| Ветер будто бы не осмелился отказать ей, сороке, и задул, понёсся над полями, посвистывая и посмеиваясь над морозом. И если хорошенько прислушаться, то уже слышно, как по оврагам под снегом бурлит-журчит тёплая вода, моет корни брусники, ломает лёд на реке. Всем известно, что сорока — самая болтливая птица на свете, и потому вороны ей не поверили — покаркали только между собой: что вот, мол, опять завралась старая. Так до сих пор никто и не знает, правду ли говорила сорока, или всё это она выдумала от хвастовства. Одно только известно, что к вечеру лёд треснул, разошёлся, ребята и старики нажали — и в мельничный лоток хлынула с шумом вода. Старое колесо скрипнуло — с него посыпались сосульки — и медленно повернулось. Заскрежетали жернова, потом колесо повернулось быстрее, и вдруг вся старая мельница затряслась, заходила ходуном и пошла стучать, скрипеть, молоть зерно. Панкрат сыпал зерно, а из-под жернова лилась в мешки горячая мука. Женщины окунали в неё озябшие руки и смеялись. По всем дворам кололи звонкие берёзовые дрова. Избы светились от жаркого печного огня. Женщины месили тугое сладкое тесто. И всё, что было живого в избах — ребята, кошки, даже мыши,— всё это вертелось около хозяек, а хозяйки шлёпали ребят по спине белой от муки рукой, чтобы не лезли в самую квашню и не мешались. Ночью по деревне стоял такой запах тёплого хлеба с румяной коркой, с пригоревшими к донцу капустными листьями, что даже лисицы вылезли из нор, сидели на снегу, дрожали и тихонько скулили, соображая, как бы словчиться стащить у людей хоть кусочек этого чудесного хлеба. На следующее утро Филька пришёл вместе с ребятами к мельнице. Ветер гнал по синему небу рыхлые тучи и не давал им ни на минуту перевести дух, и потому по земле неслись вперемежку то холодные тени, то горячие солнечные пятна. Филька тащил буханку свежего хлеба, а совсем маленький мальчик Николка держал деревянную солонку с крупной жёлтой солью. Панкрат вышел на порог, спросил: — Что за явление? Мне, что ли, хлеб-соль подносите? За какие такие заслуги? |
| – О, это не важно… Впрочем, конечно… И заминочка тотчас разрешилась. С этого времени луч поглотил и Иванова. В то время, как Персиков, худея и истощаясь, просиживал дни и половину ночей за микроскопом, Иванов возился в сверкающем от ламп физическом кабинете, комбинируя линзу и зеркала. Помогал ему механик. Из Германии, после запроса через комиссариат просвещения, Персикову прислали три посылки, содержащие в себе зеркала, двояковыпуклые, двояковогнутые и даже какие-то выпукло– вогнутые шлифованные стекла. Кончилось все это тем, что Иванов соорудил камеру и в нее действительно уловил красный луч. И надо отдать справедливость, уловил мастерски: луч вышел кривой, жирный, сантиметра 4 в поперечнике, острый и сильный. 1го июня камеру установили в кабинете Персикова, и он жадно начал опыты с икрой лягушек, освещенной лучом. Опыты эти дали потрясающие результаты. В течение двух суток из икринок вылупились тысячи головастиков. Но этого мало, в течение одних суток головастики выросли необычайно в лягушек, и до того злых и прожорливых, что половина их тут же была перелопана другой половиной. Зато оставшиеся в живых начали вне всяких сроков метать икру и в 2 дня уже без всякого луча вывели новое поколение, и при этом совершенно бесчисленное. В кабинете ученого началось черт знает что: головастики расползлись из кабинета по всему институту, в террариях и просто на полу, во всех закоулках завывали зычные хоры, как на болоте. Панкрат, и так боявшийся Персикова как огня, теперь испытывал по отношению к нему одно чувство: мертвенный ужас. Через неделю и сам ученый почувствовал, что шалеет. Институт наполнился запахом эфира и цианистого калия, которым чуть-чуть не отравился Панкрат, не вовремя снявший маску. Разросшееся поколение, наконец, удалось перебить ядами, кабинеты проветрить. Иванову Персиков сказал так: – Вы знаете, Петр Степанович, действие луча на дейтероплазму и вообще на яйцеклетку изумительно. Иванов, холодный и сдержанный джентльмен, перебил профессора необычным тоном: |
