| Вседоблий же блаженный юноша врный, иже б присны брат и единоматеренъ тому Стефану, аще бо и от единого отца родистася, аще и едино чрево изнесе ею, но не едино произволение ею. Не брата ли приснаа оба быста себ? Не единомыслиемъ ли съгласистася и сдоста на мст том? Не оба ли равно купно съвщастася ссти в пустыници той? Како абие распрагостася друг от друга? Овъ сице произволи, другий же инако; овъ убо въ градстмь монастыр подвизатися проразсуди, овъ же и пустыню яко град сътвори. Не зазрите же ми грубости моей, понеже и до зд писахъ и продлъжих слово о младенств его, и о дтьств его, и прочее о всем блецком житии его: и елико бо аще в миру пребываше, но душею и желаниемь къ Богу распалашеся. Показати же хощу почитающим и послушающим житиа его, каковъ бывъ из млада и изъ дтства врою и чистымь житиемь, и всми добрыми длы украшен – сице дание и хожение его еже в миру. Доброму сему и преудобреному отроку аще и в мирьстм устроении живущу ему тогда, но обаче Богъ свыше призираше на него, посщаа его своею благодатию, съблюдаа его и огражаа святыми аггелы своими, и въ всякомь мсте съхраняя его и во всяком пути его, амо же колиждо хождааше. Богъ бо есть сердцевидець, единъ свдый сердечьная, единъ свдый тайная, прозря будущаа яже о нем, яко имаше въ сердци многы добродтели и любви рачение, провдый, яко будет в нем съсуд избранъ по его благому доброизволению, яко будет игуменъ множайший братии и отець многым монастырем. Но тогда убо велми хотяше облещися въ образ чернечьскый: зло желаше иночьскаго житиа и постнаго и млъчаннаго пребываниа. О ПОСТРИЖЕНИИ ЕГО, ЕЖЕ ЕСТЬ НАЧАЛО ЧЕРНЕЧЕСТВУ СВЯТАГО Сам же преподобный отець нашь тогда еще не б приалъ аггельскаго образа, донеле же извыче вся монастырьскаа дла: и чрънеческыи устрои, и прочаа ключимаа, яже на потребу мнихом. И повсягда, по вся времена, с великымь прилежаниемь, и съ желаниемь, и съ сльзами моляшеся Богу, дабы сподобитися аггельскому тому образу и причьстися въ иночьскый ликъ. И призвавъ к себ въ прежереченную пустынку нкоего старца духовна, чином священничьскым украшена, прозвитерьскою благодатию почтена, саном игумена суща, именем Митрофана. Емуже повлвает купно же и молит съ смиренометаниемь, и к нему радостн прекланяет главу свою, въ иночьская хотя от него облещися. И присно глаголя ему: «Отче! Сътвори любовь, пострижи мя въ мнишескый чинъ, зло бо хощу его от юности моея от многа времени, но нужа родительскаа одръжаше мя. Нын же от всх сихь свободився, и сице жадаю, ацм же образом желает елень на источникы водныя; сице желает душа моя иночьскаго и пустыннаго жительства». |
| К сим, ярости, убийства, зависти, рвения, гневы, лжи. Сия вся многими и неисчетными болезньми растворена суть... и паче морских волн, человеческия жизни суть треволнения. Таже, что по сих всех; смерть, смерть, пременитель печальных, свободитель трудовом, успокоитель естества, сон человеком последний. Ты же умершего, яко погибши, плачеши и рыдаеши; и который ответ получити, рцы ми; – Господу умершу волею и воскресшу, и всякой плоти воскресение даровавшу; Ты яко не имеяй упования сетуеши; Ублажи его прешедша. От болезней бо и попечений суетных свобождение обрете... Но он, речении ты, бе юноша, и в самом цвете естества, красен посреде сверсников. В езде, в борьбах, в играх, в словесех наказан (обучен), в ответах искусен, учение извыкл бе высокое. всех, иже в Палате, юных превосходил и телесною лепотою, и душевною добродетелию. Но естеству должное послужи. Но пойде к Адаму, яко того чадо. К верному Аврааму, яко верен. Достоит убо радоватися паче, понеже в таковом восхищен бысть возрасте, да не злоба, по Соломону, изменит разум его, или лесть развратит душу его. Но не можеши удержати слез; Приемлю сие. Но не рыдай, не оплакивай, яко от больших на меньшая приведенного, яко от сущих на несущая... Сия бо скверных еретик суть мудрования. (Далее говорит о раздаянии милостыни и вообще о милосердии, и сим поучением оканчивает