| Что на сие сказать? Сначала обращаюсь к своим читателям, а потом уже побеседую с проф. Титовым. Видите-ли, господа, в чем дело. Проф. Титов в течение полугода, готовясь дать проф. Голубеву генеральное сражение, мобилизовал довольно значительную армию, но упорядочить ее не смог, ибо полководец он плохой. Шума его армия, как снабженная иерихонскими трубами, делает много, а толку отсюда не выходит никакого. Другими словами: проф. Титов в течение указанного времени познакомился с некоторыми библиографическими трудами, имеющими отношение к затронутому вопросу, и сведений приобрел довольно достаточно; но сведения-то эти не могут в надлежащем порядке разместиться в его голове, никак не может он их осмыслить. При этом следует отметить и красными чернилами подчеркнуть, что проф. Титов вовсе не имеет в виду осветить поднятые вопросы, но всячески их затемнить. Света он страшно боится и сторонится от него всемерно. Правда, он приводит изречение митрополита Платона, что истина и беспристрастие есть любезное свойство историка. Но кто не знает, господа, что у нас в настоящее время делается под знаменем креста и именем Христа?! Статья проф. Голубева, – как он заявил, – основана на фактах, критически проверенных и продуманных, и написана с осторожностью не неопытного ученого. Проф. Титов совершенно бессилен нанести ей какой-либо даже наималейший ущерб. Кажется, в душе он это и сознает. Но цель его одна – напустить тумана. Кто-де это будет разбираться в библиографических тонкостях? Имея в виду такую цель, он и средства употребляет соответствующие, а при этом возможны ли серьезные речи о каких-либо научных приемах?! Пыль бы только пустить, воду замутить. Я не высокого мнения о зрелости научной мысли проф. Титова, но все-таки не могу допустить, чтобы после сделанных мной в «Объяснительных параграфах» разъяснений он мог серьезно говорить, что «пока не видит оснований отказываться от своего понимания слов описей Львовской печати в смысле Львовской братской типографии». Очевидно, он запамятовал известное изречение: est cujusvis hominis errare, nullius vero nisi insipientis perserverare in errore. Комичен промах, допущенный проф. Титовым (комичны его библиографические открытия), но ведь защищать этот промах во много раз еще комичнее. |
| Она нашла возможным представить следующую характеристику изданных проф. Титовым «Памятников» и на основании этой характеристики преподать ему добрый совет. Характеристика и совет были дословно нижеследующие: «Высокие научные качества изданного проф. о. Ф. И. Титовым I тома Памятников православия и русской народности побуждает комиссию выразить живейшее желание относительно продолжения печатания этого замечательного предприятия, отличающегося широтой задачи и талантливым ученым выполнением её. В самом деле. История православия и русской народности в Западной России в XVII–XVIII вв. совершенно не разработана. О. Титов поставил для себя задачей разыскать в русских и заграничных архивах и библиотеках документы, относящиеся к православию и русской народности в западной России в означенное время, изучить их, издать главнейшие и на исследовании их воссоздать истинную, основанную на документах, историю борьбы западной России за веру и народность в XVII–XVIII вв. и тем расчистить путь и дать богатый материал, для ученых, желающих трудиться на этом пути. Симпатичная, великая и многоплодотворная по своим последствиям задача! Прекрасным началом выполнения её служит изданный в трех книгах 1 том актов по истории заграничных монастырей Киевской епархии XVII–XVIII вв. с обширным исследованием и картой Западной России, составленной весьма подробно и обстоятельно. Настоящий том Памятников, заключая в себе 746 актов по истории заграничных монастырей Киевской епархии, содержит самые разнообразные материалы: одни из них говорят о происхождении и начале монастырей, другие о внешней их судьбе, иные о внутреннем их устройстве, иные о значении монастырей и участии их в борьбе Западной России за веру и народность, иные о церковных братствах, находящихся при монастырях, другие содержат в себе описание книжных собраний, существовавших в обителях, иные о земельных владениях монастырей и т. п. Означенные акты изданы в хронологическом порядке, снабжены подробным оглавлением, а в конце 3 части приложен указатель личный, географический и предметный для всех трех частей первого тома. |
