| Источники Литература Хоружий С. С. Трансформация славянофильской идеи в XX веке//Вопросы философии. 1994. 11. С. 59. Савицкий П. Н. Идеи и пути евразийской литературы//Русский узел евразийства: Восток в русской мысли. М., 1997. С. 373. Савицкий П. Н. О евразийской литературе//Славянская книга. 1926. Май-июнь. С. 204. Лубенский Степан [псевд. П. Н. Савицкого]. Евразийская библиография, 1921–1931: путеводитель по евразийской литературе//Тридцатые годы. Париж, 1931. С. 289. Колеров М. А . Братство Святой Софии: «веховцы» и евразийцы (1921–1925 гг.)//Вопросы философии. 1994. 10. С. 155. Бердяев Н. А . Евразийцы//Путь: Орган русской религиозной мысли. 1925. 1. С. 136. Ильин И. А. Россия и латинство. Сборник статей. Берлин. 1923 г.//Русская мысль. Прага; Берлин, 1923. Кн. III–V. С. 403. Ильин И. А . Россия и латинство. С. 403. Ильин И. А. Россия и латинство. С. 405–406. Там же. С. 402. Трубецкой Г. Н. Католический богослов о русской религиозной психологии//Путь: Орган русской религиозной мысли. 1925. 1. С. 174–175. Побединский В. Н. Религиозная концепция евразийцев//Вопросы культурологии. 2008. 5. С. 18. Герасимов Ю. К. Религиозная позиция евразийства//Русская литература. 1995. 1. С. 163. Герасимов Ю. К. Религиозная позиция евразийства. С. 164. Антощенко А. В. А. В. Карташев и евразийцы//Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. 2020. Вып. 70. С. 114. Ермишина К. Б. Петр Николаевич Савицкий: жизненный и творческий путь//Савицкий П. Н. Научные задачи евразийства: статьи и письма. М., 2018. С. 32. К истории евразийства. 1922–1924 гг.//Российский архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв. М., 1994. Вып. 5. С. 481. Половинкин С. М. Евразийство и русская эмиграция//Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 741. Пащенко В. Я. Социальная философия евразийства. М., 2003. С. 138. Розова Е. О. В. Н. Ильин и евразийское течение//Русское зарубежье: История и современность: сб. ст. М., 2014. Вып. 3. С. 79. Бирман М. А. П. М. Бицилли и евразийцы в 1922–1927 гг.: (очерки и фрагменты)//Вокруг редакционного архива «Современных записок» (Париж, 1920–1940): сб. ст. и мат-лов. М., 2010. С. 244. |
| 209 Как на поразительный пример такого настроения укажу на одного, поистине достопочтенного моего родственника, в душе горячего патриота, весьма религиозного человека, Н. И. Розова, в то время вице-директора медицинского департамента министерства внутренних дел. Н.И. с необыкновенным почтением, чуть не подобострастием слушал польские речи (чему я был свидетелем) – известного поляка, проф. Спасовича, и очень не одобрял «Московские ведомости» и М. Н. Каткова, вооружавшихся против поляков и против колебаний нашего правительства, иронически называя статьи моск. газеты «бряцанием» и «квасным патриотизмом», словечком, которое было тогда в большом ходу. Это было с его стороны чистое недоразумение, но тогда весь Петербург был в нем повинен, ибо он весь был «полякующий». 210 Когда был этот случай, хорошо не помню. По всей вероятности, не в 1862 г., а в конце 1861 г., около времени нашей октябрьской истории, может быть в самый разгар ее. Заключаю об этом из моего возмущения и страха за товарищей при виде этого жалкого документа (глупости?!), а равно и из оставшейся в памяти тогдашней нашей догадки, что этот несчастный лист, – который каким-то образом, как мы предполагали, все-таки сделался известным нашему начальству, – послужил для некоторых из товарищей (вероятно, Жданова, очень вообще неосторожного, может быть – Абрамовича и Конст. и Ник. Соколовых) одною из причин их исключения из академии. К сожалению, я слишком торопился покончить с несчастным листом, не рассмотрел и не запомнил фамилий. 211 Кстати сказать, мы ходили тогда уже не в серых шинелях со стоячим воротником и в цилиндрах на голове, как в первые два года (1859–1861), а в пальто, устроенном нам в 1861 г. на пожертвованные тогдашним старостою академической церкви, купцом Королевым, деньги. Цилиндр заменен фуражкою. Пальто было летнее, и носили мы его в теплое время, шинель же, хотя она была также не на вате, а только с байковой подкладкой до половины (около груди), – в зимнее. 212 После Преосв. Иоанникия (рект. с 5 октября 1860 до 13 января 1864) ректором СПб. академии был (с 13 января 1864 до 9 ноября 1866) архим. Иоанн (Соколов ; 2-й маг. XIII к. Моск. акад., 1842), из ректоров Казанской акад., а с 27 ноября 1866 до 19 октября 1883 – протоиерей И. Л. Янышев. |
