| В данном случае мы имеем дело с обратной стороной той же своеобразной веротерпимости татар. Ограждая в своих ярлыках неприкосновенность православной русской церкви в следующей сильной форме «кто веру русских похулит или ругается, тот ничем не извинится и умрет злою смертью», — татарские ханы, с своей точки зрения, были правы, когда требовали от русских князей одинаковой чести и их собственной вере, и не могли видеть в своих требованиях никакого насилия для чужой совести, хотя щепетильность в этом отношении христиан была им, конечно, известна. Печальная развязка столкновения на этой почве с кн. Михаилом, может быть, отчасти объясняется и простой политической местью. Плано-Карпини замечает: «у татар есть обыкновение, чтобы с теми, которые убьют их посланников, или худо с ними поступят, никогда не делать ни мира, ни перемирия, они не остаются в покое до тех пор, пока за то не отомстят». А Михаил Всеволодович Черниговский, как известно, сидевший в Киеве во время приступа к нему татар в 1239 году, приказал без рассуждений умертвить послов Батыева полководца, предлагавших ему добровольную сдачу. Весьма поэтому вероятно, что Батый воспользовался в 1246 г. случаем намеренно поставить религиозную церемонию настолько остро для сознания Михаила, чтобы привести его к трагическому концу. На этот счет имеется и подтвердительное замечание, в словах того же Плано-Карпини: «иногда татары бывают столь злы, что ищут случая убивать князей, как то они поступили с российским князем Михаилом и другими». — Князь Роман Ольгович зверски казнен был за то, что, по доносу на него, хулил хана, ругался над его верой. Если так, то, очевидно, с ним поступлено было по прямому закону Чингис-хановой Ясы. Не служат возражением против общего утверждения веротерпимости татар и два других сомнительных случая. Так, летописи наши сообщают о попытке хана Джанибека наложить на русское духовенство дань. Но виновными в этом деле оказывались сами же русские, вероятно, какие-нибудь князья. Из зависти к хозяйственным способностям митроп. |
| Ханы Золотой Орды этого периода перестают обмениваться любезностями с русским духовенством, отчасти отвлекаясь своими внутренними неурядицами, а отчасти, может быть, и под влиянием постепенного усвоения духа новой мусульманской религии, хотя мы не знаем до конца татарского владычества над Русью, до 1480 г., ни одного случая какого-нибудь посягательства ханов на установившиеся привилегии русской церкви. А чем же объяснить факты мученичества в орде за веру двух русских князей? Черниговский князь Михаил Всеволодович осужден на казнь Батыем (1246 г.), и рязанский Роман Ольгович — Мангу-Темиром (1270 г.). Кн. Михаилу, явившемуся в Орду, Батый велел, по Лаврентиевской летописи, «поклониться огневи и болваном их, Михаил же князь не повинуся веленью их, но укори и глухыя его кумиры, и тако без милости от нечестивых заколен бысть». Более определенно говорит о требованиях, предъявленных Михаилу, свидетельство Плано-Карпини, бывшего в Золотой Орде вскоре после этого факта. «Татары обожают юг», пишет он, «как будто божество какое, и всех к ним приезжающих вельмож к тому же принуждают; некоторого русского князя, по имени Михаила, который приезжал к Батыю для изъявления своей преданности, они заставили сперва пройти между двумя огнями, а потом велели молиться на юг пред Чингисханом; но он отвечал, что поклонится пред Батыем и его служителями, а пред образом умершего человека никогда этого не сделает, потому что то возбранено христианам». Что касается прохождения между двух огней, то, по всей вероятности, Михаил исполнил это условие, потому что оно собственно и не имело религиозного значения, а представляло для суеверных монголов просто гарантию против злых чар, направленных на личность хана. Поклонение же духу Чингисхана и даже душам всех умерших ханских предков обычно требовалось, как мы знаем, из чувствительных описаний волынского летописца (Ипат. под. 1250 г.), и от других князей, и те, покоряясь необходимости, исполняли «злочестивое веление», а Михаилу твердость его христианской совести не позволяла этого сделать, что и привело его к страдальческой кончине. |
