| Из указанных центров раскола наибольшее влияние на раскол, бесспорно, имеет Москва. Она, по словам всеподданнейшего отчёт обер-прокурора св. Синода по ведомству православного исповедания за 1884 год, служит общим центром, связующим весь старообрядческий мир: на неё одинаково обращают взоры последователи как поповщинских, так и беспоповщинских сект; все со вниманием прислушиваются к тому, что говорят и что внушают московские заправители и вершители судеб раскола, а иные – хотя бы только для того, чтобы стать в оппозицию московским учителям и вожакам. Москва подготовляет и рассылает по всем местам, заражённым расколом как в европейской, так и в азиатской России, начётчиков, наставников, уставщиков и попов; из неё же выходят пропагандисты раскольнических сект и согласий; наконец, в Москве же находятся и центральные раскольнические учреждения поповщины и беспоповщины, откуда выходят все высшие распоряжения по обеим сектам раскола. У поповцев имеется в Москве знаменитое «Рогожское кладбище» – нечто вроде монастыря, управляемого раскольническими лжеепископами, куда стекаются на молитву столичные поповцы и окрестные жители, – и так называемый у раскольников «братский двор», также в роде монастыря, в коем проживает лжеепископ со свитой. Для устройства внутренних и внешних дел по обществу, поповцы, приемлющие австрийское священство, как окружники, так и противоокружники, имеют «духовные советы», в коих заседают наполовину члены из мирян. Значение этих советов очень велико, а у окружников в безусловном подчинении совету находится сам их лжеархиепископ. На Рогожском же кладбище преимущественно происходят и соборные совещания раскольнических лжеиерархов. – Беспоповцы имеют в Москве «Преображенское кладбище», основанное в царствование императрицы Екатерины II купцом Ильёю Кобылиным и более пятидесяти лет служившее непоколебимою опорою беспоповщинского раскола. И ныне на этом кладбище существует пять моленных «палат»; тут же живут и старцы – уставщики. В местности Николо-Покровской церкви находится «скит», где живут у них старицы. Кроме указанных нравственных причин, обусловливающих силу влияния Москвы, как центра раскола, на весь старообрядческий мир, весьма много способствует такому влиянию и материальная связь этого центра с внутренней Россией. В числе вожаков и главных покровителей раскола состоят значительные капиталисты и фабриканты из среды московского купечества, для коих связи и влияние по расколу служат могучим орудием торговых связей и отношений, и наоборот, торговые отношения и связи, поставляющие множество людей в материальную от них зависимость, служат средством раскольнической пропаганды. По указанным причинам этот центр раскола продолжает оставаться устойчивым в самом себе и влиятельным на весь старообрядческий мир. |
| т. II стр. 445, 514. 617) статью: «Из истории Рогожского Кладбища». В ней документально доказано, что московские мнимые окружники, введя своих попов на Рогожское Кладбище служить в его часовнях, сделали это в явное нарушение, доселе остающегося в силе, твердо и решительно выраженного повеления в Бозе почившего Государя Императора Александра Николаевича: раскольнические попы не должны быть допускаемы на Рогожское Кладбище, – что поэтому каждое служение раскольнических попов на Рогожском Кладбище есть дерзкое и наглое издевательство над этим, с высоты императорского престола изреченным словом, – издевательство, публично совершаемое теми самыми «приемлющими священство старообрядцам», которые так стараются, где следует, выставлять себя наивернейшими, верноподданнейшими слугами царя и отечества... Нет, не об изгнании какого-то темного Иова нужно было бы позаботиться, а обратить должное внимание на тех, которые хлопотали об изгнании Иова, да на самого их владыку – Савватия с его Духовным советом и множеством распложенных им по Москве раскольнических попов; прежде же всего надлежало бы выгнать из Рогожского Кладбища противозаконно введенных туда, составляющих целый штат, попов и подвергнуть законной ответственности тех, которые дерзнули через это их водворение на Кладбище нарушить ясно и точно выраженное Высочайшее повеление, что раскольнические попы не должны быть допускаемы сюда. А так как по справедливому замечанию митрополита Филарета, великого авторитета и в сих делах, «подкреплять раскол на Рогожском Кладбище – значит подкреплять его даже до отдаленных краев России», то и покровительствовать властвующим и так злоупотребляющим своею властью на Рогожском Кладбище мнимо-окружникам – значит покровительствовать поповщинско-австрийскому расколу на всем пространстве России до отдаленных ее краев... 10. Нечто о нижегородских раскольниках. – Два извлечения из писем: о подвигах г. Большакова и о беседе с раскольническим начетчиком Давно не говорили мы и о расколе нижегородском, состоящем под ближайшим покровительством г-на Бугрова. |
