| Поэтому Павла и Алимпия, приехавших с подробными вестями и объяснениями по делу об учреждении архиерейской кафедры в Белокриницком монастыре, приняли в Москве очень радушно и внимательно. По случаю их приезда опять происходили на Рогожском Кладбище собрания для рассуждений о неотложной надобности – устроить старообрядческую епископию и для сего воспользоваться начатым в Белой-Кринице предприятием. На собрании, как десять лет тому назад, явились между прихожанами Рогожского Кладбища и противники старообрядческого архиерейства, видевшие в нем ненужное и небезопасное нововведение. Во главе их стоял теперь, пользовавшийся известностью в московском старообрядческом обществе, дворник из Рогожской Иван Александров Гусев . Это был человек довольно начитанный и умный, но до изуверства преданный расколу, даже проповедовавший беспоповское учение о мысленном антихристе: он потому особенно восставал и против учреждения полной старообрядческой иерархии, с епископом во главе, что почитал это делом невозможным во времена антихристова господства. Но возражения против старообрядческого архиерейства теперь не могли иметь большой силы, когда уже не только начато было у австрийского правительства дело об устроении в Белокриницком монастыре старообрядческой архиерейской кафедры, но, по уверению Павла и Алимпия, даже имелась надежда на скорое и успешное его окончание. На рогожских совещаниях, согласно желанию Рахмановых, было решено, что учреждение старообрядческой архиерейской кафедры за границей есть дело необходимо-нужное, и следует помогать ему всеми способами. Все предначертания относительно того, как именно устроить кафедру, изложенные в известной статье Устава: „о водворении епископа“, были одобрены; равным образом и соображения, раскрытые в Послании и добавочных к нему статьях, были признаны в главном их содержании вполне разумными: согласились, что прежде всего надлежит позаботиться об отыскании епископа из „древлеправославных“, а в том случае, если по тщательном изыскании таковой не обрящется, можно принять и из сущих в ереси. |
| И обложили оклад и цену за всякую требу, именно с бедных: за свадьбы 6 руб. 50 коп., за помазание миром младенца 3 руб., за погребение 3 руб. серебром. За помазание называется потому, что оные попы сами не погружают, а только помазуют. Венчают свадьбы вдруг по десяти браков, погребение поют тоже по пятидесяти вдруг. С богатых сто рублей серебром за каждую почти требу, а если взять священника на дом, то непременно, чтобы карета была. И это видя, прихожане из крестьян села Коломенского, которых старообрядцы почитают самыми твердыми в вере, сие незаконное действие и дозволение священников, чрез то возмутились». Отступления от устава, по которому положено совершать разные священнодействия, были не в одной Москве: они были повсеместны. Старообрядцы, предки которых отпали от церкви вследствие некоторых, немногих изменений в обряде, сделанных Никоном, ежедневно видели теперь совершенное отступление от древлеустановленных обрядов, но, извиняя и себя и попов своих известным изречением: «по нужде и закону пременение бывает», несомненно считали себя ревнителями и самыми строгими исполнителями старого обряда. Едва ли не больше всего отступлений от устава допускаемо было старообрядческими попами при совершении таинств покаяния и евхаристии. Попы, не успевая исповедовать всех, передавали это право монахам, мирянам, даже женщинам. На Рогожском кладбище, где все-таки чин священнодействий сохранялся более чем в других местах, в трех часовнях собиралось по пятидесяти и более исповедников в одно время; причетник, называемый дьячком, громогласно читал им молитвы, положенные перед исповедью, потом по «Требнику» читал вопросы о всех грехах по порядку. Кающиеся, без различия пола и возраста, громогласно отвечали на каждый вопрос: «грешен, батюшка». Тут выходили смущения и соблазны, как рассказывали потом сами исповедники, и бывало немало смеха, когда женщины каялись в таких грехах, которые оне по своему полу делать не могут, и наоборот. Мужчины, например, каялись в том, что истребили во чреве своем младенцев, женщины в растлении девиц, дети в нарушении супружеской верности и т. п. |
