| Чаще всего молчаливость является природной чертой характера. Но ее можно и развить в себе, хотя это и не легко. Так, древнегреческая школа пифагорейцев для начала обучения мудрости налагала на уста своих учеников длительное молчание. И всегда мудрецы всех веков одобряли молчаливость. Премудрый Соломон пишет: «Кто хранит уста свои, тот бережет душу свою» ( Притч. 13, 3 ); «При многословии не миновать греха»( Притч. 10, 19 ); «Голос глупого познается при множестве слов» ( Еккл. 5, 2 ). Один святой отец говорил: «Я никогда не раскаивался в том, что молчал, и очень часто сожалел о том, когда говорил». Прп. Варсонофий считал, что «многоглаголание оскверняет человека». А прп. Антоний Великий пишет: «Умен тот, кто Богу угождает и больше молчит, или, если говорит, то говорит не много и только нужное и угодное Богу». «В раю много покаявшихся грешников, а говорливого нет ни одного», – говорил старец Зосима из Троице-Сергиевой Лавры. А авва Агафон Египетский своим ученикам заповедал: «Не давать себе воли говорить и вмешиваться в такие дела, которые тебя не касаются». Недаром народная мудрость говорит: речь – серебро, а молчание – золото. Итак, при многословии трудно не согрешить. Тогда в душе появляется грусть, что является, по словам епископа Феофана Затворника , признаком «того, что мы через разговор удалились от Господа». Молчаливость – это вместе с тем исполнение заповеди Христа: «И если правая рука твоя соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну ( Мф. 5, 30 ). На основе этих слов Господа, при желании совершенно обезопасить себя от греха в слове, некоторые подвижники брали на себя подвиг молчания. Последний вместе с тем имеет и еще положительные стороны: он дает возможность молчальникам все свое время посвятить молитве и вниманию к внутренней жизни, ничем не отвлекаясь от нее, никакими разговорами и беседами с людьми. Прп. Иоанн Лествичник так говорит про связь молчаливости с преуспеванием в молитве: |
| Человеку, испорченному жизнью, привыкшему жить по обычаям языческим, требование о противлении злому добром может показаться странным, непонятным. Привыкший воздавать за всякую обиду вдесятеро большею обидою не поймет, конечно, что надо побеждать зло иным оружием. Но для человека, перевоспитавшего себя по указаниям Христа, или воспитанного так с детства, для человека, дышащего кротостью и всепрощающей любовью, покажется диким, невозможным бороться с злым его же оружием. А я уже говорил, что для исполнения заповедей Христовых, для подражания Христу, надо перевоспитать себя по Его указаниям, и что такое перевоспитание возможно; мало того, оно крайне необходимо, чтобы быть истинным христианином, то есть настоящим человеком, чтобы создать здесь Царство Божиих людей и открыть врата Царства Небесного. Просящему у тебя дай! и от хотящего занять у тебя не отвращайся! и от взявшего твое не требуй назад! ( Мф. 5:42 ; Лк. 6:30 ). Да позволено будет мне поставить наперед заповедь – от хотящего занять у тебя не отвращайся! Мы знаем, что люди нуждающиеся не решаются иногда просить о помощи. Стыдятся ли они просить, или что-нибудь иное заставляет их молчать, это вопрос второстепенный, не имеющий для нас никакого значения. Но так как нужду свою такой молчальник скрыть не может, ее легко прочесть по его глазам, то мы не должны ждать, пока он обратится к нам с просьбою; довольно с нас того, что он нуждается в нашей помощи и что хочет просить о ней; и мы должны идти навстречу его желанию, должны сами или догадаться или спросить его, чем бы мы могли ему помочь. На самом же деле, люди жадные, боящиеся расстаться даже с копейкой, часто отворачиваются от таких скромных бедняков, делают вид, что не замечают их. К ним-то и обращается Господь, говоря: От хотящего занять у тебя не отвращайся! Надо заметить, что слово «занять» не следует понимать буквально. Занять, значит воспользоваться какою либо помощью или услугою. Да, от хотящего занять у тебя не отвращайся! тем более не отвращайся от того, кто уже просит о помощи. Просящему у тебя дай! то есть помоги просящему по мере сил твоих. Если мы ежедневно просим у Бога разных милостей, то как же смеем отказывать просящим у нас? Ведь тогда же Господь сказал: Какою мерою мерите, такою же отмерится и вам ( Лк. 6:38 ); а это значит: какою мерою вы определяете нужду просящего у вас помощи, и какою мерою отпускаете эту помощь, такою же и вам воздаст Господь, когда вы будете просить Его о чем либо. |