| – Нет, нет, – ответил Персиков, оправляясь, – просто я переутомился… да… Позвольте мне стакан воды. Был очень солнечный августовский день. Он мешал профессору, поэтому шторы были опущены. Один гибкий на ножке рефлектор бросал пучок острого света на стеклянный стол, заваленный инструментами и стеклами. Отвалив спинку винтящегося кресла, Персиков в изнеможении курил и сквозь полосы дыма смотрел мертвыми от усталости, но довольными глазами в приоткрытую дверь камеры, где, чуть подогревая и без того душный и нечистый воздух в кабинете, тихо лежал красный сноп луча. В дверь постучали. – Ну? – спросил Персиков. Дверь мягко скрипнула, и вошел Панкрат. Он сложил руки по швам и, бледнея от страха перед божеством, сказал так: – Там до вас, господин профессор, Рокк пришел. Подобие улыбки показалось на щеках ученого. Он сузил глазки и молвил: – Это интересно. Только я занят. – Они говорят, что с казенной бумагой с Кремля. – Рок с бумагой? Редкое сочетание, – вымолвил Персиков и добавил, – ну-ка, давай его сюда! – Слушаюс, – ответил Панкрат и как уж исчез за дверью. Через минуту она скрипнула опять, и появился на пороге человек. Персиков скрипнул на винте и уставился в пришедшего поверх очков через плечо. Персиков был слишком далек от жизни, он ею не интересовался, но тут даже Персикову бросилась в глаза основная и главная черта вошедшего человека. Он был страшно старомоден. В 1919 году этот человек был бы совершенно уместен на улицах столицы, он был бы терпим в 1924 году, в начале его, но в 1928 году он был странен. В то время, как наиболее даже отставшая часть пролетариата – пекаря – ходили в пиджаках, когда в Москве редкостью был френч – старомодный костюм, оставленный окончательно в конце 1924 года, на вошедшем была кожаная двубортная куртка, зеленые штаны, на ногах обмотки и штиблеты, а на боку огромный старой конструкции пистолет маузер в желтой кобуре. Лицо вошедшего произвело на Персикова то же впечатление, что и на всех – крайне неприятное впечатление. Маленькие глазки смотрели на весь мир изумленно и в то же время уверенно, что-то развязное было в коротких ногах с плоскими ступнями. Лицо иссиня-бритое. Персиков сразу нахмурился. Он безжалостно похрипел винтом и, глядя на вошедшего уже не поверх очков, а сквозь них, молвил: |
| 642 См.: Едлинский М. Е. Всероссийский съезд практических деятелей по борьбе с народным пьянством. Киев, 1912. С. 13–14. 643 См.: Афанасьев А. Л. Трезвенное движение в России в период мирного развития. 1907–1914 годы: опыт оздоровления общества. Томск, 2007. С. 30–35. 644 Положение о приходских попечительствах при православных церквах//Устав духовных консисторий, изъясненный с приложением подлинного текста. М., 1874. 645 См.: Пашенцев Д. А. Приходские попечительства в России в XIX веке//Ученые записки МГСУ. М., 1996. С. 141. 646 См.: Панкрат Т. В. Приходские попечительства Москвы: возникновение и особенности организации//Российская история. 2010. 2. С. 113. 647 См.: Колоухин С. О. Власть духовная и власть светская: направления взаимодействия с последней трети XIX века по февраль 1917 г.: По материалам Московской епархии: Дис. ... канд. ист. наук. Коломна, 2012. С. 232. 