу Феодоровичу, Алексею Михайловичу, царевне Софье Алексеевне. Вы думаете, что " господин мэр Москвы " знает, кто были все Вами перечисленные люди в Русской Истории? Я подозреваю, что он с большим трудом представляет себе - кто такие А.Невский и Ф.Дзержинский, не говоря об Иване Третьем, или Борисе Годунове. В лучшем случае, у него остались какие то обрывки знаний, из школьного курса советской школы. А в худшем (и скорее всего это так и есть) он знает о них то (и свято в это верит) что ему про это говорят журнашлюшки на " ухе мацы " и лиеральные историки-антисоветчики-русофобы, которые, как опарыши в трупах, копошаться сегодня во всей нашей Русской Истории. |
| Если бы судьба оказалась благоприятной нашим замыслам, мы бы подвергли бояр таким же казням, каких ожидаем теперь как побежденные, ибо мы имели намерение все предместье Немецкое сжечь, ограбить и истребить его дотла и, очистив это место от немцев, которых мы хотели всех до одного умертвить, вторгнуться в Москву; потом, убив тех солдат, которые бы нам оказали сопротивление, прочих присоединить к себе как соучастников в нашем злодеянии, бояр одних казнить, других заточить и всех их лишить мест и достоинств, чтобы тем легче привлечь к себе чернь. Некоторые священники пошли бы перед нами с иконой Божией Матери и образом св. Николы, чтобы показать, что мы не по коварству взялись за оружие, но по благочестию, во славу Бога и на защиту веры. Овладев верховной властью, мы бы рассеяли в народе письма, в которых бы уверяли, что его царское величество, выехавши, по дурным советам немцев, за границу, за морем скончался. В них народ читал бы также следующее: нужно предпринять меры, чтобы государственный корабль не носился по морю без кормчего, через что мог бы легко подвергнуться опасности, попасть на какие-либо скалы, претерпеть крушение, а потому царевна Софья Алексеевна будет временно посажена на престол, пока царевич не достигнет совершеннолетия и не возмужает. Василий Голицын будет возвращен из ссылки, чтобы помогать своими мудрыми советами Софье». Так как все статьи этого показания были настолько важны, что даже каждая из них, взятая в отдельности, подвергала виновных смертной казни, то воевода Шеин велел сделать по оным приговор, обнародовать его и исполнить. Многие осуждены к петле и повешены, другие приговорены к пытке и потом погибли на плахе: топор лишил их жизни; большая же часть мятежников оставлена для более обдуманного наказания и потому размещена была по окрестным местам под стражей. Вопреки советам генерала Гордона и князя Масальского воевода приступил к допросу и преждевременно казнил начальников мятежа без достаточного дознания, устраняя их этим способом от дальнейшего исследования дела по стрелецкому мятежу, и потому достойно навлек на себя гнев справедливейшего мстителя нарушенных законов и пал бы от руки государя среди увеселений царского пира, если бы генерал Лефорт не удержал оной, не допустив кровопролития. |
| Если бы нужно было подобрать одно слово для определения характера Алексея Константиновича Толстого, это не составило бы особого труда. Верность – вот та добродетель, которая руководила его поступками. Верность и в жизни, и в творчестве тому, что он однажды полюбил, верность тому, что он считал истиной. Если бы нужно было подобрать одно слово для определения характера Алексея Константиновича Толстого, это не составило бы особого труда. Верность – вот та добродетель, которая руководила его поступками. Верность и в жизни, и в творчестве тому, что он однажды полюбил, верность тому, что он считал истиной. …Его появление на свет сопровождалось семейной драмой – разрывом отношений отца и матери. Биографы будущего поэта объясняют это довольно легко и убедительно: любви между ними не было с самого начала, кроме того, у Анны Алексеевны был непростой характер, а Константин Петрович выпивал. Родственники мужа никогда не винили Анну в разрыве, а брат ее бывшего мужа неоднократно замечал: «Брат Константин никогда не должен был жениться на Анне Алексеевне — она слишком была умна для него… Тут ладу и ожидать было трудно». Но брак был венчанным, и не всегда житейская логика работает там, где речь заходит о Таинстве… Кто знает, не была ли одним из