| Невежество протолкует, что ничему не должно быть, чего не бывало, не рассматривая ни прежнего устройства, ни настоящей пользы. Взять ли крепкий дух, чтоб правосудие наблюдать? Вооружится некоторых собственная корысть, которая видит, что через сие пристрастие ее обнаруживается: и потому не оставит разглашать, что таковая поступка есть неумеренная строгость, и всякие потщится разнообразные ввергать затруднения к ослаблению духа мужественного. Злым и хитрым образом преодолев нашу добродетель, нападает на оную и уверяет самого себя и других аки бы он гонит не добродетель человека того, но порок, прикрытый видом добродетели. Трудно подлинно пить таковой прием,. Чтобы слезами оной не растворять». 78 В этих словах Платон совершенно ясно изображает свое собственное положение. Его прямодушие представлялось людьми холодного Петербурга как гордость, 79 твердость взглядов и убеждений – упорством, 80 бережливость – скупостью, 81 тонкая чувствительность к нравственной и сердечной оценке другими своих действий – честолюбием. В 1780 годах Платон с особенной энергией принялся за приведение в исполнение давнишних, но плохо действовавших узаконений о безместном духовенстве, которое производило множество безобразий и соблазна по Москве: воспользовавшись поднятым в 1784 г. разбором духовенства, он в два года успел вывести всех безместных и кроме того домовых священнослужителей, которые тоже, как и безместные, служили по найму у разных вельмож, а иногда выходили и на крестец; все они, кроме запрещенных в священнослужении, были распределены по штатным местам. Но только лишь эта мера возымела надлежащий успех, как по Москве поднялся ропот, что мало стало по церквам ранних литургий, а знатные люди обратились с жалобами на него в Петербург, что де отнял у них домовых или крестовых попов; из Петербурга пришел от Высочайшего имени запрос о причине таковых распоряжений. 82 «Пишет ко мне Императрица, – сообщает Платон Амвросию от 4 февраля 1786. г., – чтобы я ее уведомил, зачем священники, так называемые ранние, лишены своих мест, и почему не совершаются литургии, называемые ранними. |
| Таким образом, пораздумавшись, положил я себе твердо, чтоб государю к этим и тому подобным мелочам отнюдь вкусу не давать, а стараться как можно приучить его к делам генеральным и государские великости достойным». Вот почему Порошин с восторгом упоминает об одном военном разговоре, происходившем в присутствии великого князя! «Обедали у нас графы Захар Григорьевич и Иван Григорьевич Чернышевы, Петр Ив. Панин, вице-канцлер кн. Александр Мих. Голицын, Мих. Мих. Философов, Александр Фед. Талызин и кн. Петр Вас. Хованский. Говорили по большей части граф Захар Григор. и Петр Иванович о военной силе Российского государства, о способах, которыми войну производить должно в ту или другую сторону пределов наших, о последней войне прусской и о бывшей в то время экспедиции на Берлин под главным предводительством графа Захара Григорьевича. Все сии разговоры такого рода были и столь основательными наполнены рассуждениями, что я внутренно несказанно радовался, что в присутствии его высочества из уст российских, на языке российском текло остроумие и обширное знание». Религиозное образование наследника было поручено ученому монаху и знаменитому тогда проповеднику Платону (Левшину) , бывшему впоследствии московским митрополитом. Порошин отзывается о Платоне постоянно с великим уважением. 20 сентября 1764 года, в день рождения великого князя, Платон говорил проповедь на текст: «В терпении вашем стяжите души ваша». «Сею проповедью, – говорит Порошин, – ее величество приведена была в слезы, и многие из слушателей плакали, когда проповедник на конце предлагал о терпении ее величества в понесении трудов для пользы и безопасности отечества, о успехах его высочества в преподаваемых ему науках и о следующей оттуда надежде российской». В другой раз Платон говорил проповедь на текст: «Будьте милосерды, якоже и Отец ваш Небесный милосерд есть». Порошин слышал отзыв Екатерины по поводу этой проповеди: «Отец Платон сердит сегодня был, однако ж очень хорошо сказывал. Удивительный дар слова имеет». Порошин записал и другой отзыв Екатерины по поводу проповеди Платона: «Отец Платон делает из нас все, что хочет; хочет он, чтоб мы плакали, мы плачем; хочет, чтоб мы смеялись, мы смеемся». |