| П.В. Безобразов Записка армянского иерусалимского патриарха Захарии о правах армян на Св. места в Иерусалиме, от 11 Мая 1844 г., переданная 3 Декабря того же года Вл. П. Титовым архимандриту Порфирию для представления своих по оной замечаний 53 Declaration de l’époque à laquelle les moines Arméniens s’établirent à Jérusalem et proche du saint lien de l’Ascension de notre Seigneur Jésus Christ Après l’ascension de Jésus Christ au ciel et la venue du St. Esprit, suivant la promesse du Sauveur, l’apôtre Thadee se rendit à Edesse auprès d’Abgar, roi des Arméniens de la maison Arsacide, et qui avait embrassé le christianisme avant la passion et la mort de Jésus Christ. L’apôtre baptise Abgar avec toute sa cour et son armée. Abgar fut donc le premier parmi les rois du monde, qui crut en Jésus Christ. Trois ans après, lorsque Abgar mourût, son épouse Hélène, cette vertueuse reine de l’Arménie, quitta Edesse et alla s’établir à Caran tout affligée, car Lanatruce, neveu d’Abgar, passa cruellement au fil de l’épée toute la race d’Abgar, et occupa le trône d’Arménie. Celui-ci voulut offrir à la reine Hélène la souveraineté des Arméniens de Mesopotamie; mais cette princesse dédaigna la gloire perissable du monde, quitta Caran, accompagnée de nombreux fidèles, et alla s’établir à Jérusalem, où elle fit construire plusieurs édifices dans les lieux saints. A l’époque, οù la ville fut ravagée par une cruelle famine sous Claudius, la princesse Hélène nourrit presque tous les habitans de Jérusalem. Voila l’époque à laquelle les moines Arméniens s’établirent à Jérusalem. Dans la suite plusieurs édifices furent construits par Tiridate, roi de l’Arménie, et par Constantin le grand, qui embrassèrent le christianisme dans le même temps et qui par conséquent se lièrent d’une amitié étroite. Il n’existait aucune distinction parmi les chrétiens de Jérusalem jusqu’au concile oecuménique de Chalcedoine; cliaque nation célébrait indiftérement les mystères dans les lieux saints. Mais lorsque Joussouft Saladin sultan d’Egypte se rendit matre de Jérusalem, l’an 1187, l’entretien de tons ces lieux fut confié aux moines Arméniens, car Joussouff Saladin était né en Arménie, dans la ville de Devine, et il aimait beaucoup les Arméniens. Les firmans de ce prince delivrés aux Arméniens se trouvent encore dans les archives de notre convent. C’était donc les Arméniens qui entretenaient ces lieux et les desservaient continuellement. |
| «Что же касается остальных двух выводов, то они не оправдываются наличностью известных фактов. «Академическое начальство, спустя девять дней после пожара, извещало киевского митрополита (а он затем Святейший Синод) не о количестве книг Академической библиотеки, находившихся в ней до пожара, но о количестве книг сей библиотеки погибших во время пожара. Ибо – что подчеркиваем – пожар 29 февраля 1780 года хотя истребил большую часть Академической библиотеки, но все-таки далеко не всю». В подтверждение своего мнения я сослался, во 1-х, на то, что в нашей Академической библиотеке и до настоящего времени находятся книги, бывшие в ней до пожара 1780 года (причем указал, что о книгах, поступивших в библиотеку от митрополита Петра Могилы и теперь в ней находящихся, говорится в моем реферате: «О составе библиотеки митрополита Петра Могилы », напечатанном в Трудах III археологического съезда в Киеве) и, во 2-х, на чрезвычайно важное свидетельство современника, бывшего (в 1785–1789 годах) ученика Киевской Академии И. Ф. Тимковского. Но, прежде чем говорить о значении приведенных мной данных в подтверждение своего мнения, я считаю нужным сделать два разъяснения. 1) Во-первых, я должен принести покаяние в допущенной мной ошибке. Желая подчеркнуть знакомство с моей Историей Киевской Духовной Академии проф. Титова, я сказал, что она им рецензирована. На самом же деле профессором Титовым составлена рецензия на мое сочинение «Киевская Академия в конце XVII и начале XVIII века». Но так как проф. Титов признает свое знакомство и с моей Историей Академии, то сущность дела от этой ошибки нисколько не меняется. Мне хотелось, как я сказал, подчеркнуть именно означенное знакомство. Но во всяком случае выражение в моей статье: «сообщены (сведения о пожаре 1780 г.) … в нашем труде, рецензированном проф. Титовым», – должно быть заменено следующим: «сообщены… в нашем труде, без сомнения, проф. Титову известном». Понятное дело, на ход трактации, означенная замена ни малейшего влияния не имеет. 2) По поводу «бузины в огороде» и «дядьки в Киеве» позволю себе сказать следующее. |
