поиск:   разделы   рассылка Игорь Петровский Записка от митрополита или Чудесные встречи с митрополитом Антонием Источник:  Фома " Я очень ценю случайные встречи/В эпоху большой нелюбви " , – пел знакомый баритон в машине. За окнами мелькнула темно-серая громадина с одиноким адмиралом наверху. Вокруг нее потерянно шныряли бесконечные голуби. Проехали Трафальгарскую площадь. Осталось пересечь огромную мертвую реку, через пару кварталов он – Русский собор в Лондоне. " ...А все, что было,/зачтется однажды,/Каждый получит – свои,/Все семь миллиардов растерянных граждан/Эпохи большой нелюбви " , – не унимался солист " Машины времени " . Такие страшные слова. И как легко и привычно мы их повторяем, прямо по Ремарку: " неизлечимый рак души " – столь привычный всем диагноз. О одиночество – ты перенаселено, как Трафальгар голубями... Последний поворот. Скверик. Картинный фасад. Двери собора. Что за ними? Этим вечером меня ждала встреча. Здесь, в британской столице, в декабре 2000 года я встретил человека, одинаково великого как в своем слове, так и в своем молчании. На первый взгляд, это был простой монах преклонного возраста. Однажды Би-би-си назвала его самым сильным христианским голосом мира; университет Абердина присвоил ему почетную степень доктора " за обновление духовной жизни в стране " ; архиепископ Кентерберийский признал, что народ Англии в огромном духовном долгу перед ним, а Григорий Померанц поставил его в один ряд с " великими созерцателями минувшего века " – писателем Томасом Мертоном и философом Мартином Бубером. Столь титулованной особой на самом деле был русский человек, глава местной епархии Русской Православной Церкви митрополит Сурожский Антоний. Почти каждый четверг, вечером, он проводил беседы в своем соборе... Я вошел. Царивший внутри храма полумрак, расставленные рядами стулья и маленький столик перед солеей – всё это говорило о некой мирной встрече, тихом таинстве. Но в сердце и голове бушевали вопросы, недоумения, сомнения. Что спросить вначале, что оставить на потом? Забавно, когда твой разум пытается упорядочить душевный хаос.

http://religare.ru/2_82596.html

Со второй половины 1980-х годов А. Казинцев становится одним из самых активных борцов против «новой мифологии», которая тотально внедряется через СМИ. А. Вознесенский, Е. Евтушенко, А. Рыбаков, В. Войнович, В. Аксёнов, И. Бродский, М. Шатров, М. Жванецкий, А. Лаврин, А. Парщиков, В. Коркия, И. Виноградов, С. Чупринин, А. Янов, А. Синявский, Г. Померанц, В. Кантор, Б. Сарнов, Е. Сидоров, А. Дементьев, Г. Боровик, А. Мальгин, В. Белоцерковецкий, Е. Лосото, Г. Петров, О. Кучкина, Н. Ильина, П. Гутионов – вот только некоторые имена адептов и кумиров этой «новой мифологии», становшей объектом сокрушительной критики Александра Казинцева. Им противопоставляется творчество писателей и критиков, которые последовательно и не всегда последовательно выражали русский взгляд на мир и человека. Перечень имён традиционен: В. Белов, В. Распутин, В. Лихоносов, Д. Балашов, К. Воробьёв, В. Астафьев, О. Куваев, Н. Рубцов, М. Лобанов, В. Кожинов, Ю. Селезнёв... Думаю, не случайно среди критиков Александр Казинцев неоднократно выделяет Михаила Лобанова и Юрия Селезнёва, авторов наиболее близких ему творчески и человечески. Возвращение русской философии конца XIX – начала ХХ веков было воспринято большинством представителей разных направлений с одобрением, воодушевлением, как давно назревшая необходимость. В статьях, интервью звучали признания, что Владимир Соловьёв, Василий Розанов, Николай Бердяев, Сергий Булгаков и т.д. были прочитаны ещё в 1950-1960-е годы. Однако уровень восприятия литературы и жизни от этого не повысился, остался, мягко выражаясь, поверхностно-атеистическим, о чём свидетельствуют работы 1960-1970-х годов. Лишь в статьях и книгах Михаила Лобанова, Юрия Лощица, Игоря Золотусского, Юрия Селезнёва, Ирины Роднянской и некоторых других пульсировала религиозно-духовная мысль… Возвращение русской философии в конце 1980-х годов сопровождалось культовой эйфорией, сущностной путаницей, стремлением сделать отечественных мыслителей своими союзниками в жарких схватках «гражданской войны» периода перестройки. Одним из первых на некоторые странности возвращения философского наследия указал Александр Казинцев в статье «Новая мифология» с. 144-168].