| Такие вот «демократические процессы» в Литве, когда деятелей внутренней политической оппозиции накануне выборов нынешней осенью в Сейм, расчищая политическое пространство от инакомыслящих, бросают в тюрьмы (накануне выборов в местные советы и Европарламент тюрьмой нейтрализовали реального кандидата Альгирдаса Палецкиса) или проводят у них в квартирах обыски с изъятием имущества и задержанием. Грозят вызовом на собеседование в ДГБ для соответствующего «политического внушения», прибегают и к другим «демократическими» методам стращания. При этом, в данном интервью директор литовского ДГБ Д.Яунишкис, срок полномочий которого на этом посту оканчивается 14 апреля с.г., признался, что его секретное ведомство протекает от информации, истекающей во все стороны, что позволяет в открытую критиковать его сотрудников, теми политическими силами Литвы, которые обладают реальной властью в стране и которые Д.Яунишкис, как видно из тональности его слов, боится. Шпионы-то, оказывается, в его ведомстве сидят и всем, кому не лень и хорошо заплатит, сливают секретную информацию. Для отвлечения внимания от этого факта его департамент и объявляет «шпионами» всех тех, кто видит будущее своей родины Литвы в нормальных, добрососедских отношениях со своим вековым могущественным соседом Россией, обладающей огромным рынком, энергоресурсами и экономическими мощностями, и понимает, что для англосаксов, прежде всего Англии, Литва, это всего лишь «разменная монета» в их политической игре против целостности Европы и особенно против России. ДГБ, ставшая при Д.Яунишкисе фактически тайной политической полицией (была такая в фашистской Германии, называлась Гестапо), рвёт и мечет в борьбе с литовской политической оппозицией, представителей которой всё чаще и всё больше поддерживают литовские избиратели. Местные секретные государственные функционеры «демократическими методами» всё чаще идут на то, чтобы всячески дискредитировать, шельмовать, обвинять в «шпионаже» народных избранников. Среди них Ирина Розова, Вячеслав Титов, Элла Андреева, да и бывший депутат Альгирдас Палецкис – уже стали жертвами их произвола и насилия… О продолжающемся судебном преследовании меня, пожалуй, в этом материале говорить не стану… Кто следующий? |
| Многие из публики пришли не поодиночке, а рядами, с какими-то невиданными знамёнами – партий или организаций, так и стояли с ними. Народ всё больше густится. А войска стояли своими рядами и на штыках у многих висели красные обрывки. А середина площади оставалась пуста, и на ней стояли автомобили с поднятыми треножниками фотографических и кинематографических аппаратов. Торжество начиналось у Минина и Пожарского, уже какой день утыканных красными флагами, в руке Пожарского – с надписью «Утро Свободы». Из Спасских ворот туда вышло духовенство в золотых ризах (опять не по посту) крестным ходом, с хоругвями и большим хором. Ударили кремлёвские колокола, уже в опытных руках. Войска вскинули винтовки и замерли, в толпе многие мужчины сразу сняли шапки, другие потянулись-поколебались, третьи и не шевельнулись. Да и действительно было что-то совсем не церковное, хотя участвовали архиереи, и духовенство шло в клубах ладана. Неожиданно сильный оркестр – сразу из нескольких оркестров, заиграл марш, слышно и через колокола и перебивая