| Люди сбежались; Наташу подняли, понесли в ее светлицу и положили на кровать. Через несколько времени она очнулась, открыла глаза, но не узнала ни отца, ни тетки. Сильный жар обнаружился, она твердила в бреду о царском арапе, о свадьбе – и вдруг закричала жалобным и пронзительным голосом: «Валериан, милый Валериан, жизнь моя! спаси меня: вот они, вот они!..» Татьяна Афанасьевна с беспокойством взглянула на брата, который побледнел, закусил губы и молча вышел из светлицы. Он возвратился к старому князю, который, не могши взойти на лестницу, оставался внизу. – Что Наташа? – спросил он. – Худо, – отвечал огорченный отец, – хуже чем я думал: она в беспамятстве бредит Валерианом. – Кто этот Валериан? – спросил встревоженный старик. – Неужели тот сирота, стрелецкий сын, что воспитывался у тебя в доме? – Он сам, – отвечал Гаврила Афанасьевич. – На беду мою, отец его во время бунта спас мне жизнь, и черт меня догадал принять в свой дом проклятого волчонка. Когда, тому два году, по его просьбе, записали его в полк, Наташа, прощаясь с ним, расплакалась, а он стоял как окаменелый. Мне показалось это подозрительным, и я говорил о том сестре. Но с тех пор Наташа о нем не упоминала, а про него не было ни слуху, ни духу. Я думал, она его забыла; ан, видно, нет. Решено: она выйдет за арапа. Князь Лыков не противуречил: это было бы напрасно. Он поехал домой; Татьяна Афанасьевна осталась у Наташиной постели; Гаврила Афанасьевич, послав за лекарем, заперся в своей комнате, и в его доме всё стало тихо и печально. Неожиданное сватовство удивило Ибрагима, по крайней мере столь же, как и Гаврилу Афанасьевича. Вот как это случилось: Петр, занимаясь делами с Ибрагимом, сказал ему: – Я замечаю, брат, что ты приуныл; говори прямо: чего тебе недостает? – Ибрагим уверил государя, что он доволен своей участию и лучшей не желает. – Добро, – сказал государь, – если ты скучаешь безо всякой причины, так я знаю, чем тебя развеселить. По окончанию работы Петр спросил Ибрагима. – Нравится ли тебе девушка, с которой ты танцевал минавет на прошедшей ассамблее? |
| 84, 85. Резанец Иван Фомин р.п. и вместо Василья Муратова. 86. Резанец Ондрей Лысцов р.п. 87, 88. Коломнетин Иван Наумов и вместо князь Григорья Черзенскова р.п. 89. Федор Месоедов вместо Алексинца Андрея Горбатова р.п. 90. Ростовец Гаврило Гордеев и вместо Колуженина Дмитрия 91. Карсакова по ево веленью р.п. 92. Мещенин Иван болшой Яковлев и вместо мещенина ж 93. Наума Кирилова р.п. 94. Мецнянин Андрей Шеншин вместо Козлитина Романа Шепелева по ево веленью р.п. 95. Белевец Василей Павлов и вместо Белевца ж Микиты 96. Зыбина по ево веленью р.п. 97. Болховитин Федор Кравков. 98, 99. Колуженин выборной посадской человек Ларка Федоров р.п. и вместо Гаврила Палчикова по ево веленью р.п. 100. Брянченин Олексей Безобразов и вместо товарища сво- 101. ево Осипа Бакшеева по ево веленью р.п. 102. Стародубец Данила Бакшеев и вместо товарыща своево 103. Ивана Александрова по ево веленью р.п. 104. Карачевец Григорей Юрасов и вместо товарыща своево 105. Ioba Бошина по ево веленью р.п. 106. Романовец Борис Власьев и вместо Соловлян Микиты 107, 108. Хрипкова, да Романа Сатина по их веленью р.п. 109. Новагородка Северского Иван Люшин и вместо Рыли- 110. кина Афонасья Ортокова по ево веленью р.п. 111. Курчанин Гаврила Малышев и вместо Мецнянина Степана 112. Сухотина р.п. 113. Карачевец Григорей Юрасов вместо Одоевцов Фали- 114. мера (?) Шетилова, да Федора Колупаева и вместо Орлян. 115, 116. Воина Козина да Казарина Булгакова по их веленью р.п. 117. Черниговец Кондратей Вишневской р.п. 118. Новосиль Анофрей Головин и вместо товарыща своего 119. Ивана Савенкова по ево веленью р.п. 120. Федор Кривцов вместо Чернян Самоила Сверчкова да 121. Лариона Паршина по их веленью р.п. 122. Елчанин Денис Шилов и вместо Рашен Бесчаснова 123,124. (в)место Фролова да Игнатья Свиридова по их веленью р.п. 125. Псковитин Петр Елагин и вместо Пусторжевца Ивана 126. Яхонтова по ево веленью р.п. 127. Романовец Князь Дмитрей Нерыцкой и вместо Смольянина 128. Гневаша Моложенинова по ево веленью р.п. 129. Лученин Петр Красной и вместо Торопченина Андрея 130. |