| Правила 1822 года в некоторых местностях встречены были недоброжелательно. В Лужках, например, старообрядцы-перемазанцы решительно отказались иметь у себя гласных попов, считая самую подачу метрик противною совести зависимостью от никониан. Они образовали особую секту, известную под именем Лужковского согласия, или тайной церкви. У них были попы, но держались в большой тайне. Они отвергали присягу, военную службу и паспорты, видя в них печать антихриста, избегали всяких сношений с правительственными местами и лицами и вели пропаганду, особенно на Дону. Секта эта была признана особенно вредною, и в 1845 году, по докладу наказного атамана, донским казакам даже было запрещено ездить в Лужки. Сначала лужковская секта была у старообрядцев в пренебрежении, но когда дозволенных попов не стало, многие обратились в Лужки, и секта «тайной церкви» появилась не только на Дону, но и на Волге, и на Урале, и на Каме, и на Днестре, и на Буге. Городецкие старообрядцы не приняли попов на основании правил 1822 года, удерживая за собою полученное ими одними, в 1803 году, право брать попов с Иргиза без всяких обязательств относительно метрик и т. п. На Керженце новыми правилами не воспользовались. Но, вообще говоря, в тех губерниях, где губернаторы дозволили старообрядцам воспользоваться снисхождением правительства, они были довольны своим положением, обзаведясь достаточным количеством попов и даже дьяконов. Так, в Москве, на Рогожском кладбище, попов было девять, дьяконов трое. Иргиз удержал право исправлять попов, но, несмотря на то, рассылка их по старообрядческим общинам значительно уменьшилась. Уменьшились через то и доходы иргизские. Недолго однако пользовались старообрядцы данными льготами. С 1827 года начинается ряд постановлений, сначала ограничивавший, а потом и вовсе отменивший права и льготы, полученные старообрядцами при Екатерине II и Александре I Представляем краткий перечень этих отмен в хронологическом порядке. Мы видели, что, согласно правилам 26-го марта 1822 года, губернаторы должны были отправлять к епархиальным архиереям, по их требованиям, тех только из находящихся у старообрядцев беглых попов, о которых откроется, что они бежали от церкви по причине содеянного ими преступления. |
| Спросили их, помогут ли московские учреждению типографии в Белой-Кринице. Крючков уверял, что в Москве этому делу будут очень рады, что у попечителей Рогожского кладбища давно есть помышление завести типографию, в которой святые книги на пользу христианства печатались бы по благословению своих, православных святителей, а не с разрешения никонианских; он ручался, что за деньгами дело не станет и советовал Кириллу безотложно приступить к заведению типографии. Но тут случилась беда с самим Крючковым: по доносу Алимпия, который не сочувствовал партии раздорников, он взят был полицией и содержался в Серете в криминале целые две недели. Этот случай напугал и Лещинского, который, кроме сомнительного одесского паспорта, никаких документов при себе не имел: он поспешил убраться из Белой-Криницы и направил стопы свои в город Яссы. Между тем Крючков, освободившись от ареста, пред отъездом в Москву снова обнадежил белокриницких старцев насчет доставления денежных средств для типографии, так что Кирилл решился даже подать в черновицкий президиум прошение «о дозволении учредить в Белокриницком монастыре типографию для печатания церковно-славянских книг на собственном монастырском иждивении.» Отсюда отвечали, что за разрешением открыть типографию митрополия должна обратиться непосредственно в министерство. На этом дело об учреждении старообрядской типографии в Белой-Кринице и остановилось, так как Лещинский из Ясс уведомил, что ясские старообрядцы находят неудобным заводить типографию в митрополии и что имеется для сего другое, более безопасное место. Когда Лещинский явился к славскому Аркадию, этот последний, как мы сказали, вместе с Кельсиевым занят был планами об учреждении именно типографии в своем монастыре, причем затруднялся собственно тем, как и откуда приобрести потребный для тапографии церковно-славянский шрифт. Понятно, каким драгоценным гостем был для него человек, обладавший готовым, притом большим запасом этого церковно-славянского шрифта, и предлагавший его к услугам будущей, сдавской типографии. |