духовных последствий принятого Анной Алексеевной решения та жгучая ревность, которую она все последние годы жизни испытывала к избраннице сына, Софье Андреевне Миллер? Впрочем, не нам судить. А вот отец Алексея Константиновича к концу жизни совершенно изменился. Как свидетельствует один из биографов поэта, Д. Жаров, Константин Петрович «к старости стал тихим, задумчивым, посещал ежедневно церковные службы и молился у себя дома, в крохотной квартирке на Гороховой. Два небольших своих именьица он отдал сестрам, а деньги, которые посылали ему они и тайком от матери сын, раздавал нуждающимся родственникам и нищим». Однако и то, и другое было делом далекого будущего. Пока же через шесть недель после рождения маленький Алексей Толстой навсегда покинул отцовский дом: мать увезла его на Украину. Сперва они поселились в ее имении Блистове, откуда, однако, вскоре переехали в имение дяди, Алексея Алексеевича Перовского, который с большой готовностью занялся воспитанием племянника. Кстати, именно ему, Алеше Толстому, посвящена написанная Перовским, выступавшим под литературным псевдонимом Антона Погорельского, известная детская сказка «Черная курица». Писателем дядя был хорошим, во всяком случае, об одном из его произведений историк конца XIX века высказался так: «Монастыркою» наши бабушки и матери зачитывались так, как наши жены и дочери — «Анною Карениной». |
| В середине июня дни стояли жаркие, с грозовыми белыми тучами, с темно-яркою, влажною, точно мышьяковою зеленью трав, с душною, пахнущею мхом, болотною сыростью, с тихим, сонным ворчанием грома и бессонным трепетаньем зарниц по ночам. Однажды, в послеполуденный час, когда он читал ей вслух Евангелие, она открыла глаза, и по лицу ее он понял, что она хочет что-то сказать. Наклонился, подставил правое, лучше слышавшее ухо к самым губам ее, и она прошептала чуть слышным шепотом, подобным шелесту сухих ночных былинок: – Сенокос, папа? – Да, как бы только не пропало сено – все дожди. – Хорошо теперь в поле, – шептала она: – лечь в траву, с головой укрыться, уснуть. Хорошо, свежо. А здесь жарко, душно, нечем дышать… а по ночам Атька… – Какая Атька? – Обезьянка. Разве не помнишь? – Ах, да, как же, помню… Говорили, думая о другом, только бы сказать что-нибудь, прервать молчание, слишком тяжелое. – А маменька тоже больна? Маменькой называла она императрицу Елизавету Алексеевну, он к этому привык и сам при ней называл ее так. – Скажи ей, что снилось мне намедни, будто вместе живем где-то далеко, у моря, в Крыму, что ли… – сказала Софья. Он часто говорил с ней о том, как, отрекшись от престола, выйдя в отставку , купит Ореанду, свое любимое местечко на Южном берегу, построит маленький домик у самого моря, в лесу, и там будет жить с нею и с маменькой. – В Крыму? – удивился он: – а ведь и маменьке тоже снилось намедни, будто вместе живем в Ореанде. Но Софья не удивилась. – Да, вместе скоро… – проговорила так тихо, что он не расслышал. Продолжал читать Евангелие: «Кто бо от вас, хотяй столп создати, не прежде ли сед разчтет имение, аще имать, еже есть на совершение, да не когда положит основание и не возможет совершити, вси видящие начнут ругатися ему, глаголюще: сей человек начат здати и не може совершити». Остановился, посмотрел на нее: лежала, закрыв глаза, как будто спала. Задумался, вспомнил давешний разговор свой с Голицыным об отречении от престола. Не о таких ли, как он, это сказано? Не начал ли он строить башню, положил основание и не мог совершить? Не вся ли жизнь его – развалина недостроенного здания? Мечтал о великих делах – о Священном Союзе, о царствии Божьем на земле, как на небе, а единственное малое, что мог бы сделать – дать счастье хоть одному человеку, вот ей, Софье, – не сделал. Зачем ее родил? Дал ненужную муку, непонятную жизнь, непонятную смерть? Чем искупит? Что сказать, что сделать, пока еще не поздно? Или уж поздно? |