| Для этого он и предполагал отстранить до поры до времени участие в деле московских старообрядцев и даже отклонить их от него, сказав, что искание архиерейства дело несбыточное и крайне опасное. Громовы, посоветовавшись с Григорием Дмитриевым, так и поступили: Рахманову, Окорокову и Суетину от имени всего Королёвского общества объявили решительный отказ от всякого участия в деле искания архиерейства и советовали им, чтоб они лучше вместе с партией Царского ходатайствовали о восстановлении правил 1822 года. Окорокова и Суетина тотчас же убедили Громовы, и они уехали из Петербурга. Но не так легко было убедить упрямого Рахманова. Он настаивал на своем, горячо спорил и обижался, что не хотят во всем поступить, как он хочет. К крайнему изумлению Рахманова, Кочуев, тайно уже склонившийся на сторону Великодворского, громко и решительно заговорил то же, что говорили и Громовы. Мало того, Федор Андреевич получил неприятные для его самолюбия известия из Москвы: Окороков рассказал на кладбище, как петербургские старообрядцы приняли рогожское предложение, передал все опасения Громовых и открыто пристал к Царскому. За ним последовали и другие. Все охладели к делу, за которое взялись было так горячо. Поп Иван Матвеевич молчал. Надо думать, что он был посвящен в тайные замыслы столпов Королёвского общества, подобно конторщику Синицыну, которому обо всем сообщил Кочуев. Таким образом дело, по-видимому, рушилось окончательно, но оно только начиналось. Оскорбившийся Рахманов излил досаду на Кочуева и Кузнецова и, по обыкновению, стал «началить» их. «Куда вам, дуракам, против меня идти? Я знаю, что надо делать, вы должны меня во всем слушаться. А вы с Громовыми заодно. Что бы вы все без меня были? Только моими стараниями и успехами вы и были благополучны. Без меня вы и к ставцу лицом сесть не умеете». Кочуев с Кузнецовым о нападках «Блакого» писали на Рогожское кладбище одному из уставщиков, Петру Осиповичу Смыслову, державшемуся партии Царского. Смыслов, не подозревая хитрости Кочуева, считал его искренно перешедшим на сторону Царского и отвечал шутливым письмом, советуя вооружиться терпением и сказать напрямки Рахманову, что пора его прошла, что разумные люди взяли верх над тщеславными богачами и что в Москве всё переходит на сторону противную «Блакому». |
| Тем не менее, говорить об общем упадке русской культуры обращения с прахом предков пока не стоит. Пока еще в России есть образцы крайне достойного содержания кладбищ, островки почтительного отношения к предкам – того, что описано у Валентина Распутина в «Прощании с Матерой», где героини – простые сельские старухи – не могли представить себе жизни без родных могил. Археологическая экспедиция, раскапывающая фино-угорское селище и захоронения в одной из ближних к Москве областей. От могил тысячелетней давности переходили вдоль поля к более новым – XV, XVI, XVII века… В определенный момент к археологам подошли местные жители и крайне убедительно попросили остановиться – оказалось, захоронения плавно перетекали в действующее кладбище. В селе (в которой, судя по всему, жили все те же обрусевшие потомки фино-угров) о древних могилах помнили и никогда не распахивали выросший на месте захоронений луг. До ближайшей железной дороги из этого села более 30 километров, как и до хорошего шоссе. Есть и московские примеры – самым ярким из них, пожалуй, стал некрополь Рогожской старообрядческой общины. Несмотря на все потрясения ХХ столетия, Рогожское кладбище всегда поддерживалось в ухоженном состоянии, уничтожить его было немыслимо даже в самые сложные для христианства годы: община могла буквально встать живой стеной против экскаваторов. Результат – сейчас на этом кладбище, которое планировалось к уничтожению, практически не осталось неопознанных, неухоженных, «ничьих» могил. Всё делается именно так, как и должно – по человеческим и по высшим законам. Наконец, еще один, совсем недавний московский пример: некрополь церкви Климента в одноименном переулке. Долгие годы на его месте был сквер и частично проезжая часть расширенного переулка. Сейчас, в ходе реставрации храма, некрополь восстановлен, нагробия там, где это возможно, возвращаются на исторические места. Для этого потребовались только любопытство и настойчивость, проявленные общиной храма во главе с о. Леонидом Калининым. Стоит упомянуть и о тех кладбищах, которые остались на карте Москвы в исходном виде благодаря энергии соответствующих общин – как и Рогожское старообрядческое. В разные годы угрозы нависали над Даниловским татарским кладбищем, над Ваганьковским армянским и некоторыми другими – их удавалось отстоять именно из-за принципиальной позиции родственников и потомков захороненных. |