| они называли обреченными на верную гибель. На этой основе седмицы порвали с основной, более умеренной частью ИПХ. В результате агитации их группы выросли в 2–3 раза. Был объявлен запрет на все промышленные и продовольственные товары, произведенные после 1959 г., в том числе выращенные на личных участках. Некоторое время седминцы питались только едой заготовленной до переписи населения или собранными грибами и ягодами. Самые истовые замучили себя голодом до смерти, большая же часть порвала с ними после 1965 г., убедившись, что предсказание не сбылось 731 . Еще более ярко отчуждение от «мира» и крайний аскетизм проявились в деятельности движения молчальников, отказавшихся от общения с окружающим миром во имя спасения таким образом в загробной жизни. Молчальничество было основано в 1955 г. в Сосновском районе Тамбовской области Л. Кисляковой. Ее ближайшими помощниками стали вернувшиеся из заключения «активисты» ИПХ. В 1956–1957 гг. движение распространилось на 4 района области, число его участников по сведениям советских исследователей равнялось 137, из них 30% составляли мужчины. Многие принявшие обет молчания жили в крайней нищете. Местные власти почти сразу же развернули активную борьбу с членами группы. Через народные суды они лишались родительских прав, дети отбирались и помещались в детдома. С 1958 г. за каждой семьей молчальников были закреплены агитаторы. Колхозы и сельсоветы северо-восточной части Тамбовщины создали специальный фонд для оказания материальной поддержки «одураченным вожаками». Л.Кислякову еще в 1957 г. отправили в психиатрическую больницу, лишив этим молчальников их главной руководительницы и т.д. В результате в начале 1970-х гг. осталось только 37 членов движения 732 . Порой заменившим священников проповедникам из среды мирян в сознании верующих придавались черты новых святых. В конце 1950-х гг. еще сохранялось прежнее деление «истинно-православных христиан» на «духовников» (около 30%), которые считали возможным перевоплощение Ббога в человека и традиционалистов или «книжников» (остальные 70%). |
| В 1959 году в Сосновском и Старо-Юрьевском районах Тамбовской области появились седминцы. Их проповедники – А. Мерзляков, А. Пенятин, О. Мерзлякова объявили, что библейская седмица, в которую надлежит свершиться всему, предсказанному Иисусом Христом, началась со Всесоюзной переписи населения и семилетнего плана развития народного хозяйства и должна закончиться в 1965 году, когда и произойдёт конец света. Всех верующих, прошедших перепись и не вышедших из колхозов до 1959 года они называли обречёнными на верную гибель. На этой основе седминцы порвали с основной, более умеренной частью Истинно-Православных христиан. В результате агитации их группы выросли в 23 раза. Был объявлен запрет на все промышленные и продовольственные товары, произведённые после 1959 года, в том числе выращенные на личных участках. Некоторое время седминцы питались только едой заготовленной до переписи населения или собранными грибами и ягодами. Самые истовые замучили себя голодом до смерти, большая часть порвала с ними после 1965 года, убедившись, что предсказанное не сбылось. 793 Ещё более ярко отчуждение от «мира» и крайний аскетизм проявлялись в деятельности движения молчальников, отказавшихся от общения с окружающим миром во имя спасения таким образом в загробной жизни. Молчальничество было основано в 1955 году в Сосновском районе Тамбовской области Л. Кисляковой. Её ближайшими помощниками стали вернувшиеся из заключения «активисты» Истинно-Православных христиан. В 1956–1957 гг. движение распространилось на 4 района области, число его участников равнялось 137, из них 30% составляли мужчины. Многие принявшие обет молчания жили в крайней нищете. Местные власти почти сразу же развернули активную борьбу с членами группы. Через народные суды они лишались родительских прав, дети отбирались и помещались в детдома. С 1958 года за каждой семьёй молчальников были закреплены агитаторы. Колхозы и сельсоветы северо-восточной части Тамбовщины создали специальный фонд для оказания материальной поддержки «одураченным вожаками». Л. Кислякову ещё в 1957 году отправили в психиатрическую больницу, лишив этим молчальников их главной руководительницы. В результате в начале 1970-х гг. осталось только 37 членов движения. 794 |