Слово). В пятом Слове кратко, но живо и назидательно описаны подвиги Антония великого и прочих, весьма многих, пустынножителей обоего пола. Это Слово есть коротенькая Четь-Минея. Вот заключение его: – «Молю не токмо просто и яко же прилучится, святых мужей читати похвалы, но и подобитися им, днесь мало, утре повыше, потом множае: не возможно бо абие от земли лествицы степени все преступом единым прейти кому, и на версе ея обрестися, аще не помалу восходом восприимется: дóндеже, божией помощи поспешествующей, и на их степени взыдем, и с ними уготованныя получим блага о Христе Иисусе Господе нашем, с ним же Отцу слава со святым Духом и ныне и в будущей жизни. Аминь». Шестое Слово об иноческом житии весьма замечательно тем, что в нём это житие описано таким, каким оно было в 14 веке, когда монахи вели жизнь созерцательную и занимались умною молитвою. Посему я помещаю здесь это Слово почти без сокращений, тем поваднее, что оно есть противень четвёртого Слова о суете мирской. |
| И ныне, Богородичен. На стиховне стихиры, глас 5. Подобен: Радуйся, Живоносный Кресте: Радуйся, Ангелом собеседниче,/преподобне Серафиме,/благочестно бо на земли пожив,/многи, приходящия к тебе, страху Господню поучал еси;/благодатию Пресвятаго Духа озаряемь,/зрел еси будущая, яко настоящая,/и умиления и радости многи скорбящия душею исполнял еси./Темже молим ти ся:/молися Господеви о чтущих тя. Стих: Честна пред Господем/смерть преподобных Его. Радуйся, заблуждших учителю предивный,/Христа Господа во храме со Архангелы и Ангелы видети сподобивыйся./И ныне, преподобне,/на Небесех Того зрения выну наслаждаяся,/молися о нас,/верою творящих память твою. Стих: Блажен муж, бояйся Господа,/в заповедех Его восхощет зело. Радуйся, преподобне Серафиме,/всем бо хранити истинную веру Христову заповедал еси,/и, Вышняго жития вожделев,/богатство возненавидел еси:/ныне же неизреченную красоту Небесную зриши/и сладкаго пения Ангельскаго наслаждаешися./Темже молися Господеви/даровати нам мир и велию милость. Слава, глас 6: Преподобне отче Серафиме,/кто исповесть труды твоя и болезни?/Или кий язык изречет жестокое пустынное твое житие,/бдение же и пощение,/еще же в затворе пребывание,/устен безмолвие и моление непрестанное?/Воистинну явился еси постником украшение,/молитвенник к Богу непостыдный./Темже к тебе вопием:/радуйся, иноческаго жития правило;/радуйся, в бедах и скорбех великое утешение/и теплый всем предстателю./Молися, преподобне, спастися душам нашим. И ныне, Богородичен. На благословении хлебов тропарь преподобному, дважды, и «Умилению»: К Богородице, со умилением: единожды. Тропарь на прославление преподобнаго Серафима, глас 4: От юности Христа возлюбил еси, преподобне,/и Тому Единому поработати пламенне вожделел еси,/в пустыннем житии твоем непрестанною молитвою и трудом подвизался еси,/умиленным сердцем любовь Христову стяжав,/Небесным Серафимом в песнословии споборниче,/в любви притекающим к тебе Христу подражателю,/темже избранник возлюблен Божия Матере явился еси,/сего ради вопием ти:/спасай нас молитвами твоими, радосте наша,/теплый пред Богом заступниче,/Серафиме блаженне. |
| То же об общем иноков житии говорит Златоуст: «В общежитии хотя и есть низшие, но высший не смотрит на это, а почитает себя ниже их и чрез то делается большим, ибо больший там тот, кто предупреждает другаго в отправлении самых низких работ. Там у всех один стол, у всех одинаковая пища, одинаковая одежда, одинаковое жилище, одинаковый образ жизни. Там не говорят: это мое, это твое! Оттуда изгнаны слова сии, служащий причиной безчисленнаго множества распрей и проч.» (на Евангелие от Матфея. Беседа 72). То же законополагает об общежительстве и святый авва Дорофей , который, вопрошая: «Чем кажутся вам общежития?», отвечает: «Не суть ли оне одно тело и члены друг друга. Правящие и наставляющие суть глава, наблюдающие и исправляющие – очи, пользующие словом – уста, слушающие их – уши, делающие – руки, а ноги суть посылаемые и исполняющие служение. Глава ли ты – наставляй; око ли – наблюдай, смотри; уста ли – говори, пользуй; ухо ли – слушай; рука ли – делай; нога ли – служи. Каждый да служит телу по силе своей, и старайтеся постоянно помогать друг другу или учением, влагая слово Божие в сердце брату, или утешением во время скорби, или поданием помощи в деле служения. И, одним словом, каждый по силе своей старайтесь соединяться друг с другом, ибо, чем более кто соединяется с ближним, тем более соединяется он с Богом» (Поучение 6, о том, чтобы не судить ближняго). Вот в чем иноческое общежитие поставляют святые отцы: не в одном сожительстве или общей трапезе и одежде, но паче в том, да будет сердце у всех едино, и воля едина, и желание едино, как законополагает святый апостол: да будет вся це лость общества едино тело, из различных членов составленное. Сии-то подвижники составляют истинное апостольское общежитие, сии-то суть истинные подражатели Спасителя и жития Его, во плоти бывшаго, сии-то ангельскому ревнуют жительству, содружество, как они, ненарушимо храняще и правило жития добре соблюдая. Глава 2 О пользе иноческаго общежития Для начинающих духовный подвиг жизнь иноков общежительная пред самою пустынною и уединенною имеет преимущество и вящшее созидание. |
| Григорий Нисский пишет, что в своем отечестве, св. Григорий, когда весь народ обратил на него свое внимание. и все ожидали, что он обнаружит свою ученость всенародно в общих собраниях, дабы в похвалах и известности получить какой-нибудь плод долговременных трудов своих, зная, с чего должны начинать проповедовать истинную философию тщательно усвоившие ее, чтобы не уязвить души своей страстью любочестия, выказывает свою мудрость молчанием, показывая находящееся в нем сокровище делом, а не словами: удалившись от шума площадей и от всей вообще городской жизни, в уединении пребывал сам с собою и через себя с Богом, мало заботясь о всем мире и делах его, не любопытствуя о делах государственных, не расспрашивая о начальниках, не слушая рассказов, как идут общественные дела, но заботясь о том, как довести до совершенства душу путем добродетели 264 . Сирийское житие (§2) 265 также изображает его отшельником, который находил радость свою в пустыне гор: душа его всецело предавалась этой блаженной радости и стремилась к совершенному образу жизни, и слава о нем распространялась во многих городах. Мы не имеем оснований не доверять этим сообщениям, так как наклонность Григория к отчуждению от мира ясно обнаружилась уже в благодарственной речи его Оригену . Горы Понта представляли удобное место для уединения. В окрестностях Неокесарии впоследствии подвизались и св. Василий Вел. с Григорием Богословом , находя это место по пустынному безмолвию удобным для любомудрия. Но эти известия говорят собственно о позднейшей стадии духовного развития св. Григория, не определяя, каким образом он пришел к отречению от своих намерений посвятить себя общественной деятельности, хотя и заключавших в себе уже необходимые данные для изображенного у Григория Нисского и в сирийском житии направления его жизни. Поэтому психологически последовательно, хотя, -повторяем, – для это нет положительных известий, допускать, что св. Григорий по возвращении на родину занялся и домашними делами и выступил на юридическом поприще, но не мог отдаться практической деятельности безраздельно: слишком сильно овладело им то настроение, которое господствовало в школе Оригена и которое он так ярко изобразил в своей речи, – оно влекло его к иным идеалам, к иному служению. Письмо Оригена должно было произвести на него сильное впечатление: оно оживило в нем образ «истинного отца,» все его наставления, всю обстановку жизни в Кесарии Палестинской, – и суета жизни общественной должна была выступить пред ним во всей своей неприглядности. Так, можно думать, сложилось у св. Григория решение «удалиться от шума площадей и от всей городской жизни и в уединении пребывать с собою и чрез себя с Богом». |
