| В начале III в. в Карфагене было уже много христиан. Киприан знал об этом; он не мог не заинтересоваться возвышенным учением христианским, ибо от природы был наделен любознательным и благородным умом. Еще до обращения своего в христианство Киприан познакомился с некоторыми сочинениями Тертуллиана 5373 и это натолкнуло его на путь истины. Еще будучи язычником, Киприан начал чувствовать отвращение от языческой жизни. Он сознавал пагубность и греховность гладиаторских зрелищ, где убийство одних доставляло удовольствие другим; Киприан питал отвращение и к языческим трагедиям и комедиям, которые предавали памяти людей минувшие злодеяния и развращали людей. Еще будучи язычником, он с прискорбием смотрел на несправедливости и притеснения со стороны судей, на обманы и ссоры между частными лицами; еще будучи язычником, он сознавал, что знатность, честь и богатство, которые кажутся многим так заманчивыми и обольстительными, на самом деле наполняют душу только пустыми и мучительными опасениями и тревогами. Все это привело Киприана к убеждению, что в язычестве спастись нельзя, что языческая религия не может дать человеку мира душевного и не может заслуживать ни малейшего внимания сравнительно с религиею христианскою. Но сознание глубины и повсеместности нравственного развращения останавливало на время обращение Киприана в христианство. Он часто задумывался о своем нравственном падении, о необходимости исправиться и начать новую жизнь в христианстве, но в то же время страшился первоначально высоких требований христианства; он почитал весьма трудным то духовное возрождение, какое даруется в христианстве, ибо уже много лет он провел в язычестве. Свои сомнения и недоумения по этому поводу он красноречиво выражает в «Письме к Донату». Киприан говорит здесь: «Возможно ли отложить все то, чем был кто-либо ранее, и при том же сложении тела сделаться другим человеком по уму и по сердцу?.. Возможно ли совлечься того, что, родившись от глубокой материи, вместе с нею отвердело, или от долговременной привычки укоренилось вместе с летами... Научится ли когда бережливости тот, кто привык к великолепным пиршествам и изысканными снедям? Наденет ли когда-нибудь обыкновенное и простое платье тот, на ком всегда были драгоценные, украшенные золотом, одеяния? Нет, – рассуждал Киприан, – сын роскоши, привыкший к почестям, никогда не решится быть частным и незнатным человеком. Всегда сопровождаемый своими слугами, окружаемый в знак почести многочисленною толпою раболепствующего пред ним народа, он считает наказанием, когда бывает один. Быв пленником беспрестанных забав, он обыкновенно предается винопитию, надмевается гордостью, воспламеняется гневом, помышляет о хищении, поддается жестокости, увлекается похотением. Так часто рассуждал я сам с собою, – пишет Киприан, – ибо и сам был подвержен многим заблуждениям» 5374 . |
| Киприан так объяснял свой поступок: «Первая степень победы состоит в том, чтобы исповедовать Господа после взятия руками язычников. Вторая степень славы состоит в том, чтобы благоразумным удалением спасти себя для Господа. Одна есть – всенародное исповедание, другая – частное. Одна побеждает гражданского судию, другая – благоприятнее Богу, как Судии, ибо поддерживает чистую совесть в непорочности сердца. В одном случае обнаруживается более живая твердость, в другом – более уверенная осторожность. Один, когда приближается час его, оказывается уже созревшим для смерти, для другого, быть может, она отсрочена, – для того, например, который, оставив свое наследие, удалился по той именно причине, чтобы ему не отпасть, но несомненно исповедовал бы себя христианином, если бы и он был также взят (язычниками)». Без сомнения, своим временным удалением Киприан оказал Церкви более высокую услугу, чем мог бы оказать ее сразу же принятым мученичеством. Пред удалением своим святой Киприан разделил церковные деньги, бывшие доселе в его заведовании, между всеми клириками, оставшимися в Карфагене, для более удобного вспомоществования неимущим и бедным. Клир, со своей стороны, охотно сообщал своему епископу все сведения о состоянии его паствы и повиновался ему так же, как и в его личном присутствии. По справедливости можно сказать, что он один только и был способен управлять карфагенскою церковью в такое тяжелое время. Его жизнеописатель, диакон Понтий, замечает: «Представим себе, что он (Киприан) тогда (т.