церковный хор. И от Исторического музея появилась небольшая кавалькада офицеров – их-то и встречали маршем. Впереди отдельно ехал, очевидно, новый командующий Грузинов – не слишком молодцеватый, и лицо вялое, но темноокий, картинный. Они поехали туда, к Минину, спешились, начался молебен, а снова неладно: появился над площадью, отвлекая, один аэроплан, потом другой. И этот второй совсем низко летел, как бы за башни не зацепиться, отвлекая на себя всё вниманье толпы. И он же сбросил на площадь что-то бело-красное – это оказался в белой обёртке большой букет красных тюльпанов – и его бегом понесли командующему. Только когда аэропланы улетели – вступил в силу, даже и на всю площадь, мощный бас знаменитого протодьякона Розова. Отслужили – духовенство пошло в Кремль назад, опять ударили колокола, оркестры заиграли «Коль славен», а Грузинов вновь оказался на лошади, левой рукой обнимая подаренный букет, и так поехал вдоль войсковых рядов и так произносил речь: возврата к прошлому быть не может, старой власти больше нет, пребывайте спокойно! |
| – Надо с Государем решительно говорить, ваше высочество, – сказал я. – Мама говорила, ничего не помогает, – ответила она. – Теперь вы должны говорить. Я же знаю, что его величество чрезвычайно любит вас и верит вам. Авось, он послушается вас, – настаивал я. – Да я готова, батюшка, говорить, но знаю, что ничего не выйдет. Не умею я говорить. Он скажет одно-два слова и сразу разобьет все мои доводы, а я тогда совсем теряюсь, – с каким-то страданием ответила она. Следующее мое свидание с вел. княгиней Ольгой Александровной было 12 ноября 1918 года в Крыму, где она жила со вторым своим мужем, ротмистром гусарского полка Куликовским. Тут она еще более опростилась. Незнавшему ее трудно было бы поверить, что это великая княгиня. Они занимали маленький, очень бедно обставленный домик. Великая княгиня сама няньчила своего малыша, стряпала и даже мыла белье. Я застал ее в саду, где она возила в коляске своего ребенка. Тотчас же она пригласила меня в дом и там угощала чаем и собственными изделиями: вареньем и печеньями. Простота обстановки, граничившая с убожеством, делала ее еще более милою и привлекательною. Тогда она продолжала верить, что и брат, и его семья еще живы. Глава IV. Накануне войны В сентябре 1913 года обер-прокурор Св. Синода В. К. Саблер сообщил мне о желании Государя поручить мне освящение храма-памятника, сооруженного в Лейпциге в память русских воинов, погибших в Битве народов 5 октября 1813 года. Освящение назначалось на день столетнего юбилея. Предполагалось, что на торжестве будут присутствовать Император Вильгельм и др. высочайшие особы. Мне очень приятно было это поручение, дававшее возможность познакомиться с Германией, границу которой до того времени не переступала моя нога. Я высказал обер-прокурору, что для достойной для России торжественности следовало бы вместе со мною командировать лучшего нашего протодиакона Константина Васильевича Розова (Московского Успенского собора) и синодальный хор. Саблеру понравилась эта мысль. Вскоре я получил официальное сообщение, что, по повелению Государя, я с протодиаконом Розовым и Синодальным хором командируюсь в Лейпциг для освящения храма-памятника. Мы должны были выехать вместе с русской военной миссией, отправляемой для представительства России на торжествах. Во главе миссии стоял великий князь Кирилл Владимирович. В составе ее были: начальник Генерального Штаба генерал от кавалерии Я. Г. Жилинский, Генерального Штаба отставной генерал-лейтенант Воронов, командиры полков: лейб-гвардии Павловского, генерал-майор Некрасов, лейб-гвардии Казачьего – генерал-майор Пономарев и другие, всего, кажется, 14 человек. 1 октября мы выехали из Петербурга. |