| — Ну? Что скажете? — спросил Петр Алексеевич, окончив чтение. Брюс свирепо уткнулся подбородком в черный галстух. Корнелий Крейс не выразил ничего на дубленом лице своем, только сузил зрачки, будто отсюда увидал полсотни шведских вымпелов в Нарвском заливе; Александр Данилович, всегда быстрый на ответ, сегодня тоже молчал, насупясь. — Спрашиваю, господа военный совет, считать ли нам, что в сей хитрой игре король Карл выиграл у меня фигуру: одним ловким ходом на Нарву оборонил Кексгольм? Иль продолжать нам быть упрямыми и вести гвардию на Кексгольм, отдавая Нарву Шлиппенбаху? Корнелий Крейс затряс лицом, — противно адмиральскому положению вынул из табакерки кусочек матросского табаку, вареного с кайенским перцем и ромом, и сунул за щеку. — Нет! — сказал он. — Нет! — сказал Брюс твердо. — Нет! — сказал Александр Данилович, стукнув себя по коленке. — Кексгольм нам не трудно будет, взять, — проговорил Гаврила Иванович Головкин смирным голосом, — но как бы король Карл в это время у нас вторую фигуру не отыграл, на сей раз — ферзя. — Так! — сказал Петр Алексеевич. И без слов было понятно, что пропустить корпус Шлиппенбаха в Нарву — значило отказаться от овладения главными крепостями — Нарвой и Юрьевым, — без которых оставались открытыми подступы к Питербургу. Медлить нельзя было ни часу. Через небольшое время нарочные поскакали по шлиссельбургской дороге и вдоль Невы с приказом — повернуть обратно в Питербург войска и гребной флот. Поручик Пашка Ягужинский, не слезавший с седла трое суток, только и успел выпросить у денщика Нартова ковшичек царской перцовки и ломоть хлеба с солью и отправился обратно в лагерь к Петру Матвеевичу Апраксину, которому было ведено — без сомнения положить печаль свою на Господа Бога и стоять с войском крепко против шведского флота даже до последнего издыхания. Отпуская Ягужинского, Петр Алексеевич взял его за руку, притянул, поцеловал в лоб: — На словах передашь ему: через неделю всеми войсками буду под Нарвой… 2 Короля Карла разбудило заливистое пенье петуха; открыв глаза в полусвете палатки, он слушал, как петух с придыханием прилежно надрывает глотку; его возили в обозе и на ночь ставили в клетке у королевского шатра. Потом протяжно заиграл рожок зорю, — королю вспомнилось туманное ущелье, рога, собачий лай и нетерпение — пролить кровь зверя… У самого Шатра затявкала собачонка, по голосу — дрянь, из тех, что дамы возят с собой в карете… Кто-то шикнул на нее, собачонка жалобно взвизгнула. Король отметил: «Узнать — откуда собачонка». Неподалеку у коновязи забились лошади, одна дико закричала. Король отметил: «Жаль, но, видимо, „Нептуна“ придется охолостить». Протопали мерные, тяжелые шаги. Король насторожил ухо, чтобы услышать команду при смене караула. Над палаткой пронеслись птицы, разрезая со свистом воздух. Отметил: «Будет погожий день». Звуки и голоса становились все отчетливее. Слаще всех виол, арф, клавесин была эта бодрая, мужественная музыка пробуждающегося лагеря. |