| Члены академического Совета по прочтении последнего из приведенных указов приходят в настроение приподнятое, а некоторые положительно возмущены: каким это образом, без ходатайства и ведома Совета, проф. Титов получил ординатуру? Каким образом обойден профессор старейший по службе, старейший по докторству, несоизмеримо преимуществующий пред проф. Титовым по своим ученым заслугам, учитель последнего. Преосв. Ректор окончательно теряется. Только и говорит: «это – не я, это – не я; это – митрополит, это – митрополит»! Профессор Голубев, очень хорошо понимающий, что в данном случае митрополит столько же повинен, сколько и новорожденный младенец, принимает боевой вид, и между ним и преосв. Ректором происходит следующий небольшой словесный турнир. Проф. Голубев: Позвольте, Ваше преосвященство, спросить вас, известно ли вам было о готовившемся представлении митрополита относительно ординатуры проф. Титова? Преосв. Ректор: Я знал, но не принимал в этом деле никакого участия, решительно никакого, я только не препятствовал митрополиту. Проф. Голубев: А если знали и не препятствовали, т. е. не разъяснили митрополиту, что у нас есть старейший и достойнейший кандидат для занятия ординатуры, и обход его будет для него тяжкой, незаслуженной обидой, – то я позволю себе в присутствии Совета заявить Вашему преосвященству, что такое ваше деяние есть черная страница в истории нашей Академии. – Я не войду в Синод с резкой докладной запиской об этом деле в том только случае, если Совет будет ходатайствовать об удостоении звания ординарного профессора Д. И. Богдашевского (упомянутый старейший по службе и ординатуре, сравнительно с о. Титовым, профессор). Преосв. Ректор: Я уже думал об этом. Так, без сомнения, и будет. Инцидент исчерпан. – К проф. Голубеву подходит проф. Завитневич и, горячо пожимая ему руку, тихим голосом говорит: благодарим вас, благодарим. Проф. Голубев взирает на проф. Завитневича. Занавес падает. Что сказать относительно этого комедийного представления? – Да ничего. Следует плюнуть и отойти, что проф. Голубев и делает. XXIV |
| Дело, как оно выясняется проф. Титовым, состоит в следующем. Г. Крыловский напечатал список «церковно-богослужебных книг братской Львовской типографии». Список этот проф. Титов признает («я признаю») составленным внимательно, тщательно и вообще важным, могущим оказать услугу библиографам в их ученых розысканиях». Он, проф. Титов, не соглашается «только с одной мыслью автора книги, высказанной им в примечании 12 на стр. 307, где г. Крыловский делает цифровой подсчет всем изданиям Львовской братской типографии за время с 1585 года по 1722 год», причем оказывается, что братство за означенное время выпустило в свет церковно-богослужебных книг 123.757 (экземпляров), грамматик 500, букварей 34.237 и много других книг, всего 160.000 экземпляров». Не соглашается проф. Титов с означенным подсчетом потому (единственно потому), что г. Крыловский внес в свой каталог далеко не все издания, вышедшие за рассматриваемое время из Львовской братской типографии. Именно, ему «остались, к сожалению, неизвестными те любопытные наблюдения над старопечатными изданиями Львовского братства», которые сделаны проф. Титовым во время его ученых архивных работ, – т. е., остались неизвестными целых восемнадцать изданий, которые проф. Титов и перечисляет. Вина проф. Голубева, следовательно, заключается в том, что он обратил внимание только на эти мнимые библиографические открытия проф. Титова, приводимые им для иллюстрации его возражения против означенного подсчета, а не обратил внимания на самое возражение (которому проф. Титов придает такую высокую цену!), «совершенно не заметил этого возражения и нисколько его не поколебал». Что сказать по поводу таких речей проф. Титова? Можно сказать, что проф. Голубев в данном случае отнюдь не желал изображать собою того «любопытного» (зри басни Крылова), который, бывши в «кунсткамере», обратил внимание на «бабочек, букашек, козявок, мушек, таракашек», а «слона-то и не приметил». Ваши, проф. Титов, библиографические открытия о Львовских братских изданиях и есть тот слон, хотя и мыльно-пузырчатый, который требовал надлежащего по нему щелчка, дабы своей величиной и ложным блеском он не вводил исследователей (да; как увидим ниже очень почтенных исследователей) в заблуждение, – что проф. Голубевым в его «Объяснительных параграфах» и сделано. |