| Бесплодные искания архиереев, а равно и приобретение таких, как Епифаний, Афиноген, Анфим, само собою разумеется, не избавили раскольников от необходимости иметь бегствующих от великороссийской церкви иереев, – и беглые попы у них действительно имелись постоянно, хотя и были приобретаемы с немалым трудом и с явным отвращением от этих «чужеименных» пастырей. С воцарения императрицы Екатерины II-й предоставленная раскольникам свобода в отправлении религиозных обрядов открыла более свободный доступ к ним и беглым попам. Особенно стремились они в те, образовавшиеся во внутренних пределах империи, богатые старообрядческие общины, где внешнее довольство и материальные выгоды служили вообще сильной приманкой для священников, терпевших нужду на своих бедных православных приходах. Таким вожделенным приютом для бегствующего священства явилось в Москве, вскоре же после своего учреждения в 1771 году, быстро возраставшее и богатевшее Рогожское кладбище. Здесь-то один из беглых попов, Василии Стефанов 76 , успевший приобрести себе великий почет у московских поповцев, проповедуя, что приходящих от великороссийской церкви мирян и священного чина, на основании якобы древних примеров, надлежит принимать непременно вторым чином, под миропомазание («… перемазывать» по выражению поповцев), задумал ради вящего укоренения этого обычая, а более из своих личных расчетов, устроить на кладбище варение мира, так как, по сознанию самих старообрядцев древнего иосифовских времен, мира у них тогда уже не имелось, и своим новоосвященным – кладбище могло бы поэтому снабжать всех, повсюду сущих старообрядцев для употребления оного при крещении младенцев и чинопрятии от церкви приходящих. Святотатственное действие это было совершено на Рогожском кладбище в 1777 году. Таким образом в Москве, не думая долго, решили для всего старообрядчества, доселе остававшийся не решенным окончательно вопрос о чиноприятии бегствующих от великороссийской церкви священников. Но как в первые времена раскола вопрос этот, при самом своем возникновении, вызвал много разногласий в старообрядчестве, встретил вообще казавшиеся непреодолимыми затруднения к удовлетворительному его решению, что и было, как мы видели, одной из самых главных причин, возбудивших в старообрядчестве мысль о приобретении епископа, об учреждении своей собственной иерархии, в чем думали найти единственное средство выйти из затруднения: так точно и теперь дело не обошлось без горячих споров между старообрядцами, а также и в отношении к исканию архиерейства не осталось без последствий очень важных. |
| Но есть другая сторона в вопросе о московских мнимо-окружниках и противуокружниках, которую необходимо принять во внимание, чтобы решить, кто из них более опасен и вреден для церкви, и кто поэтому менее заслуживает снисхождения, тем паче покровительства, – это именно степень их распространенности, степень силы и влияния в расколе, чем условливается и степень вредного воздействия на общество православных. Будучи рассматриваемы с этой стороны, мнимые окружники представляют в Москве раскольническое общество несомненно более вредное, нежели противуокружники. Количество этих последних в Москве можно назвать ничтожным в сравнении с количеством мнимо-окружников; точно так же их значение и влияние среди раскола в Москве не менее ничтожно: потому и духовный глава их, лжеепископ Иов, существовал в Москве совсем безвестно, никого не тревожа, кроме гордых своим могуществом мнимо-окружнических властителей. Напротив, эти мнимые окружники представляют в Москве главную, преобладающую массу поповщинского раскола, в их руках вся сила и все влияние на эту обширнейшую в расколе отрасль, – и прежде всего главная сила, по преимуществу поддерживающая раскол, – сила капитала, так как во главе их стоят всем известные московские богачи- раскольники и в их владении находится само Рогожское Кладбище, центральное место всероссийского поповщинского раскола, из которого они в недавнее время сделали своего рода метрополию, нагло издеваясь при том даже над повелениями Верховной власти. По всему этому и духовный глава мнимых окружников – лжеепископ Савватий, при всем его личном ничтожестве, имеет несравненно большую силу и несравненно большее значение в расколе, нежели Иов. Нужно прибавить к этому, что при Савватии состоит, никаким правительством не разрешенный, так называемый Духовный Совет, составляющий центральное управление для всего поповщинско-австрийского раскола в России. Чтобы показать какой широкой распространенности достигла в Москве секта мнимо-окружников, признающих Савватия своим духовным владыкой, и какую составляют они силу в расколе, ко вреду православной церкви, мы представим здесь небольшую историческую справку о количестве австрийских попов и дьяконов в Москве, – сколько было их двадцать пять лет назад и сколько имеется теперь. |