| У Даля – разные значения Копыря кн. Иван Александрович Кашин [см. Каша], 1550 г.; кн. Иван Андреевич Елецкий, конец XVI в.; Копыря Гаврилов Доскин [см. Доска], 1608 г., Нижний Новгород Копыто, Копытов : Яков Копыто, середина XV в., Переяславль; Михаил Копыто, крестьянин, 1495 г., Новгород; кн. Юрий Михайлович Копыто Мезецкий, середина XVI в.; Василий Федорович Копыто Слизнев [см. Слизень], 1495 г.; от него – Копытовы Копьев Петр Никифорович, дьяк царя Ивана, 1562 г. Корабль Степан, крестьянин, вторая половина XV в., Новгород Корандышев Иван и Семен Андреевичи, 1538 г., Тверь; Корандышев Петр, крестьянин, Арзамас [Ср. Карандышев] Корачинский Мирон, помещик, 1626 г., Ржева Владимирова Кореев Иван Яковлевич, убит в 1580 г. под Луками Великими Корела, Корелка – распространено в Новгороде в XV–XVI вв.; кн. Петр Борисович Корелка Ромодановский, 1550 г.; Степан Корелкин, подьячий, 1634 г., Москва Корелка – 1) собака лайка; 2) олонецкий лен Кореленин Петр, крестьянин, 1606 г., Арзамас Коренев Иван Васильевич, 1565 г., Рязань Коренников Григорий Афанасьевич, посадский человек, 1606 г., Тверь Корепан Тимофей Александрович Головкин [см. Головко], 1546 г.; Корепан, крестьянин, 1545 г., Новгород Корепан – неловкий, неуклюжий человек Корех Михайлов, крестьянин, 1572 г., Новгород Корец Корец – железный ковш, мера сыпучих тел Корешок Коржава, Коржавин : Даниил Коржавин, первая поло вина XVI в., Кашин; Коржава, скоморох, 1564 г., Олонец; Михаил Игнатьевич Неврюй [см. Неврюй] Коржавин, 1525 г., Кашин Коржава – ржавчина, ржавое болото Корза, Корзо ( Корзан ): Еремей Корзо, крестьянин, середина XVI в., Новгород; Корзан Григорий, 1624 г., Кострома Корза – 1) перекат на реке, 2) сварливый человек Корзины , крестьяне, 1625 г., Кострома Корзихин Максим, 1610 г. Корин Русин [см. Русин] Борисович, 1565 г.; Корины, помещики, с конца XV в., Новгород Корка , крестьяне, 1545 г., Новгород; Сергей Коркин, крестьянин, 1626 г., Соль Вычегодская Коркода кн. Юрий Иванович Жижемский, вторая половина XV в.; от него – князья Коркодиновы |
| Петр не был удовлетворен объяснениями Шенбека; в его убеждении поступок с Паткулем был поступок «зело жестокий, против всех прав учиненный». Головин писал ему: «Каковы, государь, я письма получил от Паткуля из-за аресту тайно писанные к тебе и ко мне, в которых пишет, оправдая себя, что будто то по указу учинил, и просит освобождения из-за аресту себе, с тех списки для донесения вашему величеству послал я к Гавриле Ивановичу (Головину), понеже у него со всего дела о заарестовании его, Паткулеве, списки обретаются, и, выписав подлинно из посланных к нему указов о перепуске войск, отметил на поле: из того изволите яснее увидеть, что он то учинил весьма противно вашего величества указу; однако ж изволишь, государь, приказать кому говорить о нем, чтоб его из-за аресту свободить и привести к тебе, и тогда он какое может оправдание о себе показать, в чем буди воля твоя». Воля Петра именно состояла в том, чтоб постоянно требовать присылки Паткуля в Россию для исследования дела, но Паткуля не прислали. Расчет саксонских министров был верен: царь должен был ограничиться одними протестами, особенно когда Карл XII обратился против русского войска. В то время, когда Петр занимал Курляндию и сосредоточивал свое войско в Гродно, Карл XII стоял около Варшавы, где короновался его польский король Станислав. Пришла осень. Карл не двигался; король Август приехал в Гродно к Петру; царь, поруча ему свое войско, при котором были фельдмаршал Огильви и Меншиков как генерал над кавалериею, уехал в Москву. Но вдруг в конце декабря сказан был шведам зимний поход; в жестокие морозы Карл спешил к Гродно. Туда же в январе 1706 года спешил из Москвы больной Петр, встревоженный известием о походе врагах огорченный тем, что должен был оторваться от финансовых и других нужных распоряжений в Москве, где, по его словам, было «все добро, трудились во всех делах как возможно». Верный своему основному плану – бить шведов по частям для школы русским и не давать ни под каким видом генерального сражения, Петр, выезжая из Москвы, писал к Меншикову, что всего лучше войску выйти из Гродно к своим границам, чтоб не быть окружену шведскими войсками, если с Карлом соединится, с одной стороны, генерал его Реншельд из Польши, а с другой – Левенгаупт из Лифляндии. |