| 1) Никакой обиды от того обстоятельства, что составление «обстоятельной истории Киево-печерской типографии» поручено было не профессору Голубеву, он не ощущал и не ощущает и сему благому предприятию всей душой сочувствует. 2) Утверждение проф. Титова, что проф. Голубев при своих рассуждениях о начале типографской деятельности в Лавре обнаружил «невежество в знании элементарных фактов истории западнорусской церкви» вообще и в частности «полное свое невежество» по данному вопросу, – страдают, по-видимому, некоторым преувеличением. 3) Означенный суровый приговор, произнесенный проф. Титовым относительно проф. Голубева, едва ли не с большим основанием, оправдываемым фактическими данными, приложим к изрекшему сей приговор, т.е. проф. Титову. А теперь, достопочтенные отцы, отлагая дальнейшие речи к вам относительно «обстоятельной истории Киево-печерской типографии» до конца статьи, я нахожу благовременным побеседовать с проф. Титовым. Моя беседа с вами, проф. Титов, по данному вопросу будет несколько короче, чем с достопочтенными лаврскими отцами, потому что все существенное сообщено последним: остаются не выясненными только некоторые детали. Вы пишете, что в заметке «Киевлянина» о трехсотлетии типографии Киево-Печерской Лавры «нет ничего что сочинил проф. Голубев», что эта заметка профессором Голубевым «совершенно извращена и фальсифицирована», что проф. Голубев дерзает «критиковать несуществующие ваши труды и теории по вопросу о происхождении Киево-Печерской типографии и о начале книгопечатания в ней». Неужели вы, проф. Титов, не уразумеваете смысла, силы и значения очень небольшой по объему трактации проф. Голубева о начале книгопечатания в Киево-Печерской типографии? Я вам объясню сии смысл, значение и силу. Основные положения проф. Голубева в означенной трактации были таковы: а) Книгопечатание в Киево-Печерской типографии началось в 1616 году, относительно чего имеются данные несомненные. б) Обстоятельство это проф. Титову, взявшему на себя труд составления «обстоятельной, научной истории» означенной типографии, осталось, по-видимому, совершенно неизвестным, что явствует из напечатанной в «Киевлянине» за 1905-й год заметки, согласно утверждению которой, – без сомнения, вследствие заявлений проф. Титова, – начало книгопечатания в Киеве относится ко времени более раннему и трехсотлетний юбилей Лаврской типографии имеет быть в салмом непродолжительном времени (в 1908 или даже 1907 гг.). |
| А вообще-то спасла меня молитва. Долго думал сейчас, как написать об этом, и вот решил сказать самыми простыми словами, не боясь, что слова эти прозвучат елейно или ханжески… Да, спасал Господь Бог, к которому неизменно и ежедневно обращаюсь и в начале дня и в конце его, и тем более во все трудные минуты жизни. Молился я, когда караульный милиционер ушел звать дежурного по отделению. Молился, когда лежал парализованный на пороге своей комнаты. Молился, когда дребезжащая машина «скорой помощи» везла меня полуживого на Острова, в больницу. А с Титовым мне еще привелось повстречаться. В январе 1944 года, в те дни, когда советские войска, совершая чудо, взрывали железное кольцо немецкой блокады, я был в командировке в Ленинграде, шел по улице Некрасова в сторону Литейного и вдруг вижу — навстречу мне едет на велосипеде квартальный уполномоченный Титов. Он тоже меня узнал и так, помню, растерялся, даже испугался, что колесо его велосипеда заюлило и он чуть не вывалился из седла. Нет, и не жалею, что не возбудил против этого человека «дело». Знаю, что дурно, когда твоя судьба и судьба твоих ближних зависят от таких подонков, но знаю и другое — что на душе у меня сейчас было бы куда хуже, если бы я нарушил в тот раз заповедь: «Не судите, да не судимы будете». Жалею я не об этом. Жалею, что не узнал и не придумал способ узнать имя и дальнейшую судьбу человека, сказавшего мне тогда: — Идите. Если он жив — да хранит его Бог! Если нет — упокой, Господи, душу его!.. 75 Да, во всех случаях и при всех обстоятельствах мы должны оставаться христианами. И православными. Читаю сейчас дневники С. А. Толстой. Там графиня, убежденная христианка, до конца державшаяся православия, зачитавшись какой-то книгой, посвященной буддизму, пишет: «Насколько буддизм лучше нашего православия». Согласен, что в буддизме есть много привлекательного, даже прелестного, не могу не согласиться и с тем, что в победоносцевском православии обнаружить что-нибудь чистое и, тем более, прелестное было трудно, и все-таки… |