| Память их обоих Церковь чтит 20 сентября и 14 февраля (перенесение мощей). 1270 г. В Орду вызван на суд Князь Роман Ольгович Рязанский. Хан Менгу-Темир предлагает ему отступиться от христианства. Отказывается князь. Хан приказывает подвергнуть его мучительной казни. Князь не перестает говорить о святости Христовой веры. Ему отрезают язык. Затем выкалывают глаза, отрубают пальцы рук и ног, обрезают уши и губы, потом отсекают руки и ноги; когда же остается одно туловище, но еще с искрами жизни, то сдирают с головы кожу, отрубают голову святого мученика и втыкают ее на копье. Память святого князя Романа чтится Церковью 19 июля. Псков. Выходец из Литвы, князь Довмонт († 1299), во крещении Тимофей, праведно правивший народом, помогавший бедным, любивший духовенство, строивший храмы. Князь – постник и молитвенник – молится в Троицком соборе. Меч его положен перед алтарем: «Господи Боже Сил, призри на кротких и смиренных рабов Твоих и смири высокоумие гордых»,– взывает князь. Благословенный затем игуменом Исидором и препоясанный мечом идет и побеждает ливонцев сей святой князь. Память его чтится Церковью 20 мая. 1319 г. Татарская кочующая орда. Хан Узбек шумным табором продвигается на охоту к берегам Терека. У него томится в неволе, преданный своими же русскими, Великий Князь Михаил Ярославович Тверской. Окован он цепями, на него возложена железная колодка. Князь знает, что ждет его, но духом не падает, укрепляясь молитвой. Верный отрок перевертывает листы псалтиря, так как у Князя руки забиты в колодки. Бывшие с ним верные бояре грустят о его участи. Князь-пленник ответствует им: «Друзья! вы долго видели меня в чести и славе: будем ли неблагодарны? Выя моя скоро освободится от сего древа, гнетущего оную». Приближаются к нему убийцы. Дочитывая псалтирь, Князь в последний раз с вдохновением произносит слова: «Кто даст мне криле, яко голубине, и полечу и почию», и, молясь, гибнет от рук убийц. «И причтен был, – говорит летописец,– к лику святых со сродниками своими: Борисом, Глебом и Михаилом Черниговским». |
| Что может королева Франции? Выйти замуж за иностранца, да вдобавок за парижанина, да ещё, на минуточку, за короля! Современным брачным агентствам трудно представить более выгодную партию для киевлянки. А вот в середине ХІ века переезд из Киева в Париж на ПМЖ можно сравнить только с переездом в провинциальный Житомир. 10 мая, 2012 Выйти замуж за иностранца, да вдобавок за парижанина, да ещё, на минуточку, за короля! Современным брачным агентствам трудно представить более выгодную партию для киевлянки. А вот в середине ХІ века переезд из Киева в Париж на ПМЖ можно сравнить только с переездом в провинциальный Житомир. Её портрет вот уже десять веков хранят стены Святой Софии — девочка-отрок с ясным и серьёзным взором. Её история неразделимо сплетена с историей двух великих государств. Она родилась в Киеве — и ей суждено было стать королевой Франции. История фамильного дерева древнерусских князей Рюриковичей несёт на себе множество страшных плодов — и братоубийство, и междоусобицы, и ослепление ради наследства, и просто всякую масштабную семейную грызню, разыгравшуюся, словно на кухне, на просторах одной из немаловажных в Средневековье держав — Киевской Руси. Но, к счастью, помимо гнилушек, рождало древо Рюриковичей и совершенно чистые, наливные, нетленные плоды любви и высокой жертвенности «за други своя». Думается, от этой силы раскатились его яблочки по пятой части суши Земли и за море далече. Многие сыновья и дочери Рюриковичей канонизированы нашей Православной Церковью. Большинство, конечно, как благоверные князья, послужившие укреплению христианства. Но есть среди Рюриковичей и мученики за Христа, и святые страстотерпцы — Борис и Глеб, Михаил Черниговский, Василько Константинович, Роман Ольгович. Многим Рюриковичам поставлены в наших городах светские памятники — Крестителю Владимиру над Днепром, Александру над Невой, Ярославу — у Золотых Ворот, практически всем державным мужьям из семейства Рюриковичей — на площади детинца в Великом Новгороде, и преподобному Николе Святоше — во смирение — возле Святошинской райгосадминистрации. |