http://ruskline.ru/opp/2022/09/04/aleksa...

И все же радостно, что теперь эти труды собраны и изданы в России все вместе. Как доброе вино, они ничего не потеряли от многолетней выдержки. Читатели распознали в них убедительное и такое нужное нам «свидетельство о чистой православной мысли, шедшей сквозь русский двадцатый век, как и сам автор в тихой и незаметной жизни своей, тем самым трудным и узким путем» 501 . Богословские и литературоведческие работы Фуделя не остались лишь памятниками ушедшей самиздатской эпохи. Так, книга о Достоевском была с интересом встречена искушенным профессиональным сообществом: когда, кажется, всё уже о Достоевском проанализировано и высказано, вдруг оказалось, что возможен и такой взгляд... А работа о Флоренском осталась не только первой, но и единственной русской монографией о нем, где с такой любовью и достоверностью передан во многом загадочный облик этого удивительного человека. Очень точно сказал Григорий Померанц: люди, о которых пишет Сергей Иосифович, «начинают светиться, даже очень сложные люди – Флоренский, Достоевский. Он не приукрашивает. Он просто видит свет, видит радость любви сквозь темные провалы» 502 . Тот же автор отмечает: всё, что писал Фудель, «было написано сердцем и прямо шло в сердце». Но, конечно, с особенной силой это ощущаешь, читая сбереженные Сергеем Иосифовичем свидетельства о встреченных им в жизни праведниках XX века. Именно здесь его писательское мастерство достигает особенной силы. Портреты праведников у Фуделя иногда переданы лишь немногими скупыми чертами, но тем надежнее они запечатлеваются в памяти читателей. Котомка Прейса. Холодок и запах епитрахили, светлость и все тепло «простейшего человека» – митрополита Кирилла, священномученика. Тишина подвига, окружавшая владыку Афанасия, и его побудка: «Вставайте, ленивии»... Все случайное куда-то отступает, остается красота образа Божия в человеке – как словесная икона. Сергей Фудель иногда сомневался, будут ли нужны кому-нибудь, кроме него самого, его воспоминания, написанные как помянник, читаемый в храме у жертвенника: «Нужно ли кому личное поминанье?» 503 С тех пор было собрано и опубликовано немало документов и воспоминаний о подвиге новомучеников. Теперь есть, с чем сопоставить записки Фуделя . И вот, думается, едва ли еще кому-либо удалось с такой силой любви донести сквозь многие десятилетия лики ушедших свидетелей веры, что его «личное поминанье» тут же становится не чужим, а твоим. И «точно опускается небо», и входят в душу «искреннейшие слова о самой сути всех вещей» 504 , и образы святых учат без поучений, и совершается таинство встречи, каким была для Сергея Фуделя и останется до скончания века Христова Церковь .

http://azbyka.ru/otechnik/Sergej_Fudel/s...