| Отцу Ректору мир. Некогда священник Рогожского кладбища изъявил желание говорить со мною в тайне; и я принял его, и мы беседовали неоднократно, доколе наконец он сам открыл предмет наших сношений, написав прошение о принятии его в общение православной церкви 7 . Но я не нарушил бы тайны, как не нарушает её духовный отец, если бы и не произошло такого последствия. Так расположен я поступить и в другом подобном, случае. Скажите сие г. Субботину и пусть он из сего сделает употребление, какое найдет нужным и удобным. Письмо возвращаю 8 . Ф. М. Московский Окт. 26 1864. По получении этого письма, на общем совете с о. ректором мы решили, что, согласно желанию о. Филарета, я должен представить его владыке-митрополиту и для этого отправиться в Москву. Немедленно известил я Филарета, где и когда он должен встретиться со мною в Москве. На этом свидании мы условились утром следующего дня ехать вместе на Троицкое подворье. Владыка – митрополит, уже чаще нежели в прежнее время подвергавшийся болезням, был тогда не здоров; однако же велел позвать меня к себе, в спальную. Здесь я нашел изможденного летами и трудами старца- святителя лежащим на постели в черном шерстяном подряснике и в столь известной многим еще и теперь скуфейке с нашитым на ней белым крестом. Расспросив меня о подробностях дела, ради которого я явился к нему, владыка сказал, что выйдет к нам, и велел мне подождать в боковой зале, называвшейся тогда длинной. Спустя немного времени он вышел, в той же скуфейке, но уже в черной шерстяной рясе и панагии. Занял свое кресло около стола и приказал мне ввести Филарета, а келейнику Парфению велел поставить к столу два кресла, – одно для меня, другое для Филарета. Помолившись пред иконами, Филарет подошел к митрополиту и упал к ногам его, прося благословения. Владыка встал и спросил его: с спокойною ли совестью вы примете мое благословение! – с полною верою владыка святый! – отвечал Филарет, сложивши на груди руки. Тогда митрополит благословил его тем большим крестом и двуперстно сложенною рукою, как обыкновенно благословлял единоверцев. Пригласив нас сесть, он спросил Филарета: |
| в Пращ. в отв. 162), но и сим не удовлетворились, что самое доказывает еще один дерзновенный опыт варения и освящения ими мира чрез беглых попов, который они сделали в Москве на Рогожском кладбище 1775 года. Сим то новосваренным миром, которое раскольники выдают под именем древнего, почти все они и доднесь пользуются, хотя некоторые из них оное, яко незаконное, отвергают 39 . Здесь, может быть, благоразумный читатель спросит: «Неужели раскольники при таковых нелепых и несогласных показаниях не могут познать, что у них древнего св. мира вовсе не имеется? Да и возможно ли оному от столь давнего времени соблюдаться? И какая причина таковой их слепоты?» На сие ответствую, что таковым раскольническим баснословиям о древности св. мира и верования сим басням причины весьма различны. Но кажется, боле всего – невежество, любоначалие и корыстолюбие. На них-то сбываются слова Св. Павла: от чего отступив, некоторые уклонились в пустословие, желая быть законоучителями, но не разумея ни того, о чём говорят, ни того, что утверждают 40 , они развращают целые домы, уча, чему не должно, из постыдной корысти 41 , думая, что благочестие служит для прибытка 42 , т. е. наслышавшись от предков своих, будто бы бывало некогда у них в показанных скляночках древнее миро, и сами начали также уверять других, что и у них имеется оное. А из сего следует, что раскольники в чем уверяют других, того с точностью и сами не знают. К ним также относится оная Евангельская притча: слепец слепца аще водит, оба в яму впадут 43 . И все это делают между ними, ради своего интереса, главнейшие распространители и содержатели раскольнических толков, как то: при моленных их часовнях называемые хозяева, или уставщики, а в скитах и монастырях лжеигумены, дабы таким образом обогатиться и тунеядствовать 44 . Простой же народ они против совести уверяют в сохранении у себя св. мира, но в самом деле оного у них не находится ни одной капли, кроме того, которое сами варили и святили, или когда вместо мира употребляют неосвященное масло. |