| Рисселя, уменьшить элемент чудесного,-напротив сирийское повествование, при отсутствии в нем исторических данных, отличается особенною любовью к чудесному и явно усиливает его, когда говорит о посольстве ангела в качестве посредника между митрополитом и пустынником Григорием, о появившихся на стене буквах, о часто слышимом голосе с неба, о воскрешении умершего иудея, об осушении озера перед глазами всех, о демоне, который из мести возбуждает преследование против христиан, о божественном повелении, по которому епископ с диаконом убегают и чудесно спасаются. В. Риссель, утверждая первоначальность сирийского жития, как будто исходит из того воззрения, что сказание должно считаться тем первоначальнее, чем больше в нем чудесных черт, П. Кёчау (S. 233) в противоположность этому указывает, что сказания, связанные с личностью св. Григория, ни в каком случае нельзя рассматривать, как только образы фантазии или как данное в форме сказания выражение мнения современников и потомков о Чудотворце,-нет, они предполагают фактическое событие, но присоединяют чудесные мотивы или небесное воздействие, объясняют естественные происшествия сверхъестественным образом и этим удовлетворяют ищущей чудесного и суеверной толпе. В самом существе легенды дано, что она, переходя с течением времени из уст в уста, изменяется, что отдельные исторические черты опускаются, как ненужные или уже более непонятные, и присоединяются другие частью из фантазии рассказчика, частью заимствованные из других историй. Таким образом, чем менее историчною является легенда и чем более она содержит чудесных и сверхъестественных деталей, тем далее она должна стоять повремени, а также иногда и но месту от события, которому она обязана своим происхождением. Кроме того, можно отметить в сирийском житии целый ряд черт, которые лучше всего могут быть объяснены, как произведение позднейшей рефлексии 177 Так, вариант, что Григорий половину своего плаща (вместо целого плаща у Григория Нисского ) бросил на иудея, произошел из того соображения, что епископ должен удержать по крайней мере половину своего плаща, чтобы не лишиться Совершенно этой необходимой части одежды. |
| Едва совершилось одно десятилетие 1000 с тех пор, как среди пустынного, необитаемого поля, не без борьбы и скорбей, зачалась, под сенью благоговейно чтимой святыни, малая обитель для ищущих уединённого жития и молитвенных подвигов; и что уже видим ныне? Там, где была вначале одна малая деревянная молитвенная храмина для небольшого числа молящихся, – там видим ныне другой обширный и благолепный храм – такой храм, каких немного можно видеть и среди знатных, многолюдных городов. Там, где было несколько лишь небольших и самых скромных жилищ для малого числа сестёр, – там ныне воздвигнуты новые, просторные и обширные здания не только для обитания здравых и врачевания немощных, но и для разных хозяйственных и даже художественных занятий. Не исполнилось ещё и десятилетия, как тебе вверена новосозданная обитель, к которой на первый раз водворилось с тобою менее тридесяти душ: а что видим —575— 1872 г. ныне? Ныне, под твоим добрым, назидательным руководством, подвизаются о спасении душевном уже более трёхсот сестёр, которые притом обеспечены во всех существенных потребностях телесных. Не должно ли всё сие возбуждать в нас чувство благоговейного удивления пред чудными судьбами Божиими о вверенной тебе обители? Поистине, обитель сия может быть уподоблена оному приточному горушному зерну, которое, хотя меньше всех семян, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его ( Мф.13:31 ). Но по мере распространения обители и по мере умножения числа обитательниц в ней, естественно должны были более и более возрастать, и умножаться для тебя, как начальницы, труды и заботы. Между тем, мы видим, что ты, не смотря на свою немощь телесную и преклонность уже лет, не ослабеваешь в своей душевной ревности о большем и большем благоустроении вверенной тебе обители и о вящем преуспеянии твоих сестёр в добром христианском житии. Воистину, в твоей немощи сила Божия совершается. Господь Иисус Христос и Его Пречистая Матерь, имени Коей посвящена управляемая тобою обитель, да даруют тебе крепость телесную и бодрость душевную к совершению дальнейших подвигов на пользу обители, и вручаемый тебе сей жезл да будет не только знаменем твоей власти над преобразованной, по благоволению высшего священноначалия, обителью, но и залогом новой благодатной силы, которую Господь, по Своей бесконечной благости, – уповаем, будет ниспосылать на тебя от Своего горняго Сиона ( Пс.119:2 ). |
| Чистая и праведная жизнь наших богоносных пастырей производила столь благодатное спасительное действие на народ, что с ним не могут сравняться тысячи самых лучших проповедей. Последние бесцельны и мертвы, если сами проповедники по своему поведению никуда не годятся. Казалось бы, какая может быть польза от такого подвига, как многолетнее стояние на столпе и уединённая молитва пустынника? Однако о св. Симеоне Столпнике говорится в его житии, что слава о его дивном подвиге так сильно действовала, что „на едином стоя месте, многия к вере приведе, аки бы кто проходил вселенную уча и проповедуя”. По свидетельству его жизнеописания, в христианство целыми толпами обращались в то время иверы, персы, армяне и язычники. Их влекло сюда чудное подвижническое житие святого Столпника. Так неотразимо действует на народную душу великий подвиг, чистая и безупречная жизнь пастыря Церкви. Действительно, как магнит притягивает к себе железные вещи, так и христианская жизнь пастыря притягивает, привлекает души ко Христу. Освящённая благодатью Божией, она как бы призывает грешников обратиться к Господу, она имеет замечательную притягательную силу. Известный проповедник Иеремия Тэйлор говорит своим оригинальным, цветистым языком: „Голуби Ирода никогда не могли бы привлечь к себе такое великое множество чужих птиц, если бы они не были вымазаны арабским бальзамом. Вымажи таких голубей ароматами, и они привлекут целые стаи птиц” 59 . Так и мы, пастыри, если жизнь наша хороша, если благоухают наши добродетели, мы скоро привлечём к себе сердца наших прихожан, так что они будут стараться подражать нашему „благоуханию”. Люди будут стремиться сделаться похожими на нас, если мы сами будем стараться приблизиться к подобию Божьему. Они будут такими же благочестивыми, как благочестивы и их пастыри. Будут такими же твёрдыми и непоколебимыми в вере, как и его духовные руководители. Будут так же страшиться изменить вере своих предков, как и его наставники. Словом, труды пастыря могут быть выполнены настолько хорошо, насколько сильна его духовная жизнь. Мы можем хорошо исполнять своё дело лишь тогда, когда у нас самих все обстоит благополучно. Каков работник, такова будет и его работа. „Каков поп, – говорит народная русская пословица, – таков и приход”. |
| Между тем, терпя голод и лишения, вынося жестокие истязания воеводы и теряя людей по дороге, отряд все подвигался вперед, и самая эта дорога способна была уже навести ужас. Летом было еще легче, но зимой, когда суровые морозы сковывали руки и землю ледяным покровом, жутко было в дикой и пустынной стране немногочисленным пришельцам среди редкого, но враждебного населения, которое они еще только собирались подчинить своей власти. Тяжесть пути особенно давала себя знать Аввакуму: для детей и кое-какого остававшегося у него имущества, «рухляди», воевода дал ему двух лошадей, но сам он с женой должен был идти пешком и не раз, должно быть, на этой долгой дороге, продолжавшейся около двух лет, разыгрывались сцены, подобные той, описание которой мы находим в «Житии» Аввакума. «Страна варварская; иноземцы немирные; отстать от лошадей не смеем, а за лошадьми идти не поспеем, голодные и томные люди. Протопопица бедная бредет, бредет, да и повалится – скользко гораздо! В иную пору, бредучи, повалилась, а иной, томный же человек, на нее набрел, тут же и повалился: оба кричат, а встать не могут. Мужик кричит: матушка–государыня, прости! А протопопица кричит: что ты, батько, меня задавил! Я пришел, на меня бедная пеняет, говоря: долго ли муки сея, протопоп, будет? И я говорю: Марковна, до самыя смерти. Она же, вздыхая, отвечала: добро, Петрович, ино еще побредем». Немногим легче стало протопопу и с момента прибытия на место. Голод почти не прекращался, так как урожаи были плохи: по большей части дожди уничтожали посевы, нужда царила жестокая, а Аввакуму приходилось среди этой нужды пропитать многочисленную семью и нужно было без устали работать, подвергаясь притом постоянному гонению со стороны воеводы. При такой жизни не на одну только мужественную протопопицу, обыкновенно так твердо верившую в своего мужа и так охотно делившую с ним все лишения, находило временами уныние. Под тяжким гнетом этих лишений подавалась иногда и железная твердость самого Аввакума; бывали минуты, когда он, истомленный мучениями Пашкова, собирался уже просить у него пощады; бывало, что под непосильным бременем житейских забот он «изнемогал в правиле», но эти моменты слабости продолжались у него лишь короткое время. |
| И оттоле нужда ми бысть распытовати и въпрошати древних старцев, прилежно сведущих, въистинну известно о житии его, яко же Святое глаголеть писание: «Въпроси отца твоего, и възвестит тебе, и старца твоа, рекут тебе». Елико слышах и разумех – отци мои поведаша ми, елика от старец слышах, и елика своима очима видех, и елика от самого уст слышах, и елика уведах от иже въслед его ходивъшаго время немало и възлиавшаговоду на руци его, и елика другаа некая слышахом и от его брата старейшаго Стефана, бывшаго по плоти отца Феодору, архиепископу Ростовьскому; ова же от инех старьцевъ древних, достоверных бывших самовидцев рожеству его, и въспитанию, и книговычению, възрасту его и юности, даже и до пострижениа его; друзии же старци самовидци суще и сведетели неложнии постризанию его, и начятку пустынножительству его, и поставлению его еже на игуменьство; и по ряду прочим прочии възвестители же и сказатели бываху. Ино къ множьству трудов старчих и к великым исправлением его възирая, акы безгласен и безделен в недоумении от ужасти бываа, не обретаа словес потребных, подобных деанию его. Како могу аз, бедный, в нынешнее время Сергиево все по ряду житие исписати и многаа исправлениа его и неизчетныа труды его сказати? Откуду ли начну, яже по достоиньству деяениа того и подвигы послушателем слышаны вся сътворити? Или что подобает пръвие въспомянути? Или котораа довлеет беседа к похвалениемь его? Откуду ли приобрящу хитрость да възможна будеть к таковому сказанию? Како убо таковую, и толикую, и не удобь исповедимую повем повесть, не веде, елма же чрез есть нашу силу творимое? Яко же не мощно есть малей лодии велико и тяшъко бремя налагаемо понести, сице и превосходить нашу немощь и ум подлежащаа беседа. Аще бо и побежает нашу худость, но обаче молимся всемилостивому и всесилному Богу и Пречистей Его Матери, яко да уразумит и помилует мене грубаго и неразумнаго, яко да подаст ми слово в отвръзение уст моих, не моего ради, глаголюща, недостоиньства, но молитв ради святых старец. И самого того призываю Сергия на помощь и съосеняющую его благодать духовную, яко да поспешник ми будет и слову споесобник, еще же и его стадо богозванное, благо събрание, събор честных старець. К ним же смирением припадаю, и самех тех подножию касаюся, и на моление призываю и принуждаю. Зело бо тех молитв повсегда требую 332 , паче же ныне, внегда сие начинающу ми начинание и ко ей же устремихъся сказаниа повести. И да никто же ми зазиратель на сие дръзающу будет: ни бо аз сам възможне имам, или доволен к таковому начинанию, аще не любовь и молитва преподобнаго того старца привлачит и томит мой помысл и принужает глаголати же и писати. |
|
|