| Может быть и она тоже бредила. Ей казалось, что этот ёж, эта голова, обшитая звериною кожей, шевельнулась… вот в ней под нависшею кожей что-то шумит, подобно движению птицы, шевелящейся в листьях. Тения затрепетала от страха и не трудно понять, сколько ужаса должно было заключаться в этом для нее, которая не знала, что это закопан в земле молчальник Фермуфий, а думала, что видит перед собою мертвый череп. И вот мертвый череп вещает. Тения слушает. Вначале невнятно… все птица шевелится… Молчальник отвык говорить членораздельно. Но вот из уст его, завешенных звериною шерстью, начинают слышаться звуки, похожие на человеческий голос. Можно понять, что он бредит известною восточною притчей о двух мышках, белой и черной, которые точат ветку, торчащую из стены страшного обвала. На этой ветке висит человек… внизу под ним пропасть, над его головою другая – беспредельное небо… Белая и черная мышь все, чередуясь, точат… ветка лопнет… человек оборвется в темную пропасть… Сердце сжалось… руки слабеют… тошно… оставили силы… сейчас упадет… Мыши все друг дружку сменяют… все точат… Птица совсем будто проснулась, она уже не шевелится в густолиственных ветвях… она расправила крылья и выпорхнула на волю: слова становятся явственны. – Вверх, вверх над собою гляди! – восклицает молчальник и продолжает тише: – Нет края здесь и нет края там, но вниз глядеть тошно, – вверху освежает… Тения слушает; он продолжает: – Ключ студеной воды бьет у предгорья… Струи его прозрачны и свежи… пустыня вокруг… зной… полдень… Кто-то несчастный бредет. Это воин усталый… Он видит воду, прильнул и утолил свою жажду… Зачем он так пил? охлажденная голова его вмиг отуманилась… Воин боится чего-то… он бежит, он даже оставил здесь наполненный золотом пояс… Приближается юноша… и его томит зной, и он чувствует жажду… Пьет… Забирает пояс с золотом и уходит… Тащится медленно старец… зной опалил и его… Старец тоже напился и здесь опочил… Горный источник! зачем ты поил их?.. Воин хватился, где его пояс и где его золото… Воин мчится назад, потрясая мечом… «Старец, – кричит он, – старец проклятый! Подай мне золото!» Старец не брал его золота, – старец невинен… Воин не внемлет… Старец убит… Кровь его льется в ручей и чистый ручей замутился… Он больше не чистый ручей, – он кровавый ручей… Лучше б не тек он… Лучше б он не манул к себе воина, юношу и старца… Храни чистоту! Вверх гляди, вверх! – С этим ясность слова прошла, опять послышался шелест, подобный метанию птицы в ветвях, и голова, обшитая шкурою зверя, с шерстью, повисшей над прорезом для уст, вдруг исчезла, точно в могиле провалилось дно. |
| На втором курсе Духовной Академии юноша задумывается над вопросом о смене студенческой аудитории на монашескую келию. Традиция высшей духовной школы в этом вопросе такова: студент Академии, ищущий монашества, обычно здесь же на школьной скамье, на II–III или IV курсе принимал постриг и продолжал свои учебные занятия. Борис же Дорофеевич подходит к этому вопросу иным путем, путем послушничества и практического приготовления к ангельскому чину. Так, каникулярное время летом 1911 и 1912 годов, подготовляясь к иночеству, провел он на Валааме, в Предтеченском скиту простым послушником под опытным руководством старца иеросхимонаха Исидора. Здесь молодой послушник Борис опытно знакомился со строгою монашескою жизнью, практически изучал отрешение от своей воли и полное послушание монашеской дисциплине. Игумен посылал его в самый строгий скит, где монахи и в скоромные дни не ели рыбы, а в постные не употребляли в пищу даже масла. Во исполнение обета послушания игумен назначал молодого академика пасти овец, ухаживать за старцами-схимниками. В то время их в скиту было трое: молчальник Виталий, в прошлом светский человек, полковник, давший обет молчания, о. Исаия, искавший спасения в отрешении от мира, и отец Мелентий – старец-пустынник. С последним послушник Борис подолгу беседовал, учился духовной мудрости и смирению; о. Исаия никого к себе не пускал, не позволял прибирать свою келью, никогда не мылся, не переодевался, не стригся. И как ухаживают за ребенком, так послушник Борис ухаживал за этим подвижником. Молчальник Виталий ни с кем не говорил, никогда не произносил ни слова. И вот, однажды, на рассвете, когда ещё туман ползет от воды, когда солнце ещё не взошло, когда все кругом тихо и не проснулись даже птицы, послушник Борис вышел побродить. В кустах у озера он остановился как вкопанный. Кто-то громко говорил, декламировал, потом запел. Это был молчальник Виталий. Сердце юноши дрогнуло. Перед ним раскрылось величие и чудесная сила человеческой души, он понял, что такое аскетический подвиг. Наложить по обету на свои уста печать молчания, когда наружу рвется целый мир невысказанных мыслей и чувств, может лишь человек сильной воли и высокой духовности. |