| Моего доброго товарища зовут Григорием Михайловичем Розовым, обними его вместо брата любящего тебя всей душой. Ради Бога пиши об ученых новостях. Благодатной и доброй вашей Академии поклон до сырой земли. XXXIV 1841-го года, 6-го июня. К родителям. Не дивитесь и не браните меня, что вы, вместо обе- —93— щанного огромного письма, получите только клочок бумаги. Я упросил своего доброго камрада Григория Михайловича г. Розова, проездом в Петербург, непременно заехать в родную матушку Кострому. От него вы узнаете всё, чего недостает в этом письме. Что делать! Потерпите лишних месяца два, за то ваше любопытство наградится с избытком. Он поедет из Кяхты или из Иркутска по первому зимнему пути. Не знаю, возвращающиеся Пекинские чиновники, провожавшие старую миссию, привезут ли мне ваши строки. Одно ваше письмо, от 5-го ноября, я получил 21-го апреля нынешнего года; более не было! Пишите чаще и пересылайте прямо в Кяхту. В след, или вскоре, за письмом, придет к вам от меня небольшая посылочка некоторых китайских безделиц, а именно: кусок пинчэу коричневого цвета, если только не ошибаюсь, и кусок крепу, папеньке и маменьке на ряску и кафтан, на салоп и платье; кусок синего сянь-ченэу братцам на халатцы; милой сестрице на салоп – кусок каперы или атласа, и кусок флеру – на платье; только не знаю, последний может ли быть употребляем для этого назначения, и женский китайский шарф. Милому Сашеньке китайский костюм, состоящий из кафтана, штанов и шапочки, а поясок я забыл вместе укупорить (его привезет Гр. Мих.); к пояску нужно прицепить несколько кошельков. Братцу Александру посылаю старинную кокосовую чашку; мне хотелось переменить её внутреннюю оправу, но в целом Пекине не нашлось таких мастеров, которые-бы могли хорошо сделать. Петру Николаевичу – китайский бумажник, вышитый хорошенькой ручкою одной китаянки, женою бывшего нашего пристава, который теперь уехал в Кантон, по случаю настоящих дел. Полюбуйтесь здешним рукодельем. Сверх того прилагается три круглых кошелька: два продолговатых для табакерки, один длинный для трубки, – два столовых ножа со всеми принадлежностями. Любезнейшим дядюшкам – по табакерке, – две каменных и одна из лучшего тонкого фарфора. Вот и все моё скудное приношение. Дополните его вашею любовью и снисходительностью; при настоящих обстоятельствах, я теперь не мог сделать ни лучшего ни большего. Касательно материй надобно сказать, что здесь |
| «Простое» – обиходное, гласовое пение в исполнении Синодального хора отличалось особой молитвенностью. На клиросе солирование исключалось, и только в концертах, в исключительных случаях хор исполнял произведения с солистами Кастальского и Чеснокова: пели А. В. Нежданова и Л. В. Собинов. В зарубежных поездках сольные партии исполняли артист Большого театра X. В. Толкачев и окончивший Синодальное училище Н. Д. Чумаков, в двух первых концертах Всенощной Рахманинова солировал тенор С. П. Юдин. Премьера Литургии Рахманинова выявила необыкновенный по тембру голос мальчика-сопрано Ильи Шорина: рахманиновское «Тебе поем» с его соло неизменно вызывало восторг и просьбы повторить это прекрасное, одухотворенное песнопение 479 . Да и сейчас рахманиновское «Тебе поем» – едва ли не самое любимое публикой песнопение, только очень редко можно его теперь услышать с соло мальчика: обычно звучит женский голос, что, несомненно, нарушает замысел композитора. Сама направленность нашего певческого образования в училище отвечала репертуару Синодального хора: изучение осмогласия, попевок знаменного и других традиционных роспевов способствовало быстрому и правильному освоению как обихода, так и новых произведений русского духовно-музыкального творчества. Помогало этому и прекрасное владение сольфеджио – о «синодалах» в музыкальной среде всегда говорили как о лучших сольфеджистах. Неудивительно поэтому, что, например, один из концертов Бортнянского Синодальный хор разучил за один час спевки и вслед за тем сразу же исполнил это сложное произведение для студентов