Победили? Но ведь ГКЧП обошло нас с тыла. Беда в том, что мы не знали, что делать со своей свободой. Народ не дорос до нее. Правители были беспомощными. Борьба за свободу и достоинство может быть успешной только тогда, когда народ и правительство хорошо понимают, что свобода - это еще и великая ответственность. Произошло чудо - свобода слова. Всё, за что сажали, открыто печатают. Но вскоре стало ясно, что это почти ничего не меняет. Говорите сколько угодно - вас не слушают. Свобода обернулась полным своеволием. Как сказал С. Аверинцев: «нам дали свободу говорить, ворам - воровать, убийцам - убивать». Горбачева стали бить все радикалы. Помню, после одного такого побоища (на какой-то конференции) в «Вестях» телеведущий В. Флярковский был единственным человеком, заступившимся за Михаила Сергеевича: «Кто такой Горбачев? - спросил он и сам ответил. - Одинокий человек, который развязал нам рты и мы тут же потребовали, чтобы он развязал нам руки и этими руками стали бить друг друга и в первую очередь его, Горбачева». Радикальнее! Смелее! - вот чего требовали от Горбачева. МИД готовит второй том книги о нарушениях прав человека на Украине А были ли сами наши любимые демократы подготовлены к такому радикализму? Честный и благородный Гайдар стал и.о. премьера. Однако реформы его провалились и позднее он признавался, что рынок без моральных норм это кошмар. А когда Г. Померанц говорил, что школа сейчас важнее экономики, над ним смеялись, совершенно не принимая всерьез. Между тем школа и есть та подготовка душ к истинным свободе и достоинству, без которых всякая революция переходит в кровавый кошмар. СССР был обречен Собираюсь говорить о майдане, а сама все время возвращаюсь к России. Почему? Да, потому что не миновать этого: слишком связана Украина с Россией. Слишком долго у нас была общая история. И в советской империи украинцы играли ничуть не меньшую роль, чем русские. Откуда пошло словечко «вертухай»? От украинского «не вертухайся» - команда украинцев-надзирателей зекам. А сколько украинцев было в ЦК КПСС, в Политбюро?

http://blagovest-info.ru/index.php?ss=2&...

Другие мои новые друзья, первый из них — Володя Успенский, относились к Честертону несколько иначе. Они, наши первые структуралисты, играли вместе с ним. Рыцарские трубы (Володя М.) или высокая свобода (Ира) меньше их трогали. Оказалось, что честертоновские рассказы просто созданы для семиотических занятий. Позже к ним присоединился Юля Шрейдер, тогда — только математик и еще не католик. Наверное, Честертон приложил руку и к переходу его в философы, и к крещению. Выйдя замуж за литовца, я уехала в Литву, которую можно считать картинкой к честертоновской книге. Пока у нас не было там жилья, мы снимали домик под Москвой. Томас Венцлова, Успенский и новый Ирин муж, Григорий Соломонович Померанц, туда к нам ездили. Поздней осенью (или уже зимой?) 1960 года, чтобы подарить им и их знакомым, я перевела эссе " Кусочек мела " и " Радостный ангел " . Так начался честертоновский самиздат. Года на три раньше вышла куцая книжка, первая после многолетнего перерыва (см. библиографию). Больше всего там было Браунов, меньше — Фишеров и два Понда. Предисловие сообщало, что Честертон — писатель пустоватый, реакционер, но что-то вроде классика. Заметили книгу или нет, я не знаю, но многие из моих молодых знакомых ей обрадовались. В Литве я положила себе переводить 25 эссе или один трактат в год, и это выполняла. Сколько эссе накопилось, сказать трудно. Моя невестка, уже теперь, попыталась многое собрать, но все ли, мы понять не можем. У меня обычно экземпляра не оставалось, тогда ведь не было ни ксерокса, ни компьютеров, а читатели — были. С трактатами получилось так: в 1961 году я перевела " Фому " , в 1962–3, к Пасхе — " Франциска " , а зимой 1963–4 — " Вечного человека " . Набравшись католических привычек, последний из этих переводов я делала " по интенции " , сразу после смерти Кеннеди. Тогда я еще не знала, что в один день с ним умер Льюис (а Честертон — в один день родился, хотя и намного раньше, не в 1917, а в 1874). Именно в те годы кончался короткий понтификат Иоанна XXIII, во время которого над миром просто стояло неяркое солнце. Дождем лились чудеса; трудно было не услышать, как молитвы спасают мир. Наверное, это был перелом XX века.

http://pravbiblioteka.ru/reader/?bid=101...