е. тогда, когда бы не скрылся из Карфагена) удостоился мученической кончины... Кто бы научил падших покаянию, еретиков – истине, расколоучителей – единству, чад Божиих – сохранению мира и молитве?» Святой Киприан находился, таким образом, в постоянном сношении с своею паствою и посылал неоднократные письма и сообщения пресвитерам, диаконам, мученикам и исповедникам. Первым он говорил, что прибудет к ним, как только Бог покажет ему, что такова Его воля. Он просил их иметь попечение о вдовах, больных, странниках и о всех неимущих. Хотя он и оставил для этой цели некоторую сумму денег, но, опасаясь, что, быть может, она уже вся истрачена, он отправил своего слугу Нарика с новым денежным приношением. Более всего заботился Киприан о том, чтобы христиане не пали духом среди бури огорчений. С не меньшею задушевностью писал святой Киприан также исповедникам и мученикам. Он укреплял их мужество, превозносил их верность; увещевал всех христиан смотреть за тем, чтобы должные почести оказывались телам мучеников после их смерти и чтобы им доставлялось всевозможное облегчение во время их страданий. |
| Эти письменные труды говорят нам о том, что к природному дару слова и блестящему образованию новокрещеный Киприан приложил еще и глубокое изучение Священного Писания и церковного вероучения. Через год или немного более по крещении Киприан был рукоположен во пресвитера. Своей образованностью и благочестием Киприан не мог не привлечь внимания сограждан, и спустя два-три года после начала своей новой христианской жизни, по смерти Карфагенского епископа Доната, народ едино душно избирает его предстоятелем Африканской кафедры. Его избрание последовало, вероятно, около 249 года. Лишь у нескольких карфагенских римских провинций в Северной Африке, служил местом резиденции проконсула и являлся одним из величайших городов империи. Однако расцвет этого прославленного города, столетиями составлявшего достойную конкуренцию самому Риму, ко времени жизни епископа Киприана давно прошел – в середине второго столетия Карфаген был полностью разрушен и восстановлен только в 44 году до Р.Х. Фасций Цеций Киприан (таково полное имя священномученика) происходил из знатной и богатой языческой семьи. Происхождение позволило ему получить блестящее образование и сулило завидную карьеру – он преподавал риторику в карфагенском училище и выступал как адвокат в суде. О своей жизни до принятия крещения священномученик Киприан пишет с резким осуждением: «Я находился во тьме и в глубоком ослеплении, когда, исполненный нерешительности и сомнения, я носился и блуждал в море этого бурного». Крещение восставляет его к жизни новой: «Когда возрождающие воды омыли пятна прежней моей жизни и в очищенное и оправданное сердце пролился небесный свет, когда, приняв Духа Небесного, соделался я по второму рождению новым человеком, – тогда чудным образом сомнения разрешились в уверенность; тайны начали открываться, мрак исчезать; то, что прежде казалось трудным, соделалось удобным, невозможное стало возможным» (письмо 1). Произошло это, вероятно, около 245 года, когда Киприан достиг уже вполне зрелого возраста. Еще во время своего оглашения Киприан, согласно житию, составленному его современником, принял на себя обет безбрачия, продал свое имение, а вырученные за него деньги раздал нищим. |
| Если имеют, то зачем просят того, чем обладают? А если тем самым, что просят, доказывают, что они не имеют, то почему не подчиняются суду тех, у которых, по их мнению, должно просить мира, которого действительно они не имеют?» 304 . Исповедник Лукиан, который доставил столько огорчений карфагенскому епископу, приказывал именно давать мир и отпускать грехи 305 . Сам св. Киприан говорит, что в даровании мира дается залог жизни (pignus vitae in data расе) 306 . «Я удивляюсь, – писал св. Киприан, – что некоторые... считают непозволительным допускать к покаянию падших и давать прощение (veniam) кающимся» 307 . «Господь не увещевал бы к покаянию иначе, как только потому, что обещал помилование (indulgentiam) кающимся» 308 . Скорбящим не должно быть отказываемо в плоде покаяния (poenitentiae fructus dolentibus non negandus) 309 . Что, по учению св. Киприана, принятие в церковное общение связано было с разрешением от греха, это доказывается уже тем, что св. Киприан считал допущение падших до Евхаристии прежде возложения на них руки епископом и клиром в знак покаяния поруганием над Святым Телом Господним, ссылаясь на слова апостола Павла (см.: 1Кор. 11:27 ) 310 . Кроме того, св. Киприан, пока продолжалось гонение, запретил принимать падших в общение потому, что была возможность получить не только прощение, но и венец 311 . И здесь св. Киприан принятие в церковное общение отождествляет с прощением. О том же говорит и весь ход доказательств св. Киприана в пользу снисходительной практики: в письме к Антониану св. Киприан подробно доказывает из Священного Писания , что нужно давать прощение кающимся 312 . А потому когда св. Киприан говорит о том, что Господь Бог может исправить ошибку Своих рабов, это значит только то, что священника можно обмануть притворным покаянием. Прощение может быть дано только тогда, когда согрешивший искренно кается в своем согрешении. При наличности искреннего покаяния еще здесь, на земле, дается не видимое только общение с Церковью, но и действительное прощение греха. |