Московской духовной семинарии (за что был награжден восторженными аплодисментами). Всенощная Рахманинова была разучена за три-четыре недели; впоследствии Государственный хор под управлением А. В. Свешникова готовил это произведение чуть ли не семь лет. «Вечная память» Кастальского была исполнена в концерте после одной спевки; с одной же репетиции пели литургию и отпевание А. Н. Скрябина 480 . К сожалению, существующие записи Синодального хора лишь в очень малой степени соответствуют действительности. Эти шесть пластинок были сделаны в то время, когда хором руководил Кастальский, и помещены на них главным образом сочинения самого Александра Дмитриевича. Бывшему певчему Синодального хора слушать эти записи тяжело и обидно: получается полная профанация искусства хора. В 1975 году один из участников этой записи, И. М. Смыслов, рассказывал мне о том, как ее осуществляли. Он говорил, что долго не ладилось размещение певцов перед несколькими раструбами записывающих устройств. Многочисленные «примерки» не давали желаемого результата. Обычная расстановка Синодального хора – по пультам внутри каждой партии – при записи была невозможна; певцов расставили «квартетами» 481 . Ведь даже более поздние записи Неждановой, Шаляпина, Собинова, протодиакона Розова не полностью отражают действительное звучание их голосов. А про хоровое пение и говорить нечего... |
| Последний раз я видел Румянцева на сороковой день памяти Розова на Ваганьковском кладбище, где он служил. Помню, что эта панихида совпала с освобождением из заточения патриарха Тихона, которому всегда сослужил Розов. Поэтому настоятель храма на Ваганьковском кладбище вышел и сказал: «Ну, а теперь мы споем «многая лета“ нашему патриарху». Руководил пением Румянцев. Комментарии Очерк А. П. Смирнова написан по просьбе известного московского регента Н. В. Матвеева. Задуманный как учебный материал по истории церковного пения, он предназначался для студентов регентского класса Московской духовной академии, где с 1969 года преподавал Матвеев. «Календарь» составлялся в течение года: начат 27 августа 1979 и завершен 28 августа 1980 года. Мемуарист как бы вновь прожил в течение этого года свою училищную молодость, записав вспомнившееся в виде своеобразной «хроники», вобравшей в себя то, что осталось в памяти от восьмилетнего пребывания в Синодальном училище. «Хроника» не может претендовать на исчерпывающую полноту, однако Александру Петровичу удалось воссоздать достоверный и фактически точный контур событий. На этом работа не закончилась. Текст воспоминаний стал поводом для многочасовых бесед редактора и мемуариста. Таким образом, предлагаемая читателям версия «Календаря» существенно расширена введением в основной текст фрагментов устных воспоминаний. В 1995 году мемуары были опубликованы в церковно-богословско-философском ежегоднике «Православный путь», издаваемом Свято-Троицким монастырем в Джорданвилле (США). Авторская рукопись и аудиозаписи бесед хранятся у редактора. 342 В Синодальном хоре существовали должности регента и его помощника; с 1907 года введены должности старшего и младшего помощников. 343 В таком возрасте в Синодальный хор, конечно же, не принимали; в случае со Свирским могла подействовать записка-просьба дьякона Протопопова. 344 С 1881 по 1891 год помощником регента Синодального хора был Н. И. Соколов . Многие регенты старой школы репетировали со скрипкой в руках, время от времени подыгрывая, исправляя ошибки или показывая. Считалось, что звук скрипки приближается к человеческому голосу и идеально передает кантилену. |