| Необходимо разуметь в точности термины: наличное имущество. Это значит – вещь, существующая в действительности; но она может и не быть в наличном владении у продавцов в минуту продажи, лишь бы только сам продавец мог ею располагать в эту минуту на праве собственности (1389 ст.). Таков случай, к коему относится Касс. реш. 1871 г., N 618. Титов приобрел в 1868 г. от механика пароход, с тем, чтобы принять его, по сборке, в следующую навигацию, и затем в начале 1869 года продал пароход Соловьеву. Взыскатели с Титова стали обращать взыскание на сей пароход, доказывая, что продажа от Титова Соловьеву еще не осуществилась, так как продан пароход, не принятый еще самим Титовым от механика, и что уступочный акт есть в сущности акт запродажи, а не продажи. Сенат рассудил в смысле 1384 ст., что наличность имущества у продавца не относится к необходимым признакам продажи. В Малороссии, по Литовскому статуту, дозволяется писать уступочные записи об имуществе, которого уступщик хотя не получил еще во владение и на лицо передать не может, но на отыскание или получение коего имеет право иска: предметом таких записей служит обыкновенно открывшееся наследство или право на выдел части из наследства или право на вознаграждение. Такая запись называется улиточною (от малороссийского слова – уливать), и не считается окончательным актом передачи имущества, следовательно, в случае присуждения оного преемнику права по записи, передача имущества должна еще совершиться в форме купчей крепости (см. 710 ст. Зак. Гражд. Журн. Мин. Юст. 1859. Октябрь. Ст. Костенецкого об улиточной записи. Касс. реш. 1872 г., N 794; 1875, N 926; 1878, N 192; 1879, N 301, 355; 1880, N 197, 263, 297). Если имение состоит в действительном владении, то хотя бы оно было спорное, продажа дозволяется, но право переходит к приобретателю условно, ибо когда впоследствии проданное имущество отсужено будет от продавца, то покупщик обязан возвратить его законному собственнику (1392). В таком случае в купчей помещается оговорка относительно спора. |
| За препровожденный к Вам г. Титовым книжный для меня дар я готов благодарить почтенного дарителя; но, не имея его адреса, этого сделать не могу. Если Вы вручение этого дара отлагаете до личного со мною свидания, то этого свидания в Твери скоро ожидать нельзя, при настоящих моих обстоятельствах. Разве Вы не пожалуете ли в Петербург по каким-либо своим надобностям? Моя жизнь в Северной Столице, с приближением осени, начинает входить в настоящую нормальную колею: и дела становится больше, и посетители стали являться чаще. Скучать некогда. Дал бы только Бог здоровье. Поздравляю Вас с благоприобретениями для музея; но умножаются ли ваши книжные сокровища? Имеете ли Вы, напр., недавно изданную книгу, под заглавием; „Витебская старина“? – Издание замечательное. – Мне прислали экземпляр этой книги из Витебска. Моя небольшая библиотека продолжает пополняться новыми, более или менее интересными, книжками. Так, на днях выписал для меня из-за границы Вольф издание: „Polyglotten-Bibel, в 6-ти томах“ 1409 . 16-го ч. получено было мною письмо из Харькова от протоиерея И. Л. Чижевского, который писал мне от 12-го числа, в ответ на мое письмо от 4-го числа: „Архипастырское послание Вашего Высокопреосвященства —30— 1883 г. принесло мне величайшее утешение в моем семейном горе, за что приношу мою глубочайшую искренно сыновнюю благодарность. Ваше Высокопреосвященство полагаете, что жизнь пресвитеров лучше епископской, – думаю, что и та и другая постоянно обуреваются зря напастями и житейскими волнами. Я, кажется, уже писал: Богу угодно было в один год лишить меня двух взрослых дочерей девиц, одна скончалась 30 июня, а другая 30 октября прошлого года; в настоящее же время лежит в постели, почти без всякой надежды, третья – жена судебного следователя Чуева. С 4 октября прошлого года по 1-е июня настоящего жена моя с нею прожила в Ялте, но это почти никакого облегчения не принесло. ездил и я в Крым за ними в средних числах мая и насмотрелся на красоту и чудеса тамошней природы. Вот и жизнь пресвитеров семейных! Не говорю уже о неудачах по службе, о заслуженных и незаслуженных огорчениях, получаемых от начальства и всегда незаслуженных от прихожан. |
|
|