| Самым блестящим светилом иерархии Екатерининского времени был Московский митр. Платон (Левшин), сын дьячка одного подмосковного села. По успешном окончании старой Московской Академии (1758 г.), Платон был взят в учителя риторики в Троицкую семинарию. Вскоре стал префектом и ректором ее (1761 г.). Платону пришлось выдвигаться еще среди самодурства рабьей эпохи. Барское самодурство заражало и некоторых духовных владык. Новый московский митрополит Амвросий (Зертис-Каменский) был взбалмошным шляхтичем и за какой-то, как показалось ему очень непочтительный, ответ молодого начинающего преподавателя Платона (Левшина) приказал тут же пред всей Академией высечь его розгами. Спас Платона лишь ректор Академии. Платон считал всегда Гедеона (Криновского) «великим себе благодетелем, первым по родителях своих». Гедеон имел слабость к франтовству и поэтому очень интересовался деньгами. Злые языки сочинили поговорку: «Гедеон нажил миллион». Восхищаясь Платоном, его привычной скромной бедностью, Гедеон однажды подверг молодого преподавателя тяжелому испытанию. Гуляя по берегу монастырского озерка рядом с Платоном, Гедеон вдруг мощным толчком сбросил Платона в воду. Тот вылез промоченный до нитки. Гедеон быстро схватил мокрого Платона под руку, дотащил до своей квартиры, открыл свой богатый гардероб и приказал: выбирай себе любую шелковую рясу и подрясник и переодевайся. Самодурство в польско-панском стиле. Министр народного просвещения гр. И. И. Шувалов прослышал о талантливом учителе Троицкой семинарии и решил послать его для иностранного образования в Парижскую Сорбонну. Но Гедеон не пустил заграницу своего любимца. Ekamepuha II вскоре по воцарении пожаловала в Троицкую лавру. Платон произнес одно из своих блестящих приветственных слов. Голос, дикция Платона и его жестикуляция — все было торжественно приподнятое и в то же время живое, популярное. Словом — оратор Божиею милостию. Екатерина была под большим впечатлением высокой цветущей фигуры Платона и даже не без женского кокетства спросила оратора: зачем он пошел в монахи? «По особой любви к просвещению» — был его ответ. |
| Причём в первый раз за столом и будущего своего воспитанника, Великого Князя, видеть Платон имел честь. После стола граф Панин позвал к себе архимандрита и его и объявил Платону, что Ея Императорское Величество определяет его к Государю Наследнику Павлу Петровичу в учителя Богословия, с определением жалованья по тысяче рублей, а о прочем де содержании его положено будет в С.-Петербурге. Ибо тогда Двор отправлялся в С.-Петербург. И как архимандриту следовало туда же отправиться для присутствия в Синоде, то и просил граф его, чтобы он, отправляясь в С.-Петербург, взял с собою и наместника Платона. Причём Платона просил граф, чтобы он на другой день приехал к столу Великого Князя и с ним бы познакомился. Почему он и был при столе, и с Великим Князем и с другими несколько познакомился и простился благополучно. А как в тот же день отправлялся в свою епархию благодетель Платонов, преосвященный Гедеон, епископ псковский, то поспешил Платон проститься с ним на веки, с некоторым с его стороны предчувствием и предсказанием, что Бог-де ведает, увидятся ли они впредь. Что, казалось, сказано быть случайно, но Бог самым делом утвердил. Ибо он, занемогши дорогою и приехав во Псков больной, через несколько дней скончался. Дай Бог ему вечный покой! А Платон, всё исправив, с архимандритом возвратился в Лавру, где тотчас сдал с себя наместническую должность, и постарался Богословию кончить и кончил к Петрову дню. Между тем Платон, не имея более никакой должности и хлопот, покоился по трудах, гулял с учителями, особливо в любимом месте Корбухе, и приготовлялся к дороге до Ильина дня. A после Ильина дня, простившись с друзьями, и любезное Лавры место приветствовав слезами, отправился с архимандритом в путь. В С.-Петербург приехали в первых числах августа 1763 года, и остановились на Троицком подворье, на Фонтанке. Положено Великому Князю учение преподавать три дня в неделю: в понедельник, среду и пятницу, по часу, назначив к тому 12-й час, а по воскресным и праздничным дням пред обеднею читать Священное Писание с объяснением, сколько время дозволит. |
| Не без одобрения Екатерины II и графа Н. И. Панина после вечерних занятий наследник очень часто бывал в театре или принимал участие в маскараде. Он даже принимал личное участие в театральных постановках. – Голова у него умная, но в ней есть какая-то машинка, которая держится на ниточке; порвется эта ниточка, машинка завернется, и тут конец и уму и разуму, – говорил о Павле Петровиче Эпинус. Удивительно, но за исключением иеромонаха Платона, никем из учителей не было составлено правильных и последовательных программ преподавания, не существовало даже точного распределения занятий между ними. Один иеромонах Платон точно следовал порядку учения, который позже изложил в «Православном учении, или Сокращенной богословии». В конце книги помещено благодарственное письмо Павла Петровича к Платону (написанное, впрочем, Порошиным). В письме указывается любопытная сторона преподавания Платона: он ставил за правило «показывать всегда согласование уставов и событий, заключающихся в святом Писании, с естественным разумом и утверждать оныя доводами здравого человеческого рассуждения». Перелистаем страницы дневника Порошина, сохранившие дыхание давно минувшего времени и живой образ иеромонаха Платона. «1764 год. Сентябрь. 