| Вдруг как: моментально вон отсюда! Сбитая прическа, туча препирательств, И сплошной поток Шопеновских этюдов. Вряд ли, гений, ты распределяешь кету В белом доме против кооператива, Что хвосты луны стоят до края света Чередой ночных садов без перерыва. Все утро с девяти до двух Из сада шел томящий дух Озона, змей и розмарина, И олеандры разморило. Синеет белый мезонин. На мызе сон, кругом безлюдье. Седой малинник, а за ним Лиловый грунт его прелюдий. Кому ужонок прошипел? Кому прощально машет розан? Опять депешею Шопен К балладе страждущей отозван. Когда ее не излечить, Все лето будет в дифтерите. Сейчас ли, черные ключи, Иль позже кровь нам отворить ей? Прикосновение руки И полвселенной в изоляции, И там плантации пылятся И душно дышат табаки. Пианисту понятно шнырянье ветошниц С косыми крюками обвалов в плечах. Одно прозябанье корзины и крошни И крышки раскрытых роялей влачат. По стройкам таскавшись с толпою тряпичниц И клад этот где-то на свалках сыскав, Он вешает облако бури кирпичной, Как робу на вешалку на лето в шкаф. И тянется, как за походною флягой, Военную карту грозы расстелив, К роялю, обычно обильному влагой Огромного душного лета столиц. Когда, подоспевши совсем незаметно, Сгорая от жажды, гроза четырьмя Прыжками бросается к бочкам с цементом, Дрожащими лапами ливня гремя. Я вишу на пере у творца Крупной каплей лилового лоска. Под домами загадки канав. Шибко воздух ли соткой и коксом По вокзалам дышал и зажегся, Но едва лишь зарю доконав, Снова розова ночь, как она, И забор поражен парадоксом. И бормочет: прерви до утра Этих сохлых белил колебанье. Грунт убит и червив до нутра, Эхо чутко, как шар в кегельбане. Вешний ветер, шевьот и грязца, И гвоздильных застав отголоски, И на утренней терке торца От зари, как от хренной полоски, Проступают отчетливо слезки. Я креплюсь на пере у творца Терпкой каплей густого свинца. Пей и пиши, непрерывным патрулем Ламп керосиновых подкарауленный С улиц, гуляющих под руку в июле С кружкою пива, тобою пригубленной. Зеленоглазая жажда гигантов! |
| Антония, как более систематичное и сжатое, иногда и катехизис Петра Могилы . Все это восполнялось особенно классными объяснениями, в которых преподаватель С. «при строгом сохранении прежде всего положительного характера науки, старался повсюду указывать живой и современный интерес ее содержания: живой характер науки обусловливают собою вносимые в нее элементы историко-экзегетический, церковно-исторический, сравнительно полемический и по местам апологетический». Нравственное богословие, являвшееся в прежней постановке большею частию наукой сухой, отвлеченной и казуистической, по новой программе получило характер более живой, фактический, опирающийся на данные истории и психологии. В виду этого, ни принятый на первых порах учебник пр. Платона, ни введенное потом руководство прот. Солярского, как не удовлетворяющее цели и не отвечающее вполне программе, должны были в значительной степени восполняться собственными записками наставника. Преподавание церковной истории общей (6 уроков в V кл.) на первых порах представляло немало труда, по неимению удовлетворительного руководства, и наставник Н. выдавал свои записки, признанные ректором Хрисанфом «и в научном и в педагогическом отношении заслуживающими полного одобрения». Но с 1873 г. введен был учебник Е. Смирнова , в 3-х выпусках, впоследствии дополненный автором, и преподаватель В. поставил своей «главной задачей довести учеников до отчетливого усвоения учебника», восполняя его, впрочем, «в некоторых пунктах» классными чтениями. В 80-х уже годах введен еще и учебник Розова: «очерки церк. ист. с реформации до настоящего времени». По русской церковной истории учебник Филарета в программе поставлен на первом месте, но, как малосодержательный, заменен был «руководством к русск. церк. истории» проф. казан. ак. Знаменского, удостоенным премии и рекомендованным по опред. Св. Синода (17–23 марта 1877 г.) «в качестве учебного пособия, как наставникам, так и воспитанникам при приготовлении сими последними уроков», но чтобы «преподаватели руководили в правильном понимании событий изложенных автором не вполне точно, или односторонне». |
|
|