648 См.: Панкрат Т. В. Благотворительная деятельность приходских попечительств Москвы. Вторая половина XIX – начало XX столетия. М., 2011. С. 36. 651 См.: ГБУ «ЦГА Москвы». Ф. 203. Оп. 543. Д. 34. Л. 88: О церковно-приходских и церковных библиотеках при церквах Московской епархии за 1900 г. 654 См.: Там же. Оп. 545. Д. 31. Л. 58: О сборе сведений о приходских попечительствах Московской епархии за 1903–1904 гг. 656 ГБУ «ЦГА Москвы». Ф. 203. Оп. 766. Д. 83. Л. 14: Доклад членов Московского епархиального училищного совета о школах Московской епархии. 657 См.: Там же. Оп. 536. Д. 18. Л. 17: О церковных библиотеках и приходских попечительствах за 1888 г. 658 См.: Там же. Оп. 544. Д. 7. Л. 36: О церковно-приходских попечительствах и церковных библиотеках при церквах Московской епархии за 1902 г. 659 См.: Там же. Оп. 538. Д. 9. Л. 119–119 об.: О приходских попечительствах и церковных библиотеках 1896 г. 660 См.: Там же. Оп. 1. Д. 4. Л. 149: Клировые ведомости церквей Успенского благочиния Богородского уезда за 1904 год. 661 См.: ГБУ «ЦГА Москвы». Ф. 203. Оп. 539. Д. 9. Л. 4: Об учреждении приходского попечительства при Троицкой в с. Купавна церкви Богородского уезда. |
| – Я удоволил лисестровские анбары дорогим припасом, красным лесом. Хватит на два года при большом расходе. Собрание спрашивает: – За какое время ты управил это дело? Григорий отвечает: – Начал с осени, по первому снегу. Завершил с началом навигации. Собрание говорит: – Значит, девять месяцев. Срок немалый. Благодарим, но ничего выдающегося тут нет. Петр Сухой Лоб докладывал: – Я обеспечил Лисестровскую верфь столярским и плотницким струментом. Итого двести наборов. Вот что я доспел! Собрание спрашивает: – Сколько времени ты хлопотал? – Сколько Гневашев, столько и я. Всю зиму этим беспокоился. Итого девять месяцев. Собрание говорит: – Что же… Ты исполнил свою должность. Но ни чего восхитительного тут нет… «Девять ден, девять верст, как сокол летел». Докладчик Панкрат Падиногин спросил собрание: – Известен ли вам художественный мастер и мореходец Маркел Ушаков? Собрание отвечает: – Ты бы еще спросил, известны ли нам отцы наши и матери! Мореходные и судостроительные чертежи Маркела Ушакова друг у друга отымаем. – Я уговорил Маркела Ушакова принять во свое смотрительное руководство нашу Лисестровскую верфь. Придет сюда на постоянное житье. Но чтобы расположить Маркела, мне понадобился долгий срок… – Сколь долгий? – спрашивает собрание. – Девять лет… Собрание, триста человек, как один, всплеснули руками, встали, закричали: – Мало, совсем мало времени потратил ты, Панкрат Падиногин! Для столь полезного успеха девять лет – ничтожный срок. Видение Как-то Маркел с Анфимом жили в Архангельске. У корабельной стройки взяли токарный подряд. Маркел и жил на корабле, Анфим -в городе. Редко видя учителя, Анфим соблазнился легкой наживой-торговлей. Запродал даже токарную снасть. Маркел этого ничего не знает. Но вот, рассказывают, пробует он маховое колесо у станка и видит будто, что заместо спиц в колесе вертится Анфимко Иняхин. Опамятовавшись от видения, Маркел прибежал к Анфиму: – Друг, с тобой все ли ладно? – А что же, Маркел Иванович? – удивился Анфим. – Ты сегодня в видении передо мной колесом ходил. |