| Эта же модель своеобразно преломилась в маргинальной культуре русских старообрядцев, где наблюдалась локализация иконного дела в пространстве монастырского типа. Начиная со второй половины XVII в. мирское иконное ремесло «рассыпалось» по многочисленным староверческим поселениям, скитам и монастырям. Волны переселений особенно поднимаются после указа царевны Софьи от 7 апреля 1685 г.: отдаленное Поморье, южные окраины Дона, пространства по Волге, Яику, в Сибири наполняются староверами. На рубеже XVII–XVIII вв. в Керженских лесах насчитывалось 77 скитов (700 монахов и 1800 монахинь), «деревенский же народ поголовно был в расколе» (Мельников, 1863, т. 44, с. 634–636). И кругом мы находим данные (включая Преображенское и Рогожское кладбища в Москве) о работе староверов-иконников, о наличии более или менее крупных мастерских. Иконы писали на Урале, где крупным иконописным центром был Невьянск (Голынец, 1987; 1988). (цв. табл. 20) Их также писали в беспоповщинском Выгорецком монастыре (Шафранов, 1893, с. 196–197), где в XVIII – начале XIX в. было еще налажено и знаменитое выгорецкое литье металлических иконок, складней и крестов (Дружинин, 1926, с. 1484–1487; Принцева, 1986, с. 47–68). металлические иконы и кресты Ф.И. Буслаев назвал «переносным благочестием»: «это были святыни, самые удобные для перенесения, прочные и дешевые; потому они до сегодняшнего дня в большом употреблении в простом народе, особенно у раскольников» (Буслаев, т. 1, 1908, с. 12). Наконец, довольно мощный иконописный центр существовал в XVIII в. на Ветке и в Стародубье (Лилеев, 1895, с. 21 5; см. также: Гусева, 1982), Он развивался параллельно с суздальским иконным делом и, по мнению НИ. Петрова, представлял собой «особую иконописную школу ИЛИ пошиб» (Петров, 1902, с. 151). И все же всегда существующие «исключения», связанные в конечном итоге с наличием в культуре глубинной оппозиции «старого» и «нового», не могут заслонить общих и главных тенденций. В этом нас убеждает появление многочисленных сельских иконописных центров по всему православному миру, причем приблизительно в то же самое время, когда они появляются на Руси. |
| Вот те фактические признаки, на основании которых та или другая секта может быть отнесена к штунде: она должна носить ясно выраженный антицерковный и антигосударственный характер, и только тогда сектанты подлежат судебной ответственности за нарушение ст. 29 Уст. о нак., причем точно должно быть определено, подходят ли обстоятельства в каждом отдельном случае под определение штундизма, изложенное в законе 4 июля 1894 года. Между тем на практике это далеко не всегда соблюдается, таковы многочисленные случаи, когда подвергаются судебному преследованию под видом штундистов последователи евангельской секты. Богатейший материал, собранный по этому поводу А.М. Бобрищевым-Пушкиным, показывает, что «заинтересованная сторона» в судебных процессах о сектантах – экспертиза – очень часто, несмотря на установление путем свидетельских показаний и прочих судебных доказательств того факта, что в учении обвиняемых нет тех существенных признаков, которым закон 4 июля 1894 г. характеризует штунду, тем не менее, признает, как было уже указано выше, баптизм и штундизм тожественными, давая этой секте название «штундо-баптизм», и даже, основываясь на мнениях миссионерских съездов (2 миссионерский съезд в Москве 1891 г и 3-й в Казани 1897 г.), духовных консисторий, считающих что в основе русского сектантства лежат социалистические и коммунистические принципы, путем «тенденциозно-распространительного толкования» штундизма подводит под этот термин все другие современные фракции нашего рационалистического и мистического сектантства. Однако это не всегда справедливо. Если мы рассмотрим религиозное учение так называемой евангельской секты, возникшей на почве развития самосознания и творчества в народе, – секты, которая совершенно отвлеклась от забот мирских во имя принципа самосовершенствования и забот о душе, то видим, что в вероучении этих чистых евангеликов совершенно нет признаков, характеризующих штундизм, а между тем они-то и привлекаются преимущественно к уголовной ответственности, как последователи запрещенной секты. Вот основы учения последователей евангельской секты «истинных христиан», как они себя называют, изложенное в их «Исповедании вере» 11 . |