411 Померанц Г. О причинах упадка буддизма в средневековой Индии//Антология Гнозиса. Т. 1. СПб., 1994, с. 182. 412 Соловьев В. С. Буддийское настроение в поэзии//Соловьев В. С. Философия искусства и литературная критика. М., 1991, с. 445. 414 С точки зрения христианства ересью является радикальный монизм этой формулы, сводящей все многообразие бытия к действиям одного Субъекта. Еретичен этот тезис Блаватской и с точки зрения буддизма, в котором ересью считается признание какой бы то ни было всемировой целостности. Ну, а философский пантеизм не согласится с предположением о том, что Божество чего-то «желает» («желающее проявиться»). Нельзя не заметить, что теософия тем самым оказывается более чем странным способом «примирения религий»: возгласить тезис, по разным основаниям отвергаемый большинством религий, – вряд ли значит обрести их общую основу. 417 «Без всяких фантазий и без всякой обманчивой игры призраков для меня в высшей степени несомненно, что я существую, что я это знаю, что я люблю. Я не боюсь никаких возражений относительно этих истин со стороны академиков, которые могли бы сказать: „А что если ты обманываешься»? Если я обманываюсь, то поэтому уже существую. Ибо кто не существует, тот не может, конечно, и обманываться: а следовательно существую, если обманываюсь. Итак, поскольку я существую, если обманываюсь: то каким образом я обманываюсь в том, что существую, если я существую несомненно, как скоро обманываюсь? поскольку я должен существовать, чтобы обманываться, даже если бы и обма­нывался; то никакого нет сомнения, что я не обманываюсь в том, что знаю о своем существовании. Из этого следует, что я не обманываюсь и в том, что я знаю то, что я знаю. Ибо как знаю я о том, что я существую, так равно знаю и то, что я знаю. Поскольку же эти две вещи я люблю, то к этим двум вещам, который я знаю, присоединяю и эту самую любовь, как третью, рав­ную с ними по достоинству. Ибо я не обманываюсь, что я люблю, если я не обманываюсь и в том, что люблю; хотя если бы даже последнее и было ложно, во всяком случае было бы истинно то, что я люблю ложное» (О Граде Божием, 11:26). Далее Августин из этой триады (существование-знание-любовь) выводит Бытие Троицы.

http://azbyka.ru/otechnik/sekty/uroki-se...

Если Клостермайер учит преимущественно индологов, то наши отечественные востоковеды Г. Померанц и З. Миркина — большие почитатели нынешнего далай-ламы, объявившего XXI век веком межрелигиозного диалога, считают сопряжение религий делом не менее естественным, чем соединение мужчины и женщины, полагают, что истина раскрывается при понимании, что “все догмы прекрасны, как иконы” и только “в хороводе догм”, а пассивность некоторых православных и иных христиан в межрелигиозном диалоге свидетельствует об их духовной незрелости — берут на себя нелегкое бремя быть “друзьями человечества” 52 . Потому и их книга, посвященная не “одной отдельно взятой” религии, но всем “великим религиям мира”, не содержит, в отличие от клостермайровской, такие мелочи, как датировки, или вообще какую-либо конкретную информацию о той или иной религиозной традиции (те сведения, которые можно у них почерпнуть, никак не свидетельствуют о том, что авторы книги являются представителями какой-либо специальной области гуманитарного знания, ориенталистики в особенности), но скорее “настроение” авторов по поводу них; каждая видится им достойной, но все же ограниченной. В книге приводится очень мало текстов: когда авторы-ориенталисты перелагают какой-то устоявшийся русский перевод, они обозначают главы и стихи, а когда не обозначают, то узнать, какой текст был “переведен”, можно только по ассоциациям. Соотношение буддизма и индуизма видится типологически близким соотношению религий новозаветной и ветхозаветной, но при этом забывается такая “мелочь”, что “индийская ветхозаветная религия” кастового строя, которую попытался реформировать буддизм, сложилась незадолго до проповеди Будды, но… уже после нее, потому как о кастовом строе в собственном смысле говорить в связи с добуддийской эпохой еще никак нельзя. Джайнизм в противоположность буддизму характеризуется как секта или “группа сект” (?!), увещание Кришны Арджуне сражаться на поле брани, выполняя свою дхарму, сопоставляется с… советом воздать Богу Богово, а кесарю кесарево, Рама и Кришна в качестве “полных воплощений” Вишну сравниваются со Второй Ипостасью христианской Троицы (авторы перепутали два догмата христианства — о Троице и о Воплощении, видимо, затерявшись в “хороводе догм” — см.