| И, будучи в Москве, оный старец от преосвященного Игнатия митрополита прислан в Приказ Церковных Дел для разговоров о вере с записными раскольники, и для тех разговоров прошедшего Декабря 8-го дня того ж году из оных записных раскольников призваны были Хамовой слободы Иван Дубовской, Панкрат Анисимов, Санкт-Питербурхского жителя Луки Мыльникова племянник Иван Степанов, раскольнический дьячок Алексей Никитин, и при таком сборе сказкою с приложением рук объявили, что-де они с оным старцем Иосифом без именного Царского Величества указу разговоров ни о чём иметь не будут; и из них означенный Дубовской паки в той же сказке подтвердил, что-де им в раскольнической вере уволил быть Царское Величество и о том публиковано было и указами по градским вратам; и за оным спором разговоров с теми раскольники у него, старца, не было. А ныне оный старец Иосиф паки явился в Москве за некоторыми делами, определённых ему от преосвященного Питирима епископа. А прошедшего Мая 20 числа сего 721 году по присланному ко мне Великого Государя указу из Святейшего Правительствующего Синода велено в город Калугу для искоренения и изыскивания раскольнической ереси послать из архимандритов или из игуменов или иеромонаха доброго и умного и учительного человека, который бы мог раскольщиков от раскольнической их прелести учением своим к Православной Восточной церкви обратить. И таковых людей, ко оному делу искусных, в Москве никого не обретается, понеже которые хотя от книг Божественного Писания и весьма довольно имеют, но токмо их раскольнических падениев в тонкость познать и ними разговоров иметь вдаль не могут; а означенный монах Иосиф их раскольнические падежи все знает и снести оное дело может без нужды, понеже он доволен чтения книг и других языков. И ежели указом Царского Величества повелено будет в помянутый город Калугу, такоже и в другие города, а именно: в Вязники, во Ржеву Володимерову, во Тверь, в Торжок и в другие таковые же места, а паче в Москве для обращения и искоренения раскольников определить оного старца Иосифа, то дабы посланы были во оные во все места их Святейшего Правительствующего Синода Великого Государя указы: в Москву к вице-губернатору, а в показанные города к воеводам и от Юстиц-Коллегии судиям, чтобы оные раскольщики как записные, так и не записные во всём были послушны и в том отговоров нимало не чинили. |
| – Вы, профессор, меня уже сбили с панталыку, – ответил Рокк, – вы же знаете, что куры издохли все до единой. – Ну так что же из этого? – завопил Персиков, – что же вы хотите их воскресить моментально, что ли? И почему при помощи еще не изученного луча? – Товарищ профессор, – ответил Рокк, – вы меня, честное слово, сбиваете. Я вам говорю, что нам необходимо возобновить у себя куроводство, потому что за границей пишут про нас всякие гадости. Да. – И пусть себе пишут… – Ну, знаете, – загадочно ответил Рокк и покрутил головой. – Кому, желал бы я знать, пришла в голову мысль растить кур из яиц… – Мне, – ответил Рокк. – Угу… Тэкс… А почему, позвольте узнать? Откуда вы узнали о свойствах луча? – Я, профессор, был на вашем докладе. – Я с яйцами еще не делал!.. Только собираюсь! – Ей-богу, выйдет, – убедительно вдруг и задушевно сказал Рокк, – ваш луч такой знаменитый, что хоть слонов можно вырастить, не только цыплят. – Знаете что, – молвил Персиков, – вы не зоолог? Нет? Жаль… Из вас вышел бы очень смелый экспериментатор… Да… только вы рискуете… получить неудачу… и только у меня отнимаете время… – Мы вам вернем камеры. Что значит? – Когда? – Да вот, я выведу первую партию. – Как вы это уверенно говорите! Хорошос. Панкрат! – У меня есть с собой люди, – сказал Рокк, – и охрана… К вечеру кабинет Персикова осиротел… Опустели столы. Люди Рокка увезли три большие камеры, оставив профессору только первую, его маленькую, с которой он начинал опыты. Надвигались июльские сумерки, серость овладела институтом, потекла по коридорам. В кабинете слышались монотонные шаги – это Персиков, не зажигая огня, мерил большую комнату от окна к дверям… Странное дело: в этот вечер необъяснимо тоскливое настроение овладело людьми, населяющими институт, и животными. Жабы почему-то подняли особенно тоскливый концерт и стрекотали зловеще и предостерегающе. Панкрату пришлось ловить в коридорах ужа, который ушел из своей камеры, и когда он его поймал, вид у ужа был такой, словно тот собирался куда глаза глядят, лишь бы только уйти. |