| Самара Степан Родионович Квашнин [см. Квашня], первая половина XV в.; от него – Самарины [см. Застава, Исуп, Кулик, Лысый] Самара – балахон, долгополая одежда Саматоя Иван Антонов, крестьянин, 1592/93 г., Арзамас Самко , крестьянин, 1545 г., Новгород Самодур Федор, крестьянин, 1630 г., Соль Вычегодская Самород Иван, крестьянин, 1475 г., Дмитров Самосадский Поводов сын Айгустов [см. Повод, Айгустовы], 1584 г., Переяславль; Самосадский Редриков [см. Редриковы], помещик, конец XVI в., там же Ср. самосад – природный осадок соли Самосват , крестьянин, 1627 г., Курмыш Самотекин Василий, крестьянин, 1492 г., Владимир Самотечкин Иван Александров, послух, середина XV в., Руза Самохвал Иван, посадский человек, 1582 г., Новгород; Самохвалы, крестьяне, 1628 г., Белев Самочерный Роман, посадский человек, 1595–1598 гг., Псков Самуня , крестьянин, 1545 г., Новгород Самуха , Никольский дьякон, еретик, 1491 г. 79 Самыга Федосеев, крестьянин, 1535 г., Московский уезд; Самыга, крестьянин, 1545 г., Новгород; Илья Самыгин, сторож Сытного дворца, 1573 г. Самыл , крестьянин, 1561 г., Соль Вычегодская; Кирилл Самылин, крестьянин, 1570 г., Новгород; Гаврило Самылов, крестьянин, 1614 г., Кострома Санбар ( Санбарко ) Степанович Качалов [см. Качало], г., Новгород Сандецкий Петр Христофорович, дворянин, 1629 г. Сандырь кн. Иван Дмитриевич Щетинин [см. Щетина], начало XVI в. Санин Федор, 1450 г., Кострома; Санин Авдий, крестьянин, г., Белев Санков Иван, крестьянин, 1640 г., Тихвин Санников Гридя [см. Гридя] Степанов, середина XV в., Дмитров Санник – сильная лошадь для запряжки в оглобли в противоположность лошади для езды верхом Сапчук Федор Дмитриевич Челищев [см. Челищев] Сапета Гаврило Григорьев, посадский человек, 1623 г., Гороховец Сапог Гридя [см. Гридя] Иванович Романов, 1501 г., Белоозеро; от него – Сапоговы; Давид Григорьевич Сапогов, губной староста, 1549 г., Белоозеро; Гавриил Давидович и Сумгур [см. Сумгур] Иванович Сапоговы, середина XVI в. Сапрыкин Никита, 1659 г., Устюг; Борис Сапрыкин, крестьянин, 1627 г., Белев |
| И мы хотим отдохнуть. Гетман вскочил на коня, не оборачиваясь, ускакал в темноту. Август повернулся к дамам. — Сударыни, итак, ваше утомительное путешествие будет вознаграждено… Скажите мне лишь ваши желания… Первое из них и самое скромное, — я догадываюсь, — ужинать… Не подумайте, что я забыл о ваших удобствах и развлечениях… Таков долг короля, — никогда и ничего не забывать… Прошу в мою карету… Глава пятая 1 Гаврила Бровкин без отдыха скакал в Москву, — с царской подорожной, на перекладной тройке, в короткой телеге на железном ходу. Он вез государеву почту и поручение князю-кесарю — торопить доставки в Питербург всякого железного изделья. С ним ехал Андрей Голиков. Белено было в дороге не мешкать. Какое там мешкать! На сто сажен впереди тройни летело Гаврилино нетерпеливое сердце. Доскакивая до очередного яма, — или, как иначе стали говорить, почтового двора, — Гаврила, весь в пылище, взбегал на крыльцо и колотил в дверь рукоятью плетки: «Комиссар! — кричал, вращая глазами, — сей час — тройку!» — и надвигался на заспанного земского целовальника, у которого одна лишь шляпа с галунами была признаком комиссарства, — за жарким временем бывал он бос, в одних исподних и в длинной рубахе распояской. «Ковш квасу, и, покуда допью, чтоб заложена была…» Андрей Голиков также находился в восторженном воспарении. Стиснув зубы, вцепясь в обод телеги, чтобы не свалиться, не убиться, с волосами, отдутыми за спину, с носом, выставленным, как у кулика, он будто в первый раз раскрыл глаза и глядел на плывущие навстречу леса, дышащие смолистым теплом, на окаймленные ядовито яркой зеленью круглые болотные озера, отражающие небо и летние тучки, на извилистые речонки, откуда — с черной воды — поднимались стаи воякой дичи, когда колеса громыхали по мосту. О дальнем, нескончаемом пути тоскливо заливался колокольчик под качающейся дугой. Ямщик гнал и гнал тройку, чувствуя сутулой спиной бешеного седока с плеткой. Редко попадались деревни, ветхие, малолюдные», с убогими избами, где вместо окошек — дыра в две ладони, затянутая пузырем да закопченная дымом щель над низенькой дверью, да под расщепленной ивой — голубок с иконкой, чтобы было все-таки перед чем хоть бога-то помянуть в такой глуши. |