| Андрея во Владимирские митрополиты. К., бывший, как и Леон, сторонником строгой практики постов, на Рождество 1168 г. запретил в служении киево-печерского игум. прп. Поликарпа , придерживавшегося, очевидно, др. т. зр. на пост в Господские праздники. Прп. Поликарп был близок к кн. Мстиславу (и к его дяде вел. кн. Ростиславу Мстиславичу): по рассказу киевского летописца о вокняжении Мстислава, князь вел переговоры, находясь в келье игумена в Киево-Печерском мон-ре (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 535; Т. 25. С. 76). За конфликтом митрополии с Печерской обителью, видимо, стояли неурегулированные отношения К. с княжеской властью: ранее, как и его отец Изяслав (Пантелеимон) Мстиславич , Мстислав Изяславич был против того, чтобы Киевскую кафедру занимали греки из Византии и выдвигал вопреки воле К-поля на митрополичью кафедру Климента Смолятича. При К. в Киеве находился и содействовал митрополиту Черниговский еп. Антоний Гречин, который, вероятно, начал запрещать нарушение поста в Господские праздники ранее 1164 г., за что был изгнан из Чернигова кн. Святославом Ольговичем (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 354). 8 марта 1169 г. войска созданной владимиро-суздальским кн. Андреем Боголюбским княжеской коалиции (в нее входили князья Глеб Юрьевич Переяславский, Роман Ростиславич Смоленский, Давид Ростиславич Вышгородский и др.) во главе с сыном владимиро-суздальского князя Мстиславом Андреевичем взяли Киев. Мстислав Изяславич после 3 дней обороны города вынужден был бежать, победители «весь Кыев пограбиша, и церкви, и манастыре, за 3 дни, и иконы поимаша, и книгы, и ризы». По всей видимости, разграблению подвергся также митрополичий двор (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 545; Т. 25. С. 79). Владимирский летописец считал разорение киевских монастырей и храмов не только возмездием за грехи киевлян, но и Божией карой за «митрополичю неправду» по отношению к печерскому игум. Поликарпу (Там же. Т. 1. Стб. 354). В Киеве был посажен на княжение зависимый от Андрея Боголюбского кн. Глеб Юрьевич. Вероятно, не без участия нового князя игум. |
| Георгий (Юрий) Димитриевич женился в Москве на дочери Г. С. Анастасии. В 1401 г. Г. С. при поддержке Олега Рязанского начал борьбу за возвращение Смоленского княжения. В авг. князья подошли к Смоленску. В городе начались «мятежь и крамола», т. к. «инии Витовта хотяаху, а иные князя Юрья отчича». На стороне Г. С. было большинство горожан, к-рые «не могуще тьрпети налоги, насильства от иноверных от Ляхов» (ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. С. 391). После переговоров смоляне открыли Г. С. городские ворота. Сидевший здесь в осаде ставленник Витовта бывш. черниговский кн. Роман Михайлович был арестован и казнен, такая же судьба постигла смоленских и брянских бояр, к-рые «не хотели отчича князя Юрья». В ответ осенью 1401 г. Витовт совершил поход на Смоленск, в продолжение 4 недель безуспешно осаждал его, был вынужден отойти, «взем мир с княземь Юрьемь по старине». После ухода войск Витовта в городе «крамола бысть велика, людии посекоша много» (Там же. С. 390-391; Т. 25. С. 231 и др.). Согласно Краткой Волынской летописи, продолжились казни бояр, поддерживавших литов. вел. князя (Там же. Т. 35. С. 121). Г. С. искал союзников в борьбе против литов. правителя. В июне 1402 г. смоленский князь заключил мир с Вел. Новгородом. Очевидно, к этому же времени относятся попытки Г. С. получить помощь от Тевтонского ордена (LECUB. Т. 4. 1654). В мае-июне 1402 г. рязанский кн. Олег Иоаннович организовал в поддержку Г. С. поход под командованием своего сына Родослава на принадлежавший литовцам Брянск. Однако на границе под Любутском рязанская рать была разбита войсками литов. князей Лугвеня Мстиславского и Александра Стародубского, кн. Родослава взяли в плен. Ситуация еще более осложнилась для Г. С. после смерти 5 июля 1402 г. его тестя и покровителя кн. Олега Иоанновича, новый правитель Рязанского княжества блгв. кн. Феодор Ольгович , женатый на сестре Василия I Софии, по отношению к Витовту придерживался дружественного нейтралитета. В 1403 г. по приказу Витовта кн. Лугвень вновь атаковал Смоленск, захватил Вязьму, в литов. |