| Мне особо запомнилась одна пара пожилых супругов. Я тогда еще работала в Первой Градской простой медсестрой. К нам поступила «по экстренной» пожилая женщина, помню, ее звали Софьей Алексеевной. У нее была серьезная опухоль. Врачи сказали, что нет никакой перспективы, больная обречена. Софья Алексеевна была на аппарате искусственной вентиляции легких, который «дышал» за нее. Надежды на то, что ее можно будет экстубировать (то есть отключить от аппарата, чтобы она дышала самостоятельно), уже не было. А в коридоре стоял ее муж со скорбной кротостью в глазах. В руке он держал сетчатую авоську, какие продавались в советские годы. В ней была завернутая в газету банка с бульоном. Этот бульон он сварил для своей жены, не зная, что надежды уже нет. «Вот, я принес, ей наверно понадобится. Ее же надо будет скоро кормить...» - сказал он мне, и я не смогла выдержать его взгляд. До сих пор помню, как у меня сердце разрывалось, глядя на него. Врач, который дежурил в тот день, обратился ко мне: «Что же ты стоишь? Отведи человека в храм, а я подежурю вместо тебя. Ему это сейчас очень нужно». Я бы сама не решилась говорить мужу Софьи Алексеевны о храме, но после слов врача стало легче. «Пойдемте помолимся за нее. Попросите Бога от сердца, своими словами, чтобы Он ей помог», потому что он не знал наизусть никаких молитв. Мы побыли вместе в храме, и надо было видеть, как он за нее молился... К вечеру я узнала от врачей, что Софью Алексеевну можно экстубировать. Произошло настоящее чудо. Ее муж теперь смог войти к ней, посидеть рядом, сказать ей что-то, взять за руку, даже если она без сознания. Хоть какое-то утешение для него, ведь до этого ему нельзя было даже подойти к ней. ...Через несколько дней Софью Алексеевну уже перевели в отделение, отец Алексий Емельянов смог ее причастить. Для меня было такое счастье, что она пришла в себя, увиделась с мужем, а уж для него самого... Они были особые, эти «неразлучники». Несмотря на прогнозы врачей, Софье Алексеевне становилось все лучше, и в итоге ее выписали из больницы. |
| 1705 г. май – октябрь. – Петр Бестужев. В мае послан в Вену на смену Голицына. 9 июня приехал в вену. В октябре велено ехать в Берлин. 1705 г. июня 8 – март 1708 г. (выехал из Вены). – Министр, генерал-аудитор, военный советник барон Генрих Гизен для поздравления Иосифа I со вступлением на императорский престол и для пребывания в Вене в должности министра. В апреле 1707 года велено было ему ехать к главнокомандующему императорскими в Италии войсками принцу Евгению Савойскому с предложением от Российского Двора Польской короны. В августе месяце привез ответ государю в Смоленск. 1705 г. – С поехавшим в Вену фельдмаршалом Огильви послана была грамота (от 30 августа) к импер. Иосифу с вторичным поздравлением вступления на престол. 1706 – 1708 гг. – В Вене князь Александр Петрович Прозоровской. 1707 г. июня 28 – 18 февраля 1713 г. (выехал из Вены без аудиенции). – Полномочный министр, тайный советник барон Иоганн Христофор Урбих для пребывания при Цесарском Дворе. – В Вену прибыл в июле 1707 г. В конце 1709 года был в Москве, а 3 (6) февраля 1710 г. отпущен из Москвы опять в Вену. 1 сентября 1711 года предписано было отправиться в Гагу на смену Матвеева, но через месяц, 4 октября, велено быть по-прежнему при Цесарском Дворе. Отзывная грамота от 13 ноября 1712 года. В 1711 г. было предписано ехать в Италию к новому императору, но потом это распоряжение было отменено. 28 июля 1712 г. Урбих отправился к государю в Гриневальд; прибыл туда 31 августа и получил проэкт оборонительного союза для заключения с цесарем. 26 сентября возвратился в вену. 1708 г апреля 16 – секретарь Веселовский отозван из Вены в Москву для государевых дел. Выехал 8 июля. 1709 г. июня 7 – ок. декабря (выехал из вены). – Переводчик Федор Веселовский при Урбихе. Но так как он не застал в Вене Урбиха, то вскоре получил указ быть при дворе курфиста Ганноверского при поверенном князе Бор. Ив. Куракине, с которым потом отправился в Англию. 1711 г. в январе находившийся в Берлине министр, граф Александр Головкин послан в Вену по указу государеву от имени царевича Алексея Петровича с известием о дозволени, данном ему родителем, жениться на принцессе Брауншвейн-Волфенбютельской Шарлотте Христине Софье и для переговоров об условиях брака. |