| Восток Если эмиграция из Средней России на юг и затем в Турцию была сравнительно малочисленной, то переселение старообрядцев на восток, в Поволжье, на равнины между Волгой и Уралом, на Урал и дальше в Сибирь приняла массовый характер. Историки раскола полагают, что из средней России в конце XVII и в начале XVIII века общая эмиграция старообрядцев – правда, включая в это число и переселение на запад и юг, – достигла около одного миллиона человек. А это составляло очень значительную часть населения страны. К концу XVIII – началу XIX века почти вся торговля на Волге, этой основной экономической артерии России того времени, была в руках купцов-старообрядцев. Переселение туда старообрядцев из Ветки, основавших несколько больших монастырей и поселений на Иргизе, дало волжским старообрядцам духовную и идеологическую поддержку и помогло их поселениям привлекать все больше и больше своих одноверцев из центральных районов страны. В конце XVIII века в самой Москве образовалось два очень влиятельных старообрядческих центра: поповское Рогожское кладбище и беспоповское Преображенское кладбище. Они назывались " кладбищами» потому, что первоначальное разрешение властей дано было только на кладбище для похорон старообрядцев – жертв холеры в 1790-х гг., но там очень скоро были созданы монастыри, дома для престарелых и сирот и, наконец, – полуофициально – старообрядческие церкви. В первой половине XIX века Рогожское и Преображенское поселения стали главными капиталистическими, финансовыми, промышленными и торговыми узлами России. На Урале еще при Петре Первом старообрядцы создали колоссальную горную и железоделательную промышленность. В 1702 г. Петр передал казенный завод в руки тульского промышленника Никиты Демидова, который, хотя официально и не был старовером, но тем не менее широко поддерживал староверческие центры на Выге и на Волге, и принимал в качестве руководителей- " технократов» своих предприятий исключительно староверов. Вскоре Демидов и его семья стали крупнейшими предпринимателями железного дела на Урале. В 1736 г. из 53 крупных заводов на Урале 22 принадлежали Демидовым, в XVIII и начале XIX века считавшимся богатейшими людьми Российской империи. Другие заводы на Урале тоже принимали в качестве как директоров и технократов горного и металлургического дела почти исключительно староверов. Они настолько преуспели, что к 1790-м гг. Россия производила больше железа, чем Англия, и даже вывозила свое железо в Англию и другие страны. |
| —93— 1863 г. ние взволновало умы лжесвященнического согласия. Белокриницкий лжемитрополит Кирилл прибыл в Москву, составил лжесобор и осудил послание, и Антония. Но рассудительнейшие не подчинялись сему; признали заграничную лжеархиерею не нужною, и заставили Кирилла удалиться из России. Составился в Москве лжесобор Русской лжеиерархии; осудил действия Кирилла и требовал от него исправления. Напротив того, Кирилл составил лжесобор из заграничной лжеиерархии; осудил Антония и грамату о сем подкрепил подписью основателя раскольнической лжеиерархии Амвросия. Московские, чтобы отвести сей удар, послали депутатов к Амвросию уверили его, что он обманут Кириллом и исходатайствовали у него грамату, которою он лишает Кирилла права священнодействовать доколе не принесет покаяния, и, в случае неисполнения сего, подвергает Кирилла проклятию. Можно было подумать, что Антоний одержал решительную победу; но собралось на Рогожском кладбище многолюдное собрание, в котором, после шумных споров, на стороне Антония осталось только несколько человек, а вся масса народа оказала себя приверженною к Кириллу. Невидимое правосудие Божие является в том, что противники православной Церкви разделяются в то самое время, когда почитали себя нашедшими для себя крепкий узел соединения, одна сторона поражает другую взаимно беспорядочными и посрамительными ударами, и каждая, обличая в незаконности другую, привлекает на себя обличение в незаконности. Но люди незаконного сонма, незаконно между собою препирающиеся посрамлены и приведены в смущение, а не обессилены. Открывшееся на Рогожском соборище явление, что большая масса раскольнического народа назначает себе точку опоры за границею, требует проницательного взора со стороны государственной власти. В недавнее время в Польше образовалось в крайней степени беззаконное, самодельное, тайное, подземное лжеправительство, которое усиливается совращать верноподданных, и увлекать в свое направление, и под свою власть. Жестоко и несправедливо было бы решительно срав- |