| Гуслицы и Вохна исстари носят заслуженную ими репутацию по части делания фальшивой монеты. Еще в царствование Алексея Михайловича вохонским мужикам заливали горло оловом за делание «воровских денег»; в XVIII столетии немало гусляков досталось в руки палачей за такую же фабрикацию. Из опубликованных в последние годы сведений известно, что правительством и в настоящее время найдены в этой местности люди, занимавшиеся дедовским ремеслом. Распущенное французами небольшое, впрочем, количество русских фальшивых ассигнаций подало повод некоторым гуслякам и вохонцам с успехом заняться наследственной работой. Благо было на кого свалить. Ассигнации же наши до 1818 года по форме своей были таковы, что подделка их не представляла каких-либо особенных трудностей. Вот источник богатства некоторых рогожских богачей. Кроме того, быстро разбогатели и сделались владельцами миллионов некоторые старообрядцы, бывшие до 1812 года бедными московскими мещанами. По изгнании неприятеля из Москвы, когда не было ни таможен, ни тарифа, контрабандисты ввозили в Россию столько запрещенного товара, сколько могли; ввозили его свободно, без малейшего опасения. Некоторые московские мещане-старообрядцы, познакомившись с контрабандистами, получали от них в 1813 году товары и развозили их по домам собиравшихся в Москву на свои пепелища помещиков и купцов. Быстрая распродажа прекрасно отделанных и сравнительно дешевых товаров приобрела этим мещанам доверие заграничных контрабандистов до такой степени, что одному из них они вверили целый обоз товаров. Благочестивый прихожанин Рогожского кладбища рассудил, что совершенно излишне давать богоубийцам-жидам и всякой немецкой нехристи средства наживать деньги, и воспользовался всем басурманским обозом. Хозяева стали у него требовать расчета, но ловкий мещанин отвечал: «Буде имеете законныя доказательства на принадлежность вам товара, ищите законным порядком». Иска, разумеется, не было, и старообрядец приобрел разом около миллиона. Вскоре он, до 1812 года от бедности бившийся как рыба об лед, имел десять миллионов ассигнациями, посессионную суконную фабрику, большой дом в Москве, в котором, как говорится, была «полная чаша». |
| Связи рогожских капиталистов, больших и малых, основаны были на узах секты, которую они поддерживали для большого обогащения. Так, например, московским хлебным торговцам нужны были верные агенты для выгодной закупки хлеба в плодородных губерниях, и они таких имели в Тульской, Орловской, Воронежской, Тамбовской, Пензенской, Симбирской и Саратовской губерниях, в среде тамошних старообрядческих общин. Посредством их они постоянно получали точные сведения не только о ценах на хлеб, но и о том, как растет хлеб, каковы надежды поселян на урожай, каковы запасы помещиков и проч. Рыбные торговцы имели верных людей из своих единоверцев — на Дону, на Урале и на низовьях Волги. Они доставляли в Москву скорые и верные сведения об улове рыбы, о цене на нее, о количестве забранной из казенных запасов соли, о добыче икры, вязиги, клею и других рыбных товаров, о фрахтах перевозки, о количестве порожних судов и т. п. Торговцы скотом, посредством своих единоверцев с Дона, из екатеринославских степей, из губернии Самарской и Оренбургской, получали верные сведения обо всех обстоятельствах, касающихся до их торговли. Губернии Ярославская, Владимирская, Тверская, Костромская, Вологодская, доставляющие в Москву съестные припасы, отчасти находились в руках рогожских, и притом не только капиталистов, но и содержателей постоялых дворов. На все рогожский старообрядческо-торговый союз устанавливал цены не только в Москве, но и в других местах, по мере зависимости их от Москвы в торговом отношении. Ходебщики, или офени, Владимирской губернии зависели также от московского старообрядческого общества: на ярмарках Нижегородской, Коренной и других великороссийских и при развозе товаров по всем закоулкам России, на всем ее пространстве до отдаленных мест Сибири, даже в Бухаре и Хиве, они повышали или понижали цены на русские изделия сообразно расчетам рогожских тузов, по их воле, которая для них была непререкаема. Так действовал никогда не регламентированный, но сам собою сложившийся и доселе под знаменем Рогожского кладбища процветающий торговопромышленный союз. Другой такой же союз, но менее сильный, хотя, быть может, не менее богатый, образовался под знаменем преображенским. |
|
|