20. День рождения его императорского высочества: минуло десять лет. Поутру отец Платон говорил его высочеству в покоях его небольшое поздравление, весьма разумно сложенное. Потом пошли к ее величеству на половину, оттуда за ее величеством к обедне. По окончании Божественной службы говорил отец Платон проповедь на тему из чтенного Евангелия „В терпении стяжите души ваши» 74 . Оной проповедью ее величество приведена была в слезы, и многие из слушателей плакали, когда проповедник на конце предлагал о терпении ее величества в понесении трудов для пользы и безопасности отечества, об успехах его высочества в преподаваемых ему науках и о следующей оттуда надежде российской... Октябрь 10. Воскресенье. Его высочество изволил проснуться в семь часов. Одевшись, изволил пойтить к обедне, по окончании которой сказывал его преподобие отец Платон проповедь на тему из чтенного Евангелия „Будьте милосерды, яко же и Отец ваш Небесный милосерд есть». 75 Весьма сильно говорил против тех, кои, расточая имение свое на вещи суетные и непотребные, оставляют бедность в изнеможении безо всякой помощи. Из церкви изволил его высочество пойтить во внутренние покои к ее императорскому величеству. Ее императорское величество между прочим выговорить изволила: „Отец Платон сердит сегодня был; однако ж очень хорошо сказывал. Удивительный дар слова имеет...“. |
| В своих проповедях московский архиерей также касался вопросов воспитания молодого поколения. Отмечая, что существуют разные способы воспитания, митрополит Платон наилучшим считал «добрый пример». «Не хочешь, чтоб младенец развращен был? Не делай перед ним того, чего в нем не хочешь видеть, но будь пред ним зерцалом, в котором бы он усмотреть мог, чему ему подражать надобно» 50 . В качестве воспитателей митрополит советовал выбирать «добрых учителей, честных приставников, которые б не только были ревностны к пользе воспитываемого, но притом бы имели дух патриотический» 51 . Платон отрицательно относился к обычаю отдавать детей на обучение иностранцам. «Поверяем, – говорил он, – любезный свой залог (т.е. детей. – А.Г.) людям неизвестным, пришельцам, никаких в себе следов честности неимеющим, которые сами или избежали наказание, или исправляемы быть долженствуют». «Но пусть бы они были и честные люди, – продолжает Платон, – но чему обучают? Говорить иностранными языками, плясанию, как обращать меч, чтоб в случае страстного жара мог употребить его на пронзение другого» 52 . Митрополит призывал «тщательно хранить святую древность и святые ее законы», чтобы «иноплеменные перестали нам быть наставниками», а, напротив, «от нас научились вере Богу и благим делам» 53 . Более всего Платон заботился о воспитании и образовании будущих пастырей. Он писал: «Весьма чувствительно его оскорбляло, что по большей части духовенство находилось неисправным, и потому мало уважаемым, или и презираемым. Но услаждало и веселило его дух, когда что открывалось к славе Церкви и к чести духовного чина» 54 (Будучи автором записок, Платон писал о себе в третьем лице). В вопросе взаимоотношений общества и Церкви позиция митрополита сводилась к следующему: «Не может быть общество, не утвержденное на основании богопочтения; не может быть гражданина, чтобы не был вместе верным хранителем драгоценного залога благочестия; не могут общественные дела иметь своей силы и действия, не будучи подкрепляемы тем законом, который обязывает совесть и подвергает во всех делах отчет дать не человеку только, но и Богу, испытующему сердца и утробы» 55 . В православном вероучении «отчет Богу» накладывает на христианина гораздо большее бремя ответственности за свои поступки и даже мысли, чем общественные нормы и законодательство. Само понятие «гражданин-христианин» для митрополита Платона неразделимо. Исполнение гражданских, должностных и семейных обязанностей он тесно связывал с исполнением 10 заповедей. Пренебрежение ими и общественной пользой в целом ведет к нестабильности – соответственно, в семье, обществе и государстве. «Никакая должность сама по себе не бесчестна, когда она служит к общей пользе; подла и презренна одна только праздность и роскошь... верный исполнитель звания и низкое место возвышает, а нерадивый и высокое унижает» 56 . |