| Поставленный первоначально в конце 1846 года в С.-Петербургском секретном комитете, вопрос этот вскоре же был передан на обсуждение Московского комитета, так как он ближе всего касался рогожского кладбища, этой единственной в то время метрополии беглопоповства, да и поставлен-то был он в то время в чисто местной форме, именно: «какие меры удобнее, по местным обстоятельствам, принять для сближения рогожских раскольников с православною церковью и преподания им духовных треб в случае выбытия состоящих ныне у них попов»? 899 Рассуждения об этом предмете происходили в секретном Московском комитете в продолжении двух лет, в 1848 и 1849 годах. В первом же заседании этого комитета, 29 марта 1848 года, при обсуждении вопроса о даровании раскольникам священников со всею ясностью обнаружилось, что все светские члены комитета стоят за положительное решение означенного вопроса. «Мысль дать раскольникам священников по их выбору, писал впоследствии Московский архипастырь обер-прокурору Св. Синода Протасову, зависящих не от духовного, а от светского начальства, увлекла всех светских членов, смотревших на нее со светской только стороны» 900 . И только один м. Филарет, «единственный, как он сам замечает, духовного звания член комитета» 901 , по-прежнему отрицательно отнесся к рассматриваемому вопросу, по-прежнему полагал, что дать раскольникам священников от гражданского начальства не было бы ни правильно, ни удобно, ни полезно. В это первое заседание комитета была представлена им обширная записка, в которой он очень обстоятельно отвечает на поставленный С.-Петербургским комитетом вопрос. 902 Решая в начале (стр. 224–229) первую половину вопроса, Московский святитель обозревает местные обстоятельства раскола в Москве и, сообразно с выводами, к которым он приходит из этого обозрения, рекомендует ряд мер для сближения рогожских раскольников с православною церковью. а потом уже (стр. 230–234) рассматривает и интересующую нас в настоящее время вторую половину вопроса, поставленного С.-Петербургским секретным комитетом, т.е. |
| Приезд Антония в Москву и первоначальная его деятельность в России.– Сношения с Софронием. Выехав из Белой-Криницы 4-го февраля 1853 года и вступив благополучно в пределы Российского государства, новопоставленный Владимирский архиепископ Антоний направил путь не в епархиальный свой город, где не было и старообрядцев австрийского согласия, а прямо в Москву, где Рогожское кладбище, издавна служившее средоточием поповщинского раскола, становилось центральным для России местом и австрийской поповщины, так как попечители его и почетные прихожане из именитого московского купечества, вместе с конторщиком Дмитрием Корнеевым, с самого начатия дела об иерархии находились в сношениях с Белой Криницей. В Москву Антоний приехал на сырной неделе и, явившись на Рогожское кладбище, предъявил конторщику и попечителям свои документы, удостоверявшие действительное производство его в сан Владимирского архиепископа и назначение – управлять всеми церковно-иерархическими делами у российских старообрядцев, приемлющих австрийскую иерархию, т. е. представил свою ставленную грамоту, Устав Владимирской архиепископии и другие документы. Надобно полагать, что инок Павел снабдил Антония и рекомендательными письмами к своим знакомым из влиятельных прихожан Кладбища. Так как Софроний успел уже возбудить против себя большое недовольство среди старообрядцев, и особенно московских, имевших притязания на руководство и управлений делами раскола, то нового, присланного из митрополии архиерея, притом произведенного в сан архиепископа, которому, должен быть подчинен и Софроний, в Москве приняли благосклонно 527 . Правда, прошлое Антония, его долговременное пребывание в федосеевском беспоповщинском расколе, его деяния на Преображенском Кладбище, о которых ходили среди старообрядцев слухи даже с прикрасами, должны были внушать некоторое сомнение относительно достоинств присланного из Белой-Криницы нового архиерея; но, с другой стороны, то самое, что столь ревностный федосеевец, каким был Антоний, признал правильной новоучрожденную старообрядческую иерархию, явился ее служителем и распространителем, многих сторонников этой иерархии могло даже особенно расположить в его пользу. |
|
|