| Что же, посреди таких обстоятельств в продолжение монгольского периода сделались ли русские действительно лучшими по своей нравственности, нежели какими были прежде? Мы нимало не сомневаемся, что все означенные обстоятельства, грозные и поучительные, не могли не производить сильных, иногда потрясающих действий на массы народа и что тысячи, десятки тысяч людей искренно обращались тогда к Богу и оканчивали жизнь с истинным покаянием, как точно и было, по прямому свидетельству летописей, например, во Владимире при первом нашествии татар и в Пскове — во время моровой язвы . Но надобно сознаться, что все эти действия были только временные и проходившие скоро. А сказать, чтобы в тот период изменился к лучшему самый характер русского народа, чтобы русские более прониклись духом Евангелия, более утвердились и возвысились в началах христианского благочестия, отнюдь не позволяет история. Много светлого и доблестного представляет она тогда у нас, но почти ничего такого, чего бы не представляла и прежде. Зато, с другой стороны, представляет много и мрачного, даже более мрачного, нежели сколько мы видели у себя в предшествовавшее время. Русские отличались уже и прежде глубокою приверженностию к святой вере Христовой и православной Церкви. Теперь открывались для них случаи засвидетельствовать эту приверженность и любовь своею кровию. В 1246 г., когда Батый позвал к себе черниговского князя Михаила и потребовал от него чрез своих волхвов, чтобы он пред вступлением в палату ханскую прошел по обычаю монголов сквозь огонь и поклонился солнцу и истуканам, благоверный князь отвечал: «Я христианин и не могу поклониться твари и идолам». Когда ему предложили на выбор одно из двух: или поклониться, или умереть, князь не поколебался избрать последнее, несмотря на все убеждения близких людей, приготовился к христианской кончине и вкусил лютую смерть от варваров. Примеру доблестного князя тогда же последовал и любимый боярин его Феодор. В 1270 г. другой князь русский, Роман Ольгович рязанский, был оклеветан в Орде, будто он поносил хана и его веру. |
| Лик святых Б. Русской Церкви, к-рый включает ок. 50 князей (княгинь) и царей (цариц), прославленных к общецерковному или местному почитанию, возглавляют св. равноапостольные вел. кн. Владимир († 1015, пам. 15 июля) и вел. кнг. Ольга († 969, пам. 11 июля). Равноапостольство святых Владимира и Ольги во многом было определено их единодержавным княжением. В житии Владимира выводится образ Б. князя как покровителя Церкви, просветителя Русской земли, храмоздателя, смиренного, милостивого к нищим правителя. Образ рус. Б. княгинь наследовал существенные черты св. Ольги: целомудрие, супружескую верность, мудрость, милосердие. Св. блгв. кн. Михаил Черниговский. Икона. XVIII в. Св. блгв. кн. Михаил Черниговский. Икона. XVIII в. К лику рус. святых Б. правителей, многие из к-рых почитаются и в др. ликах, относятся: Всеволод († 1138, пам. 11 февр.), кн. новгородский и псковский; кн. Петр (в иночестве Давид) и кнг. Феврония (в иночестве Евфросиния) муромские († 1228, пам. 25 июня); Александр Ярославич Невский (в иночестве Алексий; † 1263, пам. 23 нояб.), вел. кн. владимирский; кн. Довмонт († 1299, пам. 20 мая) и кнг. Мария (в иночестве Марфа; † 1300, пам. в Соборе псковских святых) псковские; кнг. Анна Кашинская (в иночестве Евфросиния; † 1368, пам. 2 окт.); вел. кн. Димитрий Иоаннович Донской († 1389, пам. 19 мая) и прп. Евдокия (в иночестве Евфросиния; † 1407, пам. 7 июля), вел. кнг. московская, и др. Иноземные нашествия на Русь стали причиной мученичества за Христа, освятили ратный подвиг и смерть от врагов веры в плену. Среди Б. князей, претерпевших мученическую кончину: мч. Михаил Всеволодович († 1245, пам. 20 сент.), кн. черниговский; мч. Роман Ольгович († 1270, пам. 19 июля), кн. рязанский, и др. К мученикам были сопричислены Б. княгини и их дети, к-рые при взятии рус. городов монголо-татар. завоевателями не сдавались на милость победителей: желая избегнуть надругательств и осквернения, княгини с детьми запирались в храмах, где погибали от пожара, удушья и обвала стен. Особой группой Б. |