| Отличительное свойство голубей – невинность, они – символ целомудрия, ибо живут парно. Так два ока потому суть голуби, что не взирают с вожделением ( Мф. 5:28 ), как стяжавшие целомудрие. Кроме замолчания (или молчальника) твоего. Речь идет о покрывале, которым на востоке женщины закрывали свои уста. Глаза и щеки при этом оставались открыты. Жених восхищается глазами, которые видны были из-под покрывала сего. Что же оно означает? Благоразумное молчание Невесты. Бл. Феодорит: «Удивляется также и благоразумному молчанию ея, которое и древними всегда похваляемо было, как то видим у псаломника: «Положих устом моим хранило, внегда востати грешному предо мною» ( Пс. 38:2 ). Да и мы воспевая говорим: «Положи Господи хранение устам моим, и дверь ограждения о устнах моих» ( Пс. 140:3 )». Воздержание в слове было свойственно всем святым, а многие из них и вовсе давали обет молчания, сохраняя святое безмолвие, когда молчат не только уста, но и сердце успокаивается в Боге и молчит перед Ним, во всем приемля святую волю Его. Только при молчании уст даруется духовное зрение. Только из-под молчальника, ограждающего уста, могут очи стать голубине. Св. Григорий Нисский усматривает в том, что очи видны из-под покрывала, а уста и прочее не видны из-под него – указание на видимые и невидимые, явные и сокровенные совершенства христианской души. «Представляются же два ока, чтобы в похвале участвовал целый человек: и видимый и умопредставляемый. Посему-то Слово присовокупило к похвале и другое преимущество, сказав: кроме замолчания твоего: ибо в доброй жизни иное явно, так что известно и людям; а другое сокровенно и тайно, видимо единому Богу. Посему, Кто видит «не соделанное» ( Пс. 138:16 ) и усматривает сокровенное, Тот свидетельствует о восхваляемом лице, что в нем умалчиваемое значительнее видимаго, когда говорит: очи твои голуби, кроме замолчания твоего. Ибо к тому, что уже восхвалено, не принадлежит то, чему безмолвно удивляются». 2 . С главы Невесты ниспадают прекрасные волосы, украшая ее. Власи твои яко стадо козлищ козиц, яже открышася от Галаада, или как стадо коз, сходящих с горы Галаадской . |
| Эти две противоположные точки зрения на познание, рационалистическая и церковная, с особенной рельефностью определились в области применения тех и других философских воззрений к христианской догматике, повод к которому был дан учением византийских исихастов . Желание жить в православном государстве привело его в Византию около 1326 года. Прибыв из Италии, первоначально отличался верностью Православию, написал ряд сочинений против латинян, – об исхождении Святого Духа и о примате папы. Живя в Константинополе и бывая на Афоне , который был центром византийского средневекового монашества, Варлаам был смущен воззрениями и способом подвижничества византийских исихастов, этих безмолвников и молчальников, отличавшихся замкнутой созерцательностью, проводивших время в молитве и умном делании, совершенно отрешившихся от интересов мира и помышлявших исключительно о спасении. Такой тип подвижничества, неизвестный западному монашеству, живущему в мире и для мира, показался Варлааму не только странным, но и заслуживающим осуждения. Но представитель западного иночества еще более был смущен, когда один из простодушных афонских калогеров в безыскусной форме сообщил ему, что иноки, посредством особого способа аскетической настроенности, удостаиваются телесными очами видеть свет Божественный и созерцать природу Божию. Этого для Варлаама было достаточно, чтобы сделаться неумолимым врагом византийского монашества. В 1334 - 37 годах он выступил с резкими нападками против исихастов , осудил их подвижничество как ведущее к гибели, а не ко спасению, а самих молчальников назвал обманщиками, мессалиаиами и омфалопсихами (пупоумами); он «стал попирать ногами и всю монашескую добродетель в теории и на практике, имея в виду (даже) священный Афон , общее вместилище всякой добродетели, этот сонм, избранный во всей вселенной, где хранятся поистине олимпийские доблести». Варлаам в своем оскорблении исихастов не ограничился словесными обличиями, но и написал сочинение, в котором доказывал, что свет Божественный, в частности воссиявший на горе Фаворе, есть вещественный и тленный, обличал монахов за то, что они, якобы, считают Священное Писание бесполезным, а науку вредной, и думают, что существо Божие можно видеть телесными очами при помощи некоторых искусственных приемов. |