| Как вспоминал сам священномученик Киприан, до 46-ти лет он «вел жизнь греховную, потворствуя своим страстям». Но ему, наделенному незаурядным интеллектом и тонкой, чувствительной натурой, в зрелом возрасте стали отвратительны языческие увеселения. Он перестал ходить в цирк, где умирали израненные гладиаторы, а кровожадные зрители-язычники бесновались от зрелища смерти. Киприану опротивел театр с его языческими трагедиями, где превозносились тираны и злодеи, а комедии были наполнены бесстыдством. Все чаще Киприан испытывал душевное опустошение и отчаяние. Разочарованный в своей жизни, Киприан писал в письме к другу: «Знатность, всеобщий почет и богатство, которые кажутся многим людям такими заманчивыми и обольстительными, на самом деле наполняют душу пустыми и мучительными тревогами». Любознательный по природе, Киприан заинтересовался христианским учением. Он прочитал «Апологию» Тертуллиана , и книга эта натолкнула его на размышления о бессмертии души, о необходимости спасения от вечной гибели. Он захотел стать христианином, но поначалу не верил в возможность своего перерождения: «Возможно ли отбросить все то, чем я жил раньше, и сделаться другим человеком по складу ума и сердца?» В состоянии такой внутренней борьбы Киприан познакомился с христианским священником по имени Цецилий. Тот сказал ему: «Пока жив человек, он может измениться, преодолеть самые злые наклонности». В то время совершению Таинства Крещения предшествовало серьезное и длительное испытание. Таким испытанием для Киприана стал полный и добровольный отказ от своего огромного состояния. В доказательство искренности своего стремления быть христианином Киприан раздал все имущество бедным. Ему больше негде было жить, и он поселился у Цецилия, который и совершил над ним Таинство Крещения. Не прошло и года, как умер карфагенский епископ. Киприана, успевшего к тому времени стать любимым в народе священником, христиане единодушно избрали своим епископом. Как-то он завтракал со своим дьяконом Понтием и вдруг сказал: |
| Таким образом, во время страшного бедствия общественного Киприан принял все меры к тому, чтобы всячески облегчить участь страждущих. Несмотря на это, среди язычников находились люди, которые осмеливались утверждать, что язва, как и прочие бедствия общественные, была послана богами языческими за непоклонение им христиан. Такие слухи распространял особенно некто Димитриан, один из судей карфагенских. Вслед за ним и другие язычники повторяли эту клевету на христиан. Святой Киприан опроверг это заблуждение, написав особое сочинение по сему поводу. «Бедствия мира, — писал он Димитриану и всем тем, кто разделял его мысли, — имеют свою причину в развращении людей; эти бедствия предсказаны пророками, как наказания за пороки, которые особенно распространены среди язычников и которые сами по себе всегда разрушают благосостояние народов, как и отдельных лиц. Языческие боги, — рассуждал Киприан, — не могут сами защищать себя, и тем явно доказывают свою зависимость от христиан, когда изгоняются из людей христианами 18 ; мы, христиане, — рассуждал святой Киприан, — хотя также подвергаемся внешним бедствиям, но при безропотном перенесении их и надежде на будущую жизнь, мы не страдаем от несчастий». Между тем приближалось время страданий святого Киприана. На престол вступил император Валериан 19 , который воздвиг жестокое гонение на христиан. Весть о новом гонении на христиан скоро достигла и до церкви африканской и, как обыкновенно, сколько устрашала малодушных, столько же воспламеняла к мужественному терпению твердых в вере. «О чем лучше и более нам должно заботиться, как не о том, чтобы непрестанными увещаниями приготовить вверенный нам народ против стрел диавола», — писал тогда святой Киприан Фортунату, епископу Туккаборскому. Но, кроме устных и письменных увещаний, святой Киприан и самым делом подал пример небоязненного исповедания своей веры пред язычниками. После того, как было объявлено гонение на христиан, проконсул карфагенский, Аспазий Патерн, получил указ императора, который предписывал принуждать христиан к поклонению идолам; при этом епископы христианские подлежали изгнанию, а христианские собрания запрещались. Проконсул намеревался, прежде всего, принудить к отречению от веры христианской святого Киприана, а посему вначале призвал его к допросу. |