| – Знаю, знаю это, – отвечал епископ, – но позволь мне, царь, предложить один вопрос на твое решение. Представь себе, государь, что вернейший слуга твой попал в руки врагов твоих. Враги твои всячески старались заставить раба того изменить тебе. Но он непоколебим в своей преданности и верности тебе. Тогда враги твои, сняв одежды с раба того, прогнали его с посмеянием. Теперь скажи, государь: когда раб тот, поруганный и обнаженный за верность тебе, вернется к тебе, не вознаградишь ли ты его честью и славою за поругание и не дашь ли лучшие одежды для прикрытия наготы его? – Конечно так! – отвечал царь, – но к чему ты это говоришь? Тогда благочестивый епископ сказал: «Царь, ты можешь снять с меня эту земную одежду, т. е. лишить меня этой жизни; но Господь мой облечет меня в новую, лучшую одежду». Выслушав это, царь задумался, потом отпустил епископа и больше не стал требовать отречения его от христианской веры. 5. Примеры любви русских к православной вере Русские издавна отличались глубокою приверженностию к св. вере Христовой и православной церкви. В бедственные времена татарского ига открывались для них случаи засвидетельствовать эту приверженность и любовь своею кровию. 1 . В 1246 г., когда татарский хан Батый позвал к себе черниговского князя Михаила и потребовал от него через своих волхвов, чтобы он пред вступлением в палату ханскую прошел, по обычаю монголов, сквозь огонь и поклонился солнцу и истуканам, – благоверный князь отвечал: «Я христианин и не могу поклониться твари и идолам». Когда ему предложили на выбор одно из двух – или поклониться, или умереть, князь не поколебался избрать последнее, несмотря на все убеждения близких людей, приготовился к христианской кончине и вкусил лютую смерть от варваров. Примеру доблестного князя тогда же последовал и любимый боярин его Феодор. 2 . В 1270 г. другой князь русский, Роман Ольгович Рязанский, был оклеветан в Орде, будто он поносил хана и его веру. Хан отдал князя в руки татар, которые начали принуждать его к своей вере. Но он не только не соглашался на это, но открыто исповедывал, что вера христианская воистину есть святая, а татарская поганая. Озлобленные язычники отрезали ему язык, заткнули уста и медленно изрезали по суставам все члены его тела, так что новый мученик действительно уподобился древнему Иакову, по замечанию летописей (П. собр. р. летоп. I: 42; V: 184; VII: 152–155, 170; Ник. лет. III: 53). |
| г) Примеры любви русских к православной Русские издавна отличались глубокою приверженностию к св. вере Христовой и православной церкви. В бедственные времена татарского ига отпрывались для них случаи засвидетельствовать эту приверженность и любовь своею кровию. I. В 1246 г., когда татарский хан Батый позвал в себе черкиговского князя Михаила и потребовал от него чрез своих волхвов, чтобы он пред вступлением в палату ханскую прошел, по обычаю монголов, сквозь огонь и поклонился солнцу и истуканам, – благоверный князь отвечал: «я христианин и не могу поклониться твари и идолам». Когда ему предложили на выбор одно из двух – или поклониться, или умереть: князь не поколебался избрать последнее, не смотря на все убеждения близких людей, приготовился к христианской кончине и вкусил лютую смерть от варваров. Примеру доблестного князя тогда же последовал и любимый боярин его Феодор. II. В 1270 г. другой князь русский, Роман Ольгович рязанский, был оклеветан в Орде, будто он поносил хана и его веру. Хан отдал князя в руки татар, которые начали принуждать его в своей вере. Но он не только не соглашался на это, но открыто исповедовал, что вера христианская воистину есть святая, а татарская – поганая. Озлобленные язычники отрезали ему язык, заткнули уста и медленно изрезали по суставам все члены его тела, так что новый мученик действительно уподобился древнему Иакову перскому, по замечанию летописей (Полное собр. р. лет. IV, 42; V, 184; VII, 152 – 156. 170; Ник. лет. III, 53). III. Защищая себя от нападающих врагов или выступая против них, сами русские были убеждены, что они проливают свою кровь и умирают, прежде всего, за св. веру и церковь . «Умрем за св. Богородицу (т. е. за соборную церковь пресвятой Богородицы) и за правую веру», говорили жители Владимира, когда он был осажден татарами. «Умрем за св. Софию (т. е. за Софийский собор)», обыкновенно повторяли новгородцы, собираясь на поле брани. «Прольем кровь свою за дом пресвятой Троицы и за св. церкви», восклицали псковитяне во дни Довмонта, отражая нападения литвы. |
|
|