| Еще вчера в вечеру посетил он монастырского отца Ферапонта в особой келье его за пасекой и был поражен этою встречей, которая произвела на него чрезвычайное и ужасающее впечатление. Старец этот, отец Ферапонт, был тот самый престарелый монах, великий постник и молчальник, о котором мы уже и упоминали как о противнике старца Зосимы, и главное -- старчества, которое и считал он вредным и легкомысленным новшеством. Противник этот был чрезвычайно опасный, несмотря на то, что он, как молчальник, почти и не говорил ни с кем ни слова. Опасен же был он главное тем, что множество братии вполне сочувствовало ему, а из приходящих мирских очень многие чтили его как великого праведника и подвижника, несмотря на то, что видели в нем несомненно юродивого. Но юродство-то и пленяло. К старцу Зосиме этот отец Ферапонт никогда не ходил. Хотя он и проживал в скиту, но его не очень-то беспокоили скитскими правилами, потому опять-таки что держал он себя прямо юродивым. Было ему лет семьдесят пять, если не более, а проживал он за скитскою пасекой, в углу стены, в старой, почти развалившейся деревянной келье, поставленной тут еще в древнейшие времена, еще в прошлом столетии, для одного тоже величайшего постника и молчальника отца Ионы, прожившего до ста пяти лет, и о подвигах которого даже до сих пор ходили в монастыре и в окрестностях его многие любопытнейшие рассказы. Отец Ферапонт добился того, что и его наконец поселили, лет семь тому назад, в этой самой уединенной келийке, то-есть просто в избе, но которая весьма похожа была на часовню, ибо заключала в себе чрезвычайно много жертвованных образов с теплившимися вековечно пред ними жертвованными лампадками, как бы смотреть за которыми и возжигать их и приставлен был отец Ферапонт. Ел он, как говорили (да оно и правда было), всего лишь по два фунта хлеба в три дня, не более; приносил ему их каждые три дня живший тут же на пасеке пасечник, но даже и с этим прислуживавшим ему пасечником отец Ферапонт тоже редко когда молвил слово. Эти четыре фунта хлеба, вместе с воскресною просвиркой, после поздней обедни аккуратно присылаемой блаженному игуменом, и составляли всё его недельное пропитание. |
| Некоторое время сектанты питались только тем, что заготовили до переписи населения, или собранными грибами и ягодами. Самые истовые умерли от голода, большая же часть вышли из секты после 1965 г., убедившись, что предсказание о конце света не сбылось. Еще более ярко отчуждение от «мира» и крайний аскетизм проявились в деятельности движения т. н. молчальников, полностью отказавшихся от общения с окружающим миром. Молчальничество появилось в 1955 г. в Сосновском р-не Тамбовской обл. Его основательницей была Л. Кислякова, ее ближайшими помощниками стали вернувшиеся из заключения активисты И. п. х. В 1956-1957 гг. движение распространилось на 4 района области и, по сведениям советских исследователей, объединяло 137 чел., среди них было 30% мужчин. Многие принявшие обет молчания жили в крайней нищете. Местные власти почти сразу же развернули активную борьбу с членами группы. Через народные суды они лишались родительских прав, детей помещали в детдома, за каждой семьей молчальников были закреплены агитаторы. Колхозы и сельсоветы сев.-вост. части Тамбовщины создали фонд для оказания материальной поддержки сектантов, «одураченных вожаками». В 1957 г. Л. Кислякову поместили в психиатрическую больницу. В кон. 50-х гг. уголовное преследование лидеров И. п. х. возобновилось. Многие из них вновь перешли на нелегальное положение, другие были арестованы. В 1958 г. был арестован глава леонтьевцев Л. Грицан, установивший в заключении связь с представителями других течений И. п. х. и якобы возведенный ими в «епископский сан». В том же году крупные подпольные группы И. п. х. были разгромлены в Харьковской и Луганской областях. Лидером луганской общины был проповедник Г. Цымбал, составивший «Манифест истинно православных христиан» с кратким изложением вероучения и истории своего религ. объединения. В 1958 г. в дер. Ямаши в Чувашской АССР был арестован местный руководитель михайловцев Г. Русаков. В 1960 г. большая группа михайловцев во главе с А. Тузеевым была раскрыта в Татарской АССР. Вскоре был арестован и лидер михайловцев М. |
|
|