| Но, как известно, Павел I остался непреклонным и, не слушая никаких возражений, сам надел на своего учителя орден Андрея Первозванного. Московский митрополит также не изменил отношения к этой проблеме. Уже в 1797 г. он подписал одно из писем к Амвросию (Подобедову) следующим образом: «Истинно не всадник (кавалер), а недостойный епископ христианский» 80 . Приведенный случай свидетельствует о том, что, несмотря на приближенность и дружеские отношения и с Екатериной II, и с Павлом I, митрополит Платон, в случаях, когда их намерения не совпадали с его позицией православного епископа, оставался непоколебимым. Это, на мой взгляд, послужило одной из главных причин охлаждения отношений Платона как с Екатериной II (к концу ее царствования), так и с Павлом I. Бесспорно, что митрополит Платон был неординарной личностью. Эрудированность и знание иностранных языков выгодно отличали его не только в церковной, но и в светской среде. При этом его трудам присущи также некоторые недостатки. Так, например, отмечая положительные черты катехизисов и проповедей Платона (ясность, доступность изложения, неоторванность от жизни), Г.В. Флоровский указывал на их «недостаточную содержательность» и слабость догматического богословия митрополита Платона в целом 81 . Написанный Платоном первый учебник по русской церковной истории еще при жизни автора получил не только положительные, но и отрицательные отзывы 82 . Однако в предисловии к своему труду Платон предупреждал: «Я о сем моем сочинении не велемудрствую и не почитаю оное в своем роде совершенным... но, по крайней мере, по неимению доселе никакой церковной российской истории, послужит она в духовных училищах к некоторой пользе, хотя на время» 83 . Находясь вблизи царственных особ, Платон, при всем своем авторитете, практически не имел влияния не только на политические, но и на церковные дела. С 1782 г. он не принимал участия в заседаниях Святейшего Синода по причине того, что не мог смириться с неограниченными полномочиями обер-прокуроров и пассивным поведением своих собратьев епископов. Будучи вынужденным подписывать документы, не отвечавшие его взглядам на ту или иную проблему, Платон «к сему знаменитому месту (т.е. к Синоду. – А.Г.) ощутил в себе чувствительное прохлаждение: так, что уже искал случая, как бы от него избавиться» 84 . |
| Выдающийся ученый труженик, митрополит Платон в области богословско-церковной мысли первый решительно отказывается «прятаться за словами», – приема схоластики, властно царившей доселе в русской богословской науке. 49 Откровенно и решительно он ставит пред собою и другими научно-богословские проблемы и столь же откровенно и прямо на них отвечает, как думает и чувствует. Его ученик Филарет вырезает из бумаг своего великого учителя слишком откровенные мысли 50 цензорским пером вычеркивает из его краткой, российской, церковной истории слишком откровенные суждения: для Филарета, признающего полную искренность лишь в отношении к Богу, непонятна и совершенно неприемлема, недопустима Платоновская откровенность в отношении к человеку. 51 Сам он осторожно и бережно закутывает свою не менее чем у Платона самостоятельную и смелую мысль в броню строго и тщательно выточенных словесных формул, запечатленных авторитетом древности; 52 того же требует он и от всех своих сотрудников в области богословской мысли и науки. О Филарете иногда говорят, что он давил свободную мысль, давил таланты; да, если хотите, – давил, но давил их столько же, сколько и свои собственные: он не допускал и в других, как и в себе самом вполне откровенного проявления пред людьми полноты своей внутренней жизни. 53 То же самое свойство отличает и проповеди Платона и Филарета. Платон и Филарет – два знаменитых проповедника-классика, но сравните проповеди того и другого. Проповедь Филарета, это – душа, беседующая с Богом, но боязливо-стыдливо закрывающая себя от взоров соприсутствующих и в свою очередь избегающая слишком настойчиво заглянуть в чужие души. 54 Проповедь Платона, это – откровенная исповедь сокровенных движений его души и столь же откровенное смелое созерцание и изобличение чужой, как своей. 55 Таков же Платон и во всей своей чисто пастырской деятельности. Для Платона здесь чрезвычайно характерно сознание, что «не всякая ревность по Бозе есть приятна Богу», что «к действию самому чрез себя похвальному, если приметается страсть: тогда она все портит и своею строптивостью развращает путь Божественный», становясь ревностью злой, безрассудной, нечеловеколюбивой. |