http://pravmir.ru/dialog-religiy-ideolog...

[xxviii] См.: Боград Г. Мифотворчество Достоевского (К теме Апокалипсиса в романе «Идиот»)//Ф.М. Достоевский. Материалы и исследования. СПб., 2001. Т.16. С.342-351. [xxx] Краткое изложение Евангелия//Евангелие Толстого. Избранные религиозно-философские произведения Л.Н. Толстого. М., 1992. С.11. [xxxi] Подробнее об этом см.: Злочевская А.В.«Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова - оригинальная версия русского метаромана ХХ в.//Русская словесность. 2001, С.5-10. [xxxii] Ср., например: Кузьмина С.Ф.Тысячелетняя традиция восточнославянской книжной культуры: «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона и творчество Достоевского//Ф.М. Достоевский. Материалы и исследования. СПб., 2001. Т.16. С.32-45. [xxxiii] Ребель Г.Кто «виноват во всем этом»? Мир героев, структура и жанр романа «Идиот»//Вопросы литературы. 2007, С.31. См. также: Померанц Г. Открытость бездне: Встречи с Достоевским. М., 1990. С.255-301; Сальвестрони С. Op. cit. С.53-80; Альми И.Л. О сюжетно-композиционном строе романа«Идиот»// Альми И.Л.О поэзии и прозе. С.364–373; Исупов К.Г.Ор. cit. С.27-61 и др. [xxxiv] Местергази Е. Op. cit. С.312. См. также: Трофимов Е. Образ Мышкина в первой части романа «Идиот»; Мановцев А. Свет и соблазн; Галкин А.Б.Образ Христа и концепция человека в романе Ф.М. Достоевского «Идиот»// Роман Ф.М. Достоевского «Идиот» (2001). С.239-249, и др. [xxxv] Кураев А. Op. cim.C.30. См. также: Дунаев М.М. О романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита». М., 2005 и др. [xxxvii] См., например: Зеркалов А. Этика Михаила Булгакова; он же: Евангелие Михаила Булгакова: Опыт исследования ершалаимских глав романа «Мастер и Маргарита». М., 2006 и др. [xxxviii] Об этом см.: Злочевская А.В. Художественный мир Владимира Набокова и русская литература XIX века. М., 2002. С.15-16; она же: Три лика «мистического реа­лизма» ХХ в.: Г. Гессе - В. Набоков - М. Булгаков//Opera Slavica, Brno. 2007, N3. S.1-10 и др. Комментарии ( 1): Дунаев А.Г. 24 сентября 2012г. 11:50 Ad hoc. Автор статьи всеми силами (по крайней мере, до сносок) пытается создать у читателя впечатление, что ему неизвестно отчество М. Булгакова -- в отличие от Ф. М. Достоевского. Должна быть все же определенная культура в научных исследованиях -- даже и в " авторской редакции " . Или это отражает установку автора -- сознательную либо подсознательную?