| Коромолин Юрий Булгаков [см. Булгак], 1565 г., Рязань Коромола, крамола – заговор, измена присяге Коромысло , крестьянин, 1495 г., Новгород Корондышев см. Карандышев Короставый Василий, псковский посадник, 1435 г. Короста – чесотка; короставый – чесоточный Коростелев Третьяк [см. Третьяк] Леонтьевич, 1568 г., Ярославль; Панкрат и Лева Епихины, 1579 г., Ряжск Коротай, Коротаев : Никита Михайлович Коротай, 1497 г.; Коротай Ермолин Шишкин [см. Шишка], 1559 г.; Иван Ильич Коротаев, 1594 г., Новгород [см. Глазатый] Коротай – куцый кафтан, телогрея-безрукавка Коротень, Коротнев : Коротень Васильевич Путилов [см. Пустило], 1490 г.; Василий, Матвей, Кушник [см. Кушник] и Третьяк [см. Третьяк] Коротневы, казнены в опричнине в 1570 г. [см. Шугарь] Короткие Ноги Семен Давидович Данилов, вторая половина XV в. Коротопол кн. Иван Иванович Рязанский, 1340 г. Коротыга, Коротыгин : Коротыга, крестьянин, 1545 г., Новгород; Степан Коротыгин, крестьянин, 1579 г., Шуя Корсак, Корсаковы : Корсак, литовский род, во второй половине XV в. и позже Корсаковы в Московской Руси; Горбуша [см. Горбуша] Васильев Корсаков, подьячий, 1480 (1485? – С. В.) г., Переяславль; Василий Михайлович, дворянин, 1495 г. [см. Варкалап, Кабат, Кайдаш, Милославские] Корта Петр Савинович Бурунов [см. Бурун], 1578 г.; Алешка Корта, крестьянин, 1534 г., Бежецкий Верх Ср. корта – кортавый Кортач Ефрем, псковский посадник, убит в 1407 г.; Арист Кортачевич, воевода, тогда же, Псков; Степан Аристов Кортачев, посадник, 1455 г. Корташ Иван, крестьянин, 1610 г., Муром; Якутка, крестьянин, 1630 г. Кортелев Иван, бортник, 1608 г., Нижний Новгород Корулин Степан, крестьянин, 1498 г., Новгород Корцов Сутыря [см. Сутыря], 1565 г., Казань; Алеша и Иван Истомины [см. Истома] Корцовы, помещики, середина XVI в. [см. Омена] Корчагин Игнатий Семенович , 1556 г., Кашира Корчага – чугун или большой кувшин Корчемка Василий Михайлович Бутурлин [см. Бутурля], середина XVI в.; Путило [см. Пустило] Корчемкин, царский сытник, 1573 г. Корчома Васильевич Яцкий [см. Яцкий], 1571 г., Катин |
| – Ведь за это же его, Петр Степанович, убить мало! Что же они делают? Ведь они ж погубят институт! А? Бесподобный самец, исключительный экземпляр Пипа американа, длиной в 13 сантиметров… Дальше пошло хуже. По смерти Власа окна в институте промерзли насквозь, так что цветистый лед сидел на внутренней поверхности стекол. Издохли кролики, лисицы, волки, рыбы и все до единого ужи. Персиков стал молчать целыми днями, потом заболел воспалением легких, но не умер. Когда оправился, приходил два раза в неделю в институт и в круглом зале, где было всегда, почему-то не изменяясь, 5 градусов мороза, независимо от того, сколько на улице, читал в калошах, в шапке с наушниками и в кашне, выдыхая белый пар, 8 слушателям цикл лекций на тему «Пресмыкающиеся жаркого пояса». Все остальное время Персиков лежал у себя на Пречистенке на диване, в комнате, до потолка набитой книгами, под пледом, кашлял и смотрел в пасть огненной печурке, которую золочеными стульями топила Марья Степановна, вспоминал Суринамскую жабу. Но все на свете кончается. Кончился 20й и 21й год, а в 22м началось какое-то обратное движение. Во-первых: на месте покойного Власа появился Панкрат, еще молодой, но подающий большие надежды зоологический сторож, институт стали топить понемногу. А летом Персиков, при помощи Панкрата, на Клязьме поймал 14 штук вульгарных жаб. В террариях вновь закипела жизнь… В 23м году Персиков уже читал 8 раз в неделю – 3 в институте и 5 в университете, в 24м году 13 раз в неделю и, кроме того, на рабфаках, а в 25м, весной, прославился тем, что на экзаменах срезал 76 человек студентов и всех на голых гадах: – Как, вы не знаете, чем отличаются голые гады от пресмыкающихся? – спрашивал Персиков. – Это просто смешно, молодой человек. Тазовых почек нет у голых гадов. Они отсутствуют. Так-тос. Стыдитесь. Вы, вероятно, марксист? – Марксист, – угасая, отвечал зарезанный. – Так вот, пожалуйста, осенью, – вежливо говорил Персиков и бодро кричал Панкрату: – Давай следующего! Подобно тому, как амфибии оживают после долгой засухи при первом обильном дожде, ожил профессор Персиков в 1926 году, когда соединенная американо-русская компания выстроила, начав с угла Газетного переулка и Тверской, в центре Москвы, 15 пятнадцатиэтажных домов, а на окраинах – 300 рабочих коттеджей, каждый на 8 квартир, раз и навсегда прикончив тот страшный и смешной жилищный кризис, который так терзал москвичей в годы 1919–1925. |
| Отправляя послов к Максимилиану, великий князь дал им такой наказ: «Просить им грамоты докончальной по великокняжескому списку слово в слово и говорить королю, чтоб велел писать грамоту русским письмом, нет ли у него писца серба или словенина; а не будет у него такого писца, который бы мог писать по-русски, то писать по-латыни или по-немецки». Относительно состояния общественной нравственности новорожденное государство должно было еще много терпеть от остатков прежнего безнарядья. Наместники и волостели продолжали смотреть на отправление своих должностей, на отправление правосудия исключительно как на средство кормиться, быть сытыми, и не считали неприличным высказывать такой взгляд прямо в просьбах своих великому князю: так, боярин Яков Захарьевич, назначенный в Кострому наместником вместе с литовским выходцем, паном Иваном Судимонтом, бил челом великому князю, что им обоим на Костроме сытым быть не с чего. После этого неудивительно читать в летописи, что Беклемишев, алексинский воевода, запросил у городских жителей посула, и когда они дали ему пять рублей, то он запросил еще шестого для жены своей. Видим жестокость казней – сожжение, отрезание языка, кнут – для людей всех сословий; но видим в то же время и преступления, объясняющие подобные казни: подложная грамота была составлена в 1488 году архимандритом и князем; видим, что и в других странах наказания не были мягче: по магдебургскому праву, данному западнорусским городам, употреблялись отсечение головы, посажение на кол, потопление. Разбойники в Тверской земле убили двоих псковских гонцов, ехавших в Москву, вместе со всеми провожатыми и побросали в реку; в каких размерах производились разбои и кем, видно также из следующего известия Псковской летописи под 1476 годом: собрались новгородские боярские ключники и ударились ночью разбоем со всею ратною приправою на псковскую волость Гостятино. Одно духовное завещание, дошедшее до нас от описываемого времени, начинается так: «Се яз, раб божий Панкрат Ченей, пишу сию грамоту душевную в конце живота; а бил мя Михайла Скобелцин большой с своими людьми, с Куземкою, да и с Ивашком с Щокотом, да брата его человек Михайлов Меньшево Дмитрок Зуй, а бил мя у своего села, а пойти ми с их рук». |
|
|