| Между отпечатками духа Киприанова и услугами его тогдашнему христианству должно почесть его попечение о сохранении христиан от произвольных опасностей со стороны гонителей. Ревность страдать за веру, столь похвальная сама по себе, в некоторых близка была к тому, чтобы обратиться в страсть. Святой Киприан собственным примером показал, что можно, а иногда и необходимо, скрываться от гонения. Внушение сей истины он находил столь нужным по тогдашним обстоятельствам Церкви, что на пути к месту казни снова завещал верующим не вызываться без нужды на мучения. Обстоятельства Церкви, колеблемой то внешними, то внутренними бедствиями, не позволили святому Киприану посвятить дарований своих, по примеру других отцов Церкви, на изъяснение Священного Писания. Все почти писания его содержат пояснение вопросов, обращавшихся тогда в споре, и разрешение недоумений церковных. Впрочем, несмотря на то, что учение христианское является в них в приложении к частным случаям, из сего видно, что Киприан обладал глубоким познанием умозрительной и деятельной истины христианской веры. Хорошее приложение начал еще более ручается за основательное их познание, нежели хорошее изложение начал; сделавшись христианским писателем, святой Киприан совсем почти не пользовался мудростью языческой. Если бы он в некоторых письмах не был принужден упомянуть о своем состоянии в язычестве, из его сочинений нельзя было бы догадаться, что он до обращения в христианство был ученым язычником. Отличный дар красноречия виден во всех произведениях Киприана, но везде видно также, что он, по примеру апостола, полагал достоинство слова своего «не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлениях духа и силы» ( 1Кор.2:4 ). Из духовных писателей святой Киприан любил преимущественно Тертуллиана . От частого чтения сего писателя в Киприане произошло некоторое нравственное содружество с ним, которое простерлось и на их сочинения. Киприан, подобно Тертуллиану , по-видимому всегда выражается первыми попавшимися ему словами, отчего слог его несколько тяжел и не совсем обработан; зато в каждом выражении его видно сердце. |
| Между отпечатками духа Киприанова и услугами его тогдашнему христианству должно почесть его попечение о сохранении христиан от произвольных опасностей со стороны гонителей. Ревность страдать за веру, столь похвальная сама по себе, в некоторых близка была к тому, чтобы обратиться в страсть. Святой Киприан собственным примером показал, что можно, а иногда и необходимо, скрываться от гонения. Внушение сей истины он находил столь нужным по тогдашним обстоятельствам Церкви, что на пути к месту казни снова завещал верующим не вызываться без нужды на мучения. Обстоятельства Церкви, колеблемой то внешними, то внутренними бедствиями, не позволили святому Киприану посвятить дарований своих, по примеру других отцов Церкви, на изъяснение Священного Писания. Все почти писания его содержат пояснение вопросов, обращавшихся тогда в споре, и разрешение недоумений церковных. Впрочем, несмотря на то, что учение христианское является в них в приложении к частным случаям, из сего видно, что Киприан обладал глубоким познанием умозрительной и деятельной истины христианской веры. Хорошее приложение начал еще более ручается за основательное их познание, нежели хорошее изложение начал; сделавшись христианским писателем, святой Киприан совсем почти не пользовался мудростью языческой. Если бы он в некоторых письмах не был принужден упомянуть о своем состоянии в язычестве, из его сочинений нельзя было бы догадаться, что он до обращения в христианство был ученым язычником. Отличный дар красноречия виден во всех произведениях Киприана, но везде видно также, что он, по примеру апостола, полагал достоинство слова своего «не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлениях духа и силы» (1Кор.2:4). Из духовных писателей святой Киприан любил преимущественно Тертуллиана. От частого чтения сего писателя в Киприане произошло некоторое нравственное содружество с ним, которое простерлось и на их сочинения. Киприан, подобно Тертуллиану, по-видимому всегда выражается первыми попавшимися ему словами, отчего слог его несколько тяжел и не совсем обработан; зато в каждом выражении его видно сердце. |
| В августе 257 года император Валериан снова воздвиг гонение на христиан. Священномуч. Киприану было предложено принести жертву. Он отказался и был сослан в городок Курубис, где провел около года, и откуда продолжал руководить епархией. В видении священномуч. Киприану было открыто, что его вскоре обезглавят. Через год гонения усилились. Священномуч. Киприана вызвали в Карфаген. Он явился туда, лишь когда в город возвратился проконсул, дабы его дело имело большую огласку. Священномученик писал в это время: «Подобает, дабы епископ исповедовал Господа в главном городе своей епархии и оставил народу своему память о своем исповедании». Он готовился к смерти с той же мужественной прямотой, какую являл всей своей жизнью. Когда верующие узнали о прибытии епископа, они окружили его дом. Священномуч. Киприан потребовал лишь, чтобы из толпы увели девушек, дабы им не подвергаться оскорблениям солдат. Последняя ночь перед судилищем протекла в бдении, словно над телом мученика. Наутро епископ предстал перед проконсулом. Сохранилась запись судебного разбирательства: – Ты ли Фасций Киприан? – Да, это я. – Ты ли здешний папа этих святотатцев? – Да. – Божественные императоры повелели всем принести жертву. – Я это знаю. – Обдумай. – Делай, что тебе приказано, обдумывать тут нечего. Проконсул поразмыслил и вынес приговор: – Повелеваем, дабы Фасций Киприан был предан смерти чрез отсечение головы. – Deo gratias (Благодарение Богу), – ответствовал священномученик. Осужденного тут же повели к месту казни. Епископ Христов Киприан снял плащ и мантию, и передал их диаконам. Оставшись в тунике, он преклонил колена и погрузился в долгую молитву. Затем он по-царски одарил палача двадцатью пятью золотыми монетами. Потом сам завязал себе повязку на глазах, и попросил диакона и священника связать ему руки. После сего приговор был приведен в исполнение. Казнь священномуч. Киприана состоялась 31 августа/13 сентября 258 г. Почитание священномуч. Киприана быстро распространилось по всей Африке. Долгие века он оставался небесным покровителем Африки. В одном только Карфагене ему было посвящено несколько храмов. Сохранились проповеди блаженного Августина на празднествах в честь священномуч. Киприана Карфагенского . |
| Таким образом ночь перед страданием Киприана представляла собой ночь перед страданием Спасителя, которую верные также проводили без сна. Святой Киприан не умолкал во все продолжение ее, давая советы и утешения оставляемой им пастве. От избытка сердечных чувств так полны были уста его, что он желал, чтобы беседа его не иначе пресеклась, как с самой жизнью. Наконец настал вожделенный для Киприана день, тот день, который не мог не быть последним для него, хотя бы желали того все римские проконсулы. Окруженный безчисленной толпой верных, он явился в претор. Начался обыкновенный допрос: «Ты ли Фасций Киприан?» – «Я». «Ты ли был папою у святотатцев?» – «Я». – «Благочестивейшие императоры повелевают тебе принести богам жертву». – «Не могу». – «Размысли о участи, тебя ожидающей». – «Поступай, как тебе предписано; в настоящем случае нет места размышлению». Тогда проконсул, поговорив с советниками своими, сказал, обратясь к святому Киприану: «Долго жил ты святотатственным образом, совращая многих вослед твоей злотворной ереси и враждуя против Римских законов и богов. Самая снисходительность благочестивейших императоров, Валериана и Галиена, не могла обратить тебя к поклонению богам. Будучи виновником ужаснейших злодеяний, ты будешь служить примером для тех, кои обольщены твоим коварством; мудрование твое запечатлеется твоей кровью». Так самое осуждение Киприана выражало его славу, и проконсул, подобно Каиафе, невольно произнес пророчество о утверждении Церкви его кровью! За сим произнес окончательный приговор: «Фасций Киприан осуждается умереть от меча». Святой Киприан сказал: «Слава Богу». Народ, услышав сие, столько воспламенился ревностью страдать за веру, что все воскликнули: «И мы умрем со святым епископом!» Воины, выведя из претора святого Киприана, повели его на некоторое место, называвшееся Ксистою. В продолжение пути он увещевал верных не подвергать себя мечу язычников без нужды. Достигнув Ксисты, снял с себя верхнюю одежду и отдал находившимся при нем диаконам; потом, стоя на коленях, произнес краткую молитву; после сего, завещав дать совершителю казни тридцать сребренников, завязал себе, по обыкновению казнимых, глаза; руки же, по тому же обыкновению, связаны были одним из диаконов. |
|
|