| 1032. 456 Грамата эта отпечатана в VI ч. Древн. Р. Вивлиоф., кратко содержание ее изложено в указанной выше статье «о духовных училищах стр.181–183; еще в статье Певинцкого « Симеон Полоцкий » – Правосл. Обозр. 1860 г. т. III, стр. 213–215. Кто был составитель этой граматы – неизвестно. Г. Певинцкий говорит, что она составлена Полоцким, но с этим трудно согласиться, так как с одной стороны по означению времени на гранате выходит, что она составлена (1682 г.) после смерти Полоцкого, – с другой нужно заметить и то, что едва ли бы Полоцкий поместил в числе правил и такое, которым прямо запрещалось определять в академию в качестве учителей выходцев из Литовской страны и Малой России; запрещалось «того ради, что прежде таковии являются яко бы совершенно благочестивые, а потом по малу развратная словеса вере всевати, и оныя непорочную целость терзати начинают». – См. Др. Вивл. VI, стр. 206 – 207. Разве она по написании ее Полоцким была потом дополнена и изменена? – Это может быть. 457 Ф. Поликарпов (см. истор. изв. о Моск. ак.) говорит, что «царь. сам писал восточным патриархам, дабы прислали, в Москву учителей в греческом и латинском диалектах и во всех свободных наукам искусных», это вероятно, и легко могло быть, что Иоаким вступил в сношения, с п. Досифеем, для противодействие намерениям царя. Не намекает ли на это п. Досифей когда, говорит: «мы и свят. Константинопольский патриарх и весь собор приказали им (учителям присланным для Моск. академии) латинского языка и учения, чтоб не учили в школе, опроч Еллинскаво… См. Собран. записок о Петре Великом Туманского. Х, 120. 459 Просьба Кариона поданная Софье состоит из 380 стихов; подробнее содержание этой просьбы см. в статье «о духовных училищах». Стр. 185–186. 460 Епистола Медведева, поднесенная Софье об утверждении граматы Феодора Алексеевича касательно учреждения академии состоит из 234 стихов, – она отпечатана в VI ч. Др. р. Вивлиофики. 461 Это видно из того, что грамата поднесенная Медведевым Софье, осталась неутвержденною, – по крайней мере список ее отпечатан без царских подпдсей; при том же известно и то, что некоторые монастыри, назначенные тою граматой на содержание академии, и после оставались независимыми от ней (напр. |
| Независимо от повода орации Лихудов светским властям имели актуальный политический смысл. Уже в речи 9 марта 1685 г., основное содержание которой восстанавливается по цитатам в текстах " Слова воинству " Игнатия Римского-Корсакова и воскресного панегирика Лихудов царям и царевне Софье 27 марта 1687 г., авторы от имени угнетенных турками православных народов высказали мысль о священном праве российских государей на Константинопольский престол и Византийское наследие в целом. В последующих обращениях к царям, Софье и Голицыну греки вновь и вновь развивают эту идею, выражая горячую поддержку внешнеполитическому курсу правительства регентства на борьбу с Турцией и Крымом, угрожающими южным границам Российского государства. Призывы к освобождению народов Балканского полуострова от османского владычества содержатся также в переписке Иоанникия и Софрония с Посольским приказом. При сем похвалы военным и дипломатическим усилиям правительства регентства сопровождались прославлением его руководителей. Довольно сказать, что в орации Софье Алексеевне 1687 г. братья интерпретировали наиболее лестную аллегорию ее имени, Софию—Премудрость Божию, через греческий прототип: Богородицу Оранту, Нерушимую стену, защитницу христианства. Мало того, они кардинально изменили принятую в панегиристике того времени " небесную " аналогию структуры земной власти, трактуя Софью как члена " царской троицы " (на что не отваживались тогда вернейшие ее сторонники) . Похвальное слово Лихудов В. В. Голицыну на возвращение из II Крымского похода (который Иоаким считал позорным поражением) является наиболее лестным из всех известных панегириков князю. Если учесть, что эти похвалы звучали в момент, когда правительница с помощью сторонников стремилась увенчать себя царским венцом, а " петровцы " , к коим относят патриарха, ей рьяно противодействовали, следует признать, что взгляды Лихудов на внешнюю политику России и ее миссию в православном мире были основаны на глубоких убеждениях. Но если убеждения заставляли близких к патриарху интеллигентов выражать супротивные ему взгляды, противоречить архипастырю и славить его политических противников, то что побуждало Иоакима привечать и любить сих ученых мужей? |
|
|