| Но было очевидно, иеромонаху недостает жизненного опыта, необходимой в ту эпоху светскости. Высокое положение предполагало обращение в высших сферах церковной и светской жизни, Платону необходимо было постижение невидимых пружин, которые определяли эту жизнь. Иеромонаху, наконец, нужны были влиятельные покровители, и потому, отъезжая в Петербург, архимандрит Гедеон неоднократно призывал туда же и Платона. Вельможи, роскошный двор Елизаветы – можно только предположить, какое впечатление произвело все это на скромного преподавателя семинарии. Представленный Гедеоном влиятельным людям, духовным и светским, Платон везде был принят благосклонно. Иеромонах – живая душа – настолько очаровал покровителя наук и искусств И. И. Шувалова, что тот предложил на свои деньги послать его в Сорбонну для усовершенствования в науках. Однако Гедеон не пустил за границу своего любимца. Полюбил Платона и граф Разумовский, а узнав, что он еще искусен и в пении, пел вместе с ним и хотел представить императрице, говоря, что она будет довольна умного монаха узнать; однако до этого не допустили завистники. Благосклонно беседовал с Платоном и первенствующий член Синода митрополит Димитрий (Сеченов). Да и всякий, кто встречал молодого монаха, с его живой, остроумной речью, чувствовал к нему расположение. Будучи проездом через Новгород иеромонах Платон сблизился с учителями тамошней семинарии Тихоном (впоследствии епископом Воронежским), Симоном (впоследствии архиепископом Рязанским) 33 и Парфением 34 тогда ректором семинарии, а потом епископом Смоленским. Знакомство с этими ревнителями Православия и благочестия не прошло бесследно. Глубокую душевную приязнь испытывал к ним отец Платон всю свою жизнь. Архимандрит Гедеон до самой своей кончины лепил, можно сказать, из Платона желаемый образ. Вернувшись от императрицы в родную обитель, Платон тотчас сдал наместническую должность и постарался кончить преподавание уроков богословия к Петрову дню. Не имея больше никакой должности и хлопот, он, как писал впоследствии, «покоился во трудах, гулял с учителями, особливо в любимом месте Корбуха, и приготовлялся к дороге до Ильина дня». |
| «Наблюдайте сей долг пред Богом всеприлежно, чтобы учители не только учительством, но еще более честным житием юношество наставляли», писал он академическому начальству. Из своей личной жизни Платон вынес убеждение, что благодать в нем действовала более, когда он юноша и мирской толковал питомцам, чем когда проповедовал слово Божие в сане архиерея. Это он «приписал умножившимся грехам, коих и толиких еще в юности своей не имел и поэтому всегда утверждал, что учение делается действительным «от чистоты и непорочности сердца учителей». В своей педагогической деятельности Платон выразил мысль современной научной психологии, что сердечное чувство, сообщая тонкость, широту и глубину рассудочному пониманию, делает человека способным к постижению истины и сообщению ее другим. На лучших учеников Платон возлагал обязанность воспитывать других своим примером. «Чтобы худые имели себе к подражанию пример хороших поступков, а от худых удержаны были», он постановил определять к ним в покои из постоянных и прилежных по одному или по два человека. Педагогическая корпорация и лучшие из учеников, по мысли м. Платона наставлением, но более примером христианского служения истине и добру должны были просвещать разум юношей истинным светом и сердцу их «полагать надежные пределы», а духовное юношество, воспитанное силою доброго школьного влияния предназначалось служить Христу, истиною и добром духовному спасению других. Современники м. Платона, глубоко усвоившие взгляды его на духовное образование, в своих произведениях поэтических отметили какие духовные стремления должно порождать это образование. Гнушаюсь тех сердец, что мне приносят страх; Летаю к лаврам я, и прочь их удаляюсь, В законах сильными я также не пленяюсь; За пышным же столом, за хлебом ли простым, Везде мне быть равно – со взором лишь одним. В бумагах хитростных скитаться ненавижу, Лишь только знатока надменного увижу. Пускай меня к себе ученые зовут, Ласкаются ко мне и гимны мне поют; Но если их пером корысть иль гордость водит, Тогда их чтить ничто меня не приневолит Мое сияние, мой волнующий дух Мой редко на земле гремящий стройный слух Такому смертному достойно принадлежит Кого не тонка страсть, не ломко счастье нежит; Но кто рассудок свой улучшил, просветил С природой истинной, как должно, согласил; Кто сердцу положил надежные пределы, И силен отражать – крушить разжены стрелы, Кто при величии смиренны дни ведет И ближнего от слез, от вздохов бережет, Я жертв не требую, алтарь мой – сердце честно А лучший фимиам познание небесно. |
|
|