| — Как же, дело известное, — сказал Яков, — об этой модели с Петром Алексеевичем мы поспорили. Я говорю: бастион низок, в волну будет душки заливать, надо его возвысить на двадцать вершков. Он меня и погладил дубинкой. Утрась позвал: «Ты, говорит, Яков, прав, а я не прав». И, значит, мне подносит чарку и крендель. Помирились. Вот эту трубку подарил. Яков вытащил из набитого всякой чепухой кармана обгорелую трубочк ус вишневым , изгрызанным на конце чубуком. Набил и, сопя, стал высекать искру на трут. Младший, Гаврила, ростом выше братьев и крепче всеми членами, с юношескими щеками, с темными усиками, большеглазый, похожий на сестру Саньку, начал вдруг трясти ложку со щами и сказал — ни к селу, ни к городу: — Алеша, ведь я таракана поймал. — Что ты, глупый, это уголек. — Алексей взял у него черненькое с ложки и бросил на стол. Гаврила закинул голову и рассмеялся, открывая напоказ сахарные зубы. — Ни дать ни взять покойная маманя. Бывало, батя ложку бросит: «Безобразие, говорит, таракан». А маманя: «Уголек, родимый». И смех и грех. Ты, Алеша, постарше был, а Яков помнит, как мы на печке без штанов всю зиму жили. Санька нам страшные сказки рассказывала. Да, было… Братья положили ложки, облокотились, на минуту задумались, будто повеяло на-каждого издалека печалью. Алексей налил в стаканчики, и опять пошел неспешный разговор. Алексей стал жаловаться: наблюдал он за работами в крепости, где пилили доски для строящегося собора Петра и Павла, — не хватало пил и топоров, все труднее было доставать хлеб, пшено и соль для рабочих; от бескормицы падали лошади, на которых по зимнему пути возили камень и лес с финского берега. Сейчас на санях уж не проедешь, телеги нужны, — колес нет… Потом, налив по стаканчику, братья начали перебирать европейский политик. Удивлялись и осуждали. Кажется, просвещенные государства, — трудились бы да торговали честно. Так — нет. Французский король воюет на суше и на море с англичанами, голландцами и императором, и конца этой войне не видно; турки, не поделив Средиземного моря с Венецией и Испанией, жгут друг у друга флоты; один Фридрих, прусский король, покуда сидит смирно да вертит носом, принюхивая — где можно легче урвать; Саксония, Силезия и Польша с Литвой из края в край пылают войной и междоусобицей; в позапрошлом месяце король Карл велел полякам избрать нового короля, и теперь в Польше стало два короля — Август Саксонский и Станислав Лещинский, — польские паны одни стали за Августа, другие — за Станислава, горячатся, рубятся саблями на сеймиках, ополчась шляхтой, жгут друг у друга деревеньки и поместья, а король Карл бродит с войсками по Польше, кормится, грабит, разоряет города и грозит, когда пригнет всю Польшу, повернуть на царя Петра и сжечь Москву, запустошить русское государство; тогда он провозгласит себя новым Александром Македонским. Можно сказать: весь мир сошел с ума… |