http://bogoslov.ru/article/2837343

989 У древних Отцов Церкви есть схожее рассуждение о путях античной философии. Причину, по которой языческие философы при всей их высоте не смогли прийти к евангельскому миросозерцанию, Августин видит в том, что «Если проложен путь между тем, кто ищет и целью, к которой стремятся, то есть и надежда достичь ее: если же недостает пути, зачем тогда ведать цель» (Против академиков. Цит. по: де Любак А. Парадокс и тайна Церкви. – Милан, 1988, с. 110). 990 Конзе Э. Буддийская медитация. с. 7. 991 Конзе Э. Буддийская медитация. сс. 69-70. 992 Цит. по: Кожевников В. А. Буддизм в сравнении с христианством. Т. 2, с. 505. 993 Цит. по: Кожевников В. А. Буддизм в сравнении с христианством. Т. 2, сс. 508-509. 994 свят. Иоанн Златоуст. Беседы о пророчествах Ветхого Завета.//Творения. Т. 4. – СПб., 1898, сс. 248-249. 995 Джатака о заклинании тоски.//Будда. Истории о перерождениях. – М., 1991, с. 40. 996 Письма Елены Рерих 1929-1938. Т. 1, с. 399. 997 Джатака о заклинании тоски. с. 40. 998 Джатака об одураченном.//Будда. Истории о перерождениях. – М., 1991, с. 50. 999 Цит. по: Ольденбург С. Ф. Культура Индии. – М., 1991, с. 212. 1000 Соответственно, даже если они и соглашались с учением Гаутамы, монахи их не считали буддистами. «Этика буддизма обращается к тем, кому общество невмоготу, она организует не общество, а беглецов из общества. Она ведет просвещенных в монастырь. Оттуда – с безопасного расстояния – они светят миру, неспособному измениться, подают пример человеческих отношений. Но остальных, неспособных отказаться от семейных (и связанных с ними кастовых) связей, она оставляет зрителями монашеского подвига и обращается к ним только за милостыней. Миряне занимают в системе буддизма место, сравнимое с положением оглашенных в ранних христианских общинах. Это собственно не буддисты, а сочувствующие буддизму» (Померанц Г. О причинах упадка буддизма в средневековой Индии.//Антология Гнозиса. Т. 1. – СПб., 1994, с. 193-194). 1001 Дэви-Неел А. Посвящение и посвященные в Тибете. с. 332.

http://pravbiblioteka.ru/reader/?bid=718...

Итак, осенний Лондон, Букингемский дворец. Полчаса пешком, и вот он – веронский фасад собора Успения Пресвятой Богородицы. За этими массивными готическими дверьми меня ждала встреча с человеком, о котором на излете девяностых знала уже практически вся православная Россия. Однажды Русская служба Би-би-си назвала его самым сильным христианским голосом мира; университет Абердина присвоил ему почетную докторскую степень «за обновление духовной жизни в стране»; архиепископ Кентерберийский признал, что народ Англии в огромном духовном долгу перед ним, а Григорий Померанц поставил его в один ряд с «великими созерцателями минувшего века» — писателем Томасом Мертоном и философом Мартином Бубером. Он был одинаково велик как в своем слове, так и в своем молчании. Столь титулованной особой, книгами которого зачитывалась вся Россия, о встрече с которым мечтали многие, на самом деле был очень простой русский человек – он сам любил это подчеркивать, что он именно русский человек – глава Сурожской епархии Русской Православной Церкви Московского Патриархата митрополит Антоний (Блум). Несмотря на свой преклонный возраст, прогрессирующую болезнь и, конечно же, архиерейские заботы, каждый четверг в семь часов вечера он проводил беседы в Успенском соборе. Сразу же, как только входишь в пространство этого величественного и в то же время уютного полумрака, чувствуется какая-то особенная атмосфера, таинственная предрассветная тишина. В царившем покое неспешно расставляли стулья. Перед солеей, прямо напротив царских врат, стоял небольшой столик. Лица пришедших были приятны и спокойны. Казалось, еще мгновение, и откуда-то польются еле слышные звуки мелодии. Все говорило о какой-то таинственной встрече, тихом таинстве, которое вот-вот должно тут совершиться. Однако, как это часто бывает в минуты внешнего блаженства, внутри все было чуть сложней. В сердце и голове бушевали вопросы, недоумения, сомнения. Ведь такой человек, такая возможность…Что нужно спросить прежде всего? Какой вопрос жизненно необходимо задать? Как сделать так, чтобы эта встреча оставила след?

http://bogoslov.ru/article/4009447

   001    002    003    004    005    006    007    008   009     010