| Продал саадак да саблю Григорьевскую, взял пол 30 алтын; его ж продал шапку лисью горлатную, взял 20 алтын. Продал кафтан Григорьевской Фуникова под тафтою теплой, взял 4 гривны. Продал шубенко под сукном, взял пол полтины. Постригся Милобужанин Никита, в иноцех Никифор, Кулаков ученик, дал вкладу 20 алтын. Старцу Феодосию Фуникову дал монатию да ряску нову, а взял 15 алтын 2 деньги, а купил он на старицу на Анисью. Священник Сергий Ус на корм дал 5 рублев. Мясоедов человек Иванко Иевлев по памяти заплатил рубль денег. Из Рукины постригся Гаврило Корин, в иноцех Геласея, дал вкладу рубль денег. Продал сапоженка, взял 4 деньги. Из Гор прислала старица Елена Борисова, дочи Вещеозерского з братом своим з Григорьем вкладу 4 рубли. Игумен Кирил ис кельи прислал молебенных денег рубль, а даль те деньги Гаврило Мохнаткин. С Москвы прислал Алексей Данилович Басманов на паюсные окончины полтину. Гаврила Корона шапенко продал под сукном, взял 5 денег. Продал рубашенко да порченка, взял 10 денег. Старец Кузма дал гривну, написали имя в сенаник. Старец Маркел привез с Перевозскые мельницы, что вымолола 9 рублев 4 алтыны пол 3 деньги. Игумен Кирил ис кельи дал молебенных денег полтину. Старец Симан Юрской Сидорова дал рубль, написали 10 имян в сенаник. Князь Петр Кропоткин дал на молебен и на понахиду 2 рубля. На Гавриле на Каргопольце взял пол полтины, что дано от зазывные в Меркурьеве деле. Продал пояс шелков да сапоженка, взял 4 алтына 2 деньги. Князь Захарья Согорской на корм дал 5 рублев, да на молебен 2 гривны. Гаврила Корина по памяти взял полтину. И всех денег в феврале в приходе 52 рубля 11 алтын, 3 деньги. Месяца марта приход денъгам. Продал Русиновского платья кафтан суконной зелен на черевех на бельих ветх, взял полтину. Продал кафтан зенденинной вишнев, да зипунишко зенденинное, да телогреенцо заечинное, взял 4 гривны. Продал ногавицы суконные зелены, взял пол 3 алтына. Ферезишка голубы зенденинные ветшаны, взял 6 алтын. Продал однорядку лазореву Брюшкину, взял рубль. Да однорядку ветшану на страфил(и) да шапку лисью горлатку с шлыком, взял 21 алтын. |
| Тот хлопнул себя по бокам, засмеялся. Ванюша и Степа сдержанно улыбнулись, хотя оба не прочь были также прыснуть со смеху. Дева в лубяном кокошнике принесла горшок топленого молока. Кондратий сказал ей: — Машка, этот человек хочет посмотреть твоих болванчиков, для чего — не ведомо. Покажи… Дева помертвела, горшок с молоком задрожал у нее в руках. — Ой, не надо, не покажу! — поставила горшок на траву, повернулась и пошла, как сонная, — скрылась за кузницей. Тут уже все братья начали хвататься за бока, трясти волосами… Не смеялся один Голиков, — выставив нос, он глядел туда, где за углом кузницы скрылась дева. Гаврила сказал: — Ну, как же, Кондратий Степанович, все-таки будем расплачиваться? — Как расплачиваться? — Кузнец вытер мокрые глаза, расправил усы и уже задумчиво погладил бородку: — Увидишь царя Петру — передай ему поклон… Прибавь там от себя — чего полагается. И скажи, — Кондратий Воробьев просит-де на него не гневаться, глупее людей Кондратию Воробьеву не бывать… Государь ответ мой поймет… 2 За волнистыми полями, за березовыми рощами, за ржаными полосами, далеко за синим лесом стояла радуга, одна ее нога пропадала в уходящей дождевой туче, а там, где она упиралась в землю другой ногой, сверкали и мигали золотые искры. — Видишь, Андрюшка? — Вижу… — Москва… — Гаврила Иванович, — это вроде — как знаменье… Радуга-то нам ее осветила… — Сам не понимаю — с чего Москва так играет… А ты, чай, рад, что — в Москву-то? — А то как же… И рад, и страшно… — Приедем, — прямо в баню… Утречком сбегаю к князю-кесарю… Потом сведу тебя к царевне Наталье Алексеевне… — Вот то-то и страшно… — Слушай, ямщик, — сказал Гаврила на этот раз даже вкрадчиво, — погоняй, соколик, человечно прошу тебя, погоняй… После дождя дорога была угонистая. Летели комья с копыт. Блестела листва на березах. Ветерок стал пахучий. Навстречу тянулись, пустые телеги с мужиками, с непроданной коровенкой, или хромой лошадью, привязанной к задку. Проплывал верстовой столб с орлом и цифирью: до Москвы 34 версты… Опять у дороги — плохонькие избенки, стоявшие, которая — бочком, которая — задом, и за седыми ветлами на кладбище — облупленный шатер церквенки. |
